Рыцарь Курятника.
Часть вторая. Прекрасная незнакомка.
XXV. Желания

XXV. ЖЕЛАНИЯ

Виконт Сен-Ле-д'Эссеран вошел с той изящной непринужденностью, с той дерзкой фамильярностью, которую регентство передало царствованию Людовика XV. Высоко подняв голову, вздернув нос, с насмешкой на губах, в шляпе набекрень, правую руку засунув в карман панталон, левой опираясь на эфес шпаги, виконт остановился, выставив вперед правую ногу и перенеся всю тяжесть тела на левую. Виконт был очарователен, до того очарователен, что Бриссо, смотревшая на него с видом знатока, прошептала так, что было слышно:

-- Милашка!

 Вот эти две особы, о которых я вам говорил: кавалер де Рошель де Ла-Морлиер и мадам Мари-Жозефина-Филаминта Бриссо.

Бриссо присела в низком реверансе. Морлиер поклонился в третьей позиции, как танцмейстер в менуэте.

Спутник Сен-Ле обвел глазами обоих, но взгляд остановил на Морлиере. Не говоря ни слова, он вынул из кармана табакерку, осыпанную бриллиантами, и медленно раскрыл ее. При этом движении на пальце его блеснул перстень с солитером изумительной величины. Морлиер закрыл глаза, как будто был ослеплен.

 Сияние!.. -- сказал он.

Незнакомец улыбнулся, потом, пристально посмотрев на Морлиера, сказал ему вдруг:

 Сколько ты стоишь?

Кавалер остолбенел. Этот резкий вопрос убил его наповал, как метко направленная пуля. Морлиер был одним из самых бесстыдных, самых дерзких и самых безнравственных людей, каких только можно было найти в ту эпоху, когда в высшем обществе порок не считался постыдным. Но как ни тупа была его совесть, удар был так силен, что присутствие духа изменило ему. И все потому, что вопрос был до того ясен, до того справедлив, он выказывал такой стоицизм и такое презрение, что, как ни бесстыден был этот человек, он растерялся. Однако быстро оправился и ответил:

 Сколько я стою?.. Это зависит...

-- От чего или от кого? -- спросил незнакомец.

-- От того, кто обращается ко мне. Для одного я не стою и веревки, на которой могут меня повесить, а для другого я на вес золота. К какой категории относитесь вы?

 Как ты сам захочешь. Выбирай.

 Я уже выбрал...

Незнакомец резким движением закрыл свою табакерку, бриллиантовая пуговица оторвалась от его жилета и упала на пол. Морлиер проворно наклонился, еще проворнее поднял пуговицу и, положив ее на ладонь, вымолвил:

-- Клянусь рогами дьявола, чудный бриллиант! Он стоит по крайней мере три тысячи ливров.

И со вздохом сожаления подал бриллиант незнакомцу.

 Он переходит к вам, -- сказал незнакомец, -- сохраните его как сувенир.

 Если бы и другие пуговицы сделали то же самое! -- вскричал Морлиер. -- Я теперь понимаю все, -- прибавил он, -- вы у меня поинтересовались: "Сколько ты стоишь?", а теперь я спрашиваю вас: во сколько вы меня цените?

-- Это зависит...

-- От чего или от кого?

 От того, что ты можешь сделать.

 Я могу сделать все.

-- Даже то, чего не делают?

-- Особенно то, чего не должно делать.

 Ты умен.

-- Я живу моим умом.

 Ты можешь убить человека?

-- Как выпить бокал шампанского.

 Ты не способен подчиняться тому, что дураки называют добрыми чувствами? Тебе не свойственны добро, великодушие, не легко ли тебя растрогать?

-- Мои пороки совершенны и тверды, потому что им не приходится побеждать ни малейшего приступа добродетели.

Незнакомец сделал еще движение, и вторая пуговица оказалась на полу. Морлиер поднял ее еще проворнее, чем первую.

 Пара... -- проговорил он в восторге.

-- Я отдам свою кровь до последней капли, чтобы узнать, кого я должен иметь честь благодарить.

-- Графа А., -- ответил незнакомец.

-- Графа А., -- повторил Морлиер, -- прекрасное имя!

-- Ну что? -- спросил он.

 К вашим услугам, -- ответила Бриссо с низким реверансом.

-- Ты готова?

 На все.

 Раз так, сядем за стол и будем разговаривать за ужином.

Виконт де Сен-Ле позвонил, между тем как граф А. садился за стол. По правую руку от него сел Морлиер, по левую - Бриссо. Пришел слуга.

-- Подавайте! -- сказал Сен-Ле и тоже сел.

-- Смерть моей жизни! -- вскричал Морлиер. -- В "Кабачке царя Соломона" великолепные ужины. Это первый кабачок во Франции.

 Давно вы его знаете? -- спросил граф, который ничего не пил и не ел.

-- Да.

 Если ваши воспоминания верны, то они могут относиться к давнему времени.

-- Да...

-- В 1725 году, в январе, в ночь под Новый год не ужинали ли вы здесь?

 Подождите!.. Подождите!.. -- сказал он. -- Мне кажется, что...

-- Это было в этой самой комнате. Вас сидело за столом двенадцать человек, вы встречали Новый год.

-- Что вы хотите мне напомнить?

-- Тут были де Конфлан, де Креки - дядя нынешнего; де Коаньи, де Ришелье, де Лозен, Фиц-Джеймс, де Таванн, де Шароле, де Конти, де Рие, вы и еще двенадцатый человек, имя которого я забыл, но которого я назову бароном. Вы помните?

 Все так и было.

-- Приближалась полночь. Ужин был в полном разгаре, бутылки опустели, и в головах начали возникать самые сумасбродные идеи...

-- Откуда вы знаете все это? -- спросил Морлиер.

 Условились, что когда пробьет полночь, то есть в ту минуту, когда закончится 1724 год и начнется 1725, будут пить за здоровье и высказывать друг другу всякие пожелания...

 Ну да, -- закричал Морлиер, -- Фиц-Джеймс пожелал мне сидеть в тюрьме, а через месяц я точно попал в тюрьму за долги.

 Условились, -- продолжал граф, -- что каждое желание должно быть выполнено, насколько бы странно и сумасбродно оно ни было, и все присутствующие без исключения должны были способствовать исполнению этих желаний.

-- Именно, и я помню, что наш друг барон, имя которого вы забыли, назывался Монжуа.

-- Именно, кавалер. Отчего же вы вспомнили об этом самом бароне Монжуа?

 Он изъявил графу Шароле самое забавное желание.

-- Какое? -- спросил виконт де Сен-Ле.

 Отбить через неделю любовницу у первого дворянина или буржуа, которого он встретит на другой день после полудня, или ходить в желтом костюме четыре дня.

-- А! -- сказал Сен-Ле со смехом. -- В самом деле, странное желание!

 А что отвечал Шароле? -- спросил граф. -- Какое желание высказал он в свою очередь, вы помните?

-- Не совсем, -- ответил Морлиер с некоторым замешательством.

-- Граф де Шароле, -- продолжал граф, -- пожелал, чтобы через месяц любовницей барона стала первая девушка, замужняя женщина или вдова, которую он встретит, выходя из кабачка, будь она стара, безобразна, дряхла, -- или четыре дня носил парик из кабаньей кожи.

 Одно желание стоило другого! -- сказал Сен-Ле, улыбаясь.

 В этом самом году, весной, -- обратился граф к Бриссо, -- вы продавали букеты в саду Пале-Рояль.

-- Да, -- ответил Бриссо с удивлением, -- я этого не забыла. Но как вы это помните? Ведь я была цветочницей только полгода.

-- Да, вы начали продавать цветы 12 января того года.

Бриссо вздрогнула, как будто воспоминание об этой дате произвело на нее неприятное впечатление.

 12 января! -- повторила она.

-- В этот самый день вы продали ваш первый букет? -- спросил граф.

-- Да... Но откуда вам известно, что в этот день я продала свой первый букет?

Граф не ответил. Бриссо смотрела на него, не смея продолжать расспросы.

 Как вы много знаете! -- сказал Морлиер, с наслаждением попивая превосходное вино. -- Право, мне кажется, что вам известно все.

 Хотите иметь доказательство? -- спросил граф.

-- Ну да. Ничто так не способствует пищеварению, как беседа с человеком таких необыкновенных достоинств, как вы, граф.

Поклонившись графу, Морлиер начал второй бокал ронского вина. Бриссо смотрела на графа, стараясь вызвать былые воспоминания. С самого начала ужина и до тех пор, пока граф не заговорил с ней, она не принимала никакого участия в разговоре. Устремив на него взгляд, Бриссо пыталась вспомнить, где она видела этого человека, но тщетно. Сен-Ле, по-видимому, мало обращавший внимание на то, что происходило вокруг него, занимался только ужином: он накладывал кушанья, наполнял бокалы, ухаживал за своим соседом справа и соседом слева с живостью и увлечением, что очень нравилось кавалеру Морлиеру.

 Вернемся к вашему ужину в ночь на 1 января 1725 года, -- резко сказал граф.