Забота.
Глава XXI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Забота. Глава XXI (старая орфография)

XXI

На разсвете по дороге в Елененталь уныло двигались две решетчатые телеги; на одной из них было навалено то, что, удалось спасти от пожара; на другой, на соломенной подстилке, закутанный одеялами, лежал весь обгорелый, без сознания, сам владелец сгоревшей усадьбы. Бледная, дрожавшая женщина, заботливо охранявшая его, была подруга его детских лет.

- Мы отвезем его к сестрам, - сказал ей Дуглас, но Лиза положила руки на обгоревшие лохмотья одежды на груди Павла, как-будто принимая его навеки в свою собственность, и ответила:

- Нет, отец, возьмем его к себе!

- Но твои свадьба, дитя мое... гости...

- Что мне теперь за свадьба! - возразила она, не обращая внимания на смущение жениха.

На следовавшей за ними телеге находились старый комод, ящики с бельем и книгами, кое-какая посуда, молочный кувшин... и длинная трубка старика Мейгефера.

Но где-же был он сам? Единственный человек, который мог-бы дать сведения о нем, лежал тут в безпамятстве, может быть, уже в агонии...

Успел-ли старик спастись?... Или погиб в огне? Его комната оказалась пустою. Он исчез без следа.

- Я не жду ничего доброго, - сказал старый Дуглас. - Он всегда казался мне полупомешанным, и если мы отыщем его кости среди развалин, то будет ясно, что он сам поджег овин, а потом бросился в огонь.

Но когда они стали подъезжать к своей усадьбе, то услышали близ одного из сараев жалобный собачий вой и увидели чужую собаку, которая стояла, положив передния лапы на какую-то темную массу, и как-будто теребила что-то похожее на одежду.

Дуглас бросился к тому месту и увидел труп того, которого искали. Черты его лица были искажены и руки полуподняты, как-будто он окаменел внезапно. Возле него лежал разбитый горшок и в вылившемся из него керосине плавала коробка со спичками.

Седой великан сложил руки и прошептал молитву. Он вернулся к дочери, дрожа всем телом и со слезами на глазах.

- Лиза, сказал он, - взгляни туда, там лежит труп старого Мейгефера. Он хотел поджечь нашу усадьбу и Бог его покарал.

- Бог не поджигает овинов! - проговорила Лиза, устремив взгляд на сгоревшую усадьбу, над которой поднимался синсватый дымок среди сумрачного разсвета.

- Разве не Божий Промысел спас нас от гибели?

- Если кто спас нас, так вот кто! - ответила Лиза, указывая на Павла.

- Как?... Ты думаешь, что он пожертвовал своим добром... что он поджег, лишь для того, чтобы...

- Спроси его! - беззвучно проговорила девушка и зарыдала, прижимая руки к груди.

- Дай Бог, чтобы он был в состоянии ответить когда-нибудь! - прошептал Дуглас.

По его приказанию, слуги внесли труп старика в дом. Он послал и за врачом, решаясь ехать сам к Эрдманн, чтобы сообщить дочерям печальную весть.

Собравшиеся гости стояли у веранды, разукрашенной цветами, и бросились навстречу подъезжавшим повозкам.

- Лиза, на что ты похожа!... Лиза, побереги себя! - принялись кричать тетки, стараясь ее увести.

- Оставьте меня! - произнесла она, с ужасом отстраняясь от них.

Жених, на долю которого выпала жалкая роль в эту ночь, стал напрасно ее убеждать отойти от безпомощно лежавшого страдальца. Лиза смерила его взглядом с головы до ног, как-будто видя его в первый раз, и он, точно почувствовав свое полное ничтожество, удалился в смущении.

- Пожалей дочь! - кричали ему женщины. - Заставь ее успокоиться... она похожа на готовую помешаться...

- Неужели она угадала? - бормотал он, поглощенный своими мыслями. - Неужели он не задумался пожертвовать всем своим имуществом? Отстаньте от меня! - крикнул он окружавшим его женщинам.

- Но ты пойми! - продолжали оне. - В полдень прибудет пастор... На что она похожа?...

- Её дело!... Она знает, что требуется! - отвечал Дуглас, отгоняя женщин.

Люди вынули, между тем, Павла из повозки и внесли его в дом, одновременно с трупом его отца. Тихо взвизгивая, поплелся за ними и "Турк".

Лиза велела положить Павла в свою спальню, заперла дверь и села возле него. Тетки тщетно умоляли впустить их. Прибывший в одиннадцать часов врач объявил, что останется при больном до утра. Это был старый друг дома, думавший приехать на свадьбу и готовый поэтому провести и без того здесь несколько дней. Он объявил только, что вызовет телеграммой сиделку.

- Не могу-ли я ее заменить? - спросила Лиза.

- Если вы в силах... - с изумлением ответил он.

- О, да! - сказала она с загадочною улыбкой.

Тетки стали вновь стучаться к ней.

- Помилуй, малютка! - кричали оне сквозь дверь, - тебе надо одеться, ехать в магистрат. Пастор уже здесь!

- Пусть уедет, - отвечала она.

- На что вы решаетесь, дитя мое? - проговорил старик-врач, пристально смотря ей в глаза.

Вместо ответа, Лиза упала на колени пред постелью Павла, схватила его повисшую руку и со слезами поднесла ее к своим губам и глазам.

- Это - ваша твердая воля? - спросил старик.

Она утвердительно кивнула головой.

- А если он умрет? - проговорил врач.

- Не умрет, не должен умереть! - возразила девушка.

Старик печально усмехнулся.

- Хорошо, - сказал он, - оставайтесь при нем некоторое время одне и только переменяйте компрессы через каждые две минуты. Я отдохну немного тем временем.

Слышно было, как на дворе разъезжаются экипажи. Через час доктор вошел опять взглянут на больного.

- Скоро уедут и все, - сказал он. - Праздник отложен.

- Только отложен? - со страхом спросила Лиза.

Старик взглянул на нее и покачал головою. Человеческое сердце задавало ему каждый день новые загадки. 

* * *

вся поглощенная одною заботою о любимом человеке. Отец не препятствовал ей.

"Пусть выходит она его для того, чтобы он высказал мне всю истину!" - думал он.

Веселый Лев, поняв, наконец, что его роль слишком незавидна, выпросил у дяди уплату всех своих долгов и счел за лучшее вовсе покинуть Елененталь.

Труп старого Мейгефера был увезен его дочерями на другой-же день после пожара. Загадочная смерть старика возбудила не мало толков; столичные газеты посвятили ей целые статьи, благодаря чему он добился после своей кончины той известности, за которой тщетно гонялся при жизни. Судебные власти поджидали, между тем, выздоровления Павла.