| Автор: | Коллинз У. У., год: 1876 |
| Категория: | Роман |
Глава XXVIII. Любовь и деньги
Чувствуя тягостное замешательство, мистрис Ван-Брандт заговорила первая.
-- Вы ничего не говорили мне о себе, - начала она. - Была ли ваша жизнь счастливее с тех пор, как я видела вас в последний раз?
-- По совести, не могу этого сказать, - отвечал я.
-- Есть надежда, что вы женитесь?
-- Это зависит от вас.
-- Не говорите этого! - воскликнула она, бросая на меня умоляющий взгляд. - Не портите моего удовольствия при новом свидании со мной, говоря о том, чего никогда не может быть. Неужели вам опять надо говорить, каким образом вы нашли меня здесь одну с моим ребенком?
Я принудил себя произнести имя Ван-Брандта, только бы не слышать его от нее.
-- Мне сказали, что мистер Ван-Брандт сидит в тюрьме за долги, - сказал я, - а я сам увидел вчера, что он оставил вас одну без помощи.
-- Он оставил мне все деньги, какие были у него, когда его арестовали, - возразила она грустно. - Его жестокие кредиторы более достойны осуждения, чем он.
Даже эта относительная защита Ван-Брандта задела меня за живое.
-- Мне следовало говорить о нем осторожно, - сказал я с горечью. - Мне следовало помнить, что женщина может простить даже оскорбление мужчине, когда она его любит.
Она зажала мне рот рукой и остановила, прежде чем я успел продолжить.
-- Как вы можете говорить со мной так жестоко? - спросила она. - Вы знаете, к стыду моему, я призналась в этом вам, когда мы виделись в последний раз, вы знаете, что мое сердце втайне всецело принадлежит вам. О каком "оскорблении" говорите вы? О том ли, что Ван-Брандт женился на мне при живой жене? Неужели вы думаете, что я могу забыть главное несчастье моей жизни - несчастье, сделавшее меня недостойной вас? Богу известно, что это не моя вина, но тем не менее справедливо, что я не замужем, а милочка, играющая со своей куклой, моя дочь. А вы, зная это, говорите о том, чтобы я стала вашей женой!
-- Девочка считает меня своим вторым отцом, - сказал я. - Было бы лучше для нас обоих, если бы в вас было так же мало гордости, как и в ней.
-- Гордости? - повторила она. - В таком положении, как мое? Беспомощная женщина, мнимый муж, сидящий в тюрьме за долги! Согласитесь с тем, что я пала еще не так низко, чтобы забыть свое положение относительно вас, и вы сделаете мне комплимент, недалекий от истины. Разве мне следует выходить за вас замуж из-за пищи и приюта? Разве мне следует выходить за вас потому, что законные узы не связывают меня с отцом моего ребенка? Как жестоко ни поступил он со мной, он имеет еще это право на меня. Как он ни плох, а он еще не бросил меня, он был к этому принужден. Мой единственный друг! Возможно ли, что вы считаете меня настолько неблагодарной, что я соглашусь стать вашей женой? Женщина (в моем положении) должна быть действительно бездушной, чтобы лишить вас уважения света и друзей. Несчастное существо, таскающееся по улицам, посовестилось бы поступить с вами таким образом. О, из чего созданы мужчины? Как вы можете - как вы можете говорить об этом!
Я уступил - и не говорил об этом больше. Каждое слово, произнесенное ею, увеличивало мой восторг к благородному существу, которое я любил и которого лишился. Какое прибежище оставалось мне? Только одно. Я мог еще принести себя в жертву для нее. Как ни горько ненавидел я человека, разлучившего нас, я любил ее так нежно, что был даже способен помочь ему для нее. Непростительное ослепление! Я не отрицаю этого, я этого не извиняю - непростительное ослепление!
-- Вы простили мне, - сказал я. - Позвольте мне заслужить ваше прощение. Быть вашим единственным другом что-нибудь да значит. У вас должны быть планы на будущее время. Скажите мне прямо, как я могу вам помочь.
-- Довершите доброе дело, начатое вами, - ответила она с признательностью. - Помогите мне выздороветь. Помогите мне собраться с силами, чтобы иметь возможность, как меня обнадежил доктор, прожить еще несколько лет.
-- Как вас обнадежил доктор, - повторил я. - Что это значит?
-- Право, не знаю, как вам сказать, - ответила она, - не говоря опять о мистере Ван-Брандте.
-- Не значит ли говорить о нем все равно, что говорить об его долгах? - спросил я. - Зачем вам надобно еще колебаться? Вы знаете, что я готов сделать все, чтобы избавить вас от беспокойства.
Она смотрела на меня с минуту с безмолвной тоской.
-- О? Неужели вы думаете, что я допущу вас отдать ваши деньги Ван-Брандту? - спросила она, как только смогла заговорить. - Я, всем обязанная вашей преданности ко мне! Никогда! Позвольте мне сказать вам прямо правду. Он непременно должен освободиться из тюрьмы. Он должен заплатить своим кредиторам и нашел средство сделать это - с моей помощью.
-- С вашей помощью? - воскликнул я.
-- Да! Вот о его делах в двух словах. Некоторое время назад он получил от своего богатого родственника предложение занять хорошее место за границей и дал свое согласие на то, чтобы занять это место. К несчастью, он только что вернулся рассказать мне о своей удаче, как в тот же день был арестован за долги. Родственник обещал ему никого не назначать на это место некоторое время - и это время еще не прошло. Если он станет уплачивать проценты своим кредиторам, они дадут ему свободу, и он думает, что сможет достать денег, если я соглашусь застраховать свою жизнь.
Застраховать ее жизнь! Сети, расставленные ей, ясно обнаружились в этих словах.
В глазах закона она была женщина незамужняя, совершеннолетняя и во всем сама себе госпожа. Что же могло помешать ей застраховать свою жизнь, если бы она хотела, застраховать ее так, чтобы дать Ван-Брандту прямой интерес в ее смерти? Зная его, считая его способным ко всякой гнусности, я задрожал при одной мысли о том, что могло бы случиться, если бы я позднее отыскал ее. Благодаря моему счастливому положению единственный способ защитить ее находился в моих руках. Я мог предложить негодяю дать взаймы деньги, нужные ему, а он был способен принять мое предложение так же легко, как я мог сделать его.
-- Вы, кажется, не одобряете нашу мысль, - сказала она, заметив очевидное неудовольствие, в которое она привела меня. - Я очень несчастна, мне кажется, я неумышленно расстроила вас во второй раз.
-- Вы ошибаетесь, - ответил я. - Я только сомневаюсь, так ли прост ваш план освободить мистера Ван-Брандта от его затруднений, как вы предполагаете. Известно вам, какое пройдет время, прежде чем вам будет можно занять деньги под ваш страховой полис?
-- Я ничего об этом не знаю, - ответила она грустно.
-- Позвольте мне спросить совета моих поверенных. Это люди надежные и опытные, и я уверен, что они могут быть полезны нам.
Как ни осторожно выражался я, ее самолюбие было задето.
-- Обещайте, что вы не станете просить меня занять у вас деньги для мистера Ван-Брандта, - сказала она, - и я с признательностью приму вашу помощь.
справки (напомнил я ей), тем скорее разрешатся наши сомнения и затруднения.
Она встала, когда я встал, со слезами на глазах и с румянцем на щеках.
Я прижал ее к сердцу с невольной нежностью прощального объятия. Мне было невозможно скрыть от себя то положение, в которое я поставил себя, - я, так сказать, произнес свой собственный приговор изгнания. Когда мое вмешательство возвратит свободу недостойному сопернику, могу ли я покориться унизительной необходимости видеть ее в его присутствии, говорить с нею на его глазах? Эта жертва была свыше сил - и я это знал.
"Последний раз! - думал я, удерживая ее у своего сердца лишнюю минуту. - Последний раз!"
к моему лицу, твердость моя изменила мне. Говорить я не мог - я молча поставил ее на пол и подождал на нижней площадке, пока был в состоянии выйти на Божий свет.