Рыцарь Курятника.
Часть третья. Фанфан-Тюльпан.
XXII. Представление

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Капандю Э., год: 1865
Категории:Роман, Историческое произведение


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXII. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

С тех пор, как Турншер, богатый буржуа, взял под свое покровительство Флавара, поэта-музыканта, участь пирожника, ставшего директором театра, заметно улучшилась. Весь двор, и, следовательно, весь город были без ума от "Комической оперы". За несколько месяцев театр достиг такого успеха, что актеры театров французской и итальянской комедии объединились в борьбе против общего врага и просили закрыть новый театр. Тогда Фла-вару пришла в голову мысль: дать представление в военном лагере, так как мадемуазель Дюронсре - знаменитая певица, на которой он собирался жениться в июле, -- имела восторженного поклонника в лице маршала Морица. Он написал герцогу де Ришелье, который занимался уже почти официально управлением парижских театров. Ришелье с удовольствием ухватился за эту идею и велел предоставить директору "Комической оперы" необходимое для переезда количество повозок. Потом, ничего не говоря королю, чтобы сделать ему приятный сюрприз, Ришелье велел устроить в доме, занимаемом им в Колоне, что-то вроде театра, которым даже и теперь гордились бы многие провинциальные города. Десятого мая все было готово, и король сидел в ложе, или лучше сказать, в зеленой гостиной, потому что она была украшена листьями и цветами. Весь зал, очень хорошо освещенный, был убран букетами и гирляндами. Партер занимали офицеры в парадных мундирах, а на почетных местах сидели маршалы и генералы. Щеголихи, которых пригласили из Лилля и Сизуана, и самые красивые и самые богатые из жен армейских поставщиков красовались на местах, искусно расположенных так, чтобы Людовик XV мог их хорошо видеть.

-- Очаровательно! -- говорил король, лицо которого сияло радостью.

Никогда Людовик XV не выглядел таким веселым, как накануне битвы при Фонтенуа.

 Скажите, что можно аплодировать, -- обратился король к герцогу де Ришелье.

Это известие, пробежавшее по рядам, подействовало, как электрическая искра. Именно в этот момент поднялся занавес, и под восторженные замечания появилась Дюронсре, которую обожали. Играли пьесу "Деревенский петух".

-- Кстати, о петухе, -- заметил король, улыбаясь, -- я часто думаю о том странном петушке, который явился ко мне в Шуази.

При этих словах Людовик XV оглядывал зал. Вдруг он наклонился и сказал шепотом:

-- Как! Маркиза де Помпадур здесь?

 Да, государь. Она не смогла вынести разлуки и уехала из Парижа инкогнито.

-- Когда она приехала?

-- Сегодня утром, государь.

-- Где остановилась?

-- В этом доме - я ей уступил его.

 Ришелье, Ришелье! Какой вы искусник!

-- Вы очень милостивы ко мне, ваше величество: чего для вас не сделаешь!

-- Пойдите к ней и скажите от меня, чтобы она пришла принять мою благодарность за приезд.

Ришелье вышел из ложи, но не успел сделать и нескольких шагов, как очутился вдруг лицом к лицу с человеком высокого роста, очень изысканно одетым.

 Вы здесь, Сен-Жермен! -- с удивлением произнес герцог.

-- Да, герцог, -- ответил граф, -- это вас удивляет?

-- И да, и нет. От вас всего можно ожидать!

Граф Сен-Жермен посторонился, пропуская герцога. Ришелье направился к ложе маркизы. Оставшись один в коридоре, Сен-Жермен подошел ко входу на галерею. В последнем ряду, приподнявшись на цыпочки, чтобы увидеть сцену, стоял сержант лейб-гвардии. Это был Фанфан-Тюльпан. Сен-Жермен наклонился к нему:

 Мои приказания? -- спросил он.

-- Исполнены, -- ответил Фанфан, обернувшись.

-- Все будет готово завтра во время сражения?

-- Конечно. Лейб-гвардейцы стоят в лесу Барри.

-- Я полагаюсь на тебя.

 Ради вас - на жизнь и на смерть!

Сен-Жермен подал знак и отступил в коридор.

Ришелье в это время возвращался к королю вместе с маркизой, опиравшейся на его руку. Увидев графа, она оставила руку Ришелье и приблизилась к Сен-Жермену.

-- Вы искусный человек, -- сказала она, -- искренний друг и очень странная особа! Когда вы позволите мне доказать, что я очень рада сделать вам приятное?

-- Может быть, завтра, -- ответил Сен-Жермен, -- я вам напомню клятву, данную у кладбища.

 Завтра. О чем бы вы меня ни попросили, я соглашусь.

-- Завтра... -- проговорил он. -- Да, завтра последний день борьбы. Завтра я одержу победу или погибну. Но если погибну, это будет ужасно для тех, кого я ненавижу!

Он поднял глаза и руки к небу, как бы беря его в свидетели.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница