Заложник.
Книга первая. Стефен Орри.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга первая. Стефен Орри. Глава IX. (старая орфография)

IX.

По смерти жены Стефен Орри заколотил дверь своей лачуги и только теперь, четырнадцать лет спустя, открыл ее и целых три дня усердно чистил, топил и проветривал, чтобы сыну не противно было очутиться под родным, убогим кровом.

Завидя Михаила, Стефен снял шапку, подержал ему стремена и поклонился, инстинктивно называя его "сударь".

- Зовите меня Михаилом, - сказал юноша, и они вошли в бедный домишко, такой же мрачный, тесный и сырой, как и во времена детства Кудрявчика.

Сам Орри также производил тяжелое впечатление. Его огрубелое, морщинистое лицо было покрыто рубцами; руки были безцветны и исцарапаны; от косматой головы и старой одежды несло запахом крепкого табаку и морского ила.

- Мне надо вам кое-что сказать, - начал с трудом богатырь. - Только поймете ли? Я ведь так и не выучился говорить по-английски. - И вдруг, под влиянием внезапной мысли, он проговорил несколько слов на своем родном исландском языке.

Еще минута, и грубый великан зарыдал, как ребенок: он увидал, что Михаил его понял. И на Михаила в свою очередь как будто повеяло при этих звуках чем-то давно забытым.

- Пожалуйста, зовите меня Михаилом! Ведь я ваш сын, - сказал он, и беседа их пошла своим чередом, причем отец говорил по-исландски, а сын - по-английски.

- Не добрым я был для тебя отцом, - начал свою исповедь Орри: - я будто забросил тебя. Но мне хотелось, чтобы из тебя вышел человек лучше меня, - грубого, неученого! - и мне не хотелось показываться тебе на глаза, чтобы не заставлять сына краснеть за отца. А уж как отец, порой, стремился всей душой, всеми помыслами к своему дорогому мальчику! Как ему хотелось обнять его, как бывало в детстве!..

- Отец, отец! Послушай... - взволнованно перебил его Михаил.

- И вот, сын мой, наконец, дождался я часа, когда ты уедешь ко мне, на родину. Я опять должен разстаться с тобою: мне там не место. Есть там не мало людей, которые меня знают; есть и такие, перед которыми я глубоко виноват. Так вот, чтоб загладить мою вину, ты и едешь теперь туда... Слушай, дитя мое: там есть женщина, которая без вины пострадала из любви во мне, а я... я ничем не вознаградил ее за это... Я бросил ее!..

И Стефен рассказал сыну все, все, с той минуты, как он стал знаменитым победителем борца Патриксена; рассказал, как проклял Иоргенсон свою любимую единственную дочь; как он сам, Стефен, мучил ее и за то терпел муку от своей второй жены; и как, наконец, Бог, милосердый и всеведущий, направил руку мстителя, - брата Патриксена, - развязав нерасторжимые брачные увы, связывавшия и его самого, и ребенка.

В волнении, чувствуя то негодование, то глубокую жалость к несчастному силачу, много согрешившему, но и много выстрадавшему, Михаил жадно вслушивался в его нервную речь.

- Теперь она, Рахиль, если и жива, то постарела, удручена горем, нуждается в участии и поддержке. Мне подле нея не место; но ты, Михаил... согласен ли ты заменить ей меня? Обещай же мне, обещай!..

Но Михаил молчал, погруженный в тяжелое раздумье.

- Знаешь, я много лет под ряд, живя в разлуке с тобой, в минуты раскаяния стремился душой загладить свое прошлое, но чувствовал себя недостойным вернуться к ней, - к бедной, обиженной, оскорбленной жене и матери: мне стыдно было той грязи, в которую я опустился потом!.. И тогда, в своих мечтах, я представлял себе, как ты, выросши и возмужав, разъищешь ее, мою Рахиль (или её дитя, если её уж не будет на свете), и утешишь, успокоишь ее на старости лет... Богу угодно было спасти меня и тебя от мести убийцы... и тут-то, стоя над трупом той, которая была всю жизнь для меня наказанием и позором, я... я дал обет, что ты - чистый и честный - вернешься к ней... к несчастной Рахили!

Михаил опустил голову и закрыл лицо руками.

- Сын мой! Дитя мое! Скажи же: сдержишь ли ты мое обещание?

свои тяжкие проступка.

- Где же она? В Рейкиавике?.. Все равно, я найду ее, хотя бы пришлось для того исходить пол-мира; а не найду её - разъищу её сына и буду ему братом из любви к тебе, к моему отцу!

- О, сын мой, дитя мое!.. - только и мог проговорить Стефен Орри.

В эту минуту ему показалось, что бремя невзгод и лишений, которое он нес за минувшия двадцать лет, было легко и отрадно.