Наследник имения Редклиф. Том первый.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наследник имения Редклиф. Том первый. Глава IX. (старая орфография)

ГЛАВА IX.

Что-ж было с Лорой во все это время? Вокруг нея разговаривали, смеялись, но она ничего не слыхала. Её мысли, чувства - все было поглощено сознанием настоящого счастия. Филипп любил ее, она для него дороже всех на свете - чего-ж ей больше? С детства привыкла она считать его своим первым другом и наставником. Будучи девочкой, она гордилась предпочтением, оказываемым ей перед прочей семьей. Теперь ей уже 18 леть, но она по прежнему была чиста и невинна, как ребенок. Романическая сторона жизни осталась совершенно ей неизвестна; она во всем вполне полагалась на мнение Филиппа; в её глазах он был непогрешим. Самая таинственность их отношений не путала Лору, она верила, что так должно быть, потому что он этого желает. Мать никогда не была поверенной её детских впечатлений; болезнь Чарльза не давала возможности мистрисс Эдмонстон смотреть за нравственностию и развитием дочерей. У тех поневоле жизнь складывалась иначе, чьм у девушек, неизменно руководимых материнской рукой. Оне совсем отвыкли делиться с нею своими радостями и горем. Лора была от природы чрезвычайно скрытна и поверяла свои мысли только одному Филиппу. Она вообще не знала жизни, ей и в голову не приходила мысль, что она обязана передать матери содержание своего последняго разговора с кузеном; напротив, она не давала даже себе труда обдумывать вопроса: прилично это или нет; ей казалось, что действия Филиппа не подлежат людской критике и, что если он предложил какого-бы то ни было рода план - она должна смело исполнить его.

Вернувшись домой, Лора убежала к себе в комнату, растворила окно и, усевшись на нем, предалась сладкой мечте о своем счастии.

Через несколько времени дверь тихо отворилась и Эмми едва слышными шагами подкралась к сестре, держа в руках три розы различных цветов.

- Как, Лора? поскликнула она. - Ты еще не начинала одеваться?

- А разве пора? спросила та, встрепенувшись.

- Как прикажешь тебе ответить? Ежели на моем языке цветов, как Филипп его называет, так я имею честь доложить, что у нас billes de nuit уже свернули свои колокольчики, а tigridias опустили лисгочки. Значит, не рано. Где ты витаешь, в волшебном мире, верно?

- Папа вернулся домой?

- Давно, и Гэй также. Где-ж ты сидела, если не слышала, как он и Эвелина пели вместе ирландския песни?

- Мне было видение, - сказала Лора, вскакивая с окна и смеясь каким-то неестественным смехом. - Эмми начала помогать ей одеваться и, взглянув пристально на сестру, спросила: - Лора, не случилось ли чего с тобою?

- А что-ж могло со мной случиться!

- Я почем знаю, может быть, ты в самом деле видела какого-нибудь духа. Душа моя, скажи правду, не утомилась ли ты? Что ты чувствуешь?

- Право ничего. Я думала об одном нашем разговоре с Филиппом.

- Только-то! заметила Эмми и замолчала, не имея привычки вмешиваться в отношения сестры и кузена. Лора успокоилась и, спускаясь вниз, мысленно решилась строго следить за собою в отношениях своих к Гэю. Хотя она вначале была убеждена, что с этой стороны она застрахована, но слова Филиппа, что слишком тесное сближение с Гэем может быть для нея опасно, не выходили у нея из головы.

Гэй, между-тем, был разсеян по уши предстоящим полковым праздником в Броадстоне, тем более, что он вздумал везти Чарльза на смотр. Эта блестящая мысль пришла ему в голову в то время, когда он вместе с Морицом де-Курси осматривал помещение в палатке, где назначался завтрак. Бедный Чарльз с давних пор не пользовался никаким развлечением вне дома; сколько ни пробовали его вывозить, все поездки делали столько вреда его здоровью, что мать раз навсегда отказалась от попыток такого рода. Но Гэй с таким жаром доказывал возможность свозить его в Броадстон, а Чарльз пришел в такой восторг от его плана, что мистрисс Эдмонстон, волей или неволей, принуждена была согласиться. Ее пугала мысль привезти больного в шумную толпу. Она твердила, что боится повторения истории с цветочной выставкой, где они потеряли сначала мистера Эдмонстона, затем свою коляску, и, наконец, Эмми с Шарлоттою. Все они отрашно перепугались, а Чарльз пролежал три дня в постели от утомления. Но ей не дали и говорить.

- Теперь Чарльз гораздо крепче, - твердил Гэй. - Я буду его вести под руку; сам схожу за экипажем; Филипп с Морицом не отойдут от него ни на шаг. Если Чарльз устанет, я его сам свезу домой, и он никому помехой не будет.

- Кроме вас, - заметила добрая мистрисс Эдмонстон.

- Я это делаю так же покойно, как будто перехожу из комнаты в комнату, - прибавил больной.

- Править понни буду я сам, а Уильям поедет рядом с нами верхом, чтобы в случае нужды держать нашу лошадь под уздцы. Палатка около самой дороги, там Чарльз может спросить себе позавтракать, когда устанет глядеть на смотр. Я нарочно вымерил шагами разстояние, отделяющее палатку от дороги. Это не дальше, как от наших садовых ворот до вишень.

- Ну, это для меня пусгяки! сказал Чарльз.

- Уильям будет все время сторожить наш экипаж и подаст его, когда вы захотите. Не мешая никому, мы себе преспокойно уедем домой.

- А как же полковой обед-то? спросила мистрисс Эдмонстон^-. - ведь вы приглашены в нем участвовать.

- О! этот обед тоска, - возразил Чарльз. - Он, я думаю, сам будет рад, если избавится от него.

- Еще бы! воскликнул Гэй. - в тысячу раз лучше спокойно пообедать дома.

Мистрисс Эдмонстон молчала; она вполне доверяла Гэю, но совестилась одного, что больной сын её может обременить услужливого молодого человека. Она передала все это мужу, который, как известию, не имел своего мнения. Тот успокоил ее тем, что отказать Гэю и Чарльзу было бы во сто раз хуже. Это значило бы испортить для них весь день. Лора с своей стороны радовалась, что Гэю теперь положительно было не до нея.

В среду вечером вопрос о погоде свел всех с ума, только Лора с матерью оставались спокойны. Дело возникло важное, небо грозило дождем. Облака, барометр, полет ласточек, красивые полосы на горизонте, круг около месяца - все обсуждалось, разсматривалось. Спору и крикам не было конца. Наконец Гэй громко расхохотался и извинился перед мистрисс Эдмонстон в том, что они ей надоели.

- Будь, что будет, но я сегодня ни слова больше не произнесу о погоде, - сказал он: - я и то целый день не мог приняться ни за что: так все из рук и валится. - Не сегодня только, а скорее целую неделю не было ему времени серьезно заниматься. С тех пор, как лэди Эвелина приехала гостить в Гольуэль, конца удовольствиям не было. Прогулки по горам, пикники, танцы, на которые иногда приглашались и мисс Гарпер, все это ежедневно сменялось одно другим. Эмми, Эвелина и Гэй прыгали целый день; фортепиано служило им только для полек и вальсов, а иногда раздавались на нем звуки джига (jig) ирландского танца, который был в глазах мистера Эдмонстона совершенством. Все утро до обеда проходило в прогулках, катании, пении или планах о каком-нибудь удовольствии для вечера. Лора не участвовала с некоторых пор ни в чем, и Эмми чувствовала маленькое угрызение совести, сознавая, что сестра далеко прилежнее и серьезнее её. Эвелина говорила тоже самое; но она гостила у них и потому считала себя вправе полениться. Мистер Лазсель не раз намекал Гэю, когда тот жаловался, что не успевает работать столько, сколько бы нужно было.

- Странно предполагать, - говорил смеясь его наставник: - чтобы вы успевали сделать что-нибудь дельное, когда у вас целое лето проходит в балах, да развлечениях. Так не готовятся к Оксфорду.

Утром, в четверг, погода была великолепная; ночью гроза освежила воздух и на небе не было ни одного облачка. В большую карету уселись: мистер и мистрисс Эдмонстон, лэди Эвелина, Лора с Эмми и Шарлоттою. Гэй осторожно усадил Чарльза в низенький фаэтон, уложив наперед все необходимое для больного. Он с торжеством хлопнул бичем и, сияя весь от радости и счастия, покатил по дороге в Броадстон. Все шло отлично. Чарльз радовался, как дитя. Дорога пестрая, шумная толпа людей - все казалось новостью для бедного больного, вечно замкнутого в четырех стенах. В фаэтоне раздавались безпрестанно шутки и смех. Мать то и дело выглядывала из кареты и каждый раз встречала оживленное лицо своего баловня-сына, который сидел прямо, и, повидимому, вовсе не ощущал утомления от дороги. Как счастлив был Чарльз в это утро! Он с улыбкой раскланивался с знакомыми, острил и смеялся с доктором Мэйрн; трунил над Филиппом, перекидывался взглядами с матерью и сестрами, хохотал над гримасами, которые выделывал Гэй, слушая своего врага-трубача. Он совершенно ожил, начал ходить по зале (чего давно не делал), взбирался по лестнице, сам того не замечая; просидел за столом впродолжение всего завтрака; разговаривал со всеми и тогда только почувствовал следствие неумеренного напряжения сил, когда они собрались домой обедать и готовиться к балу. Гэй уложил, а не посадил его в экипаж, бережно привез домой, на руках внес его по лестнице и положил на диван в любимой комнате - уборной Гольуэля. Чарльз не мог пошевелиться от усталости. Мать заранее была уверена, что поездка добром не кончится; но, видя, что больной, вообще, чувствует себя хорошо, она нашла нужным дать ему время успокоиться, оставила его одного, а сама с детьми и с лэди Эвелиной села за стол. Муж её, по просьбе полковых офицеров, остался обедать в Броадстоне. После обеда, дамы пошли менять туалет к вечеру. Эмми опоздала немного; карета стояла уже у крыльца, когда она вошла в гостиную. Лора и Эвелина связывали себе букеты, а Гэй, усевшись за рояль, наигрывал не кузнеца-музыканта по обыкновению, а какую-то арию. - Готова ли мама? спросила Лора.

- Почти, - отвечала Эмми: - но мне жаль, что она едет. Ей очень тяжело оставлять Чарльза.

- Надеюсь, что она не ради меня собирается на бал? заметила Эвелина.

- О нет! возразила Лора. - Она должна ехать. Папа будет очень безпокоиться, если она останется дома. При том же Чэрльз хорошо себя чувствует.

- Да она не боится за него, - сказала Эмми. - Но ведь вы знаете, как она мнительна на счет брата. У него такое волнение в крови, что он заснуть не может.

- Нельзя ли мне помочь чем-нибудь Чарльзу? спросил Гэй, перестав играть. - Я не собираюсь на бал.

- На бал не собираетесь? воскликнули в недоумении все три молодые девушки.

- Он шутит! возразила Эвелина. - Однако, нет! продолжала она, подходя к нему ближе. - Он еще не одет! Ну, это ни на что не похоже! Ведь мы, по вашей милости, опоздаем! Смотрите, я натравлю на вас Морица!

- Право, я не шучу! улыбаясь отвечал Гэй.

- Вы должны ехать. Это будет неприлично с вашей стороны! серьезно сказала Лора.

- Что, вы устали? больны? нриставала Эмми.

- Благодарю, я совсем здоров, а ехать все-таки не поеду.

Лора вдруг вспомнила, что ей вовсе не следовало бы настаивать, чтобы он ехал, и она предоставила сестре убеждать упрямца.

- И мана и Чарльз будут очень недовольны, если вы ради брата останетесь дома, сказала Эмми.

- Я вовсе не ради его остаюсь, Эмми, уверяю вас. Я совсем не собирался на бал! Я пришел к убеждению, что мне ехать не следует.

- А - а! вы верно считаете балы - вредными вообще?

- Совсем нет, но они не годятся для такой пустой головы, как моя. Я по милости их совсем одурел эту неделю и учиться попрежнему не могу.

- Если вы считаете своим долгом отказаться от удовольствия, делать нечего, - грустно проговорила Эмми. - Но мне очень жаль!...

- Благодарю вас за сожаление! заметил Гэй, - думая, что Эмми чувствует к нему простое сострадание (а между тем молодая девушка горевала лично о себе). - Мне это принесет большую пользу. Я завтра преспокойно займусь греческим языком, и вы мне разскажете о бале.

- А как вам хотелось потанцовать! сказала Эмми. - Однако, что же я вас соблазняю, вы верно уж решились остаться.

- Нет, он верно хочет, чтобы мы его упрашивали, Эмми, - с негодованием возразила Эвелина. - Ах, какой несносный! Слушайте, сэр Гэй, если мы, по милости вашей, опоздаем, не дерзайте и подходить ангажировать меня.

- Я все это время буду танцовать кадриль с Андромахой, смеясь сказал Гэй.

- Да полноте, не говорите вздору! Ступайте сейчас одеваться. Как это у вас достает духу стоять здесь, когда карета у крыльца.

- Я буду иметь честь посадить всех вас в карету, когда вы будете готовы, почтительно разкланявшись, произнес Гэй,

- Лора, Эмми, слышите! неужели он правду говорит! в отчаянии восклицала лэди Эвелина.

- Кажется, он не шутит! заметила грустя Эмми. Эвелина упала на диван, делая вид, что ей дурно.

- Очень жаль! смеясь возразил Гэй.

- Что-ж сказать Морицу? спросила она, вскакивая с дивана.

- Передайте ему, что его первый трубач так меня разстроил, что могли бы быть грустные последствия, если бы я приехал сегодня на бал.

- Дети, я вас, кажется, очень задержала, - сказала мистрисс Эдмонстон, входя в комнату. - Но видно вам не было скучно, я не слыхала: "Кузнеца-музыканта".

- Папа верно тревожится, что мы не едем.

- Мама! Гэй не хочет ехать с нами! вскрииала Эмми.

- Гэй? ... Что это значит?

- Ничего, уверяю вас. Просто не хочется.

- Нет, это невозможно. Вы должны непременно ехать.

- Неужели? Пожалуйста, не заставляйте меня ехать, мистрисс Эдмонстон, - умолял ее Гэй.

- Эмми, который час? половина одиннадцатого! Боже мой! мы папа решительно напугаем! сколько вам нужно времени, чтобы одеться, Гэй?

- Не менее часу, с улыбкой сказал он.

- Пустяки! Жаль, что поздно. Я настояла бы, чтобы вы ехали. Теперь уж делать нечего, нельзя же моего мужа заставлять дожидаться так долго. Лора! Лора! Ну, что мне делать?

- Позвольте мне пойдти к Чарльзу. Я почитаю ему вслух и, может быть, он заснет, - сказал Гэй.

- Спасибо вам, только не разговаривайте с ним, он опять придет в волнение. Почитайте ему, если хотите. Но каково мне-то будет рассказывать тем, кто о вас спросит, что я оставила вас сиделкой у больного сына!

- Я совсем не ради его остаюсь, - возразил Гэй. - Я вижу, что я очень глуп, вот почему и не еду.

- Отлично, сэр Гэй, очень рада, что вы, наконец, сказали правду, - воскликнула Эвелина, спускаясь с ступени крыльца, чтобы сесть в экипаж.

- А что-ж? я сам это хорошо знаю, - продолжал он, усаживая ее в карету. - Прощайте, лэди Эвелина! приберегите для меня кадриль, когда я буду умнее.

Гэй усадил всех дам в карету, хлопнуя дверцою и исчез. Мистрисс Эдмонстон не выдержала. Опрокинувшись на спинку кареты, она в отчаянии вскричала:

- Как будет всем досадно! заметила Лора.

- А нам-то как неловко! прибавила Эмми.

- Я отрекаюсь от него, - объявила Эвелина. - Он обманул все мои ожидания!

- Если бы не папа, я была бы в состоянии вернуться и заставить его ехать, - восклицала бедная мистрисс Эдмонстон. - Ведь из этого целая история выйдет. Зачем я согласилась!

- Впрочем, ему не надо вбивать в голову, что им в обществе так дорожат, - сказала Лора, - Желала бы я знать, что за причина такой фантазии. Я не поверю, будто светския развлечения мешают ему заниматься.

- Уж если он мало занимаетси, - вскричала Эвелина: - то что-ж сказать о всех нас? Нам, значиг, следует запереться и уткнуть нос в книги.

- Видно, что так, - сказала Эмми. - Для меня, по крайней мере, весь вечер испорчен, меня будет все совесть мучить, зачем я приехала.

- Мне очень досадно за него, - заметила мать: - хоть я и сознаюсь, что он принес огромную жертву.

- Сколько планов мы строили, говоря о сегодняшнем бале, - жалобным тоном продолжала Эмми: - и теперь все рушилось. Да, эта жертва дорого ему стоит, я уверена.

- Если бы он не был еще мальчик, я бы подозревала, что тут кроется ссора влюбленных, - заметила Эвелина. - Не смотря на это, я считаю, что во всем Лора виновата. На нашем бале она танцовала с ним всего один раз, а дома, всю эту неделю не отходила от рояля, как бы желая затмить своей игрой игру Гэя.

Лора вспыхнула и рада была, что никто этого не видит. Матери её вообще не нравились намеки Эвелины.

- Хорошо, если бы все это осталось между нами, - сказала она: - а то я боюсь, найдутся люди, которые перетолкуют выходки Гэя ио своему.

- Я рада, что хоть Чарльз тут, но крайней мере, в выгоде, - добавила Эмми.

- Только бы они там не слишком много разговаривали, - заметила мать. - Чарльза ничем не удержишь, опять взволнуется и не будет спать ночью.

Бедная мистрисс Эдмонстон! каково ей было выдержать спокойно взрыв негодования мужа, когда она приехала на бал.

- Отчего Гэя нет с вами? спросил он с изумлением.

- Он объявил нам, что ему нельзя быть ceгодня на бале, - отвечала мистрисс Эдмонстон: - а причины не объяснил.

- Это ни на что не похоже! с едва сдерживаемым негодованием заговорил её муж: - ОФицеры и без того обижены, что он не остался обедать, а тут он вот еще что выкинул. Давай мне 50 ф., я бы не согласился его оставить дома. Зачем ты не настояла? Это все твой баловник Чарльз виноват. Ты бы могла хоть до полуночи подождать, а все-таки привезти его с собою.

Мистер Эдмонстон наговорил ей еще много неприятного; как человек вспыльчивый, он иногда забывался, но кроткая жена спокойно выслушала всю его нотацию, и как ей ни трудно было, но она вошла в гостиную с улыбкою на губах. Перед прочими гостями, а главное перед хозяйкой бала, полковницей Дэн, она извинилась тем, что Гэй очень устает от частых балов; те удовольствовались её ответом, но Мориц пришел в ярость от невнимания к ним Гэя, а Филипп, услыхав, что Гэю не хотелось приехать, не сделал ни одного замечания.

теперь ей. Но между тем прежнее спокойное чувсгво дружбы к нему заменилось волнением. Звук его голоса заставлял как-то особенно биться её сердце, от одного взгляда его она вздрагивала и дотого была взволнована, что обрадовалась, когда Мориц пришел пригласить ее на первую кадриль. Филипп заранее подошел к лэди Эвелине для того именно, чтоб не обратить внимания других на излишнюю его поспешность танцовать с кузиной. Притом ему хотелось доказать Лоре, что он не имеет никакой особенной антипатии к ирландской барышне. Эвелина была в восторге от своего кавалера и дала себе слово вести себя, как следует.

Первый танец была полька, говорить много ей нельзя было, может быть, и к лучшему. Но в промежутках между турами польки, она не преминула восхититься маневрами, завтраком, говоря о Чарльзе, она не острила и вообще держала себя очень прилично. Филипп благосклонно с ней любезничал.

- Не могу удержаться, чтобы не осудить вашего кузена, - сказала Эвелина, делаясь все смелее и смелее. - Что это за чудак, вечно выкинет какой-нибудь ожиданный фарс!

- Да, он нам удружил сегодня, - заметил Филипп.

- Его отказ поразил нас, как громом. Я до последней минуты думала, что он шутит; зная его любовь к танцам, мне в голову не могло придти, чтобы он в самую минуту отъезда, ни с того, ни с сего вдруг отказался бы от бала.

- Он, кажется, любит делать сюрпризы другим?

- Я так и Лоре говорила, зачем она его поддразнивала, - смеясь продолжала болтливая лэди. - В последнее время она вечно сидела с книгами и отдалилась от нас. Я убеждена, что она задела его самолюбие. Вот и причина, почему он остался дома. Не правда ли, капитан Морвиль?

Тот мысленно давно с ней согласился, но промолчал.

- Какая сегодня Лора хорошенькая, - тарантила лэди Эвелина. Она просто царица бала. (Эвелина заметила, что Филипп доволен, и продолжала). По моему, она сегодня еще лучше одета, чем была у нас. Эти венецианския булавки на голове идуть очень к её строгому типу. Она решительно красивее всех; к тому же и держит себя превосходно.

- Это правда! коротко отвечал Филипп.

- Посмотрите, с какой гордостью Мориц ведеть ее под руку. Бедный! Ведь он до зарезу влюблен в нее.

- Это и заметно по его меланхолической физиономии.

Эвелина громко разсмеялась.

- А - а, так по вашему, влюбленные должны быть непременно грустны? сказала она. Это мы будем знать. Но я шучу, где-ж Морицу жениться на Лоре, они далеко не пара. Он, я думаю, даже коротко Лоры и не знает.

Филипп сделал с своей дамой два тура по зале прежде нежели посадил ее на место, по окончании польки. Эвелина таяла от счастия.

Затем началась кадриль, и Филипп ангажировал Лору; во время перехода через залу он тихо спросил ее.

- Лора, не слишком ли ты уж постаралась?

- Я тут не причем, отвечала она, вся вспыхнув.

- А отчего ж он вздумал выкинуть эту штуку?

- Как глупо, неестественно, невероятно! Это повторение истории с лошадью. Это просто прихоть, каприз. Я убежден, что перемена твоего обращения с ним, безсознательная с твоей стороны, конечно, что это перемена единственная причина его выходки. К чему это он возился с Чарльзом, а вас всех оставил на руках дяди, среди давки и толпы.

- Да, нам он был вовсе не так нужен, как Чарльзу.

- Все это подтверждает истину моих предостережений. Действуй Бога ради так, чтобы не оскорблять его самолюбия и не вызывать его на борьбу. Если твоя внезапная холодность задела его так много, значит, я не ошибся, я предостерег тебя во время, после было бы уже поздно.

- Боже мой! если бы я все это знала!

- Да, ты действовала чистосердечно, а другие это подметили, то есть другая, хотел я сказать.

- Верно тебе Эвелина что нибудь наболтала. Право, я ничем не изменила своего поведения в отношении к нему; я сидела больше на верху, вот и все; да сегодня, не очень настаивала, чтобы он ехал на бал, а больше я ничего не сделала.

- Вот тут-то и кроется вся суть. Он ждал, чтобы ты его упрашивала, и ты отлично поступила, что не польстила его самолюбию.

- В самом деле? Я вовсе об этом и не думала.

- Женский инстинкт лучший руководител, Лора. Вы женщины действуете часто безошибочно, сами не сознавая почему. Однако пойдем, нужно играть свою роль в комедии сегодняшняго праздника.

В этот вечер Лора против воли уверяла себя, что Гэй в нее влюблен, и, подумав несколько, сказала Филиппу. - Что ты скажешь на счет предполагаемой поездки в Ирландию папа со мной?

- Ты собираешься в Ирландию? спросил он с удивлением.

- Да. С тех пор, как Чарльз заболел, никто из нас, кроме папа, не ездил к бабушке. У нас в доме начали поговаривать, что не мешало-бы ему взять меня с собой на нынешнее лето.

- Я слышал, что он собирается туда, но не ранее, как по окончании служебного ваката.

- Да, он прежде так думал. Но к концу октября ему необходимо нужно быть дома и потому он хочет ехать в августе месяце.

- А Гэя куда же денут?

- Он будет жить в Гольуэле. Ему необходимо нужно быть подле Чарльза во время отсутствия отца. Когда я услыхала, что папа берет меня с собой в Ирландию, мне стало очень грустно. Но теперь я вижу, что мой отъезд принесет большую пользу. Это будет маленький разрыв с Гэем. Разлука - дело великое; после, наши отношения могут совсем измениться.

- Дельно сказано, Лора. Это отличная вещь, хотя мне не легко будет оставаться без тебя, но что ж делать? Впрочем, когда ты и вернешься, то мне все таки нельзя будет изменить моих отношений с тобой до поры, до времени.

- Ах! правда! сказала со вздохом Лора.

- Но не будем думать о себе. Спасем бедного Гэя, надо сделать разрыв, как ты выразилась. Мы избавим его от большого горя,

в дорогу.

счастии, я бы посоветовал твоему отцу ехать теперь же, а тебя взять с собою.

Впродолжении целого вечера Филипп посвятил себя обществу, и Лора, следя за ним глазами, не могла отделаться от неприятного чувства ревности, видя, как он любезен со всеми дамами, хотя внутренно она сознавала, что излишнее его внимание к ней обратило бы общее внимание. Окруженная сама толпою кавалеров, она мысленно досадовала, зачем ей мешают смотреть на Филиппа, мешают слушать его голос, понимать издали, что он говорит с другими. При малейшем взгляде его она краснела и конфузилась еще более, видя, что это неприятно Филиппу. От от времени до времени он выразительно посматривал в её сторону, как бы напоминая об осторожности.

Молодой Торндаль в это время, помня заповедь своего Ментора, по возможности держался вдали от лэди Эвелины; но он с трудом мог оторвать глаза от нея. Филипп подметил это и радовался, что довел его до возможности бороться с чувством. Торндаль, правда, пригласил один раз Эвелину танцовать, но, получив отказ, не подходил уже более, а танцовал больше с её кузиной, Эмми Эдмонстонь.

Та веселилась по своему, но этот бал далеко ей так не нравился, как бал у Килькоранов. Ей что-то совестно было кружиться на паркете, когда бедный Гэй, гораздо более трудолюбивый, чем она, сидел дома. Она улыбалась, по обыкновению танцовала с большим одушевлением, но осталась очень довольна, когда мать её послала Морица узнать, тут ли карета.

Филипп вместе с прочими кавалерами вышел в переднюю провожать их. Надевая шаль на плечи Лоры, он вполголоса шепнул ей: берегись, будь осторожна и умей владеть собою!

холодность Филиппа еще более притягивала ее к нему. Она всю дорогу домой думала о том, какое счастие быть им любимым. Мистрисс Эдмонстон тотчас по приезде заглянула в комнату больного Чарльза.

- Он спит спокойно! сказала она дочерям: - нам тревожиться нечего. Все оне простились и разошлись спать.