Заложник.
Книга первая. Стефен Орри.
Глава I.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Кейн Х., год: 1890
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга первая. Стефен Орри. Глава I. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

КНИГА ПЕРВАЯ. 

Стефен Орри.

"Мне отмщение, Я воздам".. Римл. XII, 19. 

I.

Иорген Иоргенсон был генерал-губернатором Исландии.

Датчанин, родом из Копенгагена, он вырос на палубе английского торгового судна; впоследствии он служил, в качестве офицера, на датском крейсере, во время союза Франции с Данией против Англии. Непостоянный, грубый и практичный от природы, Иорген был справедливый и честный малый, потому что считал это для себя выгодным. Его великодушие играло роль тонкой политики; а совести своей (которая и без того была не из лучших) он не очень-то позволял собой распоряжаться. Однажды, в числе других приключений, ему пришлось побывать в Рейкиавике, а кстати и познакомиться с семьею одного великобританского торговца, у которого была собственная верфь в Ливерпуле. На одном из его судов и отплыл Иорген оттуда в Рейкиавик, а из Рейкиавика уже вернулся с тяжелым грузом исландской лавы. В то время эта исландская столица имела жалкий, бедный и голодный вид; обитателям её по вкусу пришелся датский товар - соль, и довольный этим обменом, Иорген вскоре опять завернул в Рейкиавик. Но на этот раз он был уж не один: с ним была молодая жена, - дочь почтенного валлийца, к которому уже больше не вернулось его торговое судно, - приданое молодой невесты. Между тем Иорген кое-что прослышал о неладах датчан и англичан; он полетел на всех парусах в Копенгаген и там съумел убедить правительство назначить его, - как человека толкового и знакомого с английскими делами, - генерал-губернатором Исландии, так как этот пост был в то время незанят. Ему положили жалованья 400 фунтов в год и он торжественно вошел в гавань Рейкиавика под исландским флагом (белый сокол на синем поле) - флагом древних викингов. В то время Иорген был еще молод и силен душою и телом; но и с годами сердце его не изменилось: оно было твердо и непреклонно. Честолюбие рисовало ему заманчивые картины будущей славы его потомства... Но увы! судьба обманула его, послав ему, вместо сыновей, одну единственную дочь. Не смутился и тут сильный духом правитель Исландии: он решил и с помощью дочери достигнуть для своих внуков власти и почестей, выдав ее за датского посла, графа Троллопа - богача и вельможу, у которого были дома в Рейкиавике и в датской столице.

Граф был высокий, сухощавый, морщинистый господин в безукоризненно-напудренном парике, усердный дамский поклонник и любезник, несмотря на то, что ему кончался пятый десяток. Дочь Иоргена, Рахиль, кроткая, любящая и прекрасная лицом и душою, была постоянна во всем и всегда: как в любви, так и в ненависти. Ей шел двадцать первый год и уже несколько лет тому назад она лишилась матери.

Намерения её отца не были тайной ни для будущого жениха, ни для нея самой. Подметив, к чему клонит почтенный генерал-губернатор, Троллоп самодовольно усмехнулся себе в бороду, а Рахили было все равно, за кого ни идти, если уж непременно необходимо выйти замуж; она также не протестовала, хоть и относилась к графу довольно равнодушно.

Так дело шло понемногу до самого того месяца, когда наступает двухнедельное великое национальное торжество исландского населения; когда губернатор, и епископ, и главный оратор, защитник и шерифы сходятся у подножия бывшей так-называемой "Горы закона" в долину Тингвеллира, куда спешит также весь народ. Так громогласно читаются статьи старых законов и прибавляются к ним новые; там воздвигается судбище, обсуждаются дела и караются по заслугам виновные; там молодежь забавляется ухаживаньем, мирится и ссорится, нередко доходя до драки; там с увлечением ведутся свечки, кулачный или палочный бой, стрельба в цель и тому подобные развлечения, подчас не на шутку опасные. Граф Троллоп также был приглашен губернатором на это древнее празднество и вместе с ним и с его дочерью Рахилью присутствовал на состязании борцов, на третий день торжества.

Особенно отличался мускулистый ирландец, Патриксен, которого никто не мог одолеть и которому единогласно народный восторг присудил достойную награду, - серебряный пояс. Стоном стоял шум и говор; палатки, раскинутые в долине, на это время опустели: все их обитатели толпились у арены.

Однако не все присутствующие увлекались зрелищем ловкого и смелого единоборства. В ближайших от губернаторской ложи рядах грубых лавок виднелась сильная, рослая фигура безмолвного и безучастного зрителя. Он сидел, облокотясь рукой на колени, опустив на нее свою красиво-очерченную, молодую голову. Шапки на нем не было и следа, а на плечах висели какие-то обтрепанные лохмотья, напоминавшие собою матросскую куртку. Солнце жгло нестерпимо; было жарко и душно, и он разстегнул на груди шерстяную, матросскую рубаху. Но ни его грудь, покрытая волосами, ни обнаженные чуть не до плеча руки не производили неприятного впечатления своей наготою: все его члены, все мускулы дышали такой сильной и мужественной красотою, что невольно остановили на себе взоры Рахили, оглядывавшей толпу.

Бой кончился и, при восторженном шуме зрителей, Патриксен приблизился в трибуне, чтобы из рук дочери губернатора получить ожидаемую награду. Машинально, все еще смотря в ту сторону, где молча сидел угрюмый и задумчивый богатырь, Рахиль подала победителю пояс и сама застегнула серебряную пряжку. Молодцовато пошел обратно награжденный силач и громко потребовал вина, чтобы угостить друзей и самому промочить горло. Затем тут же начал снова вызывать на бой смельчаков; но никто не решался. Вдруг он встретил на себе взгляд серых, как сталь, больших глаз незнакомца.

- Ага! Его-то мне и не хватало! - задорно проговорил Патриксен и мигом загреб его в свои медвежьи объятия, упершись своей рыжей головою в грудь незнакомца так сильно, что даже весь побагровел от усилия вышибить его с места.

Но молодой, светлорусый красавец не шелохнулся: ноги его будто вросли в землю.

Пьяная ватага, шедшая по пятам за героем дня, подняла шум: всем хотелось перекричать друг друга; каждый хотел дознаться, почему такой силач до сих пор не вмешивался в состязание, где, пожалуй, одолел бы и самого Патриксена? Возмущенный дерзостью такого предположения, Патриксен не на шутку разозлился и прокричал в ответ, что он не мешает новичку попытать счастья - отбить у него пояс, и предлагает ему разстегнуть его.

В один прыжок незнакомец очутился на ногах, и тут только заметили любопытные, что он не владел правой (очевидно сломанной) рукой, перевязанной платком ниже локтя. Не смущаясь, однако, таким важным неудобством, молодой силач левой рукой крепко обвил и сдавил противника выше пояса. Первый удар достался Патриксену, и он самоуверенно воспользовался этим правом, разсчитывая через минуту - много, две! - видеть противника у своих ног. Но тот стоял неподвижно, как будто сильный и ловко разсчитанный удар достался не ему; затем, быстро вытянув вперед одну ногу, чтобы разъединить ноги противника, коленкой другой ноги он оперся ему в грудь и, изо всей силы навалившись на него всем своим телом, хватил его головой в подбородок. Тем временем и левая рука его не дремала, сдавливая ребра противника, как в железных тисках. С болезненным, неудержимым стенаньем, повалился навзничь герой дня, и земляки поспешили к нему на помощь, громко угрожая смельчаку свернуть ему шею. Смельчак, с той же серьезностью в лице, которая все время не оставляла его, выпустил из рук побежденного и мерным шагом пошел прочь.

Между тем дочь губернатора, с лихорадочным любопытством следившая за движениями красавца, уже успокоенно улыбалась и в волнении обратилась в отцу с вопросом: не достойнее ли этот силач высшей награды, нежели получивший ее сначала? Иоргенсон отвечал, что теперь это уже праздный вопрос, так как другого пояса выдавать нет в обычае. Тогда Рахиль кивком головы подозвала к себе незнакомца, сняла свое коралловое ожерелье и, вся зардевшись, надела его за бедную сломанную руку героя.

- Твое имя? - спросила она.

- Стерн, - был ответ.

- Чей сын?

- Оррисен (сын Орри), а зовут меня Стефен Орри.

- Какое твое ремесло?

- Я матрос: служу в Стоппене у Снэфелля Иовулля.

Тем временем Патриксен успел подняться на ноги и несколько очнуться. Шатаясь, как пьяный, подошел он к трибуне и, разстегнув свой серебряный пояс, швырнул его в ногам победителя.

- На его! - хрипло и злобно прокричал он и пошел обратно в толпу, ругаясь и поводя мутными, еще налитыми кровью глазами. Лицо его было темно и как канаты вздулись жилы на шее и на лбу.

* * *

также давно уже отошел во сну.

Позади строений, у калитки в сад, несмотря на поздний час, кто-то шептался. То была дочь губернатора, Рахиль, и Стефен Орри; он упрашивал ее взять обратно пояс, чтобы не возбуждать зависти и злобы родственников и близких побежденного борца. Но девушка смеялась над его страхом, и насмешками принудила оставить пояс у себя. Вдруг тихий шорох заставил вздрогнуть храбреца, и серебристый смех девушки снова звонко раскатился в ночной, темной тиши. Она не могла себе представить, чтобы человек, одолевший знаменитого борца, мог чего-либо пугаться...

На утро весь Тингвеллир был встревожен известием, что Патриксен найден мертвым на плотине, которая вела от церкви к дому пастора. Народ толпами спешил туда и останавливался в ужасе над почерневшим, окоченелым трупом силача-героя. Неподвижно раскрытые глаза мертвеца, казалось, все еще были полны той злобы, с которой он крикнул Стефену, швырнув ему пояс: - На его!

Несчастного подняли, повернули на бок: у него была переломлена шея на затылке.

Наскоро созвали суд, произвели следствие, но ничего не узнали. Подозрение пало на Стефена Орри; но улик не было, а он сам пропал, словно в воду канул.

Длинной вереницей потянулись по большой дороге экипажи, повозки и верховые. Позади Иоргенсона с дочерью, шагах в тридцати от их экипажа, на косматом коренастом пони ехал Стефен, а за ним следом - брат убитого борца, Патриксен. Их путь лежал в столицу Исландии, Рейкиавик.

Миновали июль и август; миновало еще много холодных и теплых месяцев, а свадьба Рахили все еще не могла состояться. Молодая девушка сначала откладывала свое решение, а затем и самый срок свадьбы. Три раза поддавался её решению отец, но на четвертый потерял терпение, и как он ни сердился на слова своего будущого зятя, который намекнул ему на существование соперника, а пришлось и ему призадуматься: какая причина могла мешать знатной девушке выйти за богатого и знатного сановника? Троллоп определенно "намекнул" на то, что соперник его - жалкий бедняк и что этот бедняк, по всей вероятности, не кто иной, как силач и красавец - Стефен Орри...

Тяжелый дубовый стол застонал под ударом мощного кулака Иоргенсона, но старик все-таки не хотел согласиться со своим другом.

В эту минуту графа вызвали. Он вышел и тотчас же вернулся, чтобы спросить старика, уверен ли он, что дочь его дома? Это окончательно взорвало Иоргенсона: он резко ответил графу, вступившись за больную дочь, и стремглав бросился к ней в комнату. Но её там не было. Граф шел за нмм по пятам и позвал старика с собою.

За домом разстилалась лужайка, еще занесенная снегом. Там, в стороне от дома, виднелись две человеческия фигуры: оне стояли обнявшись. Набежавшее облачко разсеялось, и месяц осветил Рахиль и матроса Стефена.

Как раненый дикий зверь заревел Иоргенсон и бросился между ними, сильно ударив в грудь дерзкого матроса.

- Прочь, негодная! Нет в тебе ни капли моей крови! Не дочь ты мне больше - ты мне чужая! Уходите отсюда и будьте оба прокляты... на веки!..

Осторожно поднял ее богатырь Стефен и понес прочь, как ребенка, на своих сильных руках.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница