Заложник.
Книга первая. Стефен Орри.
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга первая. Стефен Орри. Глава XII. (старая орфография)

XII.

Всех приютили на ферме; всех обсушили, переодели, накормили, и унылое настроение сменилось отрадным сознанием, что если и погибла шкуна, то люди благополучно взбежали смерти.

Поддаваясь своему юношески-впечатлительному темпераменту, развеселился и Язон, не спуская восторженных взглядов с оживленной молодой и хлебосольной хозяйки дома.

Вдруг дверь отворилась и на пороге показался старик-сосед Стефена, усталый, взволнованный: он пришел за Язоном.

- Пойдемте скорее: он очнулся и непременно хочет вас видеть.

- Сейчас иду, - проговорил Язон и взялся за шапку.

- И я с вами! - подхватила Гриба, проворно кутаясь в большой теплый платок.

Долго шли они молча.

- А кто он такой, этот Орри? - тихо спросил Язон.

- Да, говорят, контрабандист, а может быть, и еще того хуже. Жены его давно уже нет в живых и он всегда жил в одиночестве, в разлуке даже со своим сыном, который сегодня уехал в Исландию.

- В Исландию?!

- Да: это родина Орри; и ваша, кажется, также? Сын его здесь на острове и родился, а воспитал его мой отец. Вы очень, очень напоминаете мне его.

- А как его звали? - вдруг останавливаясь посреди дороги, спросил Язон.

- Кого? Сына Орри? Михаилом; в детстве его звали "Кудрявчиком" за его золотистые кудри.

Язон глубоко вздохнул и молча продолжал идти рядом с нею. Вскоре показались лачуги Порт-и-Веллина.

- Тсс! - прошептал старик-сосед, успевший забежать вперед и отворить дверь в домишко Стефена Орри. - Он близок к концу. Слышите, как ужасно бредит?

Несчастный громко бормотал и выкрикивал что-то несвязное, метался в сильном жару, бился головой и руками об стену. В ногах у него стоял на коленях Бен Уэд, сосед-методист, и чем громче кричал умирающий, чем он сильнее метался, тем громче выкрикивал свои воззвания и мольбы коленопреклоненный фанатик.

- Приведи его, Боже, в Твоему покаянию! Водвори его в радости Твоего искупления! Адова власть заполонила его, бесовския силы одолели его... Вон, вон как бесы терзают его слабую плоть!.. Воспрянь духом, бедный грешник, и ты спасешься! Мы не допустим до тебя сатану...

Гриба тихо подошла к умирающему, а Язон с изумлением смотрел на все творившееся перед ним.

Молодая девушка поправила подушки и поудобнее доложила на них голову умирающого, омочила ему пересохшия губы вином, приложила свою нежную холодную руку в его пылавшему лбу. Мало-по-малу несчастный утих и впал в забытье. Полежав немного спокойно, он открыл глаза и хотел заговорить, - но не мог: методисты не дали ему сказать ни полслова. Увидя, что он очнулся, Кэн скрипучим фальшивым голосом затянул какой-то победный гимн, который тотчас же подхватили и остальные, пришедшие вместе с ним "обращать душу грешника на путь истинный". Долго и безпорядочно пели они и, наконец, утомившись, умолкли.

- Пришел? - слабым голосом спросил тогда Стефен Орри.

Язон подошел к постели умирающого, который попросил остальных удалиться, - всех, кроме Грибы. Но тут поднялся единодушный рев: крики и грозные увещания - подумать о душе, отбросить всякое попечение обо всем земном - так и стояли в воздухе.

- Час пробил! Час настал! Покайся и молись!...

- Поздно! Поздно!.. - лепетал умирающий: - молитвы уж не помогут!

- Для Бога никогда не поздно спасать свою заблудшую овцу!.. - кричал неистово Кэн.

- Пусть я и грешник, только бы не трус, испугавшийся достойной кары! - стонал несчастный. - Пощадите! Оставьте меня в покое!

Но методисты продолжали шуметь; Бон, желая убедить соседа, начал рассказывать историю своего собственного обращения...

- Как вы можете мучить умирающого? - простонал Орри,

Гриба вежливо, но энергично выпроводила назойливых "спасателей душ". Как нежная голубка в стае коршунов, ходила молодая девушка от одного к другому, одних увещевая, других ободряя ласковым словом...

Очутившись на дворе, методисты и там затянули какой-то гимн, и под его удалявшиеся звуки Орри подозвал к себе Язона, затем он просил его достать платье, а из него - мешок с деньгами.

- Возьмите его себе, он ваш теперь, - проговорил он. - Я берег эти деньги для сына; но он не захотел их взять... - Оне стоили мне четырнадцати лет моей жизни... Но вы... вы их заслужили.

- Нет, нет!.. Не возьму! - возразил Язон.

- Что ж, у вас есть свои?

- Да... Нет... У меня и не было никогда ни гроша...

- Так берите же их и да благословит вас Бог!

- Хорошо; но я сберегу их для вашего же сына и передам ему, когда встречусь с ним. Ведь он в Исландии? Я сам родом оттуда.

- Отец ваш должен гордиться вами, - заметил дрожащим голосом растроганный Стефен. - Кто он такой?

- Не знаю; сколько помнится, у меня никогда и не было отца, - угрюмо отвечал Язон.

- Жив он еще или умер?... Или совсем бросил вашу мать?

- Кажется.

- Негодяй!.. Впрочем, не мне судить других... А ваше имя? - тяжело дыша, спросил умирающий и напряженно выжидал ответа.

Облегченно вздохнув, Стефен Орри откинулся на подушки.

- Да! не странно ли, что у такого отца мог вырости такой сын?.. - вслух подумал он. - Дитя мое, прости мне: я виноват пред тобою! - вдруг громко раздался его голос, и он взглянул на Язона.

- Но в чем же? Что его значит? - допытывался юноша, но старик только повторял:

- Все равно, все равно, скажи же: прощаешь?.. Пусть Бог мне простит мои прегрешенья!.. У тебя все равно, что нет отца, - так будь же мне сыном. Позволь мне считать тебя своим сыном и, как сын, оставь мои деньги у себя... обещай, что не отдашь ему... Он не захочет их взять!

- Но почему же?..

- Оставь, не спрашивай! Не мучь, не мучь несчастного на краю гроба!..

- Если вам угодно, я готов оставить эти деньги у себя! - успокоил его Язон.

- Ну и слава Богу!.. Слава Богу!.. - После минутного молчания умирающий заговорил заметно слабеющим голосом: - И скоро... скоро ты вернешься на родину?

- Когда покончу все, что мне надо сделать...

- А что такое? - спросила Гриба.

Но Яэон ей не ответил. Он вслушивался в безсвязный лепет умирающого, который опять начал бредить, и глубокая жалость овладела юношей. Стефен говорил что-то о минувших годах, о каком-то малютке-снне, который любил его тогда, "хоть и не носит его имени", а зовут его Михаилом... Кудрявчиком...; то он как будто прислушивался к ответам ребенка, то убаюкивал его, то учил молитвам нараспев, то порывисто обнимал и прижимал в груди пустое пространство, будто держа на руках балованное, любимое дитя...

Язон прислушивался и менялся в лице, не сводя глаз с несчастного Орри.

- Нет, еще не совсем дурной человек тот, кто умел так любить! - проговорил Язон и прибавил: - А должно быть отрадно тому, кого отец так любит!

- Да, он и в разлуке с сыном все думал о нем, - заметила Гриба: а ушел он отсюда по смерти жены: ее убил из мести один из врагов её мужа, Патриксен.

- Что?! Патриксен?

- Да. Это было четырнадцать лет тому назад, и с того времени вдовец поселился один в Порт-Эрине.

- Миль тридцать. Да вам зачем же туда?

- Там жил и мой отец: я ведь его ищу...

- Как, того, что бросил вашу мать, свою жену?

- Вот потому-то я и ищу его!

В эту минуту бред умирающого усилился, он торопливо заговорил на каком-то странном языке. Язон вздрогнул и спросил Грибу:

- Он исландец?.. Как его имя?

- О, Боже!.. - воскликнула она, но её крик прервал шум торопливых шагов: за нею пришел брат и, как ни упрашивала она, ее увели домой. Только Язон остался при умирающем один, и ему все чудился полный испуга взгляд молодой девушки, когда ее уводили: как будто ей было страшно оставить его наедине с умирающим.

Язон был удивлен, подавлен всем случившимся. Волею судьбы, тот, кого он искал, неожиданно очутился в его власти. Теперь не трудно привести в исполнение обещание, которое он дал матери на её смертном одре. Да! долгожданная кара должна совершиться над преступником, и чем скорее, тем лучше!..

Как странно! Что это, - трусость или усталость берет свое? Руки дрожат; сердце то замирает, то бьется в порыве какой-то непонятной нежности; слова умирающого и его детский лепет живо встают перед умственными очами юноши... Но нет! Пора ободриться и смело совершить дело Божеского правосудия над злодеем!

Озлобленный, решительный, подошел Язон к постели отца, но в эту минуту громко и отчаянно раздался вопль умирающого:

Стефен Орри, безсознательно, в бреду, вложил в этот крик все чувства, которые мучили, томили его в долгие минувшие годы.

- Рахиль!.. Рахиль!..

В этом крике было и отчаяние смерти без раскаяния, и ужас душевных страданий, и укоры совести в содеянном зле, и мольбы о прощении... Не контрабандист, не безсердечный негодяй молил о пощаде, а истомленный, раскаянный грешник, душа которого была открыта всеведущему, всемогущему Творцу.

Кто, как не Бог, привел его, слабого юношу, к желанной цели и отдал в его руки... умирающого? Но сам ли Бог судил, чтобы задуманная людьми месть осталась в Его святой власти?..

Бред прекратился. Стефен тихо и покорно, как дитя, несмотря на свой богатырский рост, лежал на подушках и слабая улыбка играла у него на губах.

- Мне казалось, что я нашел ее, - просто сказал он: - мою бедную молодую жену, перед которой я так согрешил!

- Пожалуйста, успокойтесь... Лежите смирно! - пробормотал хриплым голосом молодой человек, чтоб только что-нибудь ему сказать.

в самом деле... мой милый, милый сын!..

Не в силах удержать рыданий, Язон упал у ног отца и вдруг воскликнул:

- О, отец! Отец!.. Я - твой сын!

Но Орри только улыбнулся, и кротко проговорил:

- Ах, да! Помню, помню наш уговор. Спасибо тебе, сын мой!.. Благослови тебя Бог!..

* * *