От моря до моря.
По пути в Китай.
II. Гонконг.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: От моря до моря. По пути в Китай. II. Гонконг. (старая орфография)

II.
Гонконг.

Я остановился в отеле "Виктория", на набережной. Прямо под балкончиком моей комнаты находится пристань, со всех сторон сплошь обставленная судами разных стран. Особенно много американских и индо-британских. Вид последних заставил мое патриотическое сердце напыжиться от гордости.

Вдруг в коридоре перед моим номером раздаются чьи-то быстрые шаги и слышатся женские голоса, один громкий, самоуверенный, другой - тихий, скромный. Дверь в номер с шумом распахивается и на пороге появляется фигура рослой, но худой как щепка дамы, в сером дорожном костюме. Отталкивая испуганно уверяющую ее служанку, что этот номер занят, дама подлетает ко мне почти в упор и одним духом выпаливает на плохом английском языке:

-- Занят?.. Так найдем и не занятый. Но отчего же приличной леди не объяснить приличному джентльмену, что она уже видела его на пароходе, но не могла там познакомиться с ним то от жары, то от холода?.. Теперь я пришла в себя и спешу уверить вас, сэр, что я в восторге от господ корреспондентов, к которым, как мне говорили, принадлежите и вы, и что я могла бы доставить вам интересный материал для ваших корреспонденций, так как я объехала полсвета, все видела и все могу рассказать... Теперь я направляюсь в Шанхай и Пекин, а раньше была в Молдавии, России, Бейруте, Персии, в Коломбо, Дели, Дакке, Бенаресе, Аллахабаде, Сингапуре, Пенанге... Была раз уже и здесь и в Кантоне. Я кроатка и очень люблю путешествовать. Побываю и в Америке, а быть-может, и в Исландии. Я вдова. Муж мой давно умер... Мне скучно, и я развлекаюсь путешествиями. Чем же еще прикажете развлекаться леди средних лет с вполне независимым состоянием... Вы долго здесь пробудете, сэр?

Я до такой степени был ошеломлен этой живою говорильною машиною, что стоял как истукан, и в ответ на её вопрос сказал, должно-быть, что-то очень несуразное, потому что более чем не прекрасная кроатка сверкнула на меня с высоты своего роста злобным взглядом своих зеленоватых глаз и, прошипев: "Ах, я не знала, что вы такой невежа!" повернулась на каблуках и скрылась, хлопнув дверью на весь дом.

"Вот так особа прекрасного пола! - невольно воскликнул я, когда пришел в себя от этого явления. - Жаль, что я не ярмарочный балаганщик с театром для марионеток: непременно сделал бы эту "леди" героиней какой-нибудь забавной пьесы в народном вкусе..."

Улицы Гонконга вполне напоминают лондонския: та же липкая грязь, проникающая сквозь самую плотную обувь, тот же шум безпрерывно движущихся колес "рикшей", то же многолюдие. Холодный дождь и ветер пронизывают до костей - прямая противоположность тому, на что я так жаловался в Пенанге и Сингапуре. Будь это порывами, среди сухого, палящого зноя, какой изводил меня там, - ничего лучшого нельзя было бы и желать. Но все одно и то же целый день - это уж лишнее.

Положим, благодаря здешней "свежести", тут гораздо более культурного элемента, чем в Сингапуре. Главные улицы красуются высокими домами с колоннадами и широкими верандами. Везде проведен газ. Европейские магазины щеголяют огромными зеркальными окнами, стоимость которых, кстати сказать, целиком отражается на ценах, запрашиваемых в этих магазинах.

Почти все здешния улицы идут уступами то поднимаясь, то опускаясь по холмам. Везде вымощено, но ужасно грязно. Даже центральная часть города не представляет в этом отношении исключения: не успеет подсохнуть, как, смотришь, опять сырость и слякоть. Но кули привыкли к этому и так ловко маневрируют по грязи, что вы, сидя в "рикше", почти не чувствуете никаких неудобств.

Вперемежку с европейскими вывесками красуются огненнокрасные и золотые вывески туземцев. По большей части рядом с их письменами имеется надпись на английском языке.

Я обошел весь ряд местных магазинов, и везде есть что-нибудь привлекающее ваш взгляд: покрытая блестящим лаком резьба вокруг потолка, какая-нибудь раззолоченная фигурка на стойке, вообще что-нибудь вычурное, оригинальное и своеобразно красивое. Вот, например, из угла яркокрасной стены выглядывает группа блестящих черных чертенят, тесно и в самых карикатурных позах прижавшихся друг к другу. При ближайшем разсмотрении оказывается, это это маленькое чудо китайской изобретательности и юмористики сверчено из простых веревочных обрывков, покрытых лаком. И что ни возьмете, на что ни взглянете, - все сделано с изумительною аккуратностью и точностью. Я никогда не видал ни одного китайского предмета, который не был бы совершенством в своем роде. Все выработано, составлено, пригнано математически верно. Каждая вещь вполне соответствует своему назначению, и вам нечего опасаться, что она при первом же употреблении сломается или будет неверно действовать, если это что-нибудь такое, что должно отпираться, складываться, вытягиваться и т. п. Поглядите, например, как ровно выдвигаются и задвигаются ящички походных нессесеров, шкатулок и пр., как там все плотно и аккуратно пригнано одно к другому и как, вместе с тем, изящно и красиво. Возьмите китайскую линейку и, как хотите, разглядывайте ее, хоть в микроскоп, вы не найдете в ней ни малейшого недостатка: ни шероховатости, ни зазубринки, ничего кривого, косого, неровного. Сравните с нею линейку европейского изделия, и вы удивитесь, какая окажется огромная разница в пользу китайского.

А их вышитые шелковые ткани, их тончайшей работы ажурные безделушки из слоновой кости, черепахи, дерева, серебра и золота - это прямо что-то изумительное по оригинальности замысла и нежности выполнения! Смотришь и недоумеваешь, как это могло быть сделано и сколько на это потрачено труда и времени, особенно, когда знаешь, что в Китае все это делается руками, а не машинами!

Посмотрите, как хороши все эти лакированные и выложенные перламутровыми фигурами баульчики, шкатулочки, чайницы, письменные приборы; эти прелестные, плетеные из тростника, прутьев, травы, бечевок и Бог весть еще из чего, раскрашенные или позолоченные корзины и корзиночки всевозможных форм и величин. А целые сценки из жизни и природы, вырезанные из дерева, кости, рога, мягкого камня - это прямо чудеса! Вот вырезанная из слоновой кости картинка: крохотный мальчуган усиливается взобраться на спину лежащого вола, добродушно глядящого на него с боку, - ни одной неточности ни одного фальшивого штриха. А вот и другая сценка: женщину с ребенком треплет буря. Развевающиеся волосы и складки одежды, испуганное выражение лица матери, крепко прижавшей к груди ребенка, которого буря вырывает у нея из рук, смутный ужас в глазах малютки, вся поза женщины, сопротивляющаяся в своем движении напору ветра - все это художественно верно передано резцом по дереву...

Впрочем, если описать все, что я видел в таком роде только в нескольких магазинах Гонконга, и то выйдет объемистая книга. Даже беглое перечисление предметов одной небольшой лавочки заняло бы несколько страниц.

-- Разве тут что-нибудь не нравится сэру? - на ломаном английском языке спрашивает меня хозяин лавочки, почтенный желтолицый, косоглазый китаец, с огромною косою и в благоухающей одежде из шелка-сырца.

Набивая себе черешневую трубку с нефритовым наконечником душистым табаком, заключающимся в зеленом сафьяновом кисете с передвижным кольцом из блестящого халцедона, он смотрит, как я перебираю груду различных художественных вещичек и не знаю, на чем остановиться. Китаец сидит на резном складном стуле перед блестящею как зеркало лакированною желтою стойкою. Перед ним лежит аккуратно переплетенная записная книга и стоит хорошенькая фарфоровая подставка с баночкою, до половины наполненною черною тушью; на подставке несколько опрятных кисточек. С боку - темно-коричневые деревянные счеты, с художественно-выточенными костяшками на блестящих медных спицах. Записи в книге так же аккуратно вырисованы, как это делалось предками китайца в течение многих веков.

-- В том-то и дело, - отвечаю я, - мне нравится решительно все, что я у вас вижу, поэтому и затрудняюсь выбором.

Я знаю, что этим откровенным признанием заставлю китайца запросить с меня за свой товар вдесятеро. Но это меня нисколько не смущает, потому что я привык торговаться уже в Индии, в которой родился и вырос и которую объездил вдоль и поперек.

в Гонконг еще за день до меня, разочаровавшись в своих друзьях в Рангуне, у которых разсчитывал прогостить, по крайней мере, с неделю. Говорит, нарочно поспешил сюда, в надежде догнать меня, зная, что я хотел пробыть здесь дня два. Остановился в отеле "Дракона". Я приглашаю его к себе в отель "Викторию". С удовольствием соглашается. Вообще мы уговариваемся продолжать с этого дня наше путешествие вместе.

-- Удивительнейший тут народ, - говорит профессор, пробираясь рядом со мною через грязную улицу на другую сторону. - Работоспособность, аккуратность - прямо ошеломляющия. При этом такая умеренность в еде и питье, что только недоумеваешь, откуда они берут силу для такой деятельности. Притом и спят-то мало, работая чуть не круглые сутки... Только грязь тут на улицах не вяжется со всем остальным. Впрочем, мне уже разъяснили, что она бывает лишь в периоды дождей, когда с нею нет никакого сладу. А в сухую погоду, говорят, здесь так же чисто, как в их лакированных ящичках и домах.... Да, удивительный народ. Благодаря своему трудолюбию, точности и кропотливости он когда-нибудь завладеет всем миром.

Подтвержду слова профессора. Ни в Пенанге, ни в Сингапуре, ни, наконец, здесь, в Гонконге, я не видел ни одного китайца, спящого днем. Никогда не видел и не вижу также зевак и праздношатающихся на улицах. Все здесь ходят по улицам только с определенною целью, хотя бы даже с чисто лишь воровскою, что тут не редкость. Почему китаец так деятелен и откуда у него такая любовь к искусству? Ведь он такой же сын Востока, как и индус, а какая между ними огромная разница! Особенно велико его пристрастие к изделию красивых мелочей и безделушек. Должно-быть, у сынов Небесной империи это сидит в крови. Я видел, между прочим, лошадку, сделанную пятилетним мальчиком на улице из гороховой шелухи и обгорелых спичек, и был прямо поражен ярко выраженною художественностью этого произведения ребенка из такого примитивного материала. И много в таком роде я мог бы порассказать.

А какая добросовестность со стороны туземных слуг в гостиницах! Так, например, я ни разу нн снимал своей обуви без того, чтобы она не была тотчас же вычищена коридорным. И я убедился, что он делал это вовсе не в ожидании лишних "чаевых", а просто потому, что не может не сделать того, к чему приставлен.

Начало апреля, а мы с профессором греемся перед пылающим камином, в ожидании, когда, наконец, окончится дождь и разсеется нависший над городом туман. Но нам говорят, что все это протянется вплоть до сентября. Очень досадно. Значит, придется убраться отсюда, так и не увидев Гонконга в ясный солнечный день, когда он должен быть очень красив.

Пока что, мы сидим и толкуем о том, что Англия напрасно потратила столько труда на завоевание Индии, когда ей лучше было бы стараться овладеть Китаем.

-- Ну, с Китаем ей пришлось бы побольше повозиться, чем с Индией, - заметил мой собеседник, добродушно хлопнув меня по колену. - Китайцы будут поживее да, пожалуй, и похитрее, не говоря уж о присущем им терпении, настойчивости и упорстве...

Сознаю, что почтенный профессор прав.

Сильно заинтересовавшись Гонконгом, как особенно ярким выразителем китайской жизни, мы с профессором провели в нем около двух недель и, закутанные в непромокаемые плащи, так сказать, "делали оппозицию" несносной погоде, храбро разъезжая в "рикшах" по городу и его окрестностям.

Гонконг (по-китайски, Гианг-Кианг) в общем вполне благоустроенный город. В нем есть дома, построенные из гранита. Трещины прибрежных утесов, увенчанных зданиями, залиты портландским цементом. Имеется огромный док. Нас удивляло, откуда берет город средства на такия сооружения. Ведь все это стоит очень недешево. Наше недоумение разрешил один из местных "таипанов" (как здесь называют собственников английских торговых фирм).

-- Это все плоды наших трудов и стараний, - ответил на наши разспросы этот типичный британец, владелец нескольких судов, пристаней, рудников, домов и многого иного. - Без нас здесь не было бы ничего, кроме деревянных домиков, деревянной настилки по бокам улиц да неважной пристани для джонок. Все, что вы здесь видите, оживили мы нашими акционерными компаниями, в которые втянули и туземцев, привив им вкус к деньгам. Вот, смотрите, какая у нас тут идет работа, и как она прибыльна.

Он показал нам длинный список всевозможных товариществ и компаний, акции которых стояли очень хорошо

-- В настоящее время тут трудно найти оседлого человека, который не имел бы хоть два-три пая в какой-нибудь компании. Здесь теперь все ведется на паях, начиная с молочной фермы и кончая самыми грандиозными предприятиями. Сначала нам трудно было ухватиться за что-нибудь, а теперь мы не можем жаловаться.

И он самодовольно разсмеялся, хлопая себя по боковому карману.

Гонконг - город очень холмистый. Почва в изобилии производит древовидные папоротники, бамбук и азалии. Не будь этого отвратительного тумана, так ревниво все скрывающого от наших глаз, вид со взморья на город был бы, наверное, восхитительный.

Мы с профессором сели в вагон проволочного трамвая, поднимающагося вверх под углом в 65 градусов. Мчимся чуть не головою вниз. Ощущение не из особенно приятных для тех, кто не обладает достаточно сильными нервами. С одной стороны, в нескольких футах от нас, - обрыв, настолько высокий и крутой, что если, идя даже пешком, скувырнешься с него, то и тогда костей не соберешь, а с трамвая - и подавно. Местами, сквозь туманную пелену, под нами, как в калейдоскопе, мелькают дома, деревья, полоса моря, утесы, мачты...

Вагон остановился на высоте 1.200 футов над городом. Мы вышли из вагона и, оглянувшись, увидели, что находимся на вершине черного утеса, зеленое подножие которого скрыто в волнующемся под ветром тумане. Перед нами обыкновенная трамвайная дорога. Рельсы плотно уложены в гранитных жолобах. Водяные стоки по бокам прорезаны так глубоко, что застоя воды не может быть. В известном разстоянии друг от друга расположены хорошенькие каменные станционные домики, окруженные зеленью

Усевшись снова в вагон, мы поднялись на следующую вершину, на высоту 1.800 футов над городом. Отсюда, кроме моря тумана, мы ровно ничего не увидели. Профессор, везде таскавший с собою фотографический аппарат, был сильно разочарован.

-- Ради чего же мы сюда забрались? - ворчал он, в сотый раз в этот день протирая вспотевшия очки. - Отправимся-ка лучше назад. Тут делать совсем нечего. Только еще простудишься на этом сыром ветру. Так насквозь и пронизывает... И догадало же нас попасть сюда в такое время года! Лучше бы уж прямо ехать далее

Но мы остались, решившись, взамен красивых видов на разстоянии, ознакомиться поосновательнее с тем, что можно было видеть вблизи. С этой целью мы на другой же день отправились за город в "Счастливую долину", где находится конское ристалище и расположено кладбище иноверцев.

Дорога вела через солдатский поселок, и мы всласть налюбовались на прекрасно выстроенные деревянные трехъярусные бараки, наполненные откормленными британцами в синих мундирах. Посередине этого поселка, на обширной площади, красуется королевский клуб морской армии, шумный, как улей. Из всех дверей и окон выглядывали рослые, краснощекие и пухлые молодцы. Видно, что им тут живется очень хорошо.

Кладбище довольно красивое, как по своему положению среди утесов, так и по массе зелени и прекрасно содержимым памятникам, расположенным правильными рядами вдоль чистых, посыпанных песком, дорожек. Здесь три отдела: для магометан, христиан и парсов. Стены между этими отделениями окрашены - одне в голубой, другия в белый цвет, что выглядит довольно эффектно. Конское ристалище огорожено бамбуковым забором. Неприятное соседство, постоянно напоминающее о бренности жизни, вероятно, сильно должно смущать новичков на этом ристалище.

карабкаясь по скользкой крутизне скал, продираясь через кустарниковые заросли и перепрыгивая через глубокия трещины с риском сломать себе шею. Но чего не сделаешь ради удовлетворения любопытства! Сначала мы попали в деревню, кишмя кишевшую черными с белыми пятнами свиньями, а потом очутились и на самом китайском кладбище, оказавшемся котловиною, обставленною красными разодранными скалами.

Если бы наш знакомый таипан не объяснил нам подробно, как отыскать это кладбище, мы никогда не нашли бы его. - Так оно хорошо скрыто. Но нам удалось бросить на него лишь беглый взгляд, потому что за нами следили заметившие нас сельчане. Видя их угрожающия мины, я успел во-время одернуть профессора, собиравшагося пустить в дело свой фотографический аппарат для моментальных снимков, и мы убрались назад прежним путем

Вечером того же дня мы она были приглашены на обед к упомянутому выше таипану. Господин этот живет в настоящем дворце, обставленном со всей возможною западною роскошью, удачно смешанною с местною. Приглашенных было много, и все больше европейцев, но присутствовало несколько и влиятельных по богатству и положению туземцев, говоривших по-английски. Впрочем, почтенные косоносцы удалились почти тотчас же по окончании обеда; это у них в обычае, по крайней мере, здесь. Их уход развязал хозяевам и остальным гостям языки, и полилась "свободная" беседа на тему о необходимости расширения британского влияния на Поднебесную империю, при чем двум-трем не англичанам приходилось или очень глупо молчать или же еще глупее поддакивать и, видимо, чувствовать себя, благодаря этому, не в своей тарелке.

Дня через два, когда наступил перерыв между дождями, тот же таипан прислал нам приглашение на пикник, устраиваемый на воде. Мы отправились прямо на "Пионер", береговой пароходик, принадлежавший самому таипану и назначенный быть местом для пикника. Там мы, между прочим, застали только что прибывшого из Лондона генерала с адъютантом из индийских войск. Кроме них, собралось то же общество, которое присутствовало на обеде. Отсутствовали лишь китайцы: им было некогда. Разве можно китайцу терять полдня на "баловство".

"Пионер" начал медленно пробираться между целым лесом всевозможных судов: маленькими, чистенькими, как он сам, рейсовыми пароходами, легкими быстроходными американскими корветами, джонками разных величин, двумя гигантскими океанскими пароходами и т. п. Затем, миновав старое трехпалубное судно, превращенное в военный госпиталь, зашнырял по огромному пловучему городу, состоящему из нескольких тысяч "сампанов", т.-е. больших лодок особого устройства, служащих местной мелкоте жилищами. На этих "сампанах" копошилось множество женщин с привязанными к спине грудными младенцами. Миновав этот своеобразный пловучий город, мы выбрались в открытое море и направились параллельно берегу.

Уверяют, что вид отсюда на город - один из самых красивых в мире, но убедиться в этом собственными глазами мы не могли опять-таки благодаря несносному туману. Обогнув один из многочисленных островков, образующих тут целый архипелаг, мы стали держаться на известном разстоянии от берега. В одном месте на сероватозеленых холмах раскинуты живописные гранитные виллы некоторых богатых купцов-англичан и двух иезуитских патеров.

Потом мы зашли в маленький хорошенький заливчик, полукругом обставленный рядом коричневых рыбачьих хижин, где не было видно ни одного мужчины, потому что они все находились в море на ловле, зато виднелось много краснощеких женщин с ребятами. Матери одеты в синее, а дети - в ярко-красное.

В конце-концов "Пионер" отошел от китайских берегов и завез нас к острову Локабер, принадлежащему Англии. Туземное население острова сильно отличается от китайского, будучи малайского типа. У самого берега ряды коричневых каменных домов, но все они стоят пустыми, потому что проживавшие в них со своими семьями солдаты все перемерли от лихорадки. Это уже не первый пример, когда Великобритания созидала свое могущество в чужих странах на костях своих пионеров-воинов, умерших не столько в бою, сколько от болезней в непривычном климате.

За брошенным поселком тянутся укрепления. Генерал одобрил их, но добавил:

непременно сделал так.

"Пионер" тихо обходил Локабер, лавируя по маленьким проливчикам между другими островками, в большинстве безлюдными, благодаря тому, что, кроме голых утесов, на них ничего нет. Мы смотрели на постоянно меняющийся, где дикий и угрюмый, где пестрящий селениями, растительностью и людьми, приветливый пейзаж, в то же время утоляя возбужденный морским воздухом голод изысканною закускою, за которою следовал душистый цветочный чай "по-русски", т.-е. с лимоном и ромом.

Словом, все было бы хорошо, если бы не туман и не возобновившийся вдруг мелкий, но частый дождь, заставивший нас поскорее вернуться обратно в город.

Мы теперь шли другим путем, чуть не задевая за целый лес рододендров, называемых здесь азалиями. Весь в цвету, этот лес был бы очень красив, если бы дождь и туман не портили всей картины. Потом пошли серые, черные, коричневые и красные утесы с шумными водопадами. Кое-где белые отмели, покрытые морскими птицами, что-то там роющими и клюющими. Рядом - поросшая папоротником скала, под которой шумит бурун, и в этом буруне, в хаосе белой крутящейся пены, бьется рыбачий челнок, отважившийся подойти к нему слишком близко. Должно-быть, манила хорошая добыча.

Дождь, все усиливаясь, полил, наконец, как из ведра, и заставил нас всех забраться в каюту, на наше счастье достаточно поместительную, чтобы не чувствовать себя подобно сельдям в боченке.

каких-то неблагоприятно сложившихся обстоятельств, попавший в Китай, в качестве секретаря одного путешествовавшого лорда. Этот лорд умер, собираясь отсюда в Индию, и его секретарь вынужден был остаться здесь. Кое-как ему удалось пристроиться к одному из местных купцов-англичан, сначала старшим конторщиком, потом бухгалтером и, наконец, кассиром. Отличаясь сильною любознательностью, он вкорень вгляделся в жизнь китайцев, поняв их дух, и, благодаря этому, мог дать нам с профессором самые точные разъяснения насчет местных нравов, обычаев и вообще всего, что могло нас интересовать.

Между прочим, я спросил его:

-- Скажите, пожалуйста, каково здесь в действительности религиозное состояние? Мы слышали, что китайцы - природные атеисты. Верно ли это?

-- На это я отвечу вам словами одного моего хорошого знакомого, высокоученого бонзы Чеп-Ки-Тонга, - отозвался наш любезный собеседник. - Когда я предложил ему такой же вопрос, он сказал: "Как во всем мире, так и у нас есть люди, совершенно равнодушные к религии; но они далеко не составляют правила, успеху на пути богатства и почестей. Но есть и истинные богопочитатели, в смысле стремления к высшим идеалам добра. Вообще религиозность каждого находится в строгом соответствии с его душевным и умственным развитием. У нас три равноправных религии: учение Конфуция, учение Лао-Тсе и буддизм. Конфуций говорил: "Проникайте в тайные области природы и познавайте в них добро и зло. Познав эти две первоосновы, вы научитесь ограничивать свои вожделения. Этим вы достигнете высшого земного идеала - спокойствия духа и полного духовного просветления". Лао-Тсе учил перевоплощению душ, а буддизм учит созерцательному погружению в божество, духовному слиянию с безтелесным источником всякого бытия. - От себя добавлю, что Конфуций отверг всякия изображения божества, отверг и жрецов, зато установил некоторые обряды, но не сделал их обязательными, когда человек достиг известной степени внутренняго прозрения и сделался вполне нравственным. Религия Лао-Тсе, учившая, что спасение - лишь в удалении от мира со всеми его соблазнами, вызвала возникновение множества монастырей и занятие оккультными науками. Буддизм тоже дает огромный контингент монашествующих...

-- Простите, я вас перебью, - заговорил профессор. - Не можете ли вы помочь нам получить разрешение присутствовать при буддийском богослужении? Хорошо бы побывать и в каком-нибудь монастыре толка Лао-Тсе. Мы слышали, что иноверцев туда не пускают; но, может-быть, через чью-нибудь протекцию для нас и сделают исключение?

"чужого" глаза. Положим, более умные из лао-тсезистов уже и теперь стараются реформировать многое в своей религии и уничтожить вредные предразсудки, но пока что, - к ним за ограду не проникнешь.

-- Хорошо. Постараюсь завтра же добиться разрешения ввести вас и тогда приду за вами. Сообщите ваш адрес.

Адрес мы дали и хотели было попросить порассказать нам кое-что о семейном быте туземцев, но как раз в это время "Пионер" стал подходить к своей пристани, и мы уговорились только насчет свидания у нас в отеле.

В этот же день вечером нас посетил генерал, чтобы поразспросить меня об Индии. Заинтересовавшись, он пробыл до полуночи, и мы разстались полными друзьями.