Губительница душ.
XXXIV. Призраки

XXXIV. Призраки

На следующий день граф Солтык получил от Эммы Малютиной записку такого содержания:

"Сегодня вечером я буду у Монкони, там у нас будет возможность переговорить наедине. Придите непременно".

Монкони затеял домашний спектакль, и в этот вечер была назначена репетиция одной из новелл даровитого Мюссе. Так как ни Эмма, ни граф не были в числе участвующих, то они остались в гостиной одни, и никто не обратил на это внимания.

-- Что же вы мне скажете? -- начал Солтык.

-- Я готова ввести вас в таинственный мир, -- отвечала сектантка, -- но для этого необходима своего рода нравственная подготовка. Вы должны удалиться на несколько дней от шумного света и обратить все ваши помыслы к Богу. Советую вам употребить это время на говенье, исповедь и приобщение к святым тайнам.

Все эти предписания были буквально исполнены графом, и несколько дней спустя Эмма пригласила его к себе в одиннадцать часов вечера. Борис доложил молодой хозяйке о приезде ожидаемого ею гостя. Она встретила его в зале и, взяв под руку, вышла вместе с ним из дому. Дойдя до площади, они сели в наемную карету, поехали в одну из самых отдаленных частей города и остановились перед старым, одиноко стоящим домом, окруженным высокой стеной. Седой старик в овчинном полушубке и с фонарем в руке отворил им ворота и повел их через сад к дому, который, казался необитаемым. Стены его поросли мхом и во многих местах дали трещины, ставни были закрыты, вокруг царила глубокая тишина, не было даже цепной собаки на дворе. Полуразрушенная лестница вела в длинный коридор, на одной из стен которого висел женский портрет без рамы. Старик ввел посетителей в небольшую комнату, где местами на потолке еще сохранились следы лепных украшений, зажег свечи в канделябрах, подбросил несколько поленьев в топившийся камин и остановился у дверей, ожидая дальнейших приказаний.

-- Ты можешь уйти, Аполлон, -- сказала ему Эмма, -- я позвоню, когда ты мне понадобишься.

В комнате пахло сыростью. Кроме стола, комода и двух стульев не было никакой мебели. На окнах висели гардины из шерстяной материи темного цвета, двери в смежные комнаты были затворены, на камине стояли старинные часы, на стене между иконами Богородицы и Св. Ольги висело распятие. Один из углов комнаты был отделен белой занавеской.

-- Что скрывается за этой белой занавеской? -- спросил он.

-- Посмотрите сами, -- ответила девушка, -- теперь там никого нет, но ровно в полночь появятся бесплотные духи.

Солтык приподнял занавеску и удостоверился, что за ней действительно никто не был спрятан.

Часы показывали три четверти двенадцатого. Эмма сняла с себя шубку и башлык; на ней было черное бархатное платье без всяких украшений. Лицо ее было бледно, большие синие глаза горели лихорадочным огнем. Долго и усердно молилась она, стоя на коленях перед распятием, затем взяла графа за руку и поставила его рядом с собой у камина.

что-то странное, непонятное: это было в одно и то же время и слабое мерцание света, и нежные, чуть слышные звуки, и необыкновенно приятный запах. На полу образовалось пустое белое облако; не принимая никакого определенного очертания, оно вытянулось, поднялось к потолку и исчезло.

-- Что это значит? -- тихонько спросил Солтык.

-- Я не знаю.

-- Каким образом могу я войти в общение с дорогими мне умершими людьми?

-- Вы должны сосредоточить все ваши мысли и желания на одной известной вам личности, душу которой вы хотите вызвать сюда.

-- Отец мой! -- воскликнул граф.

-- Поговорите с ним.

-- Могу ли я к нему приблизиться?

-- Вы можете делать все, что вам угодно.

 Позволите ли вы мне выстрелить в этот призрак? -- спросил Солтык, вынимая из кармана револьвер.

-- Почему же нет... Стреляйте.

Грянул выстрел. Когда дым рассеялся, Солтык увидел, что призрак стоит на том же самом месте.

 Скептик! -- проговорил он глухим голосом.

Граф протянул руки с намерением обнять тень своего отца, но она мгновенно испарилась.

 Невозможно не верить тому, что сам видишь и слышишь, -- в раздумье произнес Солтык и прибавил, обращаясь к Эмме: - Если я не сойду с ума, то готов сделаться членом вашего общества.

Снова поднялась занавеска, и явилась тень женщины, взоры которой с выражением неземной любви устремились на графа.

-- Моя мать! -- вскричал он, вне себя от испуга и изумления.

-- О дитя мое, -- проговорила тень, -- зачем уклоняешься ты от Бога? Опомнись и покайся, пока еще есть время. Я буду молиться за тебя у престола Всевышнего и Он смилостивится над тобой.

-- Скажи мне, откуда ты пришла?

 Из далекой неведомой тебе страны.

-- Куда ты стремишься?

-- В высокие надзвездные сферы... Туда влечет меня непреодолимая сила... Прощай, дитя мое, прощай!

Призрак исчез, и комната снова погрузилась в глубокий мрак.

-- О ком вы думаете в эту минуту? -- спросила Эмма.

 О моей сестре.

Комната внезапно озарилась сверхъестественным светом, в воздухе возник нежный аромат цветов. Легкое белое облачко приняло образ прелестной девочки в белом платье, с вьющимися волосами и большими синими глазами.

-- Это ты, Богуслав! -- произнес нежный, мелодичный голос. -- Я так давно с тобой не играла... Пойдем! Я не смею здесь долго оставаться.

Слова эти произвели на графа потрясающее впечатление. Он сделал два шага вперед, упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал, как ребенок. Его обняли две бесплотные маленькие ручки, свежие и душистые, как лепестки розы. Ощущение это было до такой степени приятно, что граф пролепетал, задыхаясь от восторга:

-- Не покидай меня!

 Не могу, -- отвечал призрак, -- вот эта девушка останется с тобой навсегда.

-- Кто? Эмма?

-- Да... Она укажет тебе путь к вечному блаженству... Прощай!.. Не забывай меня... Я часто о тебе думаю...

Милый призрак с улыбкой на устах поднялся вверх. Напрасно граф старался поймать его руками - он упорхнул, как резвая птичка. Дивные звуки вихрем пронеслись по воздуху и умолкли, аромат цветов исчез бесследно, в комнате снова воцарилась темнота.

-- Довольно! -- воскликнул Солтык. -- Иначе я сойду с ума! Умоляю вас, Эмма, прекратите этот опыт!

 Это не от меня зависит.

-- Прикажите зажечь свечи.

Девушка позвонила. В комнату вошел Аполлон и зажег свечи.

-- Отдерни занавески, -- приказал ему граф.

Старик обменялся с Эммой быстрым выразительным взглядом и немедленно исполнил приказание. Снова раздались нежные, жалобные, неземные звуки; вдали показался неясный призрак в виде белого туманного облачка и спросил торжественным, как струна звучащим голосом:

 Неужели ты и теперь еще сомневаешься?

 Нет, нет! -- возразил граф.

Призрак исчез, как дым.

-- Убедились ли вы, наконец? -- спросила Эмма.

Вместо ответа Солтык упал перед ней на колени и покорно склонил голову, а сектантка смотрела на него с невозмутимым равнодушием, без насмешки, но и без сострадания.