Рыцарь Курятника.
Часть вторая. Прекрасная незнакомка.
XXIV. Кабачок царя Соломона

XXIV. КАБАЧОК ЦАРЯ СОЛОМОНА

То, что сейчас называется ресторанами, называлось в старину кабачками, и среди самых знаменитых был "Кабачок царя Соломона". Тридцать лет за его столы садились принцы крови, вельможи и буржуа; он занимал весь дом на улице Шустри, на углу улицы Тиршап.

Была половина седьмого. Яркий свет освещал внутренность кабачка. В подвальном помещении размещались лавка и кухня, на первом этаже - обширные залы для больших обедов, на втором - отдельные номера.

В комнате под номером семь середину занимал стол, на котором было поставлено четыре прибора. Четыре канделябра - два на камине и два на столе - освещали комнату. Хотя на столе было четыре прибора, в комнате было только две особы: мужчина и женщина. Женщина - высокая, красивая, Разряженная, с бесстыдным взглядом, с развязными манерами - была та самая, которую мы видели в присутствии Рыцаря Курятника и которую публика называла просто Бриссо. Она сидела у камина в большом кресле и грелась у огня. На камине стояли графин и бокал, наполовину наполненные.

был в костюме дворянина, когда-то изысканном, но теперь грязном, истрепанном. Протянув одну ногу к огню, а другую положив на стул, он держал в руке бокал, в котором плескалось содержимое одной из трех бутылок, стоявших на столе.

-- Ventre de biche [буквально "чрево оленихи, лани", также название цвета -- белого с рыжеватым отливом - прим. верстальщика], Бриссо моего сердца, любовь моих воспоминаний и воспоминание моей любви, -- говорил он, -- ты не ожидала, что будешь сегодня ужинать со мной?

 Это правда. Я думала, ты так окружен своими кредиторами, -- ответила Бриссо, -- что не осмелишься и подумать о выходе из дома.

-- Ошиблась, моя красавица! Кстати, если я тебе говорю "ты", не слишком этим гордись: я имею привычку говорить "ты" всем, с кем ужинаю.

-- То есть, ты должен говорить "ты" всему Парижу.

-- Но если я говорю тебе "ты", зачем ты мне тыкаешь? Ведь у меня дворянская кровь в жилах.

-- Да, но когда к тебе пристанут и ты нуждаешься в десяти луидорах, тебя устраивает, чтобы я говорила тебе "ты", только бы дала взаймы.

 А когда тебе нужно ткнуть шпагой кого-нибудь, кто тебя стесняет, разве я не к твоим услугам? Если я тебе даю взаймы мою ловкость и мужество, кажется, ты можешь давать мне взаймы деньги.

-- Я только для этого и занимаю тебе.

-- Зачем же ты так фамильярничаешь со мной, и что говоришь мне "ты"?

-- Оставь меня в покое! Если ты будешь дразнить меня, я стану кричать по всему Парижу, что Вольтер дает тебе пенсию в сто луидоров за то, что ты аплодировал его трагедии.

-- Можешь рассказывать кому хочешь. Вольтер неблагодарный...

 Он отказался дать тебе два луидора?

-- И, к тому же, он мне уже не нужен: я теперь самое счастливое существо во всей Франции и Наварре.

-- То есть?

-- Со вчерашнего дня у меня есть особняк, сад, слуги, лошади, экипажи, и я к черту послал всех моих кредиторов.

-- У тебя есть все это?!

 Ну да!

-- Где же твой особняк? Я приеду к тебе с визитом.

-- В Тампле, у принца Конти. Его высочество просил меня занять комнату в его особняке, что чрезвычайно удобно, потому что Тампль - жилище принца крови - неприкосновенен, и я могу говорить из моего окна прокурорам и агентам мсье Фейдо все, что захочу, а они мне не смогут сделать ничего, кроме как кланяться в моем лице дворянину дома принца.

-- Ты дворянин дома принца Конти?

-- Да. Я, Шарль-Жак-Луи-Огюст де Рошель, кавалер де Ла-Морлиер, родившийся в Гренобле 12 мая 1701 года от благородной и старинной фамилии, имею честь занимать должность в доме принца Конти.

 Должность... Какую?

-- Человека любезного, приятного и услужливого.

-- А! Ты ему нужен - это понятно.

Морлиер опорожнил свой бокал.

-- Очень смешная мысль, -- продолжала Бриссо, -- принцу взять к себе такого человека...

 Молчи! Не забывай, с кем говоришь.

-- Кто тебя представил принцу?

-- Я сам. Представь себе, в настоящий момент я нахожусь в плохих отношениях с Вольтером, с начальником полиции, с коллегией клермонтских иезуитов, с моими кредиторами, которые гоняются за мной, как собаки за кабаном. Желая спокойствия, я однажды утром принарядился, надел на шею орден Спасителя и отправился к его высочеству.

-- Он тебя принял?

-- Очень любезно. Принц завтракал...

 И пригласил тебя?

-- Нет, но он выслушал меня. И вот что я ему сказал: - (Морлиер встал и принял позу, в которой он, вероятно, говорил с принцем Конти), -- "Монсеньор, я пришел предложить вам дело, которое считаю превосходным. Есть разные поступки, попытки, поиски, фантазии, потребности, которые в положении принца нельзя совершать, предпринимать и удовлетворять по своему желанию и по своей воле. Поэтому каждому принцу крови следует иметь возле себя преданного служителя, которого можно было бы выставить вперед в случае надобности, и который имел бы имя, приличное звание и репутацию, уже потерянную или готовую потеряться. И вот, такой полезный человек, который все видел, все читал, все познал, все делал, который годится на виселицу и бывает в хороших домах, у которого есть друзья во всех слоях общества, который не отступает ни перед каким - хорошим или плохим - поступком, который не боится ни черта, ни полиции, ни удара шпаги, ни Бастилии, этот человек - единственный, неповторимый - я! Я - кавалер де Ла-Морлиер, я - служивший в мушкетерах, я - имеющий в друзьях Шароле, Бульона, Рогана, Монморанси, Тремуйля, я - участвующий в ужинах Ларошфуко, Коссе, Креки, Мальи, Бове, Бофретона, Ришелье, я - промотавший отцовское наследство для того, чтобы не иметь с ним хлопот, я, наконец, знающий все, видевший все, делающий все! Поверьте мне, монсеньор, возьмите меня к себе: подобного мне вы не найдете".

-- Бесподобно! -- сказала Бриссо, слушавшая с восторгом. -- А что сказал его высочество?

-- Его высочество понял, чего я стою, и предложил мне комнату в Тампле, в которой я и поселился вчера.

-- Браво! А я думала, что ты шутишь.

 Это чистая правда - повторяю. Я никогда не был так спокоен. За сим, милый старинный друг, наполни мой бокал, потому что мои бутылки пусты. За твое здоровье!

-- Объясни мне теперь, зачем ты пригласил меня ужинать?

-- Что? -- с удивлением спросил Морлиер.

-- Я спрашиваю: зачем ты пригласил меня ужинать?

-- Я должен тебя об этом спросить.

 Как?!

-- Ведь ты мне писала, чтобы я был здесь в шесть часов вечера сегодня, в комнате номер семь, в "Кабачке царя Соломона".

-- Ты шутишь!

-- Вот твое письмо!

-- А вот твое.

тут же громко расхохотались.

-- Это уж слишком! -- воскликнул Морлиер.

-- Какая шутка! -- сказала Бриссо.

-- Что значит эта мистификация?

-- Это не мистификация, -- произнес чей-то голос.

-- Э! -- вскричала Бриссо. -- Виконт де Сен-Ле-д'Эссеран!

-- Он самый, моя красавица, с другом, который будет очень рад поужинать с вами!

Он обернулся: человек, костюм которого сверкал бриллиантами, вошел в комнату.

-- Ах! -- вымолвил Морлиер, зажмурив глаза. -- Это солнце.