| Автор: | Капандю Э., год: 1865 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
II. ГРАНЖ-БАТЕЛЬЕР
Пробило половину второго, когда три ночных странника дошли до того места на улице Сен-Мартен, где, напротив улицы Жан-Робер, начинается улица Гран-Гюрлер.
Здесь они остановились, быстро обменялись шепотом несколькими словами, потом Б. повернул налево и исчез в направлении кладбища, а двое других повернули направо, на улицу Сен-Дени.
А. и В. не снимали своих черных бархатных масок и, закутанные в темные плащи, выделялись, словно два черных призрака, на белом ковре, которым была покрыта земля.
Глубочайшее молчание царило в этой части Парижа. А. наклонился к своему спутнику.
-- Ну что ж? -- сказал он просто.
-- Я признаю вас, -- ответил В., -- моим повелителем.
-- Так вы полностью доверяете мне?
-- Да, в полном смысле этого слова.
-- Как вы думаете, могу я положиться на Б. так же, как на вас?
-- Думаю, что у него нет таких причин, как у меня, слепо вам повиноваться, но зато есть огромное желание узнать истину об этой истории, близко затрагивающей его.
-- Я тоже так думаю, и так же, как вы, убежден, что могу на него положиться, но, на всякий случай, надо наблюдать за ним.
-- Я берусь за это.
Они дошли до здания Итальянского театра, который находился тогда на улице Моконсель и имел выход на улицу Монторгей. А. остановился.
-- Мы здесь расстанемся? -- спросил В.
-- Да, -- ответил А., -- продолжайте идти до площади Вандом, там вы знаете что делать.
-- Знаю... В котором часу вы придете завтра?
-- Не знаю, но обязательно приду.
-- Вас надо ждать?
Да, я должен иметь возможность найти вас в любое время - может быть, вы мне понадобитесь.
-- Я буду ждать.
-- Наблюдайте за Б., повторяю вам!
В. утвердительно кивнул головой.
-- Кстати, -- заметил он, -- я должен вас спросить: когда мы закончили работать и положили кости в могилу, вы оставили у себя кольцо с каким-то намерением?
-- Почему вы это спрашиваете? -- спросил А., сверкнув глазами сквозь отверстия маски.
-- То, что заметил я, вероятно, заметил и Б. -- вот почему я вас спрашиваю.
-- Вы правы, В. Я не положил кольцо в могилу и оставил его у себя в качестве залога, который может иметь силу, неизвестную вам, но ужасные последствия действия которой вы когда-нибудь узнаете. А если Б. спросит у вас об этом, скажите ему: я оставил у себя кольцо, чтобы осмотреть его более внимательно.
-- Еще один вопрос.
-- Какой? Говорите, не скрывая и тени ваших сомнений.
-- Судя по дате, проставленной на этом кольце - 30 января 1710 года - сегодня ровно тридцать лет, как это кольцо было дано той, что его носила.
-- Это очевидно, -- сказал А.
-- Стало быть... Это - просто случайность?
-- Нет, -- холодно ответил А., -- я назначил этот день для начала действий именно потому, что знал, что сегодня годовщина. Если Б. задаст вам этот вопрос, ответьте ему так же.
После краткого молчания А. спросил, изменив тон:
-- Есть ли у вас еще вопросы?
-- Больше нет, -- ответил В.
Слегка поклонившись, он сделал шаг вперед, как бы желая удалиться, но потом вернулся к своему спутнику.
-- Ах! Я забыл, -- сказал В.
Он пошарил в кармане, вынул оттуда сложенную бумагу и подал ее А.
Письмо Бине, -- сказал он.
-- Он соглашается? -- спросил А., взяв письмо.
-- На все!
-- Пусть хранит тайну, если хочет остаться на своем месте. Когда у короля охота?
-- Послезавтра.
-- В Сенарском лесу?
-- Да.
-- Хорошо, до завтра.
В. быстро удалился, А. остался стоять на месте. Потом, когда тень его спутника исчезла в темноте, он повернул направо на улицу Монторгей и направился к Гранж-Бательер.
В то время эта часть Парижа была почти необитаема. Лишь кое-где было разбросано несколько домов. С бульвара виднелась вдали капелла Ларецкой богоматери, возле этой капеллы находилась живодерня, а между ней и Гранж-Бательер простиралось кладбище. Снег продолжал падать, и весь бульвар напоминал белую скатерть. А. дошел до стены кладбища, не снимая маски и кутаясь в плащ. Он остановился перед низенькой дверью, встроенной в стену возле ворот. Эта маленькая дверь вела на кладбище и к дому сторожа. А. вставил в замок ключ, который держал в руке, переступил через порог и запер дверь. Едва он сделал пару шагов вперед, как раздался громкий лай, и огромная собака с медным ошейником, утыканным острыми гвоздями, бросилась к нему.
-- Молчать, Жако! -- сказал А., протянув руку.
Собака остановилась, завизжала, вертя хвостом, и начала прыгать около А., продолжая выражать свою радость дружеским повизгиванием.
Дверь сторожки отворилась, и в проеме показался человек.
-- Это вы, господин? -- спросил он.
-- Да, -- отвечал А.
-- Ах, слава Богу! Как моя жена будет рада увидеть вас! Она плакала, боясь, что вы не придете.
-- Не приду! -- откликнулся А, -- Но разве сегодня не 30 января?
-- Увы! -- сказал сторож, перекрестившись.
-- Ах! -- произнес взволнованно гость.
Какая-то женщина, взявшаяся невесть откуда, бросилась на колени в снег перед А. Тот взял ее за руки.
Мария! -- воскликнул он. -- Встаньте!
-- Нет! -- сказала женщина. -- Я на коленях благодарю того, кто исполняет волю Бога на земле.
-- Молчите, Мария, не говорите так!
-- Ваша рука дает облегчение страждущим.
-- Молчите, Мария, и встаньте.
Темнота была такая глубокая, и снег падал так густо, что невозможно было разглядеть черты трех особ, собравшихся перед домом.
-- Ступайте домой! -- сказал А.
-- Вы хотите остаться один на кладбище? -- спросила Мария.
-- Как обычно.
Да, но я каждый раз боюсь...
-- Разве вы верите в привидения? Мне хотелось бы верить, Мария, это было бы не опасением, а надеждой!
А. повелительным жестом отослал их:
-- Возвращайтесь домой!
Они повиновались. А., закутавшись в плащ, пошел к кладбищу, собака следовала за ним. Снег лежал толстым слоем и казался ослепительным на фоне черного неба. Над этим снежным слоем возвышались каменные кресты, колонны и решетки. Царило глубокое безмолвие. А. шел медленно, твердыми шагами, как человек, знающий дорогу среди этого лабиринта могил.
А. остановился перед деревянным крестом и встал неподвижно, сложив руки и склонив голову. Потом опустился на колени и долго молился. Крупные слезы падали из его глаз на сложенные руки. На часах капеллы Ларецкой богоматери пробило два часа. А. вздрогнул и протянул правую руку, в которой держал золотое кольцо.
-- Отец мой, -- сказал А. глухим голосом, -- вот обручальное кольцо, которое я этой ночью снял с пальца моей матери и принес на твою могилу. Тридцать лет тому назад в этот день вы оба были счастливы, и будущее улыбалось вам. Двадцать лет назад, в эту самую ночь, в этот самый час, вы оба стали жертвами гнусных убийц! На твоей могиле, отец мой, я поклялся отомстить! С помощью Неба я шел по пути, который должен был привести меня к истине. Нынешней ночью я добыл доказательство. Над этим кольцом, отец, которое ты надел на палец моей матери, я возобновляю клятву и исполню ее. И это мщение будет беспощадным и будет продолжаться безостановочно до того самого часа, когда Господь соединит меня с тобой.
Завершив свою тираду, А. встал, и, протянув обе руки над могилой, повторил:
-- Клянусь!
на коленях над могилой. Когда А. встал с колен, Жако последовал за ним взглядом, не трогаясь с места. Когда же тот поднял руки и произнес последние слова, Жако слегка заворчал.
А. возвращался к дому сторожа медленным шагом, Жако следовал за ним.
А. тихо постучал в дверь и сказал:
-- Выйдите сюда, друзья мои!
Он еще не успел закончить эти слова, как сторож и его жена показались в дверях. А. вытащил из кармана два кожаных мешочка.
Андре! -- сказал он, подавая один мешочек сторожу. -- Вот пятьсот луидоров на погребение всех трудолюбивых людей, семейства которых слишком бедны для того, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
Потом он обернулся к Марии и продолжал:
-- Мария, вот пятьсот луидоров для больных детей и несчастных матерей, а этот кошелек - лично вам. В нем годовая пенсия вашей матери и сумма, необходимая вашему брату, чтобы закончить дело, которым он занимается.
Она сложила молитвенно руки, и крупные слезы потекли по ее лицу.
-- И вы не хотите, чтобы я упала к вашим ногам, -- сказала она, -- когда вы столько делаете для нас!
Разве вы не делаете для меня больше, чем я могу когда-либо сделать для вас! -- воскликнул А. в сильном волнении. -- Благодаря вам я могу преклонить колени на могиле моего отца, а с этой ночи, наконец, и на могиле моей матери.
-- Неужели? -- вскричала Мария.
-- Так это правда? -- спросил Андре, подходя ближе.
-- Да, сведения, которые вы сообщили мне, были верны.
-- О! Нам помогало Небо в тот день, когда мы встретились.
Небо сжалилось, видя мои страдания. Я должен из признательности неограниченному милосердию Господа жалеть других. Не благодарите же меня, помогайте страждущим и облегчайте их страдания.
-- И по-прежнему сохранять тайну? -- спросила Мария.
-- Самую строгую - я этого требую! Жив я буду или умру, пусть никто не узнает, от кого пришла эта помощь, даже ваши родные. Эта тайна должна умереть вместе с нами.
-- Ваша воля будет исполнена, -- отвечала Мария, поклонившись.
-- Прощайте, друзья мои, -- сказал А., направляясь к двери.
Вы пойдете один в такой час, в такую погоду? -- испугалась Мария.
-- Чего мне бояться?
-- Разбойников и воров.
-- Если я встречу разбойников, у меня есть золото в кармане, чтобы откупиться. Если этого золота будет недостаточно, у меня на поясе есть пара пистолетов, а на боку - шпага.
-- Хотите взять с собой Жако? -- спросил Андре.
Нет, -- ответил А., лаская собаку, которая смотрела на него, не отрываясь.
-- Она может справиться с двумя нападающими, -- сказала Мария.
-- Даже с четырьмя, я ручаюсь за это, но пусть Жако останется здесь, он мне не нужен в нынешнюю ночь. После, может быть...
Отворив дверь, А. на прощание помахал рукой Андре и Марии и пошел по улице Гранж-Бательер, на которой находилось тогда только три дома напротив кладбища. Снег падал не переставая, покрывая землю толстым слоем, бросавшим в темноту сверкающие блики. А. надел маску и, закутавшись в складки плаща, пошел быстрыми шагами вдоль высокой стены Люксембургского особняка, который находился на левом углу улицы Монмартр и бульвара, тогда как напротив, на правом углу, был расположен особняк Юзе. Когда А. повернул на улицу Сен-Фиакр, вдруг раздалось громкое "кукареку" А. остановился, и его окружили шесть человек. У троих в правой руке был пистолет, а в левой - шпага с коротким толстым клинком. Руки одного из нападавших были спрятаны в карманах полукафтана.
Эти шестеро были одеты в лохмотья, а лица их были расписаны двумя красками - красной и черной. Ничего не могло быть страшнее вида этил существ, появившихся вдруг на фоне снега.
-- Чего вы хотите? -- спросил он твердым голосом, не становясь в оборонительную позу.
Тот из шестерых, у которого руки были засунуты в карманы, медленно подошел.
-- Плату за яйцо, -- сказал он. Протянув правую руку, он открыл ладонь, на которой лежало красное яйцо с белым крестом.
-- Плату за яйцо? -- повторил А.
Да, двадцать луидоров взамен этого яйца, которое обеспечит тебе спокойствие на всю ночь.
-- А если у меня нет двадцати луидоров?
-- Мы тебя обыщем и возьмем то, что у тебя есть, а потом будем держать взаперти до тех пор, пока ты нам не отдашь остальное.
-- А если я не могу?
-- Можешь. У тебя наружность дворянина, ты в маске и хорошо одет, наверное, возвращаешься с какого-нибудь любовного свидания. Ты вельможа или буржуа, значит, богат.
А если ты ошибаешься?
-- Я не ошибаюсь, заплати!
-- А если со мной большая сумма, чем ты думаешь?
-- Я прошу у тебя только двадцать луидоров - это наше правило. Но если ты хочешь, то можешь купить безопасность на последующие ночи, взяв несколько яиц и заплатив за них.
-- Кто может поручиться за безопасность?
Слово Петуха.
-- А если я буду защищаться? -- спросил А., вдруг раскрыв свой плащ. Он выхватил два пистолета, заткнутые за пояс. Разбойник не шевельнулся, зато остальные пятеро тотчас окружили А. со своим грозным оружием.
-- Не сопротивляйся! -- сказал тот, кто назвал себя Петухом. -- Плати или умри!
-- Я заплачу, -- ответил А.
Он вынул из кармана двадцать луидоров и подал разбойнику. Тот взял деньги одной рукой, другой отдавая яйцо.
Квиты! -- сказал он. -- Ты можешь идти куда хочешь нынешней ночью - покажи это яйцо, и тебя пропустят.
Он поклонился, раздался крик "кукареку", и разбойники исчезли. Куда они делись - невозможно было понять.
А. осмотрелся вокруг и продолжил свой путь так спокойно, как будто ничего не случилось.
Несколько минут спустя он дошел до предместья Сен-Дени. В этом предместье размещался монастырь Сестер милосердия, называемых Серыми сестрами. Этот монастырь был на углу улиц Сен-Дени и Сен-Лоран. День и ночь дверь его была полуоткрыта, и возле нее висел колокол, в который легко было позвонить.
А. остановился перед этой низкой дверью и легенько позвонил. Дверь отворилась, открывая взору переднюю, слабо освещенную небольшой лампой и выходившую на большой двор.
страдающие.
Руки монашенки были засунуты в серые рукава, скрещенные на переднике, большой накрахмаленный чепчик скрывал ее лицо, но по голосу можно было угадать, что она молода.
-- Чего хочет брат мой? -- спросила она.
-- Поговорить с матушкой от имени тех, кто страдает. Вы знаете, что сегодня 30 января, сестра моя?
А. сделал заметное ударение на последней фразе. Сестра милосердия посторонилась, став к стене.
Наша матушка ждет вас в капелле, -- сказала она своим кротким голосом.
А. прошел через двор в капеллу, возвышавшуюся в центре здания. Лампа, висевшая под сводом, разливала колеблющийся свет.
Женщина, одетая сестрой милосердия, стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки, которые держала в своих худых руках. А. медленно подошел и встал на колени позади нее.
-- Помолитесь за меня! -- сказал он.
Сестра милосердия тихо повернула голову. Она нисколько не удивилась, увидев человека в черной бархатной маске, перекрестилась и поднялась с колен.
А! Это вы, брат мой! -- сказала она.
-- Сегодня 30 января, сестра моя, -- ответил он, -- и четвертый час утра.
-- Я вас ждала.
А. остался на коленях. В руках у него был небольшой ящик, который он отдал сестре милосердия.
-- Вот мое обычное приношение, -- сказал он.
-- Да примет этот дар наш божественный создатель! -- сказала она. -- Пусть мольбы всех, чьи страдания вы облегчаете, вознесутся к нему и вымолят у него милосердие к вам.
А. медленно приподнялся с колен. Он низко поклонился сестре милосердия, потом пошел к двери капеллы. Настоятельница опередила его и, намочив пальцы в святой воде, подала ему кропильницу. А. казался очень взволнованным.
-- Сестра моя, -- сказал он. -- Моя рука не смеет коснуться вашей...
-- Почему? -- спросила сестра милосердия.
Потому, что ваша рука чиста, а моя - осквернена.
Монашенка тихо покачала головой.
-- Брат мой, -- сказала она. -- Я не знаю, кто вы, потому что я никогда не видела вашего лица и не знаю вашего имени. Мне не известно ваше прошлое, но я знаю, чем вы занимаетесь. Вот уже четвертый год, как ночью 30 января вы приносите мне, в эту капеллу, сто тысяч ливров - тайно раздавать страждущим. Сто тысяч ливров спасли жизнь многим больным! Дело, исполняемое вами в тайне, -- дело благочестивое. Какой проступок совершили вы - я не знаю, но милосердие всемогущего Господа неистощимо, а доказательством, что это милосердие распространяется на вас, служит то, брат мой, что в последние два года, как я заметила, особенно в нынешнем, все, кому я помогала вашими деньгами, выздоровели.
А. сложил на груди руки.
-- Неужели? -- произнес он, волнуясь.
-- Это ваши молитвы призвали на меня милосердие Божие, пусть эти молитвы опять вознесутся к Богу.
Он сделал шаг назад и прибавил:
-- Через год в этот самый час.
Выйдя из капеллы, он прошел через двор и отправился быстрым шагом к Сен-Дени.
-- Эх! -- сказал А., проходя через бульвар. -- Добрые дела закончены, теперь надо приниматься за дурные. Час благодеяний прошел, пробил час мщения!