Княжеский анкас

Каа, большой горный удав, переменил кожу - верно, в двухсотый раз со дня рождения, - и Маугли, который никогда не забывал, что Каа спас ему жизнь однажды ночью в Холодных Берлогах, о чём, быть может, помните и вы, пришёл его поздравить. Меняя кожу, змея бывает угрюма и раздражительна, до тех пор, пока новая кожа не станет блестящей и красивой. Каа больше не подсмеивался над Маугли. Как и все в джунглях, он считал его Хозяином Джунглей и рассказывал ему все новости, какие, само собой, приходится слышать удаву его величины. То, чего Каа не знал о средних джунглях, как их называют, о жизни, которая идёт у самой земли или под землёй, о жизни около валунов, кочек и лесных пней, уместилось бы на самой маленькой из его чешуек.

В тот день Маугли сидел меж больших колец Каа. перебирая пальцами чешуйчатую старую кожу, сброшенную удавом среди камней. Каа очень любезно подставил своё тело под широкие голые плечи Маугли, и мальчик сидел словно в живом кресле.

- Она вся целая, даже и чешуйки на глазах целы, - негромко сказал Маугли, играя сброшенной кожей. - Как странно видеть у своих ног то, что покрывало голову!

- Да, только ног у меня нет, - ответил Каа, - и я не вижу тут ничего странного, это в обычае моего народа. Разве ты никогда не чувствуешь, что кожа у тебя сухая и жёсткая?

- Тогда я иду купаться, Плоскоголовый, хотя, правда, в сильную жару мне хочется сбросить кожу совсем и бегать без кожи.

- Я и купаюсь и меняю кожу. Ну, как тебе нравится моя новая одежда?

Маугли провёл рукой по косым клеткам огромной спины.

- У черепахи спина твёрже, но не такая пёстрая, - сказал он задумчиво. - У лягушки, моей тёзки, она пестрей, но не такая твёрдая. На вид очень красиво, точно пёстрый узор в чашечке лилии.

- Новой коже нужна вода. До первого купанья цвет всё ещё не тот. Идём купаться!

- Я понесу тебя, - сказал Маугли и, смеясь, нагнулся, чтобы приподнять большое тело Каа там, где оно казалось всего толще.

Это было всё равно что поднять водопроводную трубу двухфутовой толщины, и Каа лежал неподвижно, тихо пыхтя от удовольствия. Потом у них началась привычная вечерняя игра - мальчик в расцвете сил и удав в великолепной новой коже стали бороться друг с другом, пробуя зоркость и силу. Разумеется, Каа мог раздавить сотню таких, как Маугли, если бы дал себе волю, но он играл осторожно, никогда не пользуясь и десятой долей своей мощи.

горла гибкими кольцами Каа, силясь высвободить одну руку и ухватить его за шею… Тогда Каа, весь обмякнув, ослаблял хватку, а Маугли своими быстрыми ногами не давал найти точку опоры огромному хвосту, который тянулся назад, нащупывая камень или пень. Они качались взад и вперёд, голова к голове, каждый выжидая случая напасть, и наконец, прекрасная, как изваяние, группа превращалась в вихрь чёрных с жёлтым колец и мелькающих ног и рук, чтобы снова и снова подняться.

- Ну-ну-ну! - говорил Каа, делая головой выпады, каких не могла отразить даже быстрая рука Маугли. - Смотри! Вот я дотронулся до тебя, Маленький Брат! Вот и вот! Разве руки у тебя онемели? Вот опять!

Эта игра всегда кончалась одинаково: прямым, быстрым ударом головы Каа всегда сбивал мальчика с ног. Маугли так и не выучился обороняться против этого молниеносного выпада; и, по словам Каа, на это не стоило тратить время.

И Маугли, как всегда, отлетел шагов на десять в сторону, задыхаясь и хохоча.

Он поднялся, набрав полные руки травы, и пошёл за Каа к любимому месту купанья мудрой змеи - глубокой, чёрной, как смоль, заводи, окружённой скалами и особенно привлекательной из-за потонувших стволов. По обычаю джунглей мальчик бросился в воду без звука и нырнул; потом вынырнул, тоже без звука, лёг на спину, заложив руки под голову, и, глядя на луну, встающую над скалами, начал разбивать пальцами ног её отражение в воде. Треугольная голова Каа разрезала воду, как бритва, и, поднявшись из воды, легла на плечо Маугли. Они лежали неподвижно, наслаждаясь обволакивающей их прохладой.

- Как хорошо! - сонно сказал Маугли. - А в человечьей стае в это время, помню, ложились на жёсткое дерево внутри земляных ловушек и, закрывшись хорошенько со всех сторон от свежего ветра, укутывались с головой затхлыми тряпками и заводили носом скучные песни. В джунглях лучше!

Торопливая кобра проскользнула мимо них по скале, напилась, пожелала им доброй охоты и скрылась.

- О-о-ш! - сказал Каа, словно вспомнив о чём-то. - Так, значит, джунгли дают тебе всё, чего тебе только хочется, Маленький Брат?

- Не всё, - сказал Маугли, засмеявшись, - а не то можно было бы каждый месяц убивать нового Шер-Хана. Теперь я мог бы убить его собственными руками, не прося помощи у буйволов. Ещё мне хочется иногда, чтобы солнце светило во время дождей или чтобы дожди закрыли солнце в разгаре лета. А когда я голоден, мне всегда хочется убить козу, а если убью козу, хочется, чтобы это был олень, а если это олень, хочется, чтобы это был нильгау. Но ведь так бывает и со всеми.

- И больше тебе ничего не хочется? - спросил Каа.

- А чего мне больше хотеть? У меня есть джунгли и Милость Джунглей! Разве есть ещё что-нибудь на свете между востоком и западом?

- Какая кобра? Та, что уползла сейчас, ничего не говорила: она охотилась.

- И много у тебя дел с Ядовитым Народом? Я их не трогаю, пусть идут своей дорогой. Они носят смерть в передних зубах, и это нехорошо - они такие маленькие. Но с какой же это коброй ты разговаривал?

Каа медленно покачивался на воде, как пароход на боковой волне.

- Три или четыре месяца назад, - сказал он, - я охотился в Холодных Берлогах - ты, может быть, ещё не забыл про них, - и тварь, за которой я охотился, с визгом бросилась мимо водоёмов к тому дому, который я когда-то проломил ради тебя, и убежала под землю.

- Но в Холодных Берлогах никто не живёт под землёй. - Маугли понял, что Каа говорит про Обезьяний Народ.

- Эта тварь не жила, а спасала свою жизнь, - ответил Каа, высовывая дрожащий язык. - Она уползла в нору, которая шла очень далеко. Я пополз за ней, убил её, а потом уснул. А когда проснулся, то пополз вперёд.

- Да. И наконец набрёл на Белый Клобук - белую кобру, которая говорила со мной о непонятных вещах и показала мне много такого, чего я никогда ещё не видел.

- Новую дичь? И хорошо ты поохотился? - Маугли быстро перевернулся на бок.

- Это была не дичь, я обломал бы об неё все зубы, но Белый Клобук сказал, что люди - а говорил он так, будто знает эту породу, - что люди отдали бы последнее дыхание, лишь бы взглянуть на эти вещи.

- Посмотрим! - сказал Маугли. - Теперь я вспоминаю, что когда-то был человеком.

- Тихонько, тихонько! Торопливость погубила Жёлтую Змею, которая съела солнце. Мы поговорили под землёй, и я рассказал про тебя, называя тебя человеком. Белая кобра сказала (а она поистине стара, как джунгли): «Давно уже не видала я человека. Пускай придёт, тогда и увидит все эти вещи. За самую малую из них многие люди не пожалели бы жизни.»

- Значит, это новая дичь. А ведь Ядовитый Народ никогда не говорит нам, где есть вспугнутая дичь. Они недружелюбны.

- Это не дичь. Это… это… я не могу сказать, что это такое.

- Мы пойдём туда. Я ещё никогда не видел белой кобры, да и на всё остальное мне тоже хочется посмотреть. Это она их убила?

- Они все неживые. Кобра сказала, что она сторожит их.

- А! Как волк сторожит добычу, когда притащит её в берлогу. Идём!

Маугли подплыл к берегу, покатался по траве, чтобы обсушиться, и они вдвоём отправились к Холодным Берлогам - заброшенному городу, о котором вы, быть может, читали.

Маугли теперь ничуть не боялся обезьян, зато обезьяны дрожали от страха перед Маугли. Однако обезьянье племя рыскало теперь по джунглям, и Холодные Берлоги стояли в лунном свете пустые и безмолвные.

Каа подполз к развалинам княжеской беседки на середине террасы, перебрался через кучи щебня и скользнул вниз по засыпанной обломками лестнице, которая вела в подземелье. Маугли издал Змеиный Клич: «Мы с вами одной крови, вы и я!» - и пополз за ним на четвереньках. Оба они долго ползли по наклонному коридору, который несколько раз сворачивал в сторону, и наконец добрались до такого места, где корень старого дерева, поднимавшегося над землёй футов на тридцать, вытеснил из стены большой камень. Они пролезли в дыру и очутились в просторном подземелье, своды которого, раздвинутые корнями деревьев, тоже были все в трещинах, так что сверху в темноту падали тонкие лучики света.

- Надёжное убежище! - сказал Маугли, выпрямляясь во весь рост. - Только оно слишком далеко, чтобы каждый день в нём бывать. Ну, а что же мы тут увидим?

- Разве я ничто? - сказал чей-то голос в глубине подземелья.

Перед Маугли мелькнуло что-то белое, и мало-помалу он разглядел такую огромную кобру, каких он до сих пор не встречал, - почти в восемь футов длиной, вылинявшую от жизни в темноте до желтизны старой слоновой кости. Даже очки на раздутом клобуке стали у неё бледно-жёлтыми. Глаза у кобры были красные, как рубины, и вся она была такая диковинная с виду.

- Доброй охоты! - сказал Маугли, у которого вежливые слова, как и охотничий нож, были всегда наготове.

- Что нового в городе? - спросила белая кобра, не отвечая на приветствия. - Что нового в великом городе, обнесённом стеной, в городе сотни слонов, двадцати тысяч лошадей и несметных стад, - в городе князя над двадцатью князьями? Я становлюсь туга на ухо и давно уже не слыхала боевых гонгов.

- Над нами джунгли, - сказал Маугли. - Из слонов я знаю только Хатхи и его сыновей. А что такое «князь»?

- Город, великий город в лесу, чьи врата охраняются княжескими башнями, не может исчезнуть. Его построили ещё до того, как дед моего деда вылупился из яйца, и он будет стоять и тогда, когда сыновья моих сыновей побелеют, как я. Саладхи, сын Чандрабиджи, сына Вийеджи, сына Ягасари, построил его в давние времена. А кто ваш господин?

- След потерялся, - сказал Маугли, обращаясь к Каа. - Я не понимаю, что она говорит.

- Я тоже. Она очень стара… Прародительница Кобр, тут кругом одни только джунгли, как и было всегда, с самого начала.

- Тогда кто же он, - спросила белая кобра, - тот, что сидит передо мной и не боится? Тот, что не знает имени князя и говорит на нашем языке устами человека? Кто он, с ножом охотника и языком змеи?

- Меня зовут Маугли, - был ответ. - Я из джунглей. Волки - мой народ, а это Каа, мой брат. А ты кто, мать Кобр?

- Я страж княжеского сокровища. Каран Раджа положил надо мной камни ещё тогда, когда у меня была тёмная кожа, чтобы я убивала тех, кто придёт сюда воровать. Потом сокровища опустили под камень, и я услышала пение жрецов, моих учителей.

«Гм! - сказал про себя Маугли. - С одним жрецом я уже имел дело в человечьей стае, и я знаю, что знаю. Скоро сюда придёт беда».

- Пять раз поднимали камень с тех пор, как я стерегу сокровище, но всегда для того, чтобы прибавить ещё, а не унести отсюда. Нигде нет таких богатств, как эти - сокровища ста князей. Но давно-давно уже не поднимали камень, и мне кажется, что про мой город забыли.

- Города нет. Посмотри вокруг - вон корни больших деревьев раздвинули камни. Деревья и люди не растут вместе, - уговаривал её Каа.

- Дважды и трижды люди находили сюда дорогу, - злобно ответила кобра, - но они ничего не говорили, пока я не находила их ощупью в темноте, а тогда кричали, только совсем недолго. А вы оба пришли ко мне с ложью, и человек и змея, и хотите, чтобы я вам поверила, будто моего города больше нет и пришёл конец моей службе. Люди мало меняются с годами. А я не меняюсь! Пока не поднимут камень, и не придут жрецы с пением знакомых мне песен, и не напоят меня тёплым молоком, и не вынесут отсюда на свет, я, я, я - и никто другой! - буду Стражем Княжеского Сокровища! Город умер, говорите вы, и сюда проникли корни деревьев? Так нагнитесь же и возьмите что хотите! Нет нигде на земле таких сокровищ! Человек со змеиным языком, если ты сможешь уйти отсюда живым той дорогой, какой пришёл, князья будут тебе слугами!

- След опять потерялся, - спокойно сказал Маугли. - Неужели какой-нибудь шакал прорылся так глубоко и укусил большой Белый Клобук? Она, верно, взбесилась… Мать Кобр, я не вижу, что можно отсюда унести.

- Клянусь богами Солнца и Луны, мальчик потерял разум! - прошипела кобра. - Прежде чем закроются твои глаза, я окажу тебе одну милость. Смотри - и увидишь то, чего не видел ещё никто из людей!

- Худо бывает тому, кто говорит Маугли о милостях, - ответил мальчик сквозь зубы, - но в темноте всё меняется, я знаю. Я посмотрю, если тебе так хочется.

Прищурив глаза, он обвёл пристальным взглядом подземелье, потом поднял с полу горсть чего-то блестящего.

- Ого! - сказал он. - Это похоже на те штучки, которыми играют в человечьей стае. Только эти жёлтые, а те были коричневые.

Он уронил золото на пол и сделал шаг вперёд. Всё подземелье было устлано слоем золотых и серебряных монет толщиной в пять-шесть футов, высыпавшихся из мешков, где они прежде хранились. За долгие годы металл слежался и выровнялся, как песок во время отлива. На монетах и под ними, зарывшись в них, как обломки крушения в песке, были чеканного серебра сёдла для слонов с бляхами кованого золота, украшенные рубинами и бирюзой. Там были паланкины и носилки для княгинь, окованные и отделанные серебром и эмалью, с нефритовыми ручками и янтарными кольцами для занавесей; там были золотые светильники с изумрудными подвесками, колыхавшимися на них; там были пятифутовые статуи давно забытых богов, серебряные, с изумрудными глазами; были кольчуги, стальные, с золотой насечкой и с бахромой из почерневшего мелкого жемчуга; там были шлемы с гребнями, усеянными рубинами цвета голубиной крови; там были лакированные щиты из панциря черепахи и кожи носорога, окованные червонным золотом, с изумрудами по краям; охапки сабель, кинжалов и охотничьих ножей с алмазными рукоятками; золотые чаши и ковши и переносные алтари, никогда не видевшие дневного света; нефритовые чаши и браслеты; кадильницы, гребни, сосуды для духов, хны и сурьмы, всё чеканного золота; множество колец для носа, обручей, перстней и поясов; пояса в семь пальцев шириной из гранёных алмазов и рубинов и деревянные шкатулки, трижды окованные железом, дерево которых распалось в прах и остались груды опалов, кошачьего глаза, сапфиров, рубинов, брильянтов, изумрудов и гранатов.

Белая кобра была права: никакими деньгами нельзя было оценить такое сокровище - плоды многих столетий войн, грабежей, торговли и поборов. Одним монетам не было цены, не говоря уже о драгоценных камнях; золота и серебра тут было не меньше двухсот или трёхсот тонн чистым весом.

Но Маугли, разумеется, не понял, что значат эти вещи. Ножи заинтересовали его немножко, но он были не так удобны, как его собственный нож, потому он их бросил. Наконец он отыскал нечто в самом деле пленительное, лежавшее перед слоновым седлом, полузарытым в монетах. Это был двухфутовый анкас, или бодило для слонов, похожий на маленький лодочный багор. На его верхушке сидел круглый сверкающий рубин, а восьмидюймовой длины ручка была сплошь украшена нешлифованной бирюзой, так что держать её было очень удобно. Ниже был нефритовый ободок, а кругом него шёл узор из цветов, только листья были изумрудные, а цветы - рубины, вделанные в прохладный зелёный камень. Остальная часть ручки была из чистой слоновой кости, а самый конец - остриё и крюк - был стальной, с золотой насечкой, изображавшей охоту на слонов. Картинки и пленили Маугли, который увидел, что они изображают его друга Хатхи. Белая кобра следовала за ним по пятам.

- Разве не стоит отдать жизнь за то, чтобы это увидеть? - сказала она. - Правда, я оказала тебе великую милость?

всё твоё. Так подари это мне, а я принесу тебе лягушек для еды.

Белая кобра вся затряслась от злобной радости.

- Конечно, я подарю это тебе, - сказала она. - Всё, что здесь есть, я дарю тебе - до тех пор, пока ты не уйдёшь.

- Но я ухожу сейчас. Здесь - темно и холодно, а я хочу унести эту колючую штуку с собой в джунгли.

- Это человечий череп, - сказал он равнодушно. - А вот и ещё два.

- Много лет назад эти люди пришли, чтобы унести сокровище. Я поговорила с ними в темноте, и они успокоились.

- Но разве мне нужно что-нибудь из того, что ты называешь сокровищем? Если ты позволишь мне унести анкас, это будет добрая охота. Если нет, все равно это будет добрая охота. Я не враждую с Ядовитым Народом, а кроме того, я знаю Заветное Слово твоего племени.

- Здесь только одно Заветное Слово, и это Слово - моё!

- Я, конечно, - прошелестела старая кобра. - Давно уже не видала я человека, а этот человек говорит по-нашему.

- Но о том, чтобы убивать, не было уговора. Как же я вернусь в джунгли и расскажу, что отвёл его на смерть?

- Я и не убью его раньше времени. А если тебе надо уйти, вон дыра в стене. Помолчи-ка теперь, жирный убийца обезьян! Стоит мне коснуться твоей шеи, и джунгли тебя больше не увидят. Никогда ещё человек не уходил отсюда живым. Я Страж Сокровищ в Княжеском городе!

- Но говорят тебе, ты, белый ночной червяк, что нет больше ни князя, ни города! Вокруг нас одни только джунгли! - воскликнул Каа.

- А сокровище есть. Но вот что можно сделать. Не уходи ещё, Каа, - посмотришь, как будет бегать мальчик. Здесь есть где поохотиться. Жизнь хороша, мальчик! Побегай взад и вперёд, порезвись!

- Эта белая тварь до сих пор видела только людей из человечьей стаи. Меня она не знает, - прошептал он. - Она сама напросилась на охоту. Пусть получает!

Маугли стоял, держа в руках анкас остриём вниз. Он быстро метнул анкас, и тот упал наискось, как раз за клобуком большой змеи, пригвоздив её к земле. В мгновение ока удав налёг всей своей тяжестью на извивающееся тело кобры, прижав его от клобука до хвоста. Красные глаза кобры горели, и голова на свободной шее бешено моталась вправо и влево.

- Нет, - сказал Маугли, доставая нож, - больше я не хочу убивать, разве только для пищи. Посмотри сам, Каа!

Он схватил кобру пониже клобука, раскрыл ей рот лезвием ножа и показал, что страшные ядовитые зубы в верхней челюсти почернели и выкрошились. Белая кобра пережила свой яд, как это бывает со змеями.

- Тхунтх (Гнилая Колода), - сказал Маугли и, сделав Каа знак отстраниться, выдернул анкас из земли и освободил белую кобру.

- Княжескому сокровищу нужен новый страж, - сказал он сурово. - Тхунтх, ты оплошала. Побегай взад и вперёд, порезвись, Гнилая Колода!

- Мне стыдно! Убей меня! - прошипела белая кобра.

- Слишком много было разговоров про убийство. Теперь мы уйдём. Я возьму эту колючую штуку, Тхунтх, потому что я дрался и одолел тебя.

- Смотри, чтоб она не убила тебя в конце концов. Это смерть! Помни, это смерть! В ней довольно силы, чтобы убить всех людей в моём городе. Недолго ты удержишь её, Человек из Джунглей, или тот, кто отнимет её у тебя. Ради неё будут убивать, убивать и убивать! Моя сила иссякла, зато колючка сделает моё дело. Это смерть! Это смерть! Это смерть!

Маугли выбрался через дыру в подземный коридор и, обернувшись, увидел, как белая кобра яростно кусает потерявшими силу зубами неподвижные лица золотых идолов, лежащих на полу, и шипит:

Маугли и Каа были рады, что снова выбрались на дневной свет.

Как только они очутились в родных джунглях и анкас в руках мальчика засверкал на утреннем солнце, он почувствовал почти такую же радость, как если б нашёл пучок новых цветов, для того чтобы воткнуть их себе в волосы.

- Это ярче глаз Багиры, - сказал он с восхищением, поворачивая рубин. - Я покажу ей эту штуку. Но что хотела сказать Гнилая Колода своими словами о смерти?

- Не знаю. Мне до кончика хвоста обидно, что она не попробовала твоего ножа. Всегда в Холодных Берлогах таится какая-нибудь беда - и на земле и под землёй… А теперь я хочу есть. Ты поохотишься вместе со мною нынче на заре? - сказал Каа.

- Нет, надо показать эту штуку Багире. Доброй охоты!

Маугли приплясывал на бегу, размахивая большим анкасом, и останавливался время от времени, чтобы полюбоваться на него. Добравшись наконец до тех мест в джунглях, где отдыхала обычно Багира, он нашёл её у водопоя, после охоты на крупного зверя. Маугли стал рассказывать ей обо всех своих приключениях, а Багира слушала и время от времени обнюхивала анкас. Когда Маугли дошёл до последних слов белой кобры, Багира одобрительно замурлыкала.

- Значит, Белый Клобук говорил правду? - живо спросил Маугли.

- Я родилась в княжеском зверинце в Удайпуре и, кажется, знаю кое-что о человеке. Многие люди убивали бы трижды в ночь ради одного этого красного камня.

- Но от камня ручку только тяжелее держать. Мой блестящий ножик гораздо лучше, и - слушай! - красный камень не годится для еды. Так для чего же убивать?

- Маугли, ступай спать. Ты жил среди людей, и…

Багира приоткрыла сонные глаза, и в них сверкнула лукавая искорка.

- Её сделали люди для того, чтобы колоть голову сыновьям Хатхи. Я видела такие на улицах Удайпура перед зверинцем. Эта вещь отведала крови многих таких, как Хатхи.

- Затем, чтобы научить их Закону Человека. У людей нет ни когтей, ни зубов, оттого они и делают вот такие штуки и даже хуже.

- Если бы я это знал, то не взял бы его. Я не хочу его больше. Смотри!

Анкас полетел, сверкая, и зарылся в землю в пятидесяти шагах от них, среди деревьев.

- Теперь я очистил мои руки от смерти, - сказал Маугли, вытирая руки о свежую влажную землю. - Белая кобра говорила, что смерть будет ходить за мной по пятам. Она состарилась, побелела и выжила из ума.

- Смерть или жизнь, почернела или побелела, а я пойду спать, Маленький Брат. Я не могу охотиться всю ночь и выть весь день, как другие.

Багира знала удобное логово в двух милях от водопоя и отправилась туда отдыхать. Маугли недолго думая забрался на дерево, связав вместе две-три лианы, и гораздо скорее, чем можно об этом рассказать, качался в гамаке в пятидесяти футах над землёю. Хотя Маугли не боялся яркого дневного света, он всё же следовал обычаю своих друзей и старался как можно меньше бывать на солнце. Когда его разбудили громкие голоса обитателей деревьев, были опять сумерки, и во сне ему снились те красивые камешки, что он выбросил.

- Хоть погляжу на них ещё раз, - сказал он и спустился по лиане на землю.

Но Багира опередила его: Маугли было слышно, как она обнюхивает землю в полумраке.

- А где же колючая штука? - воскликнул Маугли.

- Теперь мы увидим, правду ли говорила белая кобра. Если колючая тварь и вправду смерть, этот человек умрёт. Пойдём по следу.

- Сначала поохотимся, - сказала Багира, - на пустой желудок глаза плохо видят. Люди двигаются очень медленно, а в джунглях так сыро, что самый лёгкий след продержится долго.

Они постарались покончить с охотой как можно скорее, и всё же прошло почти три часа, прежде чем они наелись, напились и пошли по следу. Народ Джунглей знает, что торопиться во время еды не следует, потому что упущенного не вернёшь.

- Как ты думаешь, колючая тварь обернётся в руках человека и убьёт его? - спросил Маугли. - Белая кобра говорила, что это смерть.

- Увидим, когда догоним, - сказала Багира. Она бежала рысью, нагнув голову. - След одиночный (она хотела сказать, что человек был один), и от тяжёлой ноши пятка ушла глубоко в землю.

- Гм! Это ясно, как летняя молния, - согласился с ней Маугли.

- Теперь он бежит быстро, - сказал Маугли, - пальцы растопырены. - Они бежали дальше по сырой низине. - А почему здесь он свернул в сторону?

- Погоди! - сказала Багира и одним великолепным прыжком перемахнула через лужайку.

Первое, что нужно сделать, когда след становится непонятным, - это прыгнуть вперёд, чтобы не оставлять путаных следов на земле. После прыжка Багира повернулась к Маугли и крикнула:

- Здесь второй след идёт ему навстречу. На этом втором следу нога меньше и пальцы поджаты.

- Это нога охотника-гонда, - сказал он. - Гляди! Здесь он протащил свой лук по траве. Вот почему первый след свернул в сторону. Большая Нога пряталась от Маленькой Ноги.

- Да, верно, - сказала Багира. - Теперь, чтобы не наступать друг другу на следы и не путаться, возьмём каждый по одному следу. Я буду Большая Нога, Маленький Брат, а ты - Маленькая Нога.

Багира перепрыгнула на первый след, а Маугли нагнулся, разглядывая странные следы ног с поджатыми пальцами.

- Вот, - сказала Багира, шаг за шагом продвигаясь вперёд по цепочке следов, - я, Большая Нога, сворачиваю здесь в сторону. Вот я прячусь за скалу и стою тихо, не смея переступить с ноги на ногу. Говори, что у тебя, Маленький Брат.

- Вот я, Маленькая Нога, подхожу к скале, - говорил Маугли, идя по следу. - Вот я сажусь под скалой, опираясь на правую руку, и ставлю свой лук между большими пальцами ног. Я жду долго, и потому мои ноги оставляют здесь глубокий отпечаток.

- Я тоже, - сказала Багира, спрятавшись за скалой. - Я жду, поставив колючку острым концом на камень. Она скользит: на камне осталась царапина - Скажи, что у тебя, Маленький Брат.

- Одна-две ветки и большой сучок сломаны здесь, - сказал Маугли шёпотом. - А как рассказать вот это? А! Теперь понял. Я, Маленькая Нога, ухожу с шумом и топотом, чтобы Большая нога слышала меня.

Маугли шаг за шагом отходил от скалы, прячась между деревьями и повышая голос, по мере того как приближался к маленькому водопаду.

- Я - отхожу - далеко - туда, - где - шум - водопада - заглушает - мои - шаги, - и здесь - я - жду. Говори, что у тебя, Багира, Большая Нога!

Пантера металась во все стороны, разглядывая, куда ведёт отпечаток большой ноги из-за скалы. Потом подала голос:

- Я ползу из-за скалы на четвереньках и тащу за собой колючую тварь. Не видя никого, я бросаюсь бежать. Я, Большая Нога, бегу быстро. Путь ясно виден. Идём каждый по своему следу. Я бегу!

Багира помчалась по ясно видимому следу, а Маугли побежал по следу охотника. На время в джунглях наступило молчание.

Голос Маугли отозвался в пятидесяти шагах справа.

Они пробежали ещё с полмили, оставаясь на том же расстоянии, пока Маугли, который не пригибался так низко к земле, не крикнул:

- Они сошлись! Доброй охоты! Смотри-ка! Тут стояла Маленькая Нога, опираясь коленом на камень, а там - Большая Нога.

Меньше чем в десяти шагах от них, растянувшись на гряде камней, лежало тело крестьянина здешних мест. Тонкая оперённая стрела охотника-гонда пронзила ему насквозь спину и грудь.

- Так ли уж одряхлела и выжила из ума белая кобра? - мягко спросила Багира. - Вот, по крайней мере, одна смерть.

- Идём дальше. А где же та, что пьёт слоновью кровь, - где красноглазая колючка?

- Может быть, у Маленькой Ноги. Теперь след опять одиночный.

Одинокий след легконогого человека, быстро бежавшего с ношей на левом плече, шёл по длинному пологому откосу, поросшему сухой травой, где каждый шаг был словно выжжен калёным железом.

Оба молчали, пока след не привёл их к золе костра, укрытого в овраге.

- Опять! - сказала Багира и остановилась, словно окаменев.

Тело маленького сморщенного охотника лежало пятками в золе, и Багира вопросительно посмотрела на Маугли.

- Это сделано бамбуковой палкой, - сказал Маугли, взглянув на тело. - У меня тоже была такая, когда я служил человечьей стае и пас буйволов. Мать Кобр - мне жаль, что я посмеялся над нею, - знает эту породу, и я мог бы об этом догадаться. Разве я не говорил, что люди убивают от безделья?

- Право же, его убили ради красных и голубых камней, - ответила Багира. - Не забудь, что я была в княжеском зверинце в Удайпуре.

- Один, два, три, четыре следа, - сказал Маугли, нагибаясь над пеплом костра. - Четыре следа обутых людей. Они ходят не так быстро, как охотники-гонды. Ну что худого сделал им маленький лесной человек? Смотри, они разговаривали всё впятером, стоя вокруг костра, прежде чем убили его. Багира, идём обратно. На желудке у меня тяжело, и, однако, он скачет то вверх, то вниз, как гнездо иволги на конце ветки.

- Плохая охота - упускать добычу. Идём за ними! - сказала пантера. - Эти восемь обутых ног недалеко ушли.

- Люди всегда охотнее едят, чем бегают, - ответил Маугли, то скрываясь, то показываясь среди невысоких кустарников, где они теперь рыскали, обходя незнакомые джунгли. Багира, слева от Маугли, издала какой-то странный звук горлом.

- Вот этот покончил с едой! - сказала она. Смятый ворох пёстрой одежды лежал под кустом, а вокруг него была рассыпана мука.

- Тоже сделано бамбуковой палкой. Гляди! Белый порошок - это то, что едят люди. Они отняли добычу у этого - он нёс их пищу - и отдали его в добычу коршуну Чилю.

«Я отнесу свежих, крупных лягушек Матери Кобр и накормлю её до отвала, - сказал себе Маугли. - Этот кровопийца - сама Смерть, и всё же я ничего не понимаю!»

- Идём по следу! - сказала Багира. Они не прошли и полумили, как услышали ворона Кауа, распевавшего Песню Смерти на вершине тамариска, в тени которого лежало трое людей. Полупотухший костёр дымился в середине круга, под чугунной сковородкой с почерневшей и обгорелой пресной лепёшкой. Возле костра, сверкая на солнце, лежал бирюзово-рубиновый анкас.

- Эта тварь работает быстро: всё кончается здесь, - сказала Багира. - Отчего они умерли, Маугли? Ни на ком из них нет ни знака, ни ссадины.

Житель джунглей по опыту знает о ядовитых растениях и ягодах не меньше, чем многие врачи. Маугли понюхал дым над костром, отломил кусочек почерневшей лепёшки, попробовал её и сплюнул.

- Добрая охота, право! Одна добыча следует за другой! - сказала Багира.

«Яблоко Смерти» - так называется в джунглях дурман, самый сильный яд во всей Индии.

- Что же будет дальше? - сказала пантера. - Неужели и мы с тобой умертвим друг друга из-за этого красноглазого убийцы?

- Разве эта тварь умеет говорить? - спросил Маугли шёпотом. - Что плохого я ей сделал, когда выбросил? Нам двоим она не повредит, потому что мы не гонимся за ней. Если её оставить здесь, она, конечно, станет убивать людей одного за другим так же быстро, как падают орехи в бурю. Я не хочу, чтобы люди умирали по шестеро в ночь.

- Но всё-таки они ещё щенки, а щенок готов утопиться, лишь бы укусить луну в воде. Я виноват, - сказал Маугли, - говоря так, как будто знаю все на свете. Никогда больше не принесу в джунгли то, чего не знаю, хотя бы оно было красиво, как цветок. Это, - он быстрым движением схватил анкас, - отправится обратно к Прародительнице Кобр. Но сначала нам надо выспаться, а мы не можем лечь рядом с этими спящими. Кроме того, нам нужно зарыть эту тварь, чтобы она не убежала и не убила ещё шестерых. Вырой яму вон под тем деревом.

- Но, Маленький Брат, - сказала Багира, подходя к дереву, - говорю тебе, что кровопийца не виноват. Всё дело в людях.

- Это всё равно, - сказал Маугли. - Вырой яму поглубже. Когда мы выспимся, я возьму его и отнесу обратно.

На третью ночь, когда белая кобра сидела, горюя, во мраке подземелья, пристыженная, обобранная и одинокая, бирюзовый анкас влетел в пролом стены и зазвенел, ударившись о золотые монеты, устилавшие пол.

- Ах-ха! Значит, он вернулся. Я говорила, что это смерть! Как же вышло, что ты ещё жив? - прошелестела старая кобра, любовно обвиваясь вокруг ручки анкаса.

- Клянусь буйволом, который выкупил меня, я и сам не знаю! Эта тварь убила шестерых за одну ночь. Не выпускай её больше!

Прежде, чем павлин проснётся и мартышки закричат,

В джунглях промелькнёт беззвучно чья-то тень и чей-то взгляд.

Знай, малыш-охотник, это поступь страха!

Незаметно по траве чей-то дух скользит в листве,

Цепко смотрит, шепчет, движется незримо,

Знай охотник, это страх проходит мимо!

Прежде, чем проступят горы, озарённые луной,

В час, когда по тропкам влажный сумрак льётся,

Кто-то прямо за спиной шелестит во тьме ночной.

На колени! И стрелу ты в насмешливую мглу

Посылай, и в пустоту метай копьё;

Но руку опустил стрелок, кровь отхлынула от щёк.

Знай охотник, это страх проник в неё!

Как травинка, и потом по полю мчит,

Голос есть, перекрывает он раскатов грома гонг:

Знай малыш, что это страх в тебе кричит!

Молний свет под рёв и свист освещает каждый лист,

У тебя в груди все спёрло, сердце прыгает, и горло

Пересохло. Знай, охотник - это страх!^[81]

Автор:	Киплинг Д. Р.
Категории:	Рассказ, Сказка, Детская литература


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница