Заложник.
Книга первая. Стефен Орри.
Глава IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга первая. Стефен Орри. Глава IV. (старая орфография)

IV.

Когда-то, давним давно, этот небольшой островов был особым, хоть и крохотным королевством, с настоящим монархическим строем правления. Но в 1765 году последний из его королей уступил его за деньги английскому правительству, которое тогда же назначило сына бывшого короля генерал-губернатором Мэна. Целых полсотни лет управлял новый повелитель этим клочком земли, затерянным в водах Ирландского моря, и однажды, в течение своего мирного и довольно-таки небрежного управления, призадумался о том: не назначить ли себе помощника и заместителя, - словом, вице-губернатора? (Надо заметить, что почтенный герцог Джон Этольский, больше всего на свете любил свою собственную свободу, которой подчас мешали дела управления; а отлучиться хоть на время от своих тяжких обязанностей было бы так приятно!..). Но вот вопрос: кому поручить этот важный пост? Где найти человека, на которого можно бы вполне положиться?

Ни одному из явившихся на выборы кандидатов (а было их двадцать-шесть человек!) не оказал губернатор предпочтения. В душе он уже решил свой выбор в пользу немолодого, но всеми в народе уважаемого фермера, некоего Адама Фэрбрезера, - человека простого, честного и богобоязненного. В юности пылкий и необузданный Адам бежал из отцовского дома, чтобы пойти в матросы, попал в плен к арабам и около двух лет провел в рабстве. Однако ему удалось бежать и он вернулся на родину уже возмужалым, - скромным, воздержным, кротким и трудолюбивым.

Длинное, неопределенного характера, простое строение - таково было первое впечатление, которое произвело жилище фермера и его многочисленной семьи на герцога, пожелавшого лично отправиться к нему. Подъезжая к ферме, герцог еще издали заслышал звон большого колокола, в который звонил сам хозяин, созывая семью к обеду. Это был полный, но бодрый и довольно осанистый человек средних лет, с таким ясным, честным и добрым взглядом на полном, но отнюдь не вялом лице, что герцог невольно назвал его мысленно "ангельским".

Адам поклонился герцогу и без малейшого смущения первый протянул ему руку. С достоинством, как равный равному, помог он герцогу сойти с лошади и, между разговором, повел ее в стойло, задал ей корму и спустил подпруги. Герцог, слушая его, шел за ним следом, и только после этого они оба пошли к дому, куда должны были собраться все домашние, работавшие на каменистой, неблагодарной земле, составлявшей все достояние Адама и его шестерых сыновей. Он сам, его жена, сыновья, работники и работницы вошли в просторную, глубокую кухню-столовую и уселись за длинный дубовый стол. Хозяин указал герцогу место рядом с собою, прочитал молитву, и все молча принялись за еду. Герцогу забавна казалась эта новая для него обстановка, и он с любопытством обводил взглядом ряды рослых, загорелых работников с засученными по-локоть рукавами и работниц с приподнятыми у пояса юбками. Сиятельный гость любовался самообладанием и простотою, с которой принял хозяин его посещение. С достоинством принца крови, Адам спокойно сидел во главе своего стола и ни одним лишним блюдом не счел нужным скрасить незатейливый состав своего обычного обеда; и это также пришлось по душе герцогу.

По окончании обеда, последовала снова краткая молитва, и все разошлись по своим делам. Гость и хозяин остались одни.

Придвинув к огню старинные кресла, они спокойно уселись и занялись тихой беседой.

- А вам здесь, в уединении, повидимому, преуютно живется, м-р Фэрбрезер, - начал герцог. - Но, все-таки, неужели вам никогда, со времени вашего возвращения на родину, не хотелось устроиться как-нибудь так, чтобы иметь побольше власти... да, пожалуй, и выгоды?

- Что касается власти, - отвечал Адам: - я заметил, что её название и она сама, в действительности, редко встречаются.

"Наблюдателен, как государственный человек", подумал про себя гость.

- Что же касается выгоды, - продолжал хозяин, - а пришел в заключению, что с тех пор, как свет стоит, на деньги не польстился ни один счастливый человек...

"Разсудителен, как судья", подумал герцог.

- А я считаю себя вполне счастливым, - заключил Адам.

"Но безкорыстнее всякого судьи", заключил также (про себя) сиятельный губернатор, и объяснил цель своего посещения.

- Пожалуйста, подумайте и не заставьте меня вернуться и с чем! - умоляющим тоном уговаривал, он умолкшого фермера. - Пост, которой я вам предлагаю, может занимать только честный человек: только это качество для него необходим и потому-то я никого, кроме вас, не могу на него назначить. Скажите же: вы согласны?

- Нет! - коротко и резво отвечал Адам.

"Такого-то мне и надо!" решил еще раз мысленно герцога и уехал.

Полгода спустя вышло Адаму Фэрбрезеру предписание быть мэнским вице-губернатором на жалованье 500 фунтов в год.

* * *

Однажды, когда северное лето 17... года было в полном разгаре, "Королевич Георг", - английское судно, на котором прибыл в Мэн герцог Иоркский, бросило якорь у берегов Рамсея. Генерал-губернатор, герцог Этольский, и все ближайшие, подчиненные ему сановники с должным почетом встретили и приветствовали высокого гостя. С наступлением ночи, судно снялось с якоря и продолжало свой путь; но в городе долго еще горели праздничные костры и смоляные бочки, раздавались звуки музыки и шумного веселья. Шинки и трактиры, все было переполнено молодым и старым людом; все пели, плясали и пили.

В толпе, гомонившей на улице, никто и не заметил бы молчаливого, угрюмого прохожого, еслибы не его богатырский рост и не его странная, бедная одежда: ноги его не были босы, но он шел в одних чулках, без сапог; на его светлорусой гриве торчала жалкая войлочная шляпенка, без полей, и на плечах - какое-то шерстяное серое подобие матросской куртки. Глаза его блуждали и сверкали, как у хищной птицы. Толпа перед ним разступалась; звонкий смех девушек обрывался при взгляде на чужеземца. Он шел себе вперед, своими мерными, богатырскими шагами и, наконец, исчез в темноте. О нем забыли и думать.

Танцы и смех пошли своим чередом; но часа два спустя, когда в толпу ворвались четыре здоровенных вооруженных матроса и стали торопливо разспрашивать, не видал ли кто беглого с английского судна, странно-одетого, косматого богатыря, - все припомнили, что действительно он проходил мимо, но куда делся потом, в которую сторону пошел, - никто не мог сказать.

из окон большого длинного дома, и усталый богатырь осторожно заглянул в него прежде, чем решиться попросить гостеприимства. В большой комнате, освещенной ярким пламенем камина, не было никого, кроме пожилого полного господина с таким ясным и кротким лицом, что беглец не задумался постучаться.

Этот добряк был вице-губернатор Фэрбрезер, любивший иногда, после дневных обязанностей и тревог, провести ночь под своим родным кровом, где он оставил хозяйничать своих старших сыновей. Проводив царственного гостя, Адам не остался пировать с властями по отплытии королевского судна, а тихонько ушел и поспешил за-город, на свою милую ферму, чтобы там отдохнуть от треволнений оффициального дня.

Сидя перед огнем, он с наслаждением покуривал трубку и в полудремоте предавался своим горестным и радостным воспоминаниям, причем мысли его почему-то особенно останавливались на ужасах алжирской неволи, кандалов и непосильной работы под бичем досмотрщиков.

В доме все было тихо. Молодежь - хозяева и работники - пировала в городе, а слуга и старуха-тетка, управлявшая хозяйством, давным-давно спали крепким сном.

Вдруг Адаму показалось, что кто-то осторожно стукнул в окно. Он поднял голову. Стук повторился, и вице губернатор заметил, что из-за стекла на него глядит чье-то изможденное лицо. Он встал, пошел отворить и позвал прохожого.

- Войдите!

Прохожий вошел и, не сразу освоившись с ярким светом камина, заслонил рукою глаза; затем молча приподнял рукав, и показал потертые, растравленные кандалами, полосы на руке.

Ласковым жестом правитель пригласил несчастного сесть отдохнуть, приветливо заговорил с ним, но тот скорее по догадке понял его, потому что сел к столу, бормоча что-то совсем безсвязное на языке, непонятном для Адама. Очевидно, он был чужестранец; но кто такой и откуда?..

По счастию, на шкапу стояла модель корабля, и Адам указал на нее незнакомцу. Тот утвердительно кивнул головой.

- Матрос, ну, а нации - какой? Шотландец? - продолжал Адам. - Или норвежец?.. Швед?

Незнакомец только отрицательно качал головой и, наконец, с трудом произнес:

- Ис... ландия!...

Итак, он исландец. Есть ли у него жена, дети?... И Адам пояснил свой вопрос, указав на плохие портреты своей жены в юности и своего старшого сына.

Беглец смутился, но скоро овладел собой и кивнул отрицательно. Тогда Адам взял большую старинную библию, тщательно покрытую зеленым коленкоровым чехлом, и указал незнакомцу на её первый белый лист; там стояло его собственное имя, фамилия, год и день рождения. Вопросительно взглянув на незнакомца, он указал пальцем на эту надпись, потом на себя, потом - на него. Но незнакомец насупился и не захотел больше отвечать, и только жадными взорами впился в остатки ужина, еще не убранного со стола. Фэрбрезер поспешил приветливо предложить ему поесть, и когда бедняга утолил свой голод, повел его, по его желанию, в конюшню, где тот и заснул в один миг, как убитый.

Едва успел Адам вернуться на свое место у камина, как вернулись с праздника его домашние, шумно беседуя о минувших событиях дня. Задумавшийся над потухавшим огнем, отец вдруг стал прислушиваться в рассказам сыновей о каком-то беглеце, которого ищут матросы, и даже вмешался в разговор, разспрашивая о нем.

- А, он ростом богатырь, косматый, уже сидел в кандалах? Так он, значит, вор, грабитель?

- Нет: убил там кого-то.

В эту минуту послышался стук тяжелых шагов, и в комнату вошли матросы, выследившие, наконец, беглеца. Пока их допрашивал старший сын Фэрбрезера: что им надо в такую пору? - отец уже выпустил из зубов свою трубку и заснул, даже прихрапывал немножко.

- Его превосходительство почивают! - шопотом проговорил один из вновь прибывших и стал извиняться; но дети его сказали, что он только-что говорил с ними, и тихо окликнули его:

- Отец!.. Отец!..

Адам не сразу проснулся и, потягиваясь, позевывая, отвечал на разспросы, что никого не видал. Затем голова его снова свесилась на плечо, и он поддался дремоте. Матросы решились просить разрешения переночевать хоть в конюшне, чтобы поутру уйти дальше на разведки, никого не безпокоя; но хозяин дома спросонья, - однако, довольно ясно, - предложил им лечь на кухне, извиняясь, что не может их разместить поудобнее. Матросы поблагодарили и откланялись; все домашние также пошли на покой.

и когда тот очнулся, повел его, крадучись, к окнам кухни, за которыми виднелись синия куртки спавших матросов. Молча показал он да них и на большую дорогу. Беглец понял все и в злобе схватился за кинжал, горящими глазами впившись в матросов; но Адам только взял его за руку и молча посмотрел ему в глаза. Незнакомец потупил свой злобный взгляд.

Еще минута, и его уже не было подле Адама: он исчез, как и пришел - внезапно.

* * *

Ночь миновала. На разсвете розыски матросов оказались все так же неудачны, и в полдень их английский бриг вышел в море.

и спит, как убитый, человек богатырского роста, но бедно одетый. Она разбудила его и повела с собой в свою лачугу.

Таким образом беглецу и бедняку Стефену Орри судьба привела ночью бежать из самого достойного, самого лучшого дома на всем острове Мэне, а днем войти в самый недостойный и позорный.