Наулака.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наулака. Глава XI. (старая орфография)

XI.

Тарвин нашел магараджу, еще не получившого своей утренней порции опиума, в состоянии полнейшого угнетения. Наш Топазец окинул его лукавым взглядом, придумывая, как приступить к осуществлению своего проекта.

Первые слова магараджи помогли ему навести разговор на этот предмет.

-- Зачем вы сюда приехали? - спросил он.

-- В Ратор? - переспросил Тарвин, с улыбкой окидывая взором весь горизонт.

-- Да, в Ратор, - проворчал магараджа. - Сагиб агент говорит, что вы не служите никакому правительству, и что вы сюда приехали все высматривать и писать разные выдумки обо всем. Зачем вы приехали?

-- Я приехал изследовать вашу реку; в ней есть золото, - твердым голосом произнес он.

-- Идите и говорите об этом с правительством, - сердито отвечал раджа.

-- Но ведь это, кажется, ваша река, - весело возразил он.

-- Моя! В этом государстве нет ничего моего. Торговцы день и ночь стоят у моих ворот. Сагиб агент не позволяет мне брать с них налоги, как делали мои отцы. У меня нет настоящей армии.

-- Это совершенно верно, - согласился Тарвин про себя. - В один прекрасный день я могу похитить всю его армию.

-- Да если бы у меня и было войско, - продолжал магараджа, - мне не с кем сражаться. Я просто старый волк, у которого выдернуты все зубы. Уходите от меня!

Этот разговор происходил на мощеном дворе перед тем крылом дворца, в котором находились аппартаменты Ситабхаи. Магараджа сидел на сломанном английском кресле, а его конюхи проводили перед ним целые вереницы оседланных и взнузданных коней, надеясь, что его величество выберет которого-нибудь из них для прогулки верхом. Утренний ветерок разносил по выложенному мрамором двору застоявшийся удушливый воздух дворца и наполнял его далеко не приятными запахами.

Тарвин остановился во дворе, не слезая с лошади, и сидел перекинув правую ногу за луку седла. Он уже не раз видал, какое действие производит опиум на магараджу. Слуга подходил, держа небольшую медную чашечку с опиумом и водою. Магараджа с гримасой проглотил снадобье, вытер последния капли бурой жидкости с усов и бороды и снова упал в кресло, глядя перед собой безсмысленными глазами. Прошло несколько минут, и он вскочил на ноги, бодрый, улыбающийся.

-- Вы здесь, сагиб? - сказал он. - Ну, конечно, здесь, иначе мне не было бы так весело. Хотите ехать кататься сегодня утром?

-- Я к вашим услугам.

-- Ну, так мы велим оседлать факсгальского жеребца. Он наверное сбросит вас!

-- Очень хорошо, - спокойно отвечал Тарвин.

-- А я поеду на своей кобыле Куч. Выедем прежде, чем придет сагиб агент, - сказал магараджа.

Магараджа Кэнвар сбежал с лестницы и бросился к отцу, который взял его на руки и нежно ласкал.

-- Зачем ты пришел сюда, Лальи? - спрашивал магараджа. - "Лальи", "Любимый", это было прозвище, которым обыкновенно называли принца во дворце.

-- Я пришел делать смотр моей гвардии, отец, мне выдали из арсенала очень дурные седла для моего полка. У Джейсинга седло связано веревками, а Джейсинг самый лучший из моих солдат, и, кроме того, он рассказывает очень интересные истории, - прибавил мальчик, дружески кивая Тарвину.

-- Хе, хе! ты не лучше других, - сказал король. - Всякий чего-нибудь просит у казны. Ну, что же тебе нужно?

Мальчик сложил ручки с умоляющим видом, а затем смело взял отца за конец его огромной бороды; которая по райпутской моде была зачесана за уши.

-- Мне ничего, только десять новых седел, - сказал он. - Они лежат в большой кладовой. Я их видел. Но смотритель лошадей говорит, что я должен спросить, позволения короля.

Лицо магараджи омрачилось, и он произнес энергичное проклятие.

-- Король ныньче раб и слуга, - проворчал он, - слуга сагиба агента и этого женоподобного английского райя; но, клянусь Индуром! сын короля во всяком случая королевский сын. какое право имеет Сарун Синг не давать тебе, что ты хочешь, принц?

-- Я сказал ему, - отвечал магараджа Кэнвар, - что отец будет недоволен. Больше этого я ничего во мог сказать, потому что я был не совсем здоров и потом, ты знаешь, - мальчик опустил свою головку, закутанную в чалму, - я ведь еще ребенок. Значит, мне можно взять седла?..

Тарвин, не понимавший ни одного слова из всего этого разговора, сидел спокойно на своем пони и улыбался своему другу магарадже. При начале разговора на дворе господствовала полная тишина, такая тишина, что он слышал воркованье голубей на крыше на 150 ф. над его головой. Но теперь все четыре стены, окружавшия двор, ожили, проснулись, насторожились. Он слышал затаенное дыхание, шелест драпировок, тихий скрип ставень, осторожно отворяемых изнутри. До него долетал тяжелый запах мускуса и жасмина, и он, не поворачивая головы, догадался, что Ситабхаи и её женщины следят за всем, что происходить на дворе. Но ни король, - ни принц не замечали этого. Магараджа Кеивар очень гордился теми знаниями в английском языке, какие приобретал у миссис Эстес, и король также сильно интересовался его успехами. Чтобы Тарвин мог понимать его, принц начал говорить по английски, причем произносил слова медленно и раздельно, чтобы и отец мог понять их.

-- Это новые стихи, которые я выучил только вчера, - сказал он.

-- Не говорится ли там чего-нибудь об их богах? - подозрительно опросил магараджа. - Помни, что ты райпут!

-- Нет, о, нет! - вскричал принц: - это просто английские стихи, и я очень скоро выучил их.

-- Ну, скажи мне их. Через несколько лет ты сделаешься ученым, поступишь в английскую коллегию и будешь носить длинный черный мундир.

Мальчик заговорил на местном наречии.

-- Знамя нашего государства имеет пять цветов, - сказал он, - я прежде буду сражаться в защиту его, а потом, может быть, сделаюсь англичанином.

-- Теперь уж никто не ходит на войну, мой мальчик; но скажи мне свои стихи.

Сдержанный шорох среди сотни невидимых свидетелей, усилился. Тарвин сидел, подперев голову рукой, а принц сошел с колен отца, заложил руки за спину и проговорил без остановок и без всякого выражения:

"Тигр, тигр, чьи глаза горят темной ночью в лесной чаше, какая безсмертная рука, какой безсмертный глаз создали тебя, с твоей ужасающей красотой? Когда сердце твое начало биться, какая страшная рука создала твою страшную лапу?"

-- Там дальше я забыл, - продолжал он, - а кончается так: "Неужели тот, кто создал ягненка, создал и тебя?"

-- Я не понимаю; но хорошо знать по-английски. Вот твой друг, что сидит здесь, так говорить по-английски, как я прежде никогда не слыхал, - сказал магараджа на местном наречии.

-- Да, - отвечал принц. - Но он, вместе с тем, говорит и лицом, и руками, - так. Я всегда смеюсь, когда его слышу, сам не знаю о чем. Полковник сагиб Нолан говорит точно буйвол, не раскрывая рта. Я никогда не могу разобрать, сердится он или радуется. Но, отец, зачем сагиб Тарвин приехал сюда?

-- Мы едем кататься вместе, - отвечал король, - когда мы вернемся, я, может быть, разскажу тебе. Что говорят о нем твои люди?

-- Они говорят, что это человек с чистым сердцем, и он всегда так ласков со мной.

-- Говорил он тебе что-нибудь обо мне?

-- Нет, ничего. Но я уверен, что он добрый человек. Посмотри, вон он смеется!

Тарвин, настороживший уши, когда услышал свое имя, уселся удобнее на седле и подобрал повода, чтобы показать королю, что пора отправляться в путь.

Конюхи вывели высокого, длиннохвостого чистокровного английского жеребца и сухопарую кобылу мышиного цвета.

Магараджа встал.

-- Поди к Сарун Сингу и возьми седла, принц, - сказал он.

-- Что вы намерены делать сегодня, молодой человек? - спросил Тарвин.

-- Я пойду и возьму новые седла, - отвечал мальчик, - а потом приду сюда и буду играть здесь с сыном первого министра.

Шорох за ставнями снова усилился подобно шипенью скрытой змеи. Очевидно, кто-то понимал слова мальчика.

-- Увидитесь вы сегодня с мисс Кат?

-- Нет, сегодня у меня праздник, я не поеду к миссис Эстес.

Король обернулся к Тарвину и проговорил шопотом;

-- Разве ему надо каждый день видеться с этой леди-доктором? Все вокруг меня лгут, в надежде добиться моей милости; даже полковник Нолан говорит, что ребенок вполне здоров. Окажите мне правду. Он мой первый сын.

-- Он не совсем здоров, - спокойно отвечал Тарвин. - Может быть, было бы недурно, если бы мисс Шериф повидала его сегодня утром. Знаете, вы ничего не потеряете, если будете смотреть в оба.

-- Я вас не понимаю, - сказал король, - но все-таки сходи сегодня в миссию, сын ной!

-- Я хочу придти сюда и играть, - с живостью возразил принц.

-- А какую? - нетерпеливо спросил магараджа.

-- У вас есть экипаж и десять человек конвоя, - отвечал Тарвин, - съездите к ней и вы узнаете.

Он вынул из кармана письмо с американской почтовой маркой и на конверте нацарапать Кэт записку следующого содержания:

"Удержите у себя мальчика на сегодняшний день. Я видел утром очень подозрительные симптомы. Придумайте ему какое-нибудь занятие; устройте ему игры; постарайтесь не пускать его во дворец. Я получил вашу записку. Очень хорошо. Я вас понял".

Он подозвал к себе магараджу Кэнвара и передал ему записку.

-- Отдайте это мисс Кэт, как умный молодой человек, и скажите ей, что это от меня, - сказал он.

-- Мой сын не слуга, - сердито проговорил король.

-- Ваш сын не совсем здоров, и я, кажется, первый говорю вам правду на счет него, - сказал Тарвин. - Тихонько, не подходите так близко к этому жеребцу.

Английский жеребец, которого держали конюхи, горячился.

-- Он вас сбросит, - с волнением вскричал магараджа Кэнвар: - он сбрасывает всех конюхов.

В эту минуту среди тишины двора ясно послышался три раза повторенный удар в ставню.

Один из конюхов проворно перешел на другую сторону брыкавшагося жеребца. Тарвин сунул ногу в стремя, чтобы вскочить на лошадь, но в эту минуту седло свернулось на сторону. Человек, державший жеребца в поводу, отпустил его, и Тарвин едва успел освободить ногу из стремени, как лошадь помчалась вперед.

-- Я видал более хитрые способы убивал людей, - спокойно сказал он. - Приведите-ка приятеля назад, - прибавил он, обращаясь к одному из конюхов, и, когда жеребец был снова приведен к нему, он подтянул его седло так крепко, как его никогда не подтягивали.

-- Отлично, - сказал он и вскочил на седло в ту минуту, когда король выезжал со двора. Жеребец взвился на дыбы, тяжело опустился на передния ноги и сильно горячился. Тарвин сидел крепко на седле и спокойно сказал мальчику, который следил за всеми его движениями.

-- Поезжайте скорей, магараджа! Не оставайтесь здесь. Мне хочется, чтобы вы при мне отправились в мисс Кэт.

Мальчик повиновался, с сожалением поглядывая на бесившуюся лошадь.

Между тем жеребец употреблял все усилия, чтобы сбросить всадника. Он не соглашался выехать со двора, хотя Тарвин убеждал его ударами хлыста, сначала позади седла, а затем между ушей. Привыкший к тому, что конюхи падали с седла при первом знаке неповиновения, жеребец пришел в ярость. Он круто повернул, пролетел через ворота, взвился на дыбы и полетел вслед за кобылой магараджи. Очутившись в открытом поле, среди песчаной равнины, он почувствовал, что это поприще достойно его. Тарвин тоже находил, что здесь ему удобнее вести борьбу.

Магаражда, в молодости считавшийся хорошим наездником в своей стране, отличающейся лучшими наездниками в свете, повернулся за седле и с интересом следил за ним.

-- Вы ездите, как настоящий раджпутан, - закричал он, когда Тарвин промчался мимо него. - Направьте его прямо в открытое поле.

-- Он должен прежде узнать, кто хозяин, - отвечал Тарвин, заставляя жеребца повернуть назад.

-- Десять миллионов нерегулярных чертей! - довольно невежливо вскричал Тарвин: - назад скотина, назад!

Туго натянутый мундштук заставил лошадь опустить голову на взмыленную груд; но прежде чем повиноваться его приказанию, она начала капризно бить передней ногой, напоминая ему его собственную верховую лошадь.

-- Бьет обеими ногами и шею также вытягивает, - весело думал он, и ему казалось, что он снова очутился в Топазе.

-- Маро! Маро! - кричал король: - бейте хорошенько, бейте сильнее!

-- Ничего, пусть он немного порезвится, - весело отвечал Тарвин: - мне это нравится.

Когда жеребец устал наконец, ему пришлось вернуться назад.

-- Ну, теперь он пойдет хорошо, - сказал Тарвин и поехал рысью, рядом с магараджею.

-- В этой реке у вас много золота, - сказал он после короткого молчания, как бы продолжая начатый разговор.

-- Когда я был молодым человеком, я охотился здесь на свиней. Весной мы били их саблями. Это было прежде, до прихода англичан. Вон на тех камнях я сломал себе ключицу.

-- Много золота, сагиб магараджа. Как вы думаете добывать его?

Тарвин знал, что король склонен к болтливости и не намеревался поощрять его.

-- Почем я знаю, - равнодушно отвечал король: - спрашивайте сагиба-агента.

-- Но постойте, кто же правитель здешняго государства, - вы или полковник Нолан?

-- Вы знаете, - отвечал магараджа. - Вы видели.

Он указал на север и на юг.

-- Там, - сказал он, - одна линия железной дороги, а тут другая. Я точно козел между двумя волками.

-- Но, во всяком случае, страна, лежащая между этими железными дорогами, принадлежит вам. Вы можете с ней делать, что хотите.

Они отъехали мили на две, на три от города и ехали по берегу реки Амета; ноги их лошадей вязли по щиколки в мягком песке. Король смотрел на блестящия лужицы воды, на кочки, поросшия тростником и на более отдаленный ряд гранитных холмов, откуда Амет брал свое начало. Вид окружающей пустыни не мог веселить его сердце.

-- Да, я правитель всей этой страны, - сказал он: - но смотрите, четверть всех моих доходов поглощается теми, кто их собирает; четверть остается за этими чернокожими вожаками верблюдов, которые приезжают из страны песку и не хотят платить; четверть я, пожалуй, получаю; а те, кто должен платить последнюю четверть, не знают, кому отдавать деньги. Да, нечего сказать, я очень богатый король!

Магараджа пристально посмотрел на Тарвина.

-- А что скажет правительство? - спросил он.

-- Не думаю, чтобы английское правительство стало мешаться в это дело. Ведь вы же могли устроить плантацию апельсинов и обвести ее каналами. (По глазам его величества видно было, что он начинает соображать). Работы на реке будут гораздо легче. Вы уже пробовали промывать здесь золото, не правда ли?

-- Да, как-то один раз летом в реке велись небольшие работы. У меня в тюрьмах набралось слишком много преступников, и я боялся возстания. Но это было не интересно. Ничего нельзя было разглядеть, кроме этих черных собак, которые рылись в песке. В тот самый год мой гнедой пони взял мне на скачках приз, золотой кубок.

Тарвин досадливо щелкнул пальцами. Стоит ли говорить о делах с этим разслабленным человеком, который за возможность поглядеть на что-нибудь интересное готов продать остаток своей души, еще уцелевший от действия опиума? Он, впрочем, скоро оправился.

-- Да, конечно, такого рода работы нисколько не интересны. Вам нужно устроить запруду около Гунжы.

-- Около холмов?

-- Да.

-- Никто никогда не делал запруд за Амете, - сказал король. - Он вытекает из земли и впадает в землю; во время дождей он бывает шириной с Инд.

-- Мы постараемся, чтобы все его дно было на виду, прежде чем начнутся дожди, все дно на пространстве двенадцати миль, - сказал Тарвин, внимательно наблюдая, какое действие произведут его слова на собеседника.

-- Никто никогда не делал запруд на Амете, - произнес тот невозмутимым голосом.

-- Никто никогда не пробовал. Дайте мне сколько нужно рабочих, и я устрою запруду на Амете.

-- Куда же уйдет вода? - спросил король.

-- Я отведу ее в другую сторону, как вы отвели воду в канал около апельсинной плантации.

-- Ах! Тогда полковник Нолан говорил со мной точно с ребенком.

-- Вы сами знаете, отчего это было, сагиб магараджа, - спокойно проговорил Тарвин.

Король был поражен этою дерзостью. Он знал, что все тайны его домашней жизни служат темой разговоров в городе, так как нельзя заставить молчать 300 женщин; но он не ожидал, что на подобные тайны станет так откровенно намекать этот непочтительный чужеземец, не то англичанин, не то нет.

-- Полковник Нолан на этот раз ничего не скажет, - продолжал Тарвин. - Тем более, что это послужит на пользу вашему народу.

-- Мой народ и его народ, - сказал король.

Действие опиума на его организм прекращалось, и голова его опустилась на грудь.

преступников.

-- Но зачем вы вообще приехали к нам? - спросил король. - Неужели затем, чтобы запрудить мои реки и перевернуть вверх дном мое королевство?

-- Затем, что вам полезно смеяться, сагиб магараджа. Вы это знаете так же хорошо, как я. Я буду играть с вами в пакизи каждый вечер, пока вы не устанете, и это, надобно сознаться, редкое счастье в здешних местах.

-- Правду ли вы говорили о магарадже Кэнваре? Правда ли, что он нездоров?

-- Я вам говорил, что он не крепкого здоровья, но у него нет никакой болезни, которую мисс Шериф не могла бы вылечить.

-- Это правда? - спросят король. - Помните, - он должен наследовать престол после меня.

-- Я хорошо знаю мисс Шериф. Я уверен, что с её помощью он доживет до того, что взойдет на престол. Не тревожьтесь, сагиб магараджа.

-- Вы с ней большие друзья? - продолжал допрашивать его собеседник. - Вы оба приехали из одной страны?

-- Да, - подтвердил Тарвин: - даже из одного города.

-- Разскажите мне, что это за город, - с любопытством спросил король.

Тарвин тотчас же принялся рассказывать ему длинно, подробно, слегка прикрашивая действительность, и, в пылу любви и восхищения своим городом, забывая, что король понимает не более одного слова из десяти в его красноречивом описании. На половине рассказа король прервал его.

-- Если там было так хорошо, зачем же вы уехали оттуда?

-- Я приехал, чтобы посмотреть на вас, - не задумываясь отвечал Тарвин: - я слышал о вас там.

-- Значит, мои поэты правду мне поют, будто моя слава, известна во всех четырех концах земли? Я наложу золотом полный рот Буссанть Рао, если это верно.

-- Клянусь вам жизнью. И, не смотря на это, вы все-таки хотите, чтобы я уехал прочь? Скажите только слово! - Тарвин сделал вид, что хочет повернуть лошадь.

Магараджа сидел несколько минут молча, погруженный в размышление; затем он заговорил медленно и раздельно, чтобы Тарвин мог понять каждое его слово.

-- Я ненавижу всех англичан, - сказал он. - У них совсем другие обычаи, не наши, и они всегда поднимают такую историю, если надобно убить человека. У вас также другие обычаи, не наши; но вы не поднимете историй и вы друг леди докторши.

-- Да, и надеюсь, я также друг магараджи Кенвара, - сказал Тарвин.

-- Вы ему верный друг? - спросил король, пристально глядя на него.

-- Совершенно верный. Я бы хотел видеть человека, который осмелится поднять руку на этого мальчика. Он исчезнет, король, его не будет, он перестанет существовать. Я его выброшу из Гокрала Ситаруна.

-- Я видел, как вы прострелили рупию. Сделайте-ка это еще раз.

вперед, кобыла отскочила в сторону. Сзади них послышался топот копыт. Свита короля, почтительно следовавшая за ними на разстоянии четверти мили, подъезжала к ним на полных рысях с вытянутыми копьями. Король засмеялся полупрезрительно.

-- Они думают, что вы меня застрелили; - сказал он; - если я их не остановлю, они убьют вас. Остановить их?

Тарвин выставил нижнюю губу, что было его обычной гримасой, повернул лошадь и ждал, не говоря ни слова, сложив руки на луке седла. Отряд подвигался нестройной толпой, солдаты наклонясь к луке седла, а начальник отряда размахивая длинною прямою раджпутской саблей. Тарвин скорей чувствовал, чем видел убийственные копья, направленные на грудь его лошади. Король отъехал на несколько шагов и внимательно наблюдал за ним. В ту минуту, когда смерть так близко грозила ему, Тарвин подумал, что лучше иметь дело с каким угодно предпринимателем, только не с магараджей.

Но вот его величество издал крик; и копья опустились, как подкошенные, отряд разделился и окружил с обеих сторон Тарвина, причем каждый солдат старался стать как можно ближе к белому человеку.

Белый человек, по прежнему, невозмутимо стоял впереди отряда, и король одобрительно проворчал что-то.

-- Сделали-ли бы вы тоже самое для магараджи Кэнвара? - спросил он после нескольких минуть молчания, поворачивая свою лошадь к Тарвину.

-- Нет, - спокойно отвечал Тарвин, - я бы стал стрелять, прежде чем они подъедут.

-- Как! - стрелять в 50 человек?

-- Нет, в их начальника. Король закачался на седле от смеха и протянул руку. Начальник отряда подъехал к нему.

-- Оге, Пертаб Синг-Джи, он говорит, что хотел застрелить тебя. - Затем, обращаясь к Тарвину, прибавил, улыбаясь: - это мой двоюродный брат.

Толстый раджпутский офицер засмеялся, открывая рот до ушей и, к удивлению Таринна, отвечал на чистом английском языке:

-- Так можно поступать только с нерегулярной конницей - убивать низших офицеров, вы понимаете, а мы обучены по английской системе, и я получаю приказания от королевы. В германской армии...

Тарвин глядел на него с нескрываемым изумлением.

-- Но вы незнакомы с военным делом, - вежливо сказал Пертаб Синг-Джи.

-- Я слышал, как вы стреляли, и видел, что вы сделали. Вы должны меня извинить. Когда выстрел раздается вблизи его величества, мы обязаны явиться.

Он поклонился и удалился вместе со своим отрядом.

Солнце начинало сильно палить, и король с Тарвином повернули назад к городу.

-- Скольких преступников можете вы отдать в мое распоряжение? - спросил Тарвин дорогой.

-- Берите хоть всех из моих тюрем, - с готовностью отвечал король. - Ей Богу, сагиб, я никогда не видал ничего подобного! Я готов дать вам все, что хотите.

Тарвин снял шляпу и вытер лоб.

-- Хорошо, - смеясь, сказал он, - я у вас попрошу одну вещь, которая вам ничего не будет стоить.

Все обыкновенно просили у него таких вещей, которые ему было, жаль отдать.

-- Это что-то новое для меня, сагиб Тарвин, - сказал он.

-- Право, я не шучу. Мне хочется одного только: увидеть Наулаку. Я видел все ваши государственные драгоценности, все ваши золотые кареты, а его не видел.

Магараджа молча проехал несколько сажен.

-- Разве о нем знают в той стороне, откуда вы приехали?

-- Конечно. Все американцы знают, что это самая замечательная вещь в Индии. Это написано во всех путеводителях, - смело заявил Тарвин.

-- А в ваших книгах сказано, где оно находится? Ведь англичане все знают. - Магараджа смотрел прямо перед собой и как будто улыбался.

-- Нет, в книгах только сказано, что вы знаете, где она находится, и мне хотелось бы посмотреть на него.

-- Вы понимаете сагиб Тарикн, - задумчиво произнес он, - что это не какая-нибудь государственная драгоценность, а совсем особенная, главная государственная драгоценность. Это священная вещь. Не я ее охраняю, и я не могу разрешить вам видеть ее.

Тарвин приуныл.

-- Но, - продолжал магараджа, - если я вам скажу, где она находится, вы можете поехать туда на свой собственный страх, ничего не говоря правительству. Я видел, что вы не боитесь опасности, а я очень благодарный человек. Может быть, священники покажут его вам, а, может быть, и нет. Или, может быть, вы там и совсем не найдёте священников. Ах, я забыл; я думал не о том храме. Нет, она должно быть в Гайе-Мухе - в "пасти коровы". Но там нет священников, и никто туда не ходит. Да, наверно, она в "пасти коровы". А я думал она в этом городе, - закончил магараджа. Он говорил так спокойно, как будто дело шло о свалившейся лошадиной подкове или о потерянном тюрбане.

-- Да, конечно, в "пасти коровы", - повторил Тарвин, как будто и это было написано в путеводителях.

Король опять засмеялся и затем продолжал;

-- Ей-Богу, надобно быть очень храбрым человеком, чтобы ехать в Гай-Муие, таким храбрым, как вы, сагиб Тарвин, - прибавил он, искоса поглядывая на своего спутника. - Ого, го! Нертаб Синг-Джи не поехал бы. Нет, не поехал бы даже со всем своим отрядом, который вы победили сегодня.

-- Поберегите ваши похвалы к тому времени, когда я их заслужу, сагиб магараджа, - сказал Тарвин. - Подождите, пока я устрою плотину на реке, - Он несколько минут ехал молча, как бы обдумывая те сведения, какие только что получил.

-- А что ваш город похож на наш? - спросил магараджа, указывая на Ратор.

ему приходилось жить.

-- Топаз скоро будет больше, - отвечал он.

-- А когда вы там жили, какое было ваше оффициальное положение? - продолжал спрашивать магараджа.

Вместо ответа, Тарвин вынул из кармана телеграмму миссис Мэтри и молча подал ее королю. Когда дело касалось выборов, симпатия даже такого пьяницы опиума, как этот раджпут была ему приятна.

почтенный Николай Тарвин.

-- Это в роде тех членов провинциальных советов, которые приезжают сюда? - умозаключил магараджа, вспомнив тех седоволосых господ, которые от времени до времени посещали, его и были облечены властью немного ниже вице-королевской.

-- Но вы все же не будете писать этому законодательному собранию о делах моего управления? - подозрительно спросил он, вспоминая тех, слишком любопытных эмиссаров, которых британский парламент присылал из-за моря, которые сидели на лошадях, точно мешки, и вели бесконечные разговоры о хорошем управлении, когда ему хотелось идти спать.

-- А главное, - прибавил он с разстановкой, когда они уже подъехали ко дворцу, - ведь вы верный друг магараджа Кэнвара? И ваш друг леди-докторша вылечит его, не правда ли?

-- Мы оба за этим и приехали! - вскричал Тарвин с внезапным порывом.