Лунный камень.
Период второй. Раскрытие истины. Рассказ 3-й, доставленный Франклином Блеком.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Период второй. Раскрытие истины. Рассказ 3-й, доставленный Франклином Блеком. Глава II. (старая орфография)

II.

- Бетередж! сказал я, указывая на незабвенную книгу, лежавшую у него на коленах: - предвещал ли вам нынче Робинзон Крузо, что вы можете ожидать к себе Франклина Блека?

- Вот хоть лордом Гарра поклясться сейчас, мистер Франклин! вскрикнул старик: - это самое, а предсказывал Робинзон Крузо!

Опираясь на меня, он с усилием встал на ноги и постоял с минуту, поглядывая то на меня, то на Робинзона, повидимому, недоумевая, кто из нас более удивил его. Решение последовало в пользу книги. Развернув ее пред собой и держа в обеих руках, он глядел на дивный томик с непередаваемым выражением ожидания в глазах, словно надеясь видеть, что вот-вот сам Робинзон-Крузо выступит из страниц и почтит нас личным свиданием.

- Вот он, отрывочек-то, мистер Франклин, сказал он тотчас же, как только вернулся к нему дар слова: - чтобы мне хлеба не есть, сэр, если это не тот самый отрывочек, что я читал за минуту пред вашим приходом! страница сто пятьдесят шестая, слушайте: "Я стоял, как громом пораженный, или словно увидав привидение." Если это не все равно что сказать: "Ожидайте, сейчас явится мистер Франклин Блек", значит в английском языке смысли нет!

Бетередж, шумно захлопнул книгу и освободя наконец одну руку, пожал поданную мною.

В таких обстоятельствах, я весьма естественно ждал, что он закидает меня вопросами. Но нет, гостеприимство становилось первым побуждением старого слуги, как только кто-нибудь из членов семейства (каким бы то вы было путем) являлся гостем в этот дом.

- Взойдите, мистер Франклин, сказал он, отворяя дверь позади себя и отвешивая своеобразно-милый, старосветский поклон: - ужь я после разспрошу, зачем пожаловали сюда, сначала надо вас поудобнее устроить. После вашего отъезда тут все такия грустные перемены. Дом заперт, прислуга вся разошлась. Ну, да что нужды! Я состряпаю вам обед, а садовница постель оправит, - и если в погребе осталась еще бутылочка вашего пресловутого Латуронского бордо, найдется чем и горлышко промочить, мистер Франклин! Добро пожаловать, сэр! От всего сердца, добро пожаловать! проговорил старый бедняга, мужественно поборая мрачное уныние пустынного дома и принимая меня со всею общительностью и предупредительным вниманием прошлых дней.

Мне было прискорбно его разочаровывать. Но дом этот принадлежал теперь Рахили. Мог ли я в нем садиться за стол или спать после того, что произошло в Лондоне? Простейшее чувство самоуважения запрещало мне, - именно запрещало, - переступить порог.

Я взял Бетереджа за руку и вывел его в сад. Нечего делать. Я должен был сказать ему всю правду. Равно привязанный к Рахили и ко мне, он был прискорбно озадачен и огорчен оборотом дела. Собственное его мнение, высказанное при этом, отличалось обычною прямотой и приятным букетом самой положительной философии из всех известных мне, - философии Бетереджевой школы.

- Я никогда не отрицал, что у мисс Рахили есть недостатки, начал он: - конек у нея бедовый, вот вам один из них. Она хотела взять верх над вами -- а вы и поддались. Э, Господи Боже мой, мистер Франклин, неужто вы о сю пору не раскусили женщин? Говаривал я вам о покойной мистрис Бетередж?

Он частенько говаривал мне о покойной мистрис Бетередж, неизменно ставя ее в примерь врожденной слабости и испорченности прекрасного пола. Он и теперь выставил ее с этой стороны.

- Очень хорошо, мистер Франклин. Теперь выслушайте же меня. Что ни женщина, то и конек свой, особенный. Покойная мистрис Бетередж, случись мне бывало отказать ей в чемь-нибудь, что ей по-сердцу, сейчас оседлает любимого конька и поехала. Иду, бывало, домой, справив свою службу, и ужь знаю вперед, что жена придет ко мне наверх по кухонной лестнице и объявит: после таких-де моих грубостей, у нея духу не хватило состряпать мне обед. Сначала я поддавался, - точь-в-точь как вы теперь поддаетесь мисс Рахили. Наконец терпение мое истощилось. Я пошел вниз, взял мисс Беттередж - нежно, разумеется, - на руки и отнес ее в лучшую комнату, где она обыкновенно принимала своих гостей. "Вот, говорю, настоящее ваше место, мой друг", а сам вернулся в кухню. Там я заперся, снял сюртук, засучил рукава и состряпал себе обед. Когда он поспел, я накрыл стол, насколько хватило уменья, и покушал власть. Потом выкурил трубочку, хватил капельку грогу, а затем опростал стол, перемыл посуду, вычистил ножи и вилки, убрал все на место и вымел комнату. Когда все было вымыто и вычищено как следует, я отворил дверь и впустил мисс Бетередж. "Я ужь пообедал, дружок мои, говорю: и надеюсь, что кухонный порядок удовлетворит самым пламенным желаниям вашим." Пока эта женщина была в живых, мистер Франклин, я ужь ни разу больше не стряпал себе обеда! Нравоучение: в Лондоне вы поддались мисс Рахили; не поддавайтесь ей в Йоркшире. Вернемтесь к дому.

Неопровержимо, что и говорить! Я мог только уверить моего доброго друга, что даже его сила убеждения, в этом случае, не действует на меня.

- Славный вечер! сказал я: - пройдусь я себе до Фризингалла, остановлюсь в гостинице, а вы завтра поутру проходите ко мне завтракать, мне кое-что надо вам сказать.

Бетередж задумчиво покачал годовой.

- Сердечно жаль! проговорил он: - я надеялся услыхать, мистер Франклин, что у вас с мисс Рахилью все попрежнему гладко да ладно. Если ужь вы хотите поставить на своем, сэр, продолжил он, с минутку подумав, - так из-за ночлега не стоит ходит сегодня в Фризингалл. Можно и поближе найдти. Готтерстонова ферма всего в двух милях отсюда. ужь мисс Рахиль ни при чем, лукаво прибавил старик: Готтерстон проживает на правах вольной аренды, мистер Франклин.

Я вспомнил об этой местности тотчас, как только Бетередж назвал ее. Ферма была расположена в закрытой лощине, на берегу одной из красивейших речек в этой части Йоркшира; а у фермера пустовала лишняя спальня с приемною, обыкновенно отдаваемые он внаймы художникам, рыболовам и всякого рода туристам. Приятнейшого жилища, на время моего пребывания в околотке, я не мог бы и желать.

- Отдаются ли комнаты-то? спросил я.

- Мисс Готтерстон, сэр, вчера еще сама просила меня порекомендовать кому-нибудь эти комнаты добрым словечком.

- Я с величайшим удовольствием возьму их, Бетередж.

Мы вернулась на двор, где я оставил свой чемодан. Продев палку сквозь его ручку и закинув чемодан через плечо, Бетередж, повидимому, снова впал в столбняк, причиненный ему моим внезапным появлением давеча, когда я застал его в кресле. Он недоверчиво поглядел на дом, потом повернулся на каблуках и еще недоверчивее посмотрел на меня.

- Данным давно живу я на свете, проговорил этот лучший и милейший из всех старых слуг, - но этакой штуки никак не думал дождаться. Вот он дом стоит, а вот он мистер Франклин Блек, и что же, будь я проклят, если один из них не повернулся спиной к другому и не идет спать на квартиру.

Он пошел вперед, покачивая годовой и зловеще ворча.

- Теперь ужь только одного чуда не хватает, сказал он мне, оглядываясь через плечо: - вам остается, мистер Франклин, заплатить мне семь шиллингов и шесть пенсов, которые заняли у меня мальчиком.

Эта острота несколько возстановила в нем хорошее расположение духа по отношению к себе самому и ко мне. Пройдя двор, мы вышли за ворота. Как только мы очутились вне ограды, обязанности гостеприимства (по Бетереджеву уставу о нравах) прекращались, и любопытство заявило свои права.

Он замедлил шаги, чтобы дать мне поравняться с ним.

- Славный вечер для прогулки, мистер Франклин, сказал он, как будто мы случайно и только что встретились друг с другом: - А ведь еслибы вы пошли во фризингалльскую гостиницу, сэр....

- Ну, что же?

- Я имел бы честь поутру завтракать с вами.

- Вместо этого, приходите завтракать со мной в Готтеротонскую ферму.

- Премного обязав вашей доброте, мистер Франклин. Но я собственно не к завтраку подбирался-то. Кажется, вы упоминали, что хотите кое-что сказать мне? Если это не тайна, сэр, сказал Бетередж, внезапно меняя окольный путь на прямой: - то я сгараю желанием знать, что именно так внезапно привело вас в эту сторону?

- Что привело меня сюда в прошлый раз? спросил я.

- Лунный камень, мистер Франклин. Но что же теперьто праводат вас?

- Опять Лунный же камень, Бетередж.

Старик остановился как вкопанный и глядел на меня в сероватом сумраке, словно подозревая свои уши в обмане.

- Если это шутка, сэр, сказал он, - так я, надо быть, глуповат становлюсь на старости лет. Никак не пойму.

- Бросьте вы алмаз, мистер Франклин! Вот вам мой совет, бросьте алмаз! Эта проклятая индейская драгоценность сбивала с-толку всех, кто ни подходил к ней. Не тратьте денег и здоровья, - в цвете лет, сэр, - на возню с Лунным камнем. Можете ли вы надеяться на успех (без ущерба себе), когда сам пристав Кофф промахнулся? Пристав Кофф! повторил Бетередж, погрозив мне указательным пальцем: - первый полицейский чиновник во всей Англии!

- Я решился, старый дружище. Не отступлю и пред самим приставом Коффом. кстати, рано или поздно мне, быть-может, понадобится переговорить с ним. Не слыхали-ль вы о нем чего-нибудь в последнее время?

- Пристав не поможет вам, мистер Франклин.

- Почему же?

- Со времени вашего отъезда, сэр, в полицейских кружках произошло некоторое событие. Великий Кофф удалился от дел, приобрел себе маленький коттедж в Доркинге и сидит по горло в своих розах. Он собственноручно известил меня об этом, мистер Франклин. Он выростил белую махровую розу, не прививая её к шиповнику. И мистер Бегби, наш садовник, собирается в Доркинг признаваться, что пристав наконец победил его.

- Ну, не велика важность, сказал я: - обойдемся и без помощи пристава. На первых порах я доверюсь вам.

Весьма вероятно, что я несколько небрежно произнес это. Как бы то ни было, Бетереджа, повидимому, что-то задело за живое в этом ответе.

- Вы могли довериться кому-нибудь и похуже меня, мистер Франклин, вот что я вам скажу, проговорил он с некоторою резкостью.

Тон этого возражения и некоторое безпокойство, подмеченное мной в нем после этих слов, подала мне мысль, что он имеет какие-то сведения, которых не решается сообщать мне.

- Я ожидаю, что вы поможете мне, сказал я, - собрать отрывочные улики, оставшияся после пристава Коффа. Я знаю, что вы можете это сделать. Не можете ли вы сделать еще чего-нибудь?

- Чего же еще можете вы ожидать от меня, сэр? спросил Бетередж с видом крайняго смирения.

- Я жду большого, судя по тому что вы сейчас сказали.

- Это одно хвастовство мое, мистер Франклин, упрямо возразил старик: - некоторые так и родятся хвастунами; до самой смерти не могут отвыкнуть. Вот и я такой-же.

Оставался еще один способ взяться за него. Я обратился к его участию в Рахили и ко мне.

- Бетередж, порадуетесь ли вы, если мы с Рахилью опять станем добрыми друзьями?

- Я служил вашему семейству, сэр, и для более скромных целей, если ужь вы сомневаетесь в этом!

- Помните ли вы, как со мной обращалась Рахиль пред моим отъездом из Англии?

- Так хорошо помню, словно это вчера еще было! миледи написала вам собственноручное письмо насчет этого, а вы были так добры, что и мне показали его. Оно извещало вас, что мисс Рахиль смертельно оскорбилась участием, которое вы принимали в стараниях отыскать её драгоценный камень; и при этом на миледи, ни вы, никто не мог угадать причины этого гнева.

- Совершенно справедливо, Бетередж! И вот я вернулся из своего путешествия и нахожу ее попрежнему смертельно оскорбленною. Я знал, что в прошлом году причиной этому был алмаз; и знаю, что алмаз же причиной этому и теперь. Я хотел переговорить с ней, а она и видеть меня не хочет. Я попробовал написать к ней, она не отвечает мне. Скажите же, ради Бога, как мне разъяснить это дело? Рахиль сама не оставляет мне иного способа разыскать пропажу Лунного камня, как путем следствия!

Эта слова явно выказали ему все дело с совершенно новой точки зрения. Он предложил мне вопрос, убедивший меня в том, что я поколебал его.

- Нет ли тут какого-нибудь недоброжелательства с вашей стороны, мистер Франклин, - ведь нет?

- Я с негодованием выехал из Лондона, ответил я, - но теперь это все прошло. Я хочу добиться от Рахили объяснения, а больше мне ничего не надо.

Я вполне понимал ревнивую уверенность в молодой госпоже, подсказавшую ему эти слова.

- Я не менее вас уверен в ней, ответил я: - Если мы вполне узнаем её тайны, в ней не окажется ничего такого, что могло бы поколебать ваше или мое уважение к ней.

Последние остатка Бетереджевой сдержанности при этом исчезли.

- Одно только могу сказать, воскликнул он: - Если я дурно делаю, помогая вам, мистер Франклин, то нет еще малого ребенка, который бы меньше моего смыслил! Я точно могу навести вас на путь к открытиям, если только вы сумеете пойдти дальше одна. Помните вы одну из наших девушек, бедняжку Розанну Сперман?

- Конечно!

- Вы все думали, что она хотела признаться вам в чем-то касательно этого дела о Лунном камне?

- Иначе я, право, никак не мог объяснить себе её странное поведение.

- Вы можете разрешить свои сомнения, когда угодно, мистер Франклин.

Я в свою очередь остановился как вкопаный, напрасно пытаясь разглядеть его лицо в наступавшей темноте. В первый миг изумления я с некоторым нетерпением спросил, что он хочет этим сказать.

- Больше твердости, сэр! продолжал Бетередж: - я именно то и хочу сказать что говорю. Розанна Сперман оставила по себе запечатанное письмо, - письмо адресованное к вам.

- Где оно?

- Дочь рыбака?

- Она самая, мистер Франклин.

- Почему это письмо не переслала мне?

- Хромая Люси очень упряма, сэр. Она не хотела отдать его ни в чьи рука, кроме ваших. А вы уехали из Англии, прежде чем я успел написать вам.

- Сегодня поздно, сэр. У нас по всему берегу очень скупы на свечи; и в Коббс-Голе рано ложатся.

- Вздор! Мы дойдем в полчаса.

- Вы-то можете, сэр. И то, добравшись, найдете все двери на запоре.

- Вы пойдете со мной к рыбаку в Коттедж?

- Да, сэр.

- Как рано?

Мы спустились по тропинке, ведущей к ферме.