От моря до моря.
Китай. Кантон

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Киплинг Д. Р., год: 1890
Категории:Путешествия, География, Повесть

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: От моря до моря. Китай. Кантон (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

КИТАЙ.

Кантон.

Узнав, что стоящий у пристани пароход "Xo-Нам", считающийся здесь одним из лучших, набирает пассажиров в Кантон, мы с профессором вздумали воспользоваться удобным случаем осмотреть этот город, соименный целой провинции.

Но прежде, чем взять билеты, мы осведомились, не тот ли самый капитан управляет "Xo-Намом", который, как мы слышали, угрожал выбросить за борт одного пассажира, захотевшого делать фотографические снимки с него самого и его экипажа. К счастью, оказалось, что это не тот, и мы успокоились. Тем не менее, я посоветовал профессору лучше и не показывать на пароходе своего аппарата, чтобы не подать повода к недоразумениям.

Дождь продолжал лить во всю. Туман был такой густой, что, как говорится, хоть режь его ножом. Плывем по широкому заливу, прекрасно укрепленному. Вокруг нас проносятся большие винтовые пароходы, глубоко сидящие в воде, китайския лодки, нагруженные живностью, плоскодонные джонки, сампаны; но все это представляется нам лишь в смутных очертаниях. Удивительно только, как это в таком тумане здесь так редко слышно о столкновениях между судами?

Во весь непродолжительный переезд мы грелись чаем с ромом, между тем как пассажиры из туземцев, расположившись в полулежачем положении на диванах в каюте, потягивают свой ужасный опий, от одного запаха которого тошнит.

При входе в рейд Кантона взгляд прежде всего притягивается двойною башней местной обширной католической церкви. Я невольно обнажил голову при виде этого памятника славной победы христианства над язычеством. Нигде христианству не приходилось так ожесточенно бороться ради своего торжества, как в Китае; нигде так не мучили стойких миссионеров, как там.

Узкия улицы Кантона темны от безчисленного множества вывесок, - красных, золотых, черных и белых, длинными полотнищами пестрящих высокие дома. Здания по большей части кирпичные, на гранитных фундаментах, покрытые черепицею; фасады сплошь украшены замысловатою и ярко расписанною деревянною резьбою. Китайцы умеют привлекать эффектною отделкою своих торговых помещений, хотя бы в них и ничего не было, кроме битой птицы да потрохов. Сколько лавок, столько и ресторанов, и повсюду все битком набито пестрою разноязычною толпою. Наши носильщики с трудом протискиваются сквозь человеческий муравейник, заливающий улицы, и, несмотря на свои предостерегающие крики, то и дело кто-нибудь натыкается на шесты носилок. Иногда не обходится и без членовредительства, и тогда поднимается невообразимый гвалт.

Если Гонконг показывает, как работает китаец, то Кантон наглядно иллюстрирует презрение сынов Поднебесной империи к смерти. Я уже заранее знал, что Кантон - один из самых людных городов в этой области, но все-таки не ожидал такой страшной скученности. Тут нет возможности не только свободно двигаться, но даже и дышать. Мне кажется, что по этим грязным проходам между расцвеченными домами никогда не проносилось ни одной струи свежого воздуха, и никакими санитарными мерами не уничтожить здешних миазмов.

-- Ну, однако, и вонь же тут у вас, - говорю своему носильщику.

-- Да, пахнет неособенно хорошо, - соглашается он и в виде оправдания добавляет: - Это вы, сэр, так несчастливо попали в такое время, когда пахнет хуже обыкновенного.

Молчу. С желтолицым разве можно спорить? Положим, Ах-Кум - так звали моего носильщика - человек очень вежливый, угодливый и предупредительный, хорошо говоривший по-английски и, очевидно, видавший виды, но еще неизвестно, какие он обнаружит свойства, если с ним поспорить.

-- Не желаете ли взглянуть, сэр, как у нас делаются украшения из перьев? - предлагает он, останавливаясь перед дверью одной мастерской

Изъявляю это желание и вхожу в маленькое помещение, уставленное по углам резными из дерева чудовищами. На столе груды разноцветных перьев, - белых, голубых, лиловых, зеленых, красных, желтых и розовых, которые обделываются тремя мастерами в золото для ношения женщинами на голове. Работа искусная и очень красивая. Но эти отовсюду высовывающиеся на вас огненные языки, страшно таращащиеся глаза и гримасничающия чудовища, эта скользкая грязь под ногами на гранитных плитах, эта ужасная вонь и эти безчисленные желтые, как лимон, косоглазые живые лица и масса шлепающих по спинам кос, эта безпрерывятая топотня вокруг, этот шумный гортанный говор - от всего этого, в конце-концов, делается жутко и тошно.

Перехожу рядом в торговлю готовым платьем. Гляжу на эту нежно-голубую, нежно-зеленую, ярко-красную, золотисто-желтую и серебристо-белую шелковую прелесть, покрытую великолепными вышивками, и думаю про себя, что если китайская толпа - вещь очень неприятная, в особенности здесь, в Кантоне, зато китайския изделия стоят того, чтобы полюбоваться ими. Недаром европейцы, особенно англичане, так стремятся овладеть хотя частичкою Китая.

Я сам англичанин, хотя родился и рос в Индии, и потому сочувствую стремлениям своих сородичей, тем более, что во всех этих косых китайских глазах, устремленных на меня, читаю смесь подавленной ненависти и плохо скрытого презрения. Все это низкопоклонство, вся эта улыбающаяся угодливость, вся эта показная приветливость, в сущности маскируют одну яростную злобу к европейцам. Я это вижу и думаю, что, право, было бы не жаль, если бы все это желтое человеческое море в один прекрасный день поглотилось тою же землею, из таинственных недр которой оно вышло.

Профессор вдруг пожелал быть вместе со мною в однех носилках (до сих пор он был в отдельных), чтобы иметь возможность безпрепятственно обмениваться со мною впечатлениями. Мой паланкин был вдвое просторнее, чем его, и я охотно соглашаюсь принять в него своего почтенного спутника. Спрашиваю совета Ах-Кума, как это устроить.

-- Что ж, это можно, - отвечает с своею хитрою улыбочкою желтолицый. - Я позову себе еще помощников, а моему товарищу, который несет другого сэра, придется заплатить за все время, на которое он был нанят. Так уж водится у нас.

Носильщики были наняты на два часа, но проработали едва половину, и тот, которого отпускает профессор, требует за все время. Профессор расплачивается и пересаживается ко мне.

из носильщиков всегда старший, с которым вы и имеете дело), несет нас к буддийской пагоде "Пятисот гениев" являющейся одною из здешних достопримечательностей.

Храм очень вычурный, в настоящем китайском стиле, с множеством поднимающихся одна над другою изогнутых резных, покрытых густою позолотою, кровель, унизанных по карнизам колокольчиками. По бокам входных дверей стоит по колоссальной бронзовой фигур крылатого дракона. Во внутрь храма иноверцев не пускают, но разрешается обходить кругом по галлерее, огибающей двор. Вся эта галлерея уставлена резными изображениями всех азиатских народностей, но между этими изображениями находятся и очень замысловатые карикатуры на отцов-иезуитов. Из одной ниши выглядывает веселое бородатое европейское лицо в шляпе. Наш носильщик Ах-Кум (он же и проводник) предлагает взглянуть на старинные часы, приводимые в движение водою. Заглянув в открытые двери храма, горящого огнями вокруг жертвенника, за которым виднеется статуя Будды, и наполненного фантастическими изображениями "гениев", т.-е. олицетворений разных идей, мы отправляемся к боковому зданию, представляющему тоже храм в миниатюре, и видим там на гранитной подставке водяные часы особого устройства. Профессор говорит, что механизм этих часов не может действовать здешнею водою, потому что она слишком густа, чтобы свободно проходить по таким тоненьким трубочкам, и высказывает предположение, что стрелки на часах передвигаются просто руками человека, приставленного к часам для этой цели и руководствующагося ударами колоколов на стоящих в гавани европейских судах.

Побывали мы и в поле, где производятся казни преступников. Эти казни здесь очень многочисленны. Но я скажу от себя, что Кантон до такой степени переполнен населением, что будет совершенно незаметно убыли, если казнить ежегодно хоть по десяти тысяч негодных обывателей этого благоухающого всевозможными миазмами города.

Навстречу нам попался палач и предложил купить его меч, уверяя, что он принесет нам "счастье", потому что им отсечено не менее двухсот преступных голов. Разумеется, мы отказались от приобретения такого орудия "счастья", и его собственник наградил нас за этот отказ многообещающим взглядом исподлобья.

Тут же, на поле казней, находится "храм Ужасов", вполне соответствующий своему названию. Все стены этого храма расписаны сценами казней.

Это полная, раскрашенная живыми красками, иллюстрация того, как здесь вешают, обезглавливают, варят, жарят, толкут в железных ступах, четвертуют, колесуют, - вообще наказывают за преступления.

Но китаец всегда "милосерд", даже в своих казнях. Так, напр., когда преступник присужден быть смолотым в порошок в мельнице, его сначала кокнут деревянным молотом по голове, чтобы оглушить, а потом уж и приведут в ход мельницу. По крайней мере, так изображено на стене храма. Может-быть, в действительности дело обстоит и иначе. Китайская душа - потемки.

В некотором разстоянии от храма расположена тюрьма. Это нечто еще более ужасное. Едва мы заглянули в одну из мрачных, сырых, до невозможности смрадных камер, переполненных живыми скелетами, ожидающими казни, как тут же отскочили назад с таким чувством, точно заглянули в самый ад.

-- Ради Бога, скорее назад в Гонконг! - возопил профессор, обеими руками ухватившись за голову и делая неимоверные усилия (как и я сам), чтобы удержать тошноту. - Там все-таки лучше.

Вполне сочувствуя своему спутнику, я сказал Ах-Куму, чтобы он нес нас кратчайшим путем назад на пристань. Профессор отказывался вести объяснения с "этими желторожими дьяволами", это, вероятно, и было одною из главных причин, побудивших его искать моей неразлучной компании.

Ах-Кум оказался настолько корректным и любезным, что вынес нас через узкий переулок, походивший на исполинскую мышеловку, прямо на улицу, ведущую в западную часть города, где пребывает вице-король. Здесь оказалось довольно чисто. Дворец вице-короля расположен на горе, покрытой азалиями, а снизу окаймленной хлопчатниковыми до ревьями. На другом холме, тоже украшенном богатой растительностью, сверкают золотые кровли пятиярусной пагоды, вычурной, как все китайское. Мы не стали ее осматривать: нам уж надоело глядеть на эти сооружения, за которыми так и чудилась грязь и вонь, хотя ничего подобного в этой пагоде, конечно, не могло быть. Но таково уж впечатление, производимое на свежого человека Кантоном.

Обогнув высокую крепостную стену, всю обветрившуюся, потрескавшуюся, поросшую травою и унизанную старыми проржавленными пушками, мы опять попали в тесную улицу, лишенную воздуха и света, запруженную галдящею толпою и благоухающую всеми запахами переполненной сверх краев, никогда не очищаемой помойки. На середине улицы Ах-Кум чуть было по столкнулся с богато разукрашенным паланкином, в котором сидели два мандарина с тоненькими "официальными" усиками, одетые в красный шелк; на головах у них были белые шапочки с коралловыми пуговками. От этого паланкина несло крепкими, пряными, одуряющими восточными духами. Оба сановника прижимали к своим носам изящные шелковые мячики, пропитанные этими духами.

"Хо-Нама", - хотя мы с вами и условились объехать весь Китай, по крайней мере, его главные города, но после этого ужасного Кантона лично мне вполне достаточно знакомства с Поднебесною империей, и я думаю, не лучше ли нам махнуть из Гонконга прямо в Японию? Там, наверное, нет такой грязи и такого смрада... Бр-р-р-р! Как это только мы выдержали целых два часа в этой чудовищной клоаке?.. Если вы желаете остаться в этой дьявольской стране, оставайтесь, а я уеду! - с решимостью отчаяния заключил он.

Я засмеялся и утешил его, объявив, что и сам думаю отказаться от своего первоначального плана ознакомиться подробнее с Китаем. Действительно лучше бы отправиться прямо в Японию. Но что я не знал, будет ли на это согласен он. Последнее замечание было чистым лукавством с моей стороны. Я отлично видел, что профессор готов был убраться отсюда хоть на крыльях, и наверное не пожалел бы никаких расходов (он был человек одинокий и с хорошими средствами), если бы мог раздобыться воздушным шаром, чтобы прямо перенестись на японские острова.

Но добродушный немец моего лукавства не заметил и вторично объявил, что чем скорее мы уберемся отсюда, тем будет лучше.

В Кантоне не было настоящого дождя, с серого неба сеялась лишь какая-то мелкая водяная пыль, но в Гонконге попрежнему дождь лил как из ведра. Тем не менее, нам этот город теперь показался раем в сравнении с Кантоном, во всех отношениях представляющим ад.

На следующий день, прощаясь совсем с Гонконгом, мы побывали в той местности, где красуются загородные виллы европейцев. Высокий, утесистый берег моря весь усеян хорошенькими каменными домиками, утопающими в пышной зелени, расцвеченной яркими цветами. В прелестных садах мелькают разряженные дамы и дети. Раздается веселый смех и всюду слышится чистейший английский говор. На наше счастье, в этот вечер дождь отдыхал, как это иногда бывает здесь, и даже сияло солнце, вызвавшее из домов массу гуляющих, несмотря на сырость.

Мы положительно ожили в таком прелестном уголке в этот вечер, давший нам иллюзию благодатного европейского лета. Но солнце зашло в черных тучах, что предвещало новые дожди и туманы. Чтобы избежать тоскливой картины нависшого над головою мрачного неба, источающого безпрерывные потоки холодной воды, мы в одиннадцать часов вечера, прямо после прогулки, забрались на пароход "Анкона", отплывавший в Нагасаки. Когда перед тем мы зашли в отель "Викторию", чтобы расплатиться и взять свой багаж, приготовленный уже заранее тотчас же по возвращении из тошнотворного Кантона, нам подали карточку генерала, приходившого было с нами побеседовать, но не заставшого нас дома.

должен поддерживать официальные сношения.

-- Ну, это уж дело его, - сказал я. - Впрочем, быть-может, в угоду ему, вы хотите продлить свое пребывание здесь, и даже еще раз проехаться в Кантон, только уж не со мною, а с ним, для разнообразия.

-- Ну, нет, слуга покорный! - пробурчал профессор, поспешно выходя вслед за носильщиками багажа из покидаемого нами номера.

Великобритании, почему и не могут считаться Китаем, мы распростились с Поднебесной империей, чтобы отправиться прямо в страну "Восходящого солнца".



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница