Лунный камень.
Период первый. Потеря алмаза.
Глава XX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Период первый. Потеря алмаза. Глава XX. (старая орфография)

XX.

Те из наших спутников, которые опередили нас, еще до нашего прибытия домой уже распространили известие о случившемся, и мы застали прислугу в паническом страхе. В то время как мы проходили около милединой двери, она порывисто отворилась изнутри. Госпожа моя, вне себя от ужаса, вышла к нам в сопровождении мистера Франклина, который тщетно старался ее успокоить.

- Вы всему виной, воскликнула она, дико угрожая приставу рукой. - Габриэль! разчитайте этого несчастного и избавьте меня от его присутствия.

Из всех нас один пристав в состоянии был возражать ей, так как только он один владел собою.

- Я столько же виноват в этом несчастии, миледи, как и вы сами, сказал он. - Если по прошествии получасу вы будете настаивать на моем удалении из дома, то я подчинюсь вашим требованиям, но ни в каком случае не возьму ваших денег.

Слова эта, сказанные с большим достоинством, хотя весьма почтительно, равно подействовали и на меня, и на миледи, которая, уступив, наконец, просьбам мистера Франклина, ушла в свою комнату. Когда дверь на ними затворилась, пристав окинул своим наблюдательным оком всю женскую прислугу и заметил, что Пенелопа была в слезах, между тем как на лицах всех прочих выражался только ужас.

- Когда ваш батюшка переменит свое измокшее платье, сказал он ей, - то взойдите в его комнату и побеседуйте с нами.

Я скорешенько переоделся и снабдил пристава Коффа необходимою для него одеждой, после чего Пенелопа взошла к вам, чтоб узнать, чего желал от нея пристав. Казалось, я впервые сознавал теперь, какая у меня добрая и почтительная дочь. Я посадил ее к себе на колена и внутренно просил Бога, чтоб он благословил ее. Приникнув головой к моей груди, она обвила мою шею руками, и мы с минуту безмолвно просидела в этом положении, погруженные в думу о погибшей девушке.

Пристав отошел к окну и стал смотреть в него. Справедливость обязывала меня поблагодарить его за такое внимание к вашим чувствам, что я, и не преминул потом исполнять. Люда высшого круга пользуются всякого рода преимуществами и, между прочим, преимуществом свободно выражать свои чувства. Мы же, люди низменные, не имеем этих прав. Нужда, минующая сильных мира сего, обходится с вашею мелкою братией без всякой пощады, и мы должны, затаив чувства, вести свою обязанность с терпением. Впрочем, не думайте чтоб я жаловался на свою судьбу, я только так мимоходом упомянул об этом.

Мы с Пенелопой не заставили долго ждать пристава. На вопрос о том, не известна ли ей причина, побудившая Розанну лишить себя жизни, дочь моя отвечала (как вы, вероятно, и предвидите), что подруга её сделала это от любви к мистеру Франклину Блеку. Затем он спросил ее, не высказывала ли она этих предположений кому-либо другому?

- Я никому не упоминала об этом, ради самой Розанны, отвечала моя дочь.

- Да, наконец, и ради мистера Франклина, моя милая, прибавил я, находя нужным дополнить её ответ. - Если Розанна умерла от любви к нему, то нет сомнения, что это случалось без его ведома и воли. Дадим же ему спокойно уехать отсюда, если только он действительно намерен нас сегодня оставить, не причиняя ему безполезного горя открытием такой печальной истины.

- Совершенно справедливо, сказал пристав Кофф, снова впадая в раздумье и, вероятно, сравнивая в своем уме предположение Пенелопы с каким-нибудь другим из своих тайных предположений.

По истечении получаса в комнате госпожи моей раздался звонок. Я поспешил на её зов, и у дверей встретил мистера Франклина, выходившого из кабинета своей тетки. Он оказал мне, что миледи готова принять пристава Коффа, попрежнему, в моем присутствии, но что сперва ему самому хотелось бы переговорить с приставом. На возвратном пути в мою комнату, мистер Франклин остановился в передней, чтобы взглянут на расписание поездов железной дороги.

- Неужто вы вправду оставляете нас, сэр? спросил я. - Мисс Рахиль, вероятно, одумается, если вы только дадите ей время.

- Да, отвечал мистер Франклинь, - она, конечно, одумается, услыхав, что я уехал отсюда с тем, чтобы никогда более не возвращаться.

Я-было подумал, что в нем говорит одна досада на дурное обхождение нашей барышни, но оказалось не то. Наша госпожа сама заметила, что с того времени как в доме нашем появилась полиция, достаточно было упомянуть имя мистера Франклина, чтобы мисс Рахиль мгновенно пришла в негодование. Он же с своей стороны так любил свою кузину, что сам не хотел верить такой перемене до тех пор, пока отъезд её к тетке не сделал истину слишком очевидною. Как скоро эта жестокая выходка открыла глаза мистеру Франклину, он тотчас же принял решение, - единственно возможное для человека с характером, - решение уехать из дому.

Он говорил с приставом в моем присутствии. Объявив, что миледи искренно раскаивается в своей горячности, он спросил пристава, не согласится ли тот, получив свою плату, оставить дело алмаза в настоящем его положении.

- Нет, сэр, отвечал приставь; - я принимаю плату только за выполненную обязанность, но так как дело еще не кончено, то я отказываюсь от нея.

- Я вас не понимаю, сказал мистер Франклин.

- В таком случае я объяснюсь, сэр, отвечал пристав. - Приехав сюда, я взялся разыскать пропавший алмаз и теперь ожидаю только позволения выполнить свою обязанность. Откровенно изложив леди Вериндер все обстоятельства дела в его настоящем виде и тот план действий, которого необходимо держаться для разыскания Лунного камня, я тем самым сниму с себя всякую дальнейшую ответственность по этому делу. Пусть же миледи решит тогда, продолжить ли мне начатое следствие или бросить его. Тогда обязанность моя будет исполнена, и я приму назначенную мне плату.

Такими словами пристав Кофф напомнил вам, что и между сыщиками есть люди, которые дорожат своею репутацией.

при этом разговоре.

- Нет, отвечал мистер Франклин, - разве если того потребует тетушка.

Но в то время как я выходил из комнаты вслед за приставом, он шепнул мне на ухо:

- Ведь я наперед знаю, что он будет говорить о Рахили, а я слишком люблю ее, чтобы равнодушно выслушать это и сдержать свое негодование. Лучше идите без меня.

Мы ушли, оставив его в самом грустном настроении духа. Опершись на подоконник, он закрыл свое лицо руками, между тем как Пенелопа выглядывала из-за двери, желая как-нибудь утешить его. Будь я на месте мистера Франклина, я непременно велел бы ей войдти. Когда вас оскорбит какая-нибудь женщина, то вам всегда приятно высказаться другой, потому что из десяти раз девять эта последняя наверно примет вашу сторону. А может-быть, он и позвал ее, лишь только я вышел вон. В таком случае, отдавая полную справедливость моей дочери, я должен заметить, что она, не задумавшись, решилась бы на все, лишь бы утешить мистера Франклина Блек. А мы тем временем вошли с приставом Коффом в комнату миледи.

Во время вашего последняго с нею совещания она на разу не соблаговолила оторвать глаз от книги, лежавшей пред всю на столе. На этот не раз произошла перемена к лучшему. Взор её, устремленный на пристава, был так же непоколебим, как и его собственный. Фамильный нрав выражался в каждой черте её лица, и я был уверен, что если женщина, подобная моей госпоже, раз приготовится к неприятному разговору, то она, конечно, выдержит характер и поспорит в стойкости с самим мистером Коффом.

Когда мы уселись на свои места, миледи заговорила первая.

- Пристав Кофф, сказала она, - я, может-быть, нашла бы оправдание для моих необдуманных слов, сказанных вам полчаса тому назад. Но я вовсе не желаю искать оправданий и чистосердечно каюсь в своей горячности.

Прелесть голоса и манер миледи неотразимо подействовала на пристава. Чтобы доказать свое уважение к моей госпоже, он попросил позволения сказать несколько слов в свою защиту. Он объявил, что его никак нельзя было упрекать за случившееся в вашем доме несчастие, по той простой причине, что успешное окончание следствия зависело именно от того, чтобы ни словами, на поступками не возбудить подозрения Розанны Сперман. Он ссылался на мои показания, спрашивая меня, действительно ли выполнил он эту цель. И я по совести засвидетельствовал, что в этом отношении он на на минуту не уклонился от принятого им образа действий. На том, как мне казалось, разговор ваш, право, мог бы и остановиться.

Однако пристав Кофф пошел несколько далее, очевидно с тою целью (как вы и сама легко можете заключать теперь), чтобы раз завсегда покончить с самым затруднительным объяснением, которое предстояло ему иметь с миледи.

- Мне известна одна из причин, которою объясняют самоубийство молодой женщины, сказал пристав. - Причина эта, может-быть, и основательна; но она не имеет никакого отношения к производимому мною следствию, и я обязав к тому же прибавить, что мои собственные догадки указывают в совершенно противоположную сторону. По моему мнению, тяжкое душевное безпокойство, находящееся в связи с пропажей алмаза, побудило несчастную наложить на себя руки. Я не берусь разгадать, что именно мучало ее, но думаю, что (с вашего позволения, миледи) я в состоянии буду указать на одно лицо, могущее решить прав я или нет.

- Особа эта здесь? спросила моя госпожа, после минутного молчания.

- Нет, миледи, она уехала отсюда.

Это был явный намек на мисс Рахиль. Наступило молчание, которое мне казалось бесконечным. Боже мой! Как ужасно завывал ветер, как сильно хлестал дождь в окно, в то время как я выжидал, чтобы кто-либо из них прервал это молчание!

- Будьте так добры, говорите яснее, сказала наконец миледи. - Не намекаете ли вы на мою дочь?

- Точно так, коротко отвечал пристав.

Когда мы входили в комнату, пред госпожой моей лежал за столе портфель с денежными бланками, приготовленный, без сомнения, для разчета с приставом. Но теперь она взяла его со стола и опять спрятала в ящик. Мне больно было видеть, как дрожала при этом её бедная рука, излившая столько милостей на своего старого слугу, рука, которую мне отрадно было бы пожать в своих руках пред наступлением вечной разлуки.

- Я надеялась, тихо и спокойно сказала миледи, - что приняв вознаграждение за свои труды, вы разстанетесь со мной без всяких намеков на мисс Вериндер. Однако этого не случалось. Но разве племянник мой не предупреждал вас об этом до прихода вашего сюда?

- Мистер Блек исполнил ваше поручение, миледи. Но я заметил ему на это, что....

- Не трудитесь договаривать, возразила миледи. - Вы, вероятно, понимаете не хуже меня, что вы сказали слишком много, чтобы возвращаться назад, а потому я считаю себя обязанною пред собой, и пред своею дочерью настоятельно требовать, чтобы вы остались здесь и высказалась вполне.

Пристав посмотрел на свои часы.

- Еслиб я имел достаточно времени, миледи, отвечал он, - то я предпочел бы письменное объяснение словесному. Но если следствие должно продолжиться, то время для нас слишком дорого, чтобы тратить его на письмо. Я, пожалуй, готов сразу приступить к делу, хотя не скрою, что мне будет в высшей степени затруднительно говорить об этом предмете, а вам будет крайне тяжело меня слушать.

Тут госпожа мои еще раз перебила его.

- Я, может-быть, облегчу несколько и наше положение, и положение этого доброго старого слуги и друга, оказала она, - если с своей стороны покажу пример решительности, смело приступив к этому разговору. Вы предполагаете, что мисс Вериндер всех нас обманывает, скрывая алмаз для какой-нибудь собственной тайной цели? Не правда ли?

- Прекрасно. Но прежде чем вы начнете говорить, я, как мать мисс Вериндер, должна предупредить вас, что она положительно не способна на подобный поступок. Ваше знакомство с ней началось неболее двух, трех дней назад, я же знаю ее с колыбели. Как бы на сильны были направленные против нея подозрения, они не могут оскорбить меня. Прежде всего я уверена, что (при всей вашей опытности) вы впали относительно этого дела в величайшее заблуждение. Не забывайте, что я не владею никакими тайными сведениями и не хуже вас исключена из доверенности моей дочери. Но еще раз повторяю вам единственную причину, заставляющую меня так твердо отстаивать мою дочь: я слишком хорошо знаю её характер!

Она обернулась в мою сторону и подала мне руку, которую я молча поцеловал.

- Вы можете продолжат теперь, сказала она, устремив на пристава свои обычный, твердый взгляд.

Пристав Кофф поклонился. Заметно было, что миледи произвела на него некоторое впечатление: ему как будто стало жаль её, а его угловатое лицо на минуту умилилось. Что же касается до его внутренняго убеждения, то ясно было, что оно осталось непоколебимым. Приняв в своем креоле более удобное положение, он в следующих словах повел свою низкую атаку против репутации мисс Рахили.

- Я должен просить вас, миледи, взглянуть на дело не только с вашей, но и с моей точки зрения, сказал он. - Не угодно ли вам будет представать себе, что вы приехали сюда вместо меня, но с теми же практическими сведениями, которые вынес я из своей жизни, и которые, если позволите, я изложу вам сейчас вкратце.

Госпожа моя кивнула ему головой в доказательство того, что она его слушает, и пристав продолжал так:

- За последния двадцать лет, сказал он, - я, как доверенное лицо, часто бывал употребляем на разбирательства тайных семейных дел. Вот в двух словах результат, приобретенный мною на этом поприще, и имеющий некоторое применение к настоящему делу. Я знаю по опыту, что молодые леди, занимающия блестящее положение в свете, имеют иногда тайные долги, в которых оне не смеют сознаться своим ближайшим родственникам и друзьям. Иногда оне должают модистке и ювелиру; иногда же деньги бывают им нужны для других целей, которых я не предполагаю в настоящем случае, и о которых умолчу, из уважения к вам. Постарайтесь не забыть того, что я сейчас оказал вам, миледи; а теперь проследим, каком путем события этой недели почти вынудили меня искать объяснений в моей долговременной опытности.

Он собрался с мыслями и продолжил свои разказ с ужасающею ясностью, заставлявшею нас понимать смысл каждого его слова и с жестокою справедливостью, не щадившею никого.

- Первые сведения относительно пропажи Лунного камня получены мною от надзирателя Сигрева, и я тут же убедился, что он был совершенно неспособен к производству этого следствия. Из коего что он разказал мне, я обратил внимание лишь на одно обстоятельство, а именно, что мисс Вериндер уклонилась от его допросов и говорила с ним с совершенно необъяснимою суровостью и презрением. Как ни удивительно казалось мне подобное обращение, но я приписывал его какой-нибудь неловкости надзирателя, который мог неумышленно оскорбить молодую мисс. Затаив про себя это предположение, я стал один производить обыск комнаты, который, как вам известно, кончался открытием пятна на двери и показаниями мистера Франклина, убедившого меня, что это самое пятно имело прямое отношение к пропаже алмаза. Я мог до сих пор подозревать только одно, что Лунный камень украден, и что похитителем его, вероятно, окажется кто-нибудь из слуг. Прекрасно. Что же далее? Мисс Вериндер внезапно выходит из своей комнаты, начинает говорить со мной, а мне немедленно бросаются в глаза три обстоятельства весьма подозрительного свойства. Первое, что она сильно взволнована, несмотря на то что со времени пропажи алмаза прошло уже более суток. Второе, что она обращается со мной точь-в-точь как с надзирателем Сигревом. Третье, что она считает себя смертельно оскорбленною мистером Франклином. Хорошо. Вот (думаю я про себя) молодая мисс, которая потеряла драгоценный алмаз, я которая, как я сам имел случай убедиться, обладает весьма пылким нравом. Но что же она, делает в настоящем случае под влиянием этого пылкого нрава? Она обнаруживает непонятную злобу против мистера Блека, господина надзирателя и меня, иначе сказать, против тех самых лиц, которые, каждый по-своему, старались помочь ей в разыскании её потерянного алмаза. Тогда, миледи, и только тогда начал я искать указаний в своей опытности, которая и объяснила мне загадочное поведение мисс Вериндер. Руководимый ею, и сопоставил личность вашей дочери с личностью другах известных мне молодых леди и пришел к тому убеждению, что у ней, вероятно, есть также долги, в которых она не хочет сознаться и которые между тем необходимо заплатить. Я спрашиваю себя, ужь не потому ли и изчез алмаз, что нужно было заложить его тайком для уплаты этих долгов? Вот те заключения, которые, я вывожу из простых фактов. Что возразит на это ваша собственная опытность, миледи?

- То же, что и прежде, отвечала моя госпожа, - а именно, что обстоятельства ввели вас в заблуждение.

Я с своей стороны молчал. Бог весть почему забрел в эту минуту в мою сумашедшую голову Робинзон Крузо. "Еслибы, думал я, пристав Кофф мгновенно очутился на необитаемом острове, лишенный общества господина Пятницы, и не имея корабля, на котором он мог бы уехать с острова, то он был бы, по моему мнению, в самом приличном для него месте! (Nota bene: говоря вообще, я остаюсь хорошим христианином до тех пор, пока не слишком насилуют мои христианския чувства, и утешаюсь тою мыслию, что и вы все, господа, не лучше меня в этом отношении.)

в доме гардеробов. Это послужило бы средством к разысканию той одежды, которая, по коей вероятности, размазали краску на двери, и к проверке моих догадок. Что же из этого вышло? Вы изволили согласиться на мое предложение; мистер Блек и мистер Абльвайт сделали то же самое. Одна мисс Вериндер отвечала мне положительным отказом, что и убедило меня в безошибочности моих предположений. Если вы и теперь не согласитесь со мной, миледи, то я готов буду думать, что и вы, и мистер Бетередж не вникали в события нынешняго дня. Не при вас ли говорил я вашей дочери, что её отъезд из дому (при настоящих обстоятельствах) затруднит успешное окончание следствия, а между тем она уехала, несмотря на такое предостережение. Вы видели, что она не только не простила мистеру Блеку его усиленных стараний облегчить мне раскрытие этой тайны, но напротив публично оскорбила его у порога родительского дома. Что все кто значит? Если мисс Вериндер не имеет никакой прикосновенности к пропаже алмаза, то скажите же мне, что все это может значить?

На этот раз он посмотрел в мою сторону. Право, страшно было слушать, как он подбирал против мисс Рахили одно доказательство за другим, тем более, что при всем желании оправдать ее, не было никакой возможности оспаривать истину его слов. Имея (благодаря Бога) врожденную склонность к резонерству, я тотчас же примкнул к стороне миледи, чтоб отстаивать наши общия с ней убеждения. Это подняло мой упавший дух и придало мне смелости в разговоре с приставом Коффом.

они вздумала когда-нибудь поцарапать вас ради вашей же собственной пользы!

Видя, что мы не возражаем, пристав Кофф как ни в чем не бывало опять возвратился к своему разказу. Господи! как же я злился на него, замечая, что наше молчание не сконфузило его ни на волос!

- Вот, миледи, мой взгляд на дело по отношению его к одной мисс Вериндер, сказал он. - Теперь постараюсь изложить вам то же самое дело по отношению его к мисс Вериндер и умершей Розанне Сперман, взятым вместе. С вашего позволения мы вернемся для этого назад, к тому самому времени, когда дочь ваша отказалась допустить осмотр своего гардероба. Сделав свое заключение об, прислугой. После тщательного размышления я решился вести следствие, что называется на языке служащих, самым неправильным образом, по той простой причине, что мне вверили семейную тайну, которую я обязан был удерживать в пределах тесного домашняго кружка. Чем менее шуму, чем менее огласки, и посторонняго вмешательства, тем лучше. Что же касается до обыкновенной процедуры следствия, как-то: поимка людей по подозрению, явки их на суд и тому подобное, об этом нечего было и думать, так как, по моему крайнему убеждению, дочь ваша, миледи, была явно замешана в этом деле. Мне было ясно, что человек, с характером и положением мистера Бетереджа, был бы для меня в этом случае гораздо более надежным помощником нежели всякий другой человек, взятый на стороне. Я, конечно, мог бы вполне довериться, и мистеру Блеку, еслибы не предвидел тут одного маленького затруднения. Он слишком скоро угадал в какую сторону устремились мои догадки и разыскания. И дружба его к мисс Вериндер помешала бы ему действовать заодно со мной. Я безпокою вас, миледи, такими подробностями с целью показать вам, что я не вынес семейной тайны за пределы домашняго кружка. Я единый посторонний человек, которому она известна, а моя профессия обязывает меня придерживать свой язык.

Тут я почувствовал, что моя профессия, наоборот, обязывала меня дать ему волю. Признаюсь, что выполнять в мои года, и пред моею госпожой, роль какого-то полицейского помощника превосходило меру моего христианского терпения.

- Прошу позволения заявить вам, миледи, сказал я, - что от начала и до конца этого гнусного следствия я никогда не помогал ему сознательно, и я прошу пристава Коффа опровергнуть меня, если у него достанет смелости. Когда я высказался таким образом, у меня отлегло от сердца. Госпожа моя дружески потрепала меня по плечу, а я в справедливом негодовании взглянул на пристава Коффа, как бы говоря ему: "А! что вы на это скажете?* Но пристав отвечал мне кротким взглядом ягненка, в котором выразилось, кажется, еще большее ко мне расположение.

- Я уверена, сказала миледи, обращаясь к приставу, - что вы, как честный человек, действовали в моих интересах, и готова выслушать что вы скажете нам далее.

же узнал ее. До того времени я еще склонен был сомневаться в том, что мисс Вериндер доверила кому-либо свою тайну. Но увидав Розанну, я переменил свое мнение и немедленно заподозрил её участие в пропаже алмаза. Бедняжку постигла ужасная смерть, но хотя её и нет уже более в живых, я все-таки желал бы снять с себя обвинение в моей будто бы несправедливой к ней жестокости. Будь это обыкновенный случай воровства, я заподозрил бы Розанну ни более ни менее как и всех остальных слуг в доме. Мы знаем по опыту, что женщины, поступающия из исправительных тюрем в услужение к господам, которые обходятся с нами благосклонно и справедливо, в большинстве случаев меняют свое поведение и делаются достойными оказанного им благодеяния. Но это было, по моему мнению, не простое воровство, а хитро-задуманное похищение, при содействии самой владелицы алмаза. Глядя на дело с этой точки зрения, мне прежде всего пришло в голову следующее соображение, касавшееся Розанны Сперман. Удовольствуется ли мисс Вериндер (не взыщите, миледи) тем, что вселит в нас убеждение, будто Лунный камень просто потерян? Или она пойдет дальше и постарается нас уверить, что он украден? На этот случай у нея уже готова была Розанна Сперман, которая скорее всех сумела бы отвлечь и меня, и вас, миледи, от настоящого следа.

Казалось, ужь нельзя было хуже очернить мисс Рахиль и Розанну, как очернил их пристав Кофф. А между тем вы сами сейчас убедитесь, что это было возможно.

- Я имел еще один повод подозревать умершую, продолжил пристав, - и этот повод казался мне наиболее основательным. Кому же легче было достать под залог денег для мисс Вериндер, как не Розанне Сперман? Ни одна молодая леди в положении мисс Вериндер не взяла бы на себя такого рискованного дела. Ей необходимо было иметь соучастницу, и я опят вас спрашиваю, кто же годился более для этой роли, как не Розанна Сперман? Ваша покойная горничная, миледи, занимаясь воровством, изучила свою профессию во всех её тонкостях. Она имела сношения, я знаю это достоверно, с одним из тех немногих людей в Лондоне (из разряда закладчиков), которые готовы дать значительную сумму денег под залог стол ценного алмаза, как Лунный камень, не затрудняя своих клиентов ни неловкими вопросами, ни обременительными условиями. Потрудитесь не забыть этого, миледи, и теперь позвольте мне доказать вам, на сколько мои подозрения против Розанны Сперман подтвердились её собственными поступками, и к каким заключениям могли они привести меня.

Затем он стал разбирать все поведение Розанны в этом деле с начала и до конца. Оно столько же знакомо вам, читатель, сколько и мне, и потому вы легко поймете, что в этой части своего разказа пристав Кофф безаппелляционно заклеймил память бедной умершей девушки подозрением в покраже алмаза. Даже сама миледи приведена была в ужас его словами. Когда он кончил, она ничего ему не отвечала, но пристав, казалось, и не безпокоился о том, отвечают ему или нет. Он продолжал (чтоб ему пусто было!) с прежнею невозмутимостью.

- Теперь, когда я изложил вам все обстоятельства этого дела так, как и их понимаю, сказал он, - мне остается только сообщить вам, миледи, какие меры имею я в виду на будущее время. Я вижу два способа привести следствие к успешному окончанию. На один из них я смотрю как на вернейшее средство достичь цели; другой же, сознаюсь, есть не более как смелый опыт. Решайте сами, миледи, не должны ли мы начать с вернейшого способа?

- Благодарю вас, сказал приставь. - Пользуясь вашим позволением, миледи, я, конечно, испытаю первый способ. Останется ли мисс Вериндер в Фризингалле, или вернется сюда, я во всяком случае предлагаю учредить неотступный надзор за всеми её поступками, за людьми, с которыми она будет иметь сношения, за её прогулками верхом или пешком, и за её корреспонденцией.

- Далее что? спросила моя госпожа.

- Далее, отвечал пристав, - я буду просить вашего позволения поместить к вам на место Розанны Сперман женщину, привыкшую к тайным следствиям и за скромность которой я ручаюсь.

- Далее что? спросила моя госпожа.

и которого имя, и адрес, будьте в этом уверены, миледи, были сообщены ею мисс Вериндер. Не отрицаю, что подобная мера потребует и времени, и денег; но результат её верен. Мы со всех сторон оцепим Лунный камень и будем постепенно стягивать эту цепь до тех пор, пока не найдем алмаза в руках мисс Вериндер, предполагая, что она с ним не разстанется. Если же долги её потребуют немедленной уплаты, и она решатся пожертвовать им, тогда товарищ мой встретит Лунный камень немедленно по прибытии его в Лондон.

Подобное предложение, касавшееся её дочери, задело мою госпожу за живое, и она в первый раз сердито заговорила с приставом.

- Считайте ваше предложение отвергнутым по всем его пунктам, сказала она, - и переходите к другому способу.

- Другой способ, продолжал пристав, нимало не смущаясь, - заключается в том смелом опыте, о котором я уже упоминал выше. Мне кажется, я хорошо оценил характер мисс Вериндер. По моему мнению, она способна на смелый обман; но вместе с тем она слишком горяча и вспыльчива, слишком непривычна к фальши, чтоб быть лицемеркой в мелочах и уметь себя сдерживать при всяком возбуждении. Чувства её в продолжение этого следствия неоднократно брали верх над ей волей, даже в то время, когда её собственный интерес требовал, чтоб она их скрывала. Имея в виду действовать на эту особенность её характера, я готовлю ей внезапное потрясение, и при таких обстоятельствах, которые заденут ее за живое. Иначе говоря, я хочу без всякого приготовления объявит мисс Вериндер о смерти Розанны Сперман - в надежде, что её лучшия чувства понудят ее к призванию. Не согласитесь ли вы, миледи, на эту меру?.

Не умею разказать вам, как удивила меня моя госпожа. Она без запинки отвечала ему: "Пожалуй, я согласна."

- Вы предполагаете затронуть благородные чувства моей дочери, сказала она. - Но я, как мать, требую права сама подвергнуть ее этому испытанию. Не хотите ли остаться здесь, пока я съезжу в Фризингалл?

В первый раз в жизни великий Кофф растерялся и, как самый обыкновенный смертный, онемел от удивления. Госпожа моя позвонила и велела приготовить себе непромокаемое платье. Дождь все еще продолжил лить, а закрытая карета, как вам известно, увезла мисс Рахиль в Фризингалл. Я попробовал было убедить миледи, чтоб она не подвергала себя такой ненастной погоде, но это оказалось совершенно безполезно! Тогда я попросил позволения сопровождать ее, чтобы держать по крайнеи мере над её головой зонтик, но она и слушать ничего не хотела. Кабриолет был подан грумом.

- Можете быть уверены в двух вещах, сказала миледи приставу Кофф, выходя в переднюю. - Вопервых, что я буду действовать на чувства мисс Вериндер так же решительно, как бы вы сделали это сами; вовторых, что сегодня же, до отхода последняго вечерняго поезда в Лондон, я лично или письменно уведомлю вас о результате этого опыта.