Заложник.
Книга вторая. Михаил "Кудрявчик".
Глава XXII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Заложник. Книга вторая. Михаил "Кудрявчик". Глава XXII. (старая орфография)

XXII.

Решив ехать в Исландию, в сестре, братья Фэрбрезер прежде всего занялись продажей той части отцовского именья, стоимость которой они хотели вручить ей с надлежащими оправданиями. Яков, которой был хитрее других, пожертвовал своей фермой; торги состоялись, и ферма была куплена за безценок с аукциона каким-то незначительным, никому неизвестным лицом. В сущности же, эта ферма и не выходила из рук своего владельца, который съумел ловко обделать свои делишки с Марком Скидликорном, - адвокатом, патроном ростовщиков, известным своею ловкостью в Рамсее и его окрестность. Покупщики были все подставные; а тот, за кем осталась земля, тайком перепродал ее опять Якову, который усердно скрывал от братьев свои махинации, чтобы казаться в их глазах безкорыстным и преданным общему делу. Едва удостоверились они, что торги состоялись, как все по очереди понаведалсь к нему "по секрету" за деньгами, выставляя на вид самую крайнюю необходимость. Старший, - Эшер, - просил, например, взаймы тридцать-пять фунтов.

- Всего только тридцать-пять, и не даром, а по шести процентов! - убедительно говорил он: - я обязуюсь платить аккуратно.

- Рад бы душою, - отвечал Яков: - да этот негодяй Марк поднадул меня!

Затем явился Терстан, умолявший дать взаймы "только" тридцать фунтов на покупку пары чудесных волов... таких, что на редкость!

- Только, пожалуйста, не проболтайся: я знаю, Росс уж давно на них зубы точить, - говорил он.

- Очень жаль, что ты опоздал, голубчик! Я бы с удовольствием готов тебе служить, но Росс уже был у меня, и я дал ему взаймы эти самые тридцать фунтов.

Немного погодя, пришел и Росс.

- Помоги мне, пожалуйста, расплатиться с Терстаном: задолжал я ему - и всего-то двадцать-два фунта! - а он грозит за это пустить с молотка весь мой скарб!.. Только, пожалуйста, пусть это будет строго между нами, чтобы до него не дошло!

- Право, мне очень приятно, что я могу успокоить тебя: он сам заходил ко мне, и я уже уплатил ему твой долг, - отвечал Яков, и просители уже больше не смели к нему соваться; только ходили надувшись и задорно поглядывая друг на друга, как индейские петухи, но не дерзали возмутиться открыто, не смели довериться друг другу.

Между тем им нужны были деньги, чтобы было с чем ехать в Исландию, и они, все пятеро, обратились к ростовщику Скилликорну. Ему же поручил Яков заботиться и о том, чтобы выгоднее поместить его капитал на проценты. Поэтому, когда братья пришли к нему за деньгами, он насказал им целую историю о каком-то своем добрейшем приятеле, который берет только четыре процента, но... особа, которая, в свою очередь, доверяет ему свой капитал для оборотов, будто бы требует с него целых десять; итого, выходило уже не четыре, а четырнадцать!.. - Впрочем приятель мой и не навязывает вам своих денег, - прибавил в заключение Скилликорн: - у него есть на примете трое господ, которые согласны на все условия, лишь бы им дали эти деньги.

Братья, конечно, поспешили на все согласиться.

Наконец, наступил день отъезда Якова и Росса. Они еще накануне объехали всех своих братьев и разстались с ними весьма дружелюбно. Затем, когда они были уж на палубе ирландского брига, который должен был отплыть через четверть часа в Исландию, они вдруг позеленели от неожиданности и злости: на палубе вместе с ними очутились и все остальные братья.

- Это еще что значит? - сердито прикрикнул на них Яков.

- А то, что мы не можем положиться на вас и предпочтем ехать вместе и одновременно с вами! - разсудительно ответил Терстан.

* * *

Братьям оказалось нетрудно добраться до супруги президента новой исландской республики, и в то самое время, как Гриба заливалась слезами, - до того тяжело было ей вспомнить, как только-что мимо её окна проходили арестанты с конвойными, - в двери её дома постучались шестеро мужчин, повидимому иностранцев.

Они говорили на каком-то непонятном наречии, но все-таки их поняли настолько, что догадались позвать горничную госпожи, англичанку, которая с удивлением выслушала их сбивчивый рассказ о том, что они родные братья её госпожи, президентши, и желают ее видеть.

Когда их ввели в комнаты, они вошли вереницей один за другим и в том порядке подошли в сестре, которая приняла их, стоя у стола, чтобы не слишком была заметна дрожь негодования, от которой у нея ослабели руки и ноги. Опираясь рукою на стол, Гриба стояла перед ними, выпрямившись во весь свой стройный рост. Она молчала, выжидая, что скажут братья, но её глаза, сверкавшие как угольки, говорили яснее слов.

Яков и Росс первые подошли в ней и опустились на колени, воскликнув благоговейно:

- Слава Всевышнему! Наконец, мы нашли тебя!

- Слава Всевышнему!.. Слава Всевышнему!.. - повторили за ними и остальные.

- Постой! - перебила его сестра. - О любви и заботах ваших вы можете не распространяться: мне оне слишком хорошо известны... Но зачем вы явились сюда? С какой целью?

- Напрасно ты так думаешь, - напуская на себя грусть, продолжал Яков: - мы ведь нарочно приехали сюда, чтобы вручить тебе твою долю наследства. - Вот, смотри! - и он показал сестре деньги и документы.

- Это твои деньги, твои, - продолжать он, - и удержали мы их при себе только из боязни, что оне попадут в ненадежные руки: тогда около тебя вертелся этот рыжий Язон. Мы не доверяли ему и, как видно, не даром. Он таки добился до каторги.

- Да, да! мы встретили его под конвоем... - подхватили остальные.

- Туда ему и дорога! - махнул рукою Яков. - Слава Богу, что ты замужем за хорошим человеком.

- Как вы узнали, что я здесь? - спросила Гриба.

- А по письму, голубушка, по письму, - поспешил ответить Эшер.

Яков искоса взглянул на него и, стараясь скрыть свое смущенье, пояснил:

- Ну, да, голубушка, ну да - по письму. Как ты уехала, мы долго искали тебя, а потом, когда уже очень взгрустнулось, захотели вспомнить о тебе поживее, и... перебирая твои вещи... набрели на это письмо... на письмо Михаила... Славный он малый, добряк! Дай ему Бог здоровья!

- Дай ему Бог здоровья! - повторили братья.

- Вот мы и разсудили тогда: пора, мол, теперь ее выделить; муж её человек надежный! Продали мы землю... правда, дешево, ну, да тебе от этого не будет убытка: вот она вся, твоя седьмая доля, вся сполна, до последняго гроша!

- Ну, хорошо. Давайте деньги! - проговорила Гриба.

- Вот, вот, изволь, голубушка! - заторопился Яков, обрадованный её благосклонным вниманием; и лица братьев заметно просветлели.

- Бери, бери: оне твои! Лишь бы только ты не нуждалась, а чего нам это стоило... нам ничего не жаль!

- Пожалуйста, возьмите, что вы затратили, - предложила сестра; но брат возразил:

- Нет, нет! Это тебя не касается! - и сделал рукой торжественно-отрицательное движение.

- Ну, так возьмите же хоть за путевые издержки: ведь проезд вам чего-нибудь да стоил?

У братьев загорелся в глазах алчный огонек; но по примеру старшого, к которому она обратилась прежде всего, они принялись корчить из себя благородных людей, оскорбленных её предложением.

Получив от каждого, поочередно, одинаковый отпор, молодая женщина сказала:

- Хорошо, пусть будет по вашему! - и заперла деньга в ящик комода. Затем, обернувшись к ним, резво проговорила: - Ну, а теперь можете уходить!

- Да, уходить, по добру по здорову, пока не вернулся муж.

- Но, Гриба, ведь мы хотим его видеть!

- Нет, для вас будет лучше не попадаться ему на глаза, а не то ему может придти на память все то, что не особенно для вас желательно, чтобы он вспомнил.

- Да что же он может вспомнить, как не свое детство у нас в доме, когда он был нам братом, когда наш отец обращался с ним как с родным сыном?

- И как вы сами обращались со своим родным отцом! - подсказала молодая женщина. - Не будь вас, не бежал бы од из-под родного крова, не лежал бы теперь на дне моря!

- Ну, полно, полно, голубушка! Успокойся!.. Будто муж твой может неласково встретить братьев своей жены?

- Он помнит и то, как вы обращались с нею, - возразила Гриба.

- Как? Неужели ты не вступишься за нас? Неужели ты не чувствуешь и тени благодарности.

- За что это? Уж не за то ли, что вы меня притесняли и обижали, - отказывали даже в том, что мне принадлежало по закону?.. Уходите же, говорят вам, уходите!

- Ты, кажется, нас выгоняешь? - вскричали братья.

- А еслиб и выгнала, это было бы вам только поделом; разве вы не выгнали вон, из его же дома, беззащитного, безпомощного старика-отца?.. Ах, вы, презренные, фальшивые люди! Неужели вы думаете, что провели меня, - что я не вижу насквозь ваше притворство, вашу подлость?! Я была бедна, беззащитна - вы лишали меня необходимого, вы притесняли меня. Теперь я богата, и вы как бы добровольно возвращаете мне наследство, становитесь предо мной на колени! Вы всю жизнь ненавидели моего мужа, обижали его, а теперь, когда он знатен и богат и близость с ним может быть для вас полезна, вы готовы целовать прах под ногами его!.. Вон, вон отсюда! И чтоб я никогда, слышите ли, никогда вас больше не выдала!

Пристыженные, неуклюже толкаясь в дверях, вышли вон из дома все шестеро братьев, с Яковом во главе.

- Ну, что взял? - набросились они на него. - Никуда не годится твоя хваленая ловкость! Уж лучше бы и вовсе в ней не соваться, чем без толку отдать все деньги! - грозно ворчали они.

- Молчите вы, дурни! - авторитетно прикрикнул на них Яков. - Ну, чего разорались: "Без толку! без толку!.." А самый-то толк еще впереди.

- Еще чего выдумал? - насмешливо и недоверчиво возразили остальные. - Будет тебе нас морочить!

Но Яков твердо стоил на своем.

- А вот увидите. Не удалось с нею, удастся с ним! Тут уж не промахнемся! - и Яков показал им кончик письма, припрятанного у него в кармане. - Вот в чем наше богатство!

- Что это?

- Письмо к рыжему Язону, вещественное доказательство сестрицына миленького поведенья! Не было ей, дескать, выбора - хорош был тогда и Язон; а после подвернулся человек побогаче да повнятнее, - и Язон стал нехорош, по шапке Язона!

Братья загоготали от восторга. Выдумка Якова снова повысила в их глазах его престиж, как умного малого и ловкого дельца.

таким же точно.

- Ага! Наконец-то!.. - воскликнули братья Фэрбрезер.

осанистый господин богатырского роста, стоявший на носу шлюпки, которая летела как стрела, спущенная с брига на берег.

Легко спрыгнув на землю, при взрыве восторженных криков народа, президент сел на лошадь, приготовленную для него, и сворой рысью поехал по направлению к губернаторскому дому.

Братья сразу узнали его: это был Михаил "Кудрявчик".