Автор: | Капандю Э., год: 1865 |
Категории: | Роман, Историческое произведение |
XII. ЛЕТАРГИЯ
Бледный от волнения мужчина вбежал в комнату.
-- Дочь моя!.. -- сказал он прерывающимся голосом. -- Дитя мое!
Отец! -- сказал Ролан, бросаясь к Даже. -- Осторожнее!
Сабина!..
Шатаясь, Даже подошел к постели. В эту минуту в комнату вошли герцог Ришелье, начальник полиции и доктор Кене. Мадемуазель Кино пошла к ним навстречу.
Даже наклонился над постелью Сабины, взял руку молодой девушки и сжал ее. Глаза его, полные слез, были устремлены на бледное, бесстрастное лицо больной. Глаза Сабины были открыты, но смотрели в никуда. Она лежала совершенно неподвижно, дыхание ее было едва слышно.
Боже мой! -- прошептал Даже взволнованно. -- Боже мой! Она меня не видит, она меня не слышит!.. Сабина! -- продолжал он, наклонившись к ней. -- Дочь моя... мое дитя... неужели ты не слышишь голос твоего отца? Сабина!.. Сабина!..
Подошедший доктор тихо отстранил Даже.
Доктор!.. -- прошептал придворный парикмахер.
-- Отойдите, -- сказал Кене тихим голосом. -- Если она придет в себя, малейшее волнение может быть для нее гибельно.
Однако я...
-- Перейдите в другую комнату. Успокойтесь и предоставьте действовать мне.
-- Уведите его, -- обратился доктор к Ролану и Нисетте.
Пойдемте, батюшка, -- сказал Ролан.
Через пять минут вы вернетесь, -- прибавил Кене.
Нисетта взяла за руку парикмахера.
-- Пойдемте, пойдемте, -- сказала она. -- Жизнь Сабины зависит от доктора, надо его слушаться.
-- Ах, Боже мой! -- воскликнул Даже, увлекаемый Нисеттой и Роланом. -- Что же такое случилось?
рассмотрели молодую девушку.
-- Как она хороша! -- воскликнул Ришелье.
Кене осматривал раненую. Он медленно покачал головой и обернулся к герцогу и начальнику полиции.
Может она говорить? -- спросил Фейдо.
Нет, -- отвечал доктор.
-- Слышит ли она, по крайней мере?
Нет.
Видит?
-- Нет. Она в летаргии, которая может продолжаться несколько часов.
Вы приписываете эту летаргию полученной ране?
-- Не столько полученной ране, сколько случившемуся с ней. Я убежден, что эта молодая девушка испытала какое-то сильное потрясение - гнев или страх. Это могло лишить ее жизни. Рана остановила прилив крови к мозгу, но и ослабила больную, вызвав припадок спячки.
Спячки? -- переспросил Ришелье. -- Что это значит?
Оцепенение, первая степень летаргии. Больная не видит, не слышит, не чувствует. Летаргия не полная, потому что дыхание слышно, но все-таки такой степени, что, повторяю, больная абсолютно бесчувственна.
-- Это так необычно! -- сказал Ришелье.
Итак, -- сказал Фейдо де Морвиль, -- мы можем разговаривать при ней, не боясь, что она услышит наши слова?
Можете.
-- И сон ее не может прерваться?
-- Нет. Во всяком случае, я ручаюсь, что в ближайшее время это не произойдет: она не раскроет глаза, ничего не произнесет, глаза ее не будут видеть, слова для нее не будут иметь никакого смысла.
Сколько времени может это продолжаться? -- спросил Ришелье.
Не знаю. Припадок произошел вследствие исключительного происшествия, и я совершенно ничего не смею утверждать. Организм обессилен из-за потери крови, и я не могу обычными средствами разбудить больную. С другой стороны, прервав сон, я могу нанести девушке непоправимый вред, так как даже естественное пробуждение может вызвать смерть - и смерть скоропостижную. Больная может раскрыть глаза - и испустить последний вздох.
-- Ах, Боже мой! -- сказала мадемуазель Кино.
Но это не наверняка. Достаточно продолжительная летаргия даст телу полное спокойствие и уничтожит нервное волнение - тогда возможен счастливый исход.
-- Неужели?
Да. Все зависит от момента пробуждения. Если при пробуждении больная сразу не умрет, она будет спасена.
А по-вашему, доктор, что произойдет?
-- Я не знаю.
-- Итак, я не могу ни сам говорить с ней, ни заставить говорить ее?
Нет.
-- Составьте протокол, доктор, а герцог окажет нам честь и подпишет его, как свидетель.
Охотно! -- сказал Ришелье.
Если девушка умрет, не дав никаких показаний о преступлении, жертвой которого она стала, это будет ужасно! -- сказал Фейдо де Морвиль.
Согласен, но такое возможно.
-- Однако надо провести следствие. Вы рассказали все, что знали? -- обратился он к герцогу.
Абсолютно, -- отвечал Ришелье. -- Я очень хорошо все помню. Вот как было дело...
Вы согласны со всем, что говорил герцог?
Совершенно согласна, только я считаю нужным прибавить некоторые замечания.
-- Какие?
-- Сабину нашли распростертой на снегу. Капли крови были только вокруг нее и никуда не вели - это говорит о том, что девушка не сделала ни одного шага после ранения.
Да, -- подтвердил Кене.
-- Что еще? -- спросил Фейдо, слушавший с чрезвычайным интересом.
-- На снегу не было никаких следов борьбы.
Это значит, что нападение было неожиданным!.. Далее, далее, продолжайте!
Сабину не обокрали: у нее на шее осталась золотая цепочка с крестом, в ушах - серьги, а в кармане - кошелек с деньгами.
Удивительно! -- сказал начальник полиции.
Ее не обокрали... -- повторил звучный голос.
Все повернулись. Жильбер, не пропустивший ни слова из всего сказанного, подошел к группе разговаривающих.
Кто вы? -- спросил начальник полиции, пристально посмотрев на него.
Жених мадемуазель Даже, -- ответил Жильбер.
Ваше имя?
-- Жильбер... Впрочем, герцог, вы меня знаете, я имею честь быть вашим оружейником.
Это правда, -- сказал Ришелье, -- его зовут Жильбер.
Молодой человек поклонился.
-- И ты жених этой восхитительной девушки?
Так точно, ваша светлость.
Ну, поздравляю тебя. Ты, наверное, представишь мне свою невесту в день твоей свадьбы?
-- Ах! Надо прежде подождать, чтобы невеста выздоровела. Я прошу извинения у вас, герцог, и у вас, господин начальник полиции, что я вмешался в ваш разговор, но я люблю Сабину, и все что касается ее, трогает меня до глубины души... И ее не обокрали? -- обратился он к мадемуазель Кино.
Нет, друг мой, -- отвечала она.
-- У нее ничего не отняли?
Абсолютно ничего.
Так зачем же на нее напали?
Все молчали.
-- У нее на руках или на теле были следы насилия? -- продолжал Жильбер.
Нет, -- отвечал Кене.
Нет, -- прибавила Кино.
-- Очевидно, ее ранили в ту минуту, когда она меньше всего этого ожидала и не старалась защищаться? Но зачем она пришла на улицу Тампль?
Этого никто не знает, только она может объяснить это. Она вышла нынешней ночью из дому, и никто об этом не знал. Брат ее сегодня расспрашивал всю прислугу, всех соседей и ничего не смог выяснить. В котором часу она выходила, почему ушла одна, никого не предупредив - этого никто не знает.
-- Странно! Странно! -- прошептал он.
-- В ту минуту, когда Сабину привезли к мадемуазель Камарго, она не говорила?
Нет. Она уже находилась в том состоянии, в каком вы ее видите.
Вы говорите, что это случилось в четыре часа?
-- Да.
Вероятно, за несколько минут до того, как начался пожар в особняке Шароле?
За полчаса.
Жильбер опустил голову, не говоря ни слова.
-- Вы ничего другого не хотите мне сказать? -- спросил Фейдо у Кино.
Ничего, я все сказала.
А вы, доктор?
-- Я сказал все, что знал, -- отвечал Кене.
Напишите же протокол, о котором я вас просил.
Кене подошел к столику и начал писать протокол. Жильбер остался недвижим, с опущенной головой, погруженный в размышления. Довольно продолжительное молчание воцарилось в комнате. Дверь тихо отворилась, и вошел Ролан.
Отец мой непременно хочет видеть Сабину, -- сказал он.
Пусть войдет, -- ответил Кене, не переставая писать. -- Мы сказали все, что следовало сказать.