Заложник.
Книга первая. Стефен Орри.
Глава V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга первая. Стефен Орри. Глава V. (старая орфография)

V.

Всего месяц прошел с тех пор, как Стефен оставил родину и свою семью, а между тем за этот краткий срок жизнь его успела совершенно перевернуться. С первых же дней службы на английском бриге ему стало доставаться за его несообразительность и нерадивость; но особенно злился на него тщедушный и маленький ростом боцман, которому тяжело было с ним объясняться. Наконец, частые и строгия наказания так раздражили Стефена, что он в бешенстве ударил кулаком злополучного боцмана так, что тот свалился за борт. Четыре недели продержали виновного в кандалах, на хлебе и за воде, да и те отпускались ему лишь через день. Наконец, кз сострадания, товарищи помогли ему бежать, и он очутился за воле.

Как это случилось, что он, презирая приютившую его Лизу Билли, все-таки на ней женился (венчались они, как следует, в церкви, и даже с поезжанами - знакомыми невесты), вероятно, он и сам затруднился бы сказать. Как бы то ни было, они зажили вместе в убогой лачуге пустынного селенья Порт-и-Веллина, как и всякие другие супруги, - то в дружбе, то в ссоре. Но вскоре Лиза, обрадовавшись даровому работнику, все обязанности взвалила на мужа, а сама, под прикрытием своего звания замужней женщины, опять принялась кутить и бездельничать. Стефен сначала работал, но мало-помалу и сам обленился, стал пить. В это время родился ребенок, и отец стал надеяться, что заботы материнства обуздают, наконец, его безпорядочную подругу. Однако Лиза не очень-то принимала к сердцу свои обязанности и потребности малютки: он даже был ей в тягость. Нередко, в её отсутствие, или когда она спала, изнуренная пьянством, Стефен сам няньчил ребенка, унимал его жалобный или настойчивый крик. И тогда, чувствуя, как безпомощно положение заброшенного крошки, он еще горячее ласкал сына и невольно вспоминал о том ребенке, которого он бросил там, за морем, еще до его появления на свет божий, бросил его на руках у слабой женщины, которая и сама, как ребенок, нуждалась в опоре. Он всей душой привязался в ребенку; стал меньше пить и больше работать, преследуя неотступную мечту скопить денег и, вместе с Михаилом (так звали малютку), уехать от женщины, которая стала ему ненавистна. Наконец, деньги готовы; с ребенком на руках, бывший матрос спешит в гавань, где уж готово к отплытию на родину ирландское судно.

- А пропуск? - спрашивает капитан своего будущого пассажира.

Пропуска у Стефена не было, да он и не знал, что он необходим.

- Торопитесь!.. Лучше всего вам обратиться прямо к полициймейстеру: он тотчас выдаст!

Стефен поспешил туда.

- Хорошо, за этим дело не станет, - добродушно согласился полициймейстер. - Но где же ваша жена? Или вы, чего доброго, хотите навязать эту обузу своему приходу?

Об этом-то и не подумал богатырь Орри, связанный по рукам и ногам узами, которых ничья власть не могла порвать.

Понуря голову, шел он обратно в ненавистную ему лачугу, где денно и нощно творилось достойное возмездие за его грехи. Да! Те самые цепи, которые он противозаконно и самовольно порвал со своею первой женою, теперь тяжким гнетом легли на него со второю! По делом ему, по делом!..

Единственной отрадой удрученного справедливою карой судьбы, печального отца был его весельчак, его "Кудрявчик". И в самом деле, как на диво, рос в нищете и в грязи такой ясноокий, прекрасный ребенок, с такими золотистыми, пышными кудрями, что солнечные лучи, казалось, с особою любовью отражались в них. Мальчик вносил свет и движенье и прелесть беззаботного детского веселья в темную убогую лачугу, в которой отцу его было светло и легко, когда его Кудрявчик в ней резвился, и тяжело и мрачно, когда он спал, когда скрывался под густыми ресницами малютки ясный блеск его больших голубых глав. Чем больше сближался со своим Кудрявчиком отец, тем больше отдалялась от него мать, окончательно погрязшая в самой безпорядочной жизни. Отцовския заботы заменяли ее у колыбели малютки, который подростал и хорошел с каждым днем. Сам грубый и неотесанный, Стефен не желал, чтобы его сын оставался невеждою; он ревниво оберегал свое сокровище, - скопленные на неудавшееся бегство и хитро спрятанные деньги. Этот небольшой капитал должен был пойти на будущее образование Михаила Орри, а пока Стефен сам учил его чему и как умел. Он говорил с сыном по-исландски, пел ему псалмы, учил его любить Бога и молиться Ему. Живой, сметливый, говорливый, Кудрявчик помогал отцу нести бремя его тяжкой, безъисходной жизни. Как живительно действовала на угрюмого богатыря милая, серебристая, как колокольчик, болтовня мальчика, когда серое небо, низко нависшее над утихшим морем, казалось, хмурилось на все окружающее, будто желая помешать рыбной ловле, на которую выехал Стефен с сыном в своей старой-престарой, заплатанной лодке!..

Однажды они зашли далеко в море и с этой целью еще на заре вышли из дому.

На душе у Стефена было особенно тяжко: накануне он хотел отложить еще немного денег, но увидал, что его тайник пуст, - и понял, почему соседи видели в этот день Лизу в трактире. Все пропало! Все его труды, мечты и надежды, - все исчезло: осталось только какое-то тупое, животное отчаяние.

Молча сидел в лодке понурый богатырь, побороть которого могло только горе; его молчаливость сначала передалась и ребенку. Мало-по-малу он, однако, увлекся посторонними впечатлениями и голосок его зазвенел, как обыкновенно. Все ему нужно было знать (еще бы! ему шел уже пятый год!), все его интересовало: и солнце, которое опускалось и поднималось на небе, и стаи крикливых птиц, и изменения в дне и ночи... А она, - облачная и угрюмая, - была уже недалеко. Глазки Кудрявчика заволокло дремотой.

- Ложись себе, милый; ты уж и то совсем спишь!

В ту же минуту глазки его закрылись, головка поникла. Вдруг он встрепенулся и открыл глаза:

- А ведь я еще не молился! - проговорил он, и тотчас же полусонным голоском стал напевать свою молитву-псалом:

Слова родного Стефану исландского наречия как-то особенно трогательно звучали в его детском лепете, и отец, слушая безсознательную мольбу сына к Всемогущему Творцу, невольно чувствовал давно неиспытанное душевное умиление...

Поздно ночью шел с берега домой усталый рыболов и бережно нес на руках сонного малютку, как вдруг его остановили соседи, говоря, что о нем разспрашивал какой-то чужой человек, узнавал, где он живет; но что никто его потом уж не встречал. Недоброе предчувствие овладело Стефеном; он прибавил шагу.

"Так отомщен Патриксен!"

"Отомщен?" О, нет! Не человеку дано карать человека: возмездие - дело рук Божиих...