| Автор: | Захер-Мазох Л. |
| Категория: | Роман |
Том третий
36. Боевая вылазка
Было воскресенье. Весенний ветер по-прежнему дул над равниной. Снег, тая, стекал ручьями и образовывал небольшие пруды. Реки вскипали, голые макушки деревьев время от времени отбивали поклоны, облака, точно надутые паруса, плыли по ясному небу, и катилось сияющее колесо солнца. Прозрачный звон колоколов приглашал к службе. Симпатичные молодые крестьянки в праздничных нарядах, подобрав юбки до колен и держа в руках большие сапоги, босиком шлепали по лужам в сторону церкви.
Камельян Сахаревич только что прикатил в Михайловку и, вытанцовывая на доске, ведущей от подножки его брички к крыльцу, добрался до дома. Менев принял его очень приветливо. Фактор мигом сообразил, что тому опять понадобились деньги.
В будние дни Сахаревич всегда носил черный кафтан, но по воскресеньям облачался в голубой. В голубом он был и сегодня. Его физиономия, будто покрытая зеленой патиной, как лик императора на римской монете, пролежавшей в земле тысячу лет, выглядела курьезно и совершенно не гармонировала с ангельским цветом данного одеяния, да вдобавок фактор еще улыбался.
- Скажи-ка, Камельян, - начал Менев, - не мог бы ты одолжить мне небольшую сумму, случаем…
- У меня с собой пятьсот флоринов, - как бы ненароком вспомнил фактор. - Если ваша милость желает…
- Давай их сюда.
Дело было сразу улажено, после чего Камельян прошмыгнул в комнату Аспазии. Здесь у него тоже «случайно» обнаружились пятьсот флоринов, которые пришлись очень кстати госпоже Меневой. Затем он распаковал свои сокровища. Он доставил оба мужских костюма, заказанные Аспазией и Лидией, и с удовольствием показал два других, приготовленные им для графини и Брониславы Бадени. Перед обедом две вышеозначенные особы прикатили в Михайловку на коляске, доверху уставленной коробками и пакетами. Когда Ендрух с Софьей перетаскивали вещи в горницу Зиновии, все очень напоминало какой-то заговор: слышалось позвякивание оружия, поблескивали стволы пистолетов.
- Вы, похоже, войну вести собираетесь? - насмешливо поинтересовался Менев.
- Да, против вас, мужчин, - отрезала Аспазия, которая в последнее время обходилась с мужем как с подчиненным.
Сразу после застолья дамы, тихонько посмеиваясь, переоделись - и затем все вместе нагрянули в столовую, чтобы покрасоваться перед Меневым. Все они были в высоких сапогах, широких шароварах, обильными складками ниспадавших на голенища, длиннополых шнурованных куртках и с маленькими папахами на головах. Высокая стройная Бронислава смотрелась ничуть не хуже Зиновии. Так могли бы выглядеть Екатерина Великая и княгиня Дашкова в тот знаменательный день, когда первая начала революцию против своего венценосного супруга, внезапно появившись в Красном кабаке.[80] Аспазия, напротив, была похожа на опереточную диву, исполняющую мужскую роль, графиня - на молодого студента, а Лидия являла собой карикатуру на Диогена.
Наталья окинула их отнюдь не дружелюбным взглядом, однако промолчала. Но когда Менев, не удержавшись, отпустил несколько комплиментов в адрес Зиновии и Брониславы, ее терпению пришел конец.
- Вы двое и правда хорошо выглядите! - воскликнула она. - Сама я не стала бы показываться в таком наряде, но ваш вид, по крайней мере, не оскорбляет глаз. А вот мама, мне кажется, уже не в том возрасте, чтобы выкидывать подобные фокусы. Ты же, Лидия, - ты просто умора!
Наталья пожала плечами.
- Мама, - тихо проговорила она, отведя Аспазию в сторону, - я слышала, вы собираетесь ехать в таком костюме в город, это правда?
- Подумаешь! Невинное развлечение, не принимай все так близко к сердцу…
- Прошу тебя, мама, не ездить - или, по крайней мере, не в этом наряде. Сделай мне одолжение!
- Оставь меня в покое, - на полуслове оборвала свою дочь Аспазия. - Нас возглавляет такая благородная дама, как графиня, и я могу, не раздумывая, следовать за ней. Я не позволю испортить мне удовольствие. Будь ты понятливее, ты тоже эмансипировалась бы и отправилась с нами.
В то время как Наталья, запершись у себя, в ярости расхаживала из угла в угол и обливалась горькими слезами, пять новоиспеченных амазонок, закурив папиросы, принялись сражаться на рапирах и упражняться в стрельбе по мишени, благо графиня привезла элегантные дамские пистолеты.
Затем они на двух санях направились к Каролу в Хорпынь и, вооруженные пистолетами, ворвались в дом. Застигнутый врасплох Карол, дрожа, стоял перед ними и с растерянной улыбкой оглядывался по сторонам. В первое мгновение он решил даже, что попал в руки разбойников, и потребовалось какое-то время, чтобы он осознал положение и взял себя в руки.
- Революция женщин против их угнетателей началась! - воскликнула Зиновия.
- Вы наш пленник, - объявила Бронислава, приставляя к груди Карола терцероль.[81]
- Меня это радует, - ответил Карол, - однако попрошу вас… пистолет все-таки заряжен.
- Разумеется.
- Не шутите таким образом: каждый день читаешь в газетах о несчастных случаях…
- Итак, вы сдаетесь? - спросила графиня.
- Да, да.
- В знак того, что вы признаете наше господство, - приказала Бронислава, которая в темно-красном, отороченном мехом бархате выглядела просто умопомрачительно, - немедленно принесите присягу на верность и послушание.
Карол повиновался.
- А теперь приготовьте нам кофе, - решила графиня.
- Отличная идея, - поддержала ее Аспазия. - В государстве будущего, в котором мы будем издавать законы, уделом мужчин станет домашнее хозяйство.
принялся молоть кофейные зерна.
- Карол, ты бесподобен! - воскликнула со смехом Зиновия.
- Я могла бы прямо сейчас в вас влюбиться, - шутливо заметила Бронислава. - А если вы к тому же умеете хорошо стряпать и гладить, я бы взяла вас в мужья.
- О, прошу прощения, - вмешалась Зиновия, - он принадлежит мне, это дело решенное.
Потом Карол накрыл стол, поставил чашки, наколол сахару и, наконец, под громкое ликование дам появился с большим дымящимся кофейником. Дамы расселись, и он потчевал их кофе с пирожными.
- У тебя прекрасные задатки, - проговорила Аспазия. - Хочешь стать моим слугой?
- Карол моя законная собственность, - возразила Зиновия, - и я никому не позволю посягать на мои права.
Из Хорпыня амазонки отправились в окружной город, прихватив с собой Карола. Когда они вышли из саней перед гостиницей «De Pologne», вокруг них сразу собралась толпа праздного люда, сопровождавшая их затем до кофейни. Феофан и Данила с Василием примкнули к ним уже в гостинице. Дорогой они встретили Винтерлиха и кадета, а в зале кафе нашли остальных гусаров.
Зиновия предложила сыграть в бильярд. Решено было устроить сражение: одну воюющую сторону представляли дамы, другую - господа. Шары весело летали по зеленому сукну из стороны в сторону. Просторный зал ресторана был весь заполнен мужчинами, которые удивлялись дамам и любовались Зиновией, игравшей с неподражаемой уверенностью и грацией. Тем не менее победа досталась не дамам.
- Не торжествуйте раньше времени, - крикнула мужчинам Бронислава, - мы еще отомстим, дайте только срок!
После этого вся компания отправилась на променад, преследуемая стайкой уличной ребятни и евреями. Когда они проходили мимо католической церкви, там читал проповедь какой-то иезуит. Бронислава предложила войти в храм.
Пять амазонок произвели своим появлением неописуемую сенсацию. Крестьяне глядели на них, разинув рты, старые богомолки шипели, словно разворошенное змеиное гнездо, и даже иезуит на кафедре пришел в замешательство и несколько раз запнулся.
Наши дамы начали перешептываться, хихикать и бросать на него кокетливые взгляды. Среди прихожан уже раздавались недовольные голоса, жалующиеся на подобное святотатство. Винтерлих испугался скандала и посоветовал удалиться. Майор взял Брониславу под руку и пошел с ней к выходу. Остальные нехотя потянулись за ними. Но у церковной двери Зиновия еще раз обернулась и послала проповеднику воздушный поцелуй.
Винтерлих вспотел от страха и тем же вечером написал две эпистолы, которые сделали бы честь пророку Иеремии: одну - Меневу, а вторую - священнику Черкавскому.
В то время как пять амазонок ужинали с господами в гостинице и пили шампанское, Наталья незаметно выскользнула из дома, сама оседлала лошадь и поскакала в Ростоки. Завидев свет в окнах усадьбы, она не решилась войти, а медленно повернула обратно, остановилась в деревне и послала первого попавшегося крестьянского парубка к Онисиму.
- Барин дома, - сообщил он с лукавым выражением лица.
- Я так и предполагала.
- Отошлите свою лошадь к корчме, - продолжал Онисим, - а сами тихонько проходите в дом, он вас не заметит.
Наталья спешилась, передав узду хлопчику, и вошла во двор.
- Нет, он читает.
- Мне хотелось бы вечерок поболтать с тобой, - сказала Наталья. - Ты должен рассказать мне о нем.
- Это завсегда можно. Не соизволите ли войти?
Онисим проводил барышню в маленькую горницу, где обычно столовалась прислуга. Стены были оклеены изображениями святых, на двери виднелись три креста, нарисованные мелом в ознаменование Дня трех волхвов.[82]
Наталья устроилась на лавке возле печи.
- Ты уже жил в доме, когда Сергей был маленьким? - начала она.
- Я? - улыбнулся Онисим. - Я появился здесь раньше него, я, можно сказать, видел, как он на свет народился. Ах! Вот это был день, мы все не могли нарадоваться! Я видел, как Сергей подрастал, это был прекрасный ребенок, смышленый и добрый, только уж больно непоседливый. С первых шагов он всегда находился подле меня. Я впервые посадил его на лошадь, я научил его заряжать ружье и стрелять. Когда его отослали в город, в латинскую школу, он каждое воскресенье приезжал к нам, тогда мы вместе отправлялись в лес и стреляли коршунов и ворон. Потом он стал взрослым баричем, и у всех молодых крестьянок краснели щеки и сверкали глаза, когда мы заходили в корчму и он танцевал с ними, ибо он никогда не держался гордецом и раздаривал все, что имел при себе. Всякий любил его. В Лемберге, когда он учился в университете, дамы преследовали его так, что стыд и срам. На каникулах, когда он приезжал домой, к нему каждый Божий день приходила пачка писем, благоухающая, точно корзина с цветами, а время от времени сюда наведывались, под густой вуалью, и сами дамы. Комедия, да и только! Однако ни одна женщина не завоевала сердца Сергея. Он любит вас, только вас, Наталья; и вы непременно должны стать нашей барыней, тогда в нашем добром старом доме вновь воцарится радость.
- Об этом даже думать нельзя, - с горечью сказала Наталья. - Я слишком сильно его обидела. Я была бы довольна уже тем, что он хотя бы остался мне другом.
мы не были бы этим довольны! - возразил Онисим. - Неужто вы думаете, что ему так трудно вас простить? Я его лучше знаю. В прошлом он бывал ветреным и безрассудным, но у него отзывчивое сердце!
В таком ключе рассуждал Онисим, и его слова успокоительным бальзамом ложились на душу Натальи. Вдруг он подал ей знак, который она не поняла, и вышел из горницы. Спустя некоторое время Онисим вернулся, держа в руке темный футляр, аккуратно извлек из него маленькую акварель и протянул ей.
- Кто это?
Наталья с немым восхищением рассматривала портрет.
…
Наталья еще долго вглядывалась в портрет, затем положила его на стол и подала старику руку.
- Вы их должны были бы узнать, - с улыбкой заметил Онисим. - Это же он, мой барин: так он выглядел, когда ему минуло пять лет.
- Ну, мне пора, - сказала Наталья, - но прежде я хочу увидеть его, его самого.
Они вышли на двор под сень спокойного звездного неба, и Наталья тихонько приблизилась к светящемуся окну. В комнате, подперев голову руками, сидел за книгой Сергей. Освещенная лампой голова четко вырисовывалась на темном фоне. Наталья пальчиком забарабанила по стеклу. Сергей обернулся на звук, но она стояла в темноте и была уверена, что останется для него невидимой. В порыве прелестного озорства она постучала еще раз. Но едва он поднялся, выбежала за ворота, крикнув на прощание старику:
Когда Сергей отворил окно, снаружи ничего не было видно, кроме темного ночного неба да золотого воинства звезд.
Примечания
80
Имеется в виду кабак на дороге из Петербурга в Ораниенбаум.
81
Одноствольный или двуствольный карманный пистолет.
82