Забота.
Глава IX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Забота. Глава IX (старая орфография)

IX

Прошло пят лет, полных заботы и труда. Жизнь Павла была далеко не сладка. Он работал с самого ранняго утра до ночи, его прилежная рука хваталась за всякое дело, и все, за что он брался, преуспевало. Но он почти не замечал этого, так как ежеминутно его мысли были поглощены заботой о будущем.

Его лоб все время прорезывала та-же морщина, глаза были все так-же задумчивы и мечтательны, он так-же был углублен в себя; часто проходили дни, в которые он ни за работой, ни за столом не произносил ни одного слова.

Он пришел к заключению, что его работа в сущности безполезна. На благодарность отца он не расчитывал и привык обходиться без нея, но к чему ему было трудно привыкнуть - это хладнокровно относиться к тому, что, когда отец находится в известном настроении, он был в состоянии уничтожить в один час то, что создавалось Павлом в течение целых недель труда.

Когда отец возвращался из своих путешествий, он не раз в присутствии работников называл Павла пешкой и дурачком, горько жаловался на то, что обязанности, - что это за обязанности, никто не знал, - что обязанности заставляют его, уезжая далеко, бросать хозяйство в неспособные руки.

Павел в таких случаях молчал, так как в его сердце глубоко запала заповедь "чти отца и мать", которую он несколько видоизменил на "чти волю отца и матери", но его глаза мрачно и испытующе скользили по лицам работников. Если Павел видел, что кто-нибудь смеялся или втихомолку злорадствовал, подталкивая локтем своего соседа, он на другое-же утро расчитывал его.

Среди рабочих был один, который почти все время работал у них. Он был по происхождению литовцем и носил имя Михаила Раудзуса. Раудзус жил в равнине недалеко от Елененталя в жалкой землянке, обложенной со всех сторон торфом, чтобы ветер не снес её. У него была плохая жена, сидевшая уже два раза в тюрьме и заставлявшая детей нищенствовать.

Раудзус был молчаливым, угрюмым парнем, образцово исполняющим свою работу; без всяких выражений неудовольствия он уходил, когда в нем больше не нуждались, и по первому требованию во-время являлся на место для новой работы.

Вначале Павел не переносил Раудзуса, так как его молчаливость, угрюмый вид производили на него тяжелое впечатление; но раз ему внезапно пришла мысль, что он сам, по своему характеру, очень походит на Раудзуса, и с тех пор он полюбил последняго.

Со стороны отца тоже чувствовалось известное почтение к этому работнику; по крайней мере, в то время как он бил других рабочих, будучи в нетрезвом виде, он никогда не трогал Раудзуса. Казалось, что взгляд этого человека из-под нахмуренных бровей имел способность обуздывать отца.

Раудзус был вернейшим помощником Павла. Ему последний мог даже доверить продажу хлеба на рынке, он постоянно умел сбыт его за самую высокую цену.

В их тихом доме в эти пять лет медленно и незаметно свершились большие перемены. Все более и более терялись следы бывшей нищеты, все реже и реже чувствовалась нужда за их столом.

В саду появились нарядные куртины цветов, длинными рядами тянулись стручья бобов и кусты спаржи, старый изломанный дощатый забор заменился новым.

Скот ежегодно увеличивался, а две или три дорогия коровы давали возможность отправлять ежедневно в город большое количество молока, которое доставляло порядочный доход.

Если, несмотря на все это, в доме не могло быть и речи о полном довольстве, то виною всего являлся всецело отец, который большую част доходов терял в разных спекуляциях или пропивал.

Павел употреблял все усилия, чтобы тайком от него откладывать, по крайней мере, для сестер по несколько талеров в месяц.

Братьям также нужно было теперь больше денег, чем раньше. Макс сдал государственный экзамен и на год остался для практики в гимназии, но жалованья не получал. Готфрид, конторщик, каждый год в течение нескольких месяцев бывал без места. Оба в письмах просили денег. Эти просьбы писались на все лады. То получалось важное требование: "ссуди мне немедленно тридцать талеров", то следовала раздирающая сердце мольба: "если ты не хочешь, чтобы я погиб, имей сострадание и пр.". Павел провел не одну безсонную ночь, думая о том, как помочь братьям, и нередко посылал им деньги, лишая самого себя чего-нибудь необходимого.

Однажды Готфрид написал, что он совершенно обносился и ему нужен летний костюм. Павел собирался как раз в это время сделать себе праздничное платье, так как его старое было ему уж не впору. Со вздохом вложил он в конверт отложенные для этого деньги и послал брату. В письме он упомянул, что и его костюм находится в таком-же жалком состоянии. Брат оказался великодушным. Через две недели Павел получил от него посылку и ответ.

"Посылаю тебе при этом, - писал брат, - свое старое платье. При твоей непритязательности и образе жизни, ты может еще отлично его носить".

Будущность сестер-близнецов была, благодаря Павлу, в гораздо более блестящем положении, чем этого можно было-бы ожидать в семье с такими стесненными обстоятельствами. Он позаботился также о том, чтобы сестры его посещали частную школу, которую устроила жена священника - бывшая гувернантка - для дочерей богатых землевладельцев округа.

гордость не допускала, чтобы сестры были одеты хуже своих товарок, чтобы те смотрели на них почти, как на нищих. Он на себе слишком хорошо испытывал то чувство, когда на человека смотрят сверху вниз, и не желал подвергать ему сестер.

В матери Павел не мог найти поддержку даже в этих чисто женских заботах. Она была до того запугана постоянной бранью мужа, что не решалась брать на свою ответственность покупку кусочка ленты.

И Павел отправлялся в город, где его обманывали лавочники и портнихи.

Сестры-близнецы росли беззаботными и своевольными, не подозревая, какая драма разыгрывалась возле них.

прекрасно и не мало этим гордился, но он не знал, что его сестры назначают свидания за оградой сада и что половина их сверстников могла похвалиться, что целовала их прелестные красные уста.