Армадель.
Книга вторая.
IV. Тень прошлого.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга вторая. IV. Тень прошлого. (старая орфография)

IV. Тень прошлого.

Один скрываясь за бортом, другой смело выделяясь в желтоватом сиянии месяца, оба, приятеля молча посмотрели друг другу в лицо. Но врожденная безпечность Аллана тотчас же указала ему смешную сторону их положения. Он сел верхом на борт и залился громким, задушевным смехом.

-- Во всем виноват я один, сказал он; - но помочь этому горю уже поздно. Вот мы и сиди теперь в собственной западне, а докторскую шлюпку поминай как звали! Да покажитесь же из мрака, Мидвинтер! Я почти вас не вижу, а между тем мне нужно потолковать с вами о том что бы такое предпринять вам теперь?

Мидвинтер ничего не отвечал и даже не шевельнулся. Аллан оставил борт, и взобравшись на бак, стал внимательно смотреть на воду Зунда.

-- Одно только верно, сказал он, - что тут с одной стороны у нас течение, с другой подводные камни, и что мы никак уже не можем пуститься вплавь, чтобы выбраться из этой западни. Спереди положение дел незавидно. Посмотрим каково будет с кормы. Да проснись же, товарищ! весело крикнул он, проходя мимо Мидвинтера. - Пойдем взглянуть на эту старую бочку с кормы. И опустив руки в карманы, он пошел вперед, подпрыгивая и напевая мотив хора из какой-то комической оперы.

Звуки его голоса не произвели никакого видимого действия на его друга; но когда рука его дотронулась мимоходом до плеча Мидвинтера, последний вздрогнул, и медленно выступил из темного круга, образуемого тенью борта.

-- Да ну, иди же! крикнул Аллан, прерывая на минуту свое пение, и оборачиваясь назад.

Мидвинтер следовал за ним в ненарушимом молчании. Прежде нежели достигнуть кормы, он трижды остановился: в первый раз, для того чтобы сбросить шляпу и откинуть назад волосы, висевшие на лбу и на висках; во второй раз (почувствовал головокружение), чтоб ухватиться рукою за рым; {Скоба в борту.} а в третий раз (хотя Аллан шел впереди его лишь на разстоянии нескольких ярдов), чтоб оглянуться украдкою назад, с робким любопытством человека, которому кажется будто чьи-то шаги следят за ним во мраке.

-- Нет еще! прошептал он про себя, между тем как глаза его зорко вопрошали пустое пространство. - Я увижу его на корме запирающим дверь каюты.

Кормовая сторона разбитого судна не была загромождена мусором, наваленным в других его частях. Здесь единственным предметом, возвышавшимся над гладкою поверхностью палубы, было низкое деревянное строение, вмещавшее в себе дверь каюты, и каютный трап. Крыша с него была снята, а с нею и нактоуз; но вход в каюту и все прочия принадлежности оставались неприкосновенными. Люк был на месте, и каютная дверь заперта.

Достигнув задней части корабля, Аллан прямо пошел к корме, и посмотрел через гакаборт на море. На гладкой поверхности освещенных луною вод не видно было ни малейшого признака лодки. Зная что зрение Мидвинтера гораздо лучше его собственного, он закричал своему другу:

-- Подите-ка сюда, да посмотрите, нет ли здесь по близости рыбака, который мог бы нас услышать.

Но не получив ответа, молодой человек обернулся назад и увидал, что Мидвинтер последовал за ним лишь до каюты, у которой он и остановился. Аллан окликнул его еще громче, сопровождая свой зов нетерпеливым жестом руки. На этот раз Мидвинтер, вероятно, услыхал его, потому что он поднял глаза, но попрежнему остался неподвижен, как будто достигнул крайних пределов корабля и не мог идти далее.

Тогда Аллан вернулся назад, и сам подошел к нему. Трудно было различить на что смотрел Мидвинтер, так как он стоял спиною к свету; но, повидимому, глаза его устремлены были с странным, пытливым выражением на дверь каюты.

-- Ну, на что тут смотреть? спросил его Аллан. - Лучше попробовать не заперта ли она.

В ту минуту как молодой человек сделал шаг вперед, чтоб отворить дверь каюты, рука Мидвинтера внезапно схватила его за ворот и оттащила назад; но вскоре, ослабев, хотя и не выпуская Аллана, она сильно задрожала, подобно руке человека совершенно изнуренного.

-- Ужь не арестовать ли вы меня хотите? спросил Аллан, полусмеясь, полуудивляясь. - Скажите ради Бога, что вы так уставились на дверь каюты? Не слышите ли вы там внизу какого-нибудь подозрительного шума? Но если вы намерены тревожить крыс, то советую вам этого не делать, ведь с вами нет собаки! Люди, думаете вы? живых людей тут быть не может, потому что они, заслышав вас, ужь давно вышли бы на палубу. Мертвецы? Совершенно невозможно! Никакой экипаж в мире не мог бы утонуть в виду самих берегов, еслибы только под ним не разселся корабль, а вы видите, что корабль тверд как скала, и сам говорит за себя. Но, Боже мой, как дрожит ваша рука! Да что может так пугать вас в этой старой, гнилой каюте? Отчего вы так трясетесь и содрогаетесь? Ужь не мерещатся ли вам сверхъестественные существа? Наше место свято! как говорят старухи. Не видите ли вы тут какого-нибудь призрака?

-- Я вижу их два! отвечал Мидвинтер, невольно поддаваясь безумному искушению открыть всю истину. - Два призрака! повторил он, едва переводя дыхание, и тщетно стараясь не давать исхода этим ужасным словам: - призрак человека подобного вам, который утопает в каюте, и призрак человека подобного мне, который запирает его на ключ!

-- Запирает на ключ дверь каюты! проговорил Аллан, как только смех дал ему произнести слово. - А ведь это дьявольский поступок, мистер Мидвинтер, со стороны вашего призрака. После этого, мне остается только выпустить на волю мою тень и дать ей прогуляться по кораблю.

Будучи гораздо сильнее своего друга, Аллан легким движением плеча освободился от уцепившагося за него Мидвинтера.

-- Эй, кто там внизу! весело закричал он, налегая своею мощною рукой на дряхлый замок и настеж растворяя дверь. - Призрак Аллана Армаделя, выходи сюда на падубу!

В своем ужасном неведении истины он просунул голову в каюту и смеясь посмотрел на то место, где его погибший отец испустил последнее дыхание.

-- Уф! воскликнул он, внезапно отступая назад с невольным отвращением. - Воздух уже заражен и каюта полна воды!

Это было совершенно справедливо. Подводные камни, о которые разбился корабль, просадили нижния части кормы, и таким образом вода прососалась сквозь образовавшияся трещины. Здесь, на том самом месте, где совершилось некогда преступление, между прошедшим и настоящим было ужасное, роковое сходство. Чем каюта была при отцах, тем она была и в настоящее время при детях.

Аллан захлопнул дверь ногою, немного удивленный внезапным молчанием, которое, повидимому, овладело его другом с той минуты, как он положил свою руку на замок каюты. Обернувшись назад, он тотчас же понял причину этого молчания. Мидвинтер без чувств лежал на палубе перед дверями каюты; лицо его, обращенное вверх, бледное и неподвижное, казалось при свете луны лицом мертвеца.

В одну минуту Аллан был подле него. Положив к себе на колени голову Мидвинтера, он напрасно смотрел кругом, отыскивая взором помощи там, где не было никакой надежды на помощь.

-- Что мне делать? проговорил он сам с собою, в первую минуту тревоги. - Ни капли свежей воды под рукою, кроме этой гнилой воды в каюте. Но вот в голове его промелькнуло внезапное воспоминание; лицо его снова оживилось румянцем, и он вынул из кармана оплетенную флягу с вином.

-- Бог да благословит доктора, за то что он дал мне это на дорогу! воскликнул он в порыве благодарности, вливая в горло Мидвинтеру несколько капель чистого виски.

Возбуждающая жидкость немедленно подействовала на чувствительные органы лежавшого в обмороке Мидвинтера. Он слабо вздохнул и медленно раскрыл глаза.

-- Не сон ли это? проговорил он, безсмысленно глядя в лицо Аллану.

Потом глаза его поднялись вверх и остановились на обнаженных мачтах корабля, которые, как роковые призраки, мрачно рисовались в ночном небе. При этом виде он содрогнулся и припал лицом к коленям Аллана.

-- Нет, это не сон! прошептал он про себя печально. - Увы! это не сон!

-- Вы слишком утомились сегодня, сказал ему Аллан, - а тут еще это дьявольское приключение окончательно сбило вас с ног. Отведайте-ка немного виски; я уверен, что оно принесет вам пользу. Скажите, можете ли вы сидеть одни, если я прислоню вас к борту, вот так?

-- Но для чего мне сидеть одному? Разве вы хотите оставить меня? спросил Мидвинтер.

Аллан указал такелаж бизань-мачты разбитого корабля, до сих пор еще остававшийся на месте.

-- Вы не настолько крепки, сказал он, чтобы провести здесь всю ночь до утра в ожидании работников. Нам нужно как можно скорей выбраться отсюда на берег, и я сейчас же отправлюсь на рекогносцировку, чтобы осмотреть, нет ли тут по близости какого-нибудь дома, на разстоянии человеческого голоса.

-- Не подходите к ней! прошептал он. - Ради Бога не пытайтесь более отворять ее!

-- Да нет, нет, не буду, отвечал Аллан, ублажая его как ребенка. - Спустившись со снастей, я снова приду к вам. Он произнес эти слова с некоторым смущением, в первый раз подметив, во время их настоящого разговора, какую-то затаенную скорбь на лице Мидвинтера, - скорбь, которая огорчила и встревожила Аллана.

-- Скажите, вы не сердитесь на меня? спросил он с своим обычным, кротким добродушием. - Я хорошо знаю, что кругом виноват, что я поступил как скотина и глупец, смеясь над вами в то время, когда можно было бы заметить что вы больны. Мне так досадно на себя, Мидвинтер. Не сердитесь же на меня!

Мидвинтер медленно поднял голову. Глаза его с грустью и нежным участием остановились на озабоченном лице Аллана.

-- Сердиться? повторил он мягко, - сердиться на вас? О, мой бедный друг, разве можно было порицать вас за ваше участие ко мне, когда я лежал больной в старом сельском трактире? И разве можно порицать меня за мою признательность к вам? Виноваты ли мы оба, что никогда не сомневались друг в друге, ни мало не подозревая, что мы слепо идем по тому пути, который должен был привести вас сюда? У же приближается то горькое время, Аллан, когда мы будем оплакивать день вашей встречи. Дай же руку, брат, на краю пропасти, дай руку, покамест мы еще братья!

Аллан быстро отвернулся от него, вполне убежденный, что Мидвинтер еще не совершенно пришел в себя после обморока.

-- Не позабудьте же виски! сказал он весело, взбираясь по вантам на топ бизань-мачты. {Топ - верхняя оконечность мачт.}

Был уже третий час ночи; месяц садился, и мрак, предшествующий разсвету, начинал сгущаться около разбитого корабля. Позади Аллана, смотревшого с высоты бизань-мачты, разстилалось широкое, пустынное море. Впереди его выглядывали из-под воды низкие черные утесы, и крутились пенистые волны канала, сердито катившияся в спокойную пучину Атлантического океана. По правую руку, величественно вздымаясь над водой, виднелись утесы и пропасти, с небольшими промежуточными площадками зелени, покатые берега и холмистые, покрытые вереском пустыри острова Мана. По левую руку возвышались скалистые берега островка Телец, в иных местах представлявшие черные, глубокия разселины, в других - низкия покатости, также поросшия травою и вереском. Ни на том, ни на другом берегу не слышно было ни малейшого звука, не видно было ни малейшого огонька. Черные линии мачтовых топов почти стушевались в таинственной темноте неба; береговой ветер стих; легкия волны безшумно, катились к берегу: ни вблизи, ни вдали не слышно было другого звука кроме однообразного клокотания водоворотов, нарушавших то страшное затишье, посреди которого земля и океан ожидали разсвета.

Даже безпечная натура Аллана почувствовала на себе торжественное влияние этой тишины. Даже звук его собственного голоса заставил его содрогнуться, когда, нагнувшись вниз, он окликнул Мидвинтера, сидевшого на палубе.

-- Мне кажется, я вижу дом, сказал он, - вот тут, на право, на материке.

Чтоб еще более убедиться в этом предположении, он стал всматриваться в небольшое беловатое пятно, с едва заметными позади его белыми очертаниями, видневшееся на главном острове, в поросшей травою впадине.

-- Это как будто каменный дом и ограда, продолжал он. - Попробую закричать на авось!

Для большей безопасности он обмотал локоть веревкой, приставил руки к губам в виде рупора, и вдруг опустил их вниз, не издав ни малейшого звука.

-- В воздухе такая страшная тишина, прошептал он, - что мне как-то жутко кричать.

Он опять посмотрел вниз на палубу.

-- Ведь я не испугаю вас, Мидвинтер, нет? спросил он с принужденным смехом, и еще раз взглянул на едва заметное беловатое пятно на лужайке. - Не даром же я влез сюда, подумал он, и опять приставил руки к губам в виде рупора. На этот раз он сделал оклик полною грудью.

-- Эй! кто там на берегу! громко закричал он, обернувшись лицом к главному острову. - Айо-йо-йоо!

Последние звуки его голоса замерли в воздухе и исчезли, не вызвав другого ответа кроме однообразного журчания крутившейся впереди воды.

-- Его разбирает нетерпение уйдти отсюда поскорее, подумал Аллан. - Попробую опять, и он еще раз сделал оклик, в направлении к берегу, из всех сил напрягая грудь и легкия.

На этот раз ему ответил уже другой звук кроме журчания воды. Из строения, на зеленой лужайке, раздался рев испуганной скотины и уныло пронесся в предразсветной тишине. Аллан стал прислушиваться. Если в этом строении помещалась ферма, то рев скотины должен был разбудить людей. Если же тут находится только хлев для помещения скота, то тем все и должно было кончиться. Мычание испуганных животных опять уныло пронеслось и замерло в воздухе; время шло, тишина не нарушалась.

-- Попробую еще раз! сказал Адлан, взглянув на безпокойную фигуру, ходившую взад и вперед по палубе. И он в третий раз окликнул берег, и в третий раз стал прислушиваться.

Во время небольшой паузы, когда на минуту прекратилось мычание скота, ему послышался на противоположном берегу канала, в уединенной пустоши островка Телец, слабый и отдаленный, во в то же время отчетливый и внезапный звук, похожий на стук тяжелого дверного засова. Быстро обернувшись в этом направлении, он напряг свое зрение, стараясь различить нет ли тут дома. Последние трепетные лучи садившагося месяца слабо освещали вершины утесов и наиболее возвышенные пункты местности; но в промежуточных углублениях мрак лежал густыми полосами, и в этом-то мраке, должно-быть, скрывался дом.

-- Наконец я разбудил кого-то, одобрительно закричал Аллан Мидвинтеру, все еще продолжавшему свою ходьбу по палубе, без малейшого внимания ко всему происходившему над ним и вокруг него. - Слушайте, не будет ли ответа! проговорил он, и обернувшись лицом к островку, стал громко звать на помощь.

Ответа не последовало, но крик его был повторен с резким, пронзительным смехом, с неистовыми возгласами, которые все громче и громче раздавались из отдаленного мрака, представляя страшную смесь человеческого голоса с диким ревом животного. В уме Аллана промелькнуло внезапное подозрение, от которого голова его закружилась и кровь застыла в жилах. Молча, затаив дыхание, он посмотрел в ту сторону, откуда впервые раздались дикие звуки, вторившие его голосу. Через минуту крики возстановились и стали приближаться. И вдруг какая-то черная фигура, повидимому фигура мущины, вскочила на вершину утеса, и начала скакать и вопить в угасавшем сиянии месяца. Вслед затем вопли испуганной женщины смешались с криками существа скакавшого на утесе. В темноте из какого-то невидимого окна блеснула искра от зажигаемой свечи, и посреди всей этой возни и шума раздался хриплый и сердитый голос мущины. Вслед затем на утес вскочила другая черная фигура; она стала бороться с первою, и вместе с нею исчезла во мраке. Крики стали постепенно ослабевать, вопли женщины затихли; хриплый голос мущины один окликнул разбитый корабль; слов нельзя было различить по дальности разстояния, но они ясно звучали страхом и бешенством. Минуту спустя, снова брякнул дверной засов; огненная искра погасла, и на островке опять воцарились тишина и мрак. Рев скотины на берегу смолк; потом снова раздался, и опять смолк. И тогда посреди наступившого молчания послышалось холодное, однообразное, вечное журчание водоворота, единственный звук, нарушавший таинственную тишину ранняго утренняго часа, которая быстро спустилась с высоты небес и окутала разбитый корабль своим непроницаемым покровом.

Аллан сошел с своего обсервационного пункта и присоединился к Мидвинтеру, все еще ходившему по палубе.

-- Нам нужно дожидаться работников, сказал он. - После всего случившагося, признаюсь, у меня пропала охота окликать берег. Подумайте только, что я, быть-может, разбудил в этом доме сумасшедшого! Ведь это ужасно, не правда ли?

Мидвинтер остановился на минуту, и посмотрел на Аллана, с разсеянным видом человека, к которому вы обратились бы с изложением обстоятельств для него совершенно чуждых. Казалось, если только возможно было подобное предположение, что он даже совершенно не заметил всего произшедшого на островке Телец.

-- Вне этого корабля нет ничего ужасного, сказал он наконец. - Все ужасное заключается в нем.

Сказав эти странные слова, он снова повернулся и продолжал свою прогулку.

Аллан поднял флягу виски, лежавшую близь него на палубе и освежил себя глотком.

-- Вот вам первая вещь на корабле, которая далеко не ужасна, весело возразил он, закупоривая флягу пробкой, - а вот и другая, прибавил он, закуривая сигару. - Ужь три часа! продолжал молодой человек, посмотрев на часы, и спокойно уселся на палубе, прислонившись спиною к борту. - Скоро начнет светать, и птицы развеселят нас своим чириканьем. Послушайте, Мидвинтер, вы, кажется, совершенно оправились от вашего несчастного обморока. Но зачем вы так маршируете? Подите-ка лучше сюда, возьмите сигару и усядьтесь вот тут рядом со мною, да покойнее. Что за радость сновать из угла в угол без всякого толку?

-- Я жду, сказал Мидвинтер.

-- Ждете? Чего?

-- Того что должно случиться с вами или со мной, или с нами с обоими, прежде нежели мы оставим этот корабль.

-- Преклоняясь пред вашею проницательностью, мой дорогой товарищ, я полагаю, вполне довольно с нас и того что уже случилось. Не худо было бы, еслибы приключения наши на том и остановились; идти далее я вовсе не желаю.

Аллан еще раз потянул из фляги, и покуривая сигару, продолжал болтать всякий вздор с своею обычною безпечностью.

-- У меня нет вашего пылкого воображения, говорил он, - и я надеюсь, что следующим событием будет просто появление лодки с рабочими. Воображаю, как разыгрывалась ваша фантазия, покамест вы расхаживали здесь одни по палубе. Ну, признайтесь, о чем думали вы в то время, пока я сидел на бизань-топе и пугал коров?

-- Положим, я скажу вам, о чем, сказал он.

-- Положим, вы скажете мне? повторил Аллан.

Мучительное поползновение открыть всю истину, поползновение, уже возбужденное в нем однажды безпощадною веселостью его товарища, еще раз овладело Мидвинтером. Он прислонился во мраке к высокому борту корабля, и молча посмотрел на фигуру Аллана, спокойно протянувшагося по палубе. "Смути, шептал ему лукавый, это невинное самообладание, этот безжалостный покой. Покажи ему то место, где совершено было преступление; пусть он узнает его, как ты его знаешь; пусть он страшится его, как ты его страшишься. Разкажи ему о сожженной рукописи и о словах, которые не могут быть уничтожены никаким огнем, и которые до сих пор живут в твоей памяти. Разкажи ему о твоем вчерашнем состоянии, когда, чтобы поддержать свою шаткую веру в собственные убеждения, ты бросил взгляд на прошедшее и восхищался мыслию, что во время всех твоих морских странствий, ты ни разу не попал на этот корабль. Открой ему и настоящее состояние твоей души, когда корабль настиг тебя на распутьи новой жизни, в самом начале твоей дружбы с тем самым человеком, против которого предостерегал тебя твой отец. Вспомни об его предсмертных словах, и прошепчи их твоему другу, чтоб и он также задумался о них. Прошепчи ему эти слова: Скрывайся от него под вымышленным именем. Огради себя от него горами и морями. Будь неблагодарен, будь злопамятен, словом, будь все;м что окажется противным твоей собственной мягкой натуре, только не живи под одною с ним кровлей, не дыши одним воздухом с этим человеком." Так соблазнял его искуситель. Так, подобно вредному испарению из отцовской могилы, влияние отца тлетворным образом действовало на ум сына.

Внезапно наступившее молчание удивило Аллана, и он сонливо посмотрел через плечо на своего товарища.

-- Опять задумался! воскликнул он, зевая.

Тогда Мидвинтер выступил из мрака, и подошел к Аллану гораздо ближе нежели он подходил к нему до сих пор.

-- Да! сказал он, - я задумался о прошедшем и о будущем.

-- О прошедшем и о будущем! повторил Аллан, переменяя положение. - Что до меня касается, то я умалчиваю о прошедшем. С ним соединяется для меня весьма неприятный случай - я разумею гибель докторской шлюпки. Поговорим лучше о будущем. Посмотрели ли вы на него с практической точки зрения? как говорит старый, милый Брок. Обсудили ли вы следующий сериозный вопрос, равно касающийся до вас обоих, когда мы вернемся в гостиницу, - вопрос о завтраке?

После минутного колебания, Мидвинтер еще ближе подвинулся к Аллану.

-- Я думал о своей и о вашей будущности, сказал он, - я думал о том времени, когда наши жизненные дороги, разъединясь, пойдут в разные стороны.

-- Вот и светать начинает! воскликнул Аллан. - Взгляните-ка на мачты: оне опять начинают выясняться. Но извините, Мидвинтер, я перебил вас, вы, кажется, что-то говорили?

слова, готовые слететь с его уст. Он отвернулся молча, в невыразимой душевной муке. "О отец мой! подумал он, - не лучше ли было убить меня в тот день, как я спал на груди твоей невинным ребенком, нежели оставить мне жизнь для такого страдания!"

-- Что вы там говорили о будущем? настаивал Аллан. - Я загляделся на разсвет и не разслышал.

Мидвинтер сделал над собою усилие:

-- Разчитывая взять меня с собою в Торп-Амброз, вы поступили с вашею обычною добротой, сказал он. - Но обсудив этот вопрос сериозно, я нахожу, что мне лучше не навязываться тем кто меня не знает и не ожидает.

Голос его задрожал, и он снова остановился. Чем упорнее отказывался он от этой привлекательной будущности, тем ярче рисовалась в его воображении картина счастливой жизни, которой он добровольно лишал себя. Аллану вдруг пришла в голову мистификация о новом управляющем, с помощью которой он потешался над своим другом, во время их совещания на яхте.

-- Ужь не об этом ли он думал? мысленно спрашивал себя Аллан, - и не начинает ли он смекать в чем дело? Нужно попытать его. - Толкуйте себе, пожалуй, всякий вздор, если это вам нравится, продолжал он вслух, - но не забывайте, любезный друг, что вы обещали присутствовать при моем переселении в Торп-Амброз, и высказать мне ваше мнение о новом управляющем.

Мидвинтер внезапно придвинулся к Аллану.

-- Мне нет дела ни до вашего управляющого, ни до вашего поместья, сказал он запальчиво. - Я говорю о себе. Слышите ли, о себе! Я не гожусь вам в товарищи. Вы еще не знаете кто я таков.

И он также быстро удалился во мрак борта, как быстро вышел из него.

-- О Боже! Для чего не могу я открыть ему всего? прошептал Мидвинтер.

Аллан был поражен, но это продолжалось не более минуты.

-- Я не знаю кто вы? повторил он с своим обычным веселым добродушием.

Он взял флягу и многозначительно тряхнул ею.

-- Послушайте, продолжал он, - а много ли вы отпили докторского лекарства, покамест я сидел на бизань-топе?

Шутливый тон, не изменявший Аллану, окончательно взбесил Мидвинтера. Он опять выступил из мрака, и сердито топнул ногою об палубу.

-- Выслушайте меня! сказал он. - Вам неизвестна и половина тех унизительных занятий, к которым я прибегал в продолжение своей жизни. Я был слугою у купца; я мел лавку и открывал ставни; я разносил тюки по улицам, и ждал у дверей покупателей покамест мне вышлют хозяйския деньги.

-- Что жь! Я и в половину никогда не был так полезен, возразил Аллан спокойно. - Ах, дружище, дружище, да вы были, как я вижу, преработящий малый в свое время!

-- Я был бродягою и негодяем, отвечал тот с бешенством: - я был уличным скоморохом, гаером, слугою цыгана! Я пел и плясал за полпенса на большой дороге вместе с танцующими собаками! Я носил лакейскую ливрею и служил за столом! Я был поваренком у простых матросов и работником у голодных моряков! Что может быть общого у джентльмена в вашем положении с человеком подобным мне? Можете ли вы ввести меня в Общество, живущее в Торп-Амброзе? Да одно имя мое будет уже колоть вам глаза. Вообразите себе физиономии ваших новых соседей, когда слуги их доложат в одно и то же время об Осии Мидвинтере и Аллане Армаделе!

Он разразился жестким смехом, и снова повторил этидва имени с горьким презрительным выражением, которое должно было выставлять на вид яркий контраст между ними.

Нечто болезненное в этом смехе покоробило даже безпечную натуру Аллана. Он привстал с палубы, и в первый раз заговорил сериозно.

меня спросить у вас, заслуживаю ли я того чтобы вы, именно вы, так отдаляли меня от себя. Не заставляйте же меня повторить теперь этот вопрос. Шутить со мною можете сколько душе вашей угодно, дружище, но только иначе. Подобные шутки оскорбляют меня.

Как ни прост был тон и значение этих слов, они произвели, повидимому, мгновенный переворот в уме Мидвинтера. Его впечатлительная натура подалась как бы под влиянием внезапного удара. Молча, не промолвив ни единого слова, он удалился на переднюю часть корабля. Там он сел на груду досок, сложенных между мачтами, и провел рукою по голове с каким-то растерянным, безумным видом. Хотя отцовская вера в силу рока снова сделалась его убеждением, хотя он ни на минуту не сомневался в том, что женщина, которую мистер Брок встретил в Соммерсетшире, и женщина, покушавшаяся на самоубийство в Лондоне, была одним и тем же существом, хотя ужас, овладевший им при чтении письма из Вильдбада, снова овладел им в настоящую минуту, однако обращение Аллана к их прошедшей дружбе тронуло его сердце еще с большею силой, нежели сила самого суеверия. Он стал искать теперь предлога, который внушил бы ему смелость пожертвовать всяким, менее великодушным побуждением одному преобладающему опасению - оскорбить чувство своего друга.

-- Зачем огорчать его? прошептал он. - Конец еще впереди - позади нас еще скрывается во мраке женщина. Для чего противиться дружбе, когда зло уже сделано, и предостережение отца моего пришло слишком поздно? Чему быть того не миновать. Что нам за дело до будущого, и мне, и ему?

Он вернулся к Аллану, сел подле него и взял его за руку.

-- Простите меня, сказал он кротко: - я оскорбил вас, но это не повторится более. И не дав ему времени отвечать, он схватил лежавшую на палубе флягу.

-- Ба! воскликнул он с внезапным усилием подделаться под веселость своего друга, - если вы отведали докторского лекарства, то почему же не попробовать его и мне?

Аллан был в восхищении.

-- Вот это похоже на дело, сказал он: - Мидвинтер опять становится самим собою... Чу! вот и птицы встрепенулись. Утро весело сияет! Пойте пташки, пойте! Он пропел эти слова своим прежним веселым голосом, и попрежнему дружески ударил Мидвинтера по плечу.

-- Как это вам удалось выкинуть из головы всю эту проклятую дребедень? Знаете ли, вы ведь в самом деле были страшны с вашими предчувствиями чего-то недоброго, могущого приключиться со мною или с вами до нашего отъезда с этого корабля?

-- Пустяки! отвечал Мидвинтер презрительно. - Мне кажется, мозг мой еще и до сих пор не оправился от той ужасной горячки; у меня в голове пчела жужжит, как говорят у вас на севере. Потолкуем лучше о чем-нибудь другом. Ну хоть о ваших новых жильцах! Как вы думаете, можно ли положиться на слова агента о семействе майора Мильроя? Почему знать, может-быть кроме жены и дочери у него в доме есть и еще какая-нибудь женская личность?

-- Ого! воскликнул Аллан, - теперь и вы начинаете мечтать о нимфах, порхающих между деревьями, и о любовных проказах во фруктовом саду? А? Нет ли еще женской личности - каков? Но положим, что в семействе майора не окажется другой: чтожь нам делать в таком случае? Тогда мы снова обратимся к полкроне, и пусть судьба решит, кому первому ухаживать за мисс Мильрой.

На этот раз Мидвинтер увлекся безпечностию и легкомыслием Аллана.

-- Нет, нет, сказал он: - домохозяину должно принадлежать первое право на внимание майорской дочки. Я отступаю на задний план, и буду ждать появления новой женщины в Торп-Амброзе.

-- Прекрасно. А я с этою целию развешу в парке пригласительный адрес ко всем норфокским женщинам, сказал Аллан. - Может быть, вы разборчивы относительно роста и цвета лица? Какой ваш любимый возраст?

в черном платье и красной шали, определенный им по его собственному соображению.

-- Тридцать пять, отвечал он.

Не успел он произнести эти слова, как искусственная веселость его мгновенно исчезла. Он встал с своего места, не обращая ни малейшого внимания на усилия Аллана осмеять его странный ответ, и в глубоком молчании возобновил свою безпокойную ходьбу по палубе. Еще раз не отвязчивая мысль, гонявшаяся за ним во мраке ночи, стала неотступно преследовать его и теперь в час разсвета. Еще раз овладело им убеждение, что с ним или с Алланом должно случиться что-нибудь недоброе, прежде нежели они выберутся с разбитого корабля. Заря на востоке с каждою минутой разгаралась все ярче и ярче; тени сбегали с палубы, и при свете дня открылась пустынная нагота разбитого судна. По мере того как усиливался ветерок, море просыпалось в сияньи утра. Даже холодное клокотанье водоворотов переменило е вой однообразный, унылый ропот, и перешло в какое-то ласкающее журчанье под влиянием мягких, теплых лучей восходящого солнца. Мидвинтер остановился у передней части корабля и сосредоточил свое внимание на настоящем. Все кругом его имело такой одобряющий, радостный вид. Веселая, утренняя улыбка летняго неба, так ярко блиставшая над старою утомленною землей, расточала свои всеобъединяющия ласки даже бедному, разбитому кораблю! Роса, сверкавшая на прибрежных полях, сверкала и на палубе; ветхия, ржавые снасти корабля усыпаны были такими же драгоценными блестками как и свежие, зеленые листья деревьев на берегу. Мысли Мидвинтера незаметно перешли на товарища его ночных приключений. Он вернулся к корме, и еще подходя к ней, стал говорить с Алланом. Не получив ответа, он приблизился к лежавшей на полу фигуре, и посмотрел на нее ближе. Предоставленный самому себе, Аллан был совершенно побежден усталостью. Голова его опрокинулась назад, шляпа свалилась; он лежал, вытянувшись во весь рост, на палубе корабля, в глубоком и крепком сне.

Мидвинтер снова принялся за свою прогулку; в уме его зашевелилось сомнение; его собственные прошедшия мысли вдруг показались ему странными и дикими. С каким мрачным предчувствием ожидал он наступающого дня, и как невинно было его наступление! Солнце поднималось над горизонтом, час освобождения подходил все ближе и ближе, а из двух Армаделей, заключенных на этом роковом корабле, один убивал время сном, между тем как другой спокойно наблюдал за наступлением нового дня.

Солнце продолжало подниматься все выше и выше; время шло. Чувствуя все то же затаенное недоверие к разбитому кораблю, Мидвинтер вопросительно посматривал то на тот, то на другой берег, в надежде подметить какие-нибудь следы пробуждающейся человеческой жизни. На земле все еще было пусто и безмолвно. Клубы дыма, которые скоро должны были подняться из труб сельских хижин, еще не поднимались.

Подумав немного, он снова вернулся к корме, чтобы посмотреть нет ли позади их рыбачьей лодки, которую можно было бы окликнуть. Весь занятый этою новою мыслию, он поспешно прошел мимо Аллана, едва заметив что тот еще спит. Один шаг вперед, и он очутился бы у гакаборта, еслибы позади его не раздался звук подобный слабому стону. Обернувшись, он посмотрел на Аллана, спавшого на палубе; потом тихо опустился подле него на колени.

-- Пришел таки! прошептал он. - Но не ко мне, а к нему.

Да, призрак пришел посреди ясной прохлады утра; он пришел среди таинственных ужасов сна. Лицо, которое Мидвинтер еще недавно видел совершенно спокойным, было теперь искажено страданием. Пот крупными каплями выступил на лбу Аллана и увлажил его кудрявые волосы. Из-под полуоткрытых век сверкали одни незрячие белки глаз. Распростертые руки с судорожными движениями скребли палубу. По временам он стонал и бормотал что-то невнятное; но вырывавшияся у него слова заглушены были скрежетом зубов. Освещенный утренними лучами восходящого солнца, с выражением душевной муки на лице, он лежал тут так близко от наклонившагося над ним друга и в то же время так далеко от него, что оба, быть-может, находились в это время в двух совершенно различных мирах.

Лишь один вопрос возник в эту минуту в уме Мидвинтера. Какой именно сон судил Аллану увидеть рок, заключивший его теперь на разбитом корабле? Не открылась ли замогильная тайна тому из двух Армаделей, от которого другой скрывал ее? Не представилась ли сыну страшная смерть отца - тут же, на том самом месте где совершилось некогда преступление?

Безпомощные стенания охваченного сном молодого человека становились все громче и громче; руки его поднимались и ловили пустой воздух. Одержимый невольным страхом, Мидвинтер тихо положил свою руку на лоб Аллана. Но как ни легко было это прикосновение, спящий отвечал на него таинственным сочувствием: руки его медленно опустились, и он перестал стонать.

Во время наступившей паузы Мидвинтер еще ближе придвинулся к Аллану, так что дыхание его коснулось лица спящого. Но не успел он во второй раз перевести дух, как молодой Армадель внезапно вскочил на ноги, как будто пробужденный трубным звуком.

-- Вам что-то приснилось, сказал ему Мидвинтер, между тем как Аллан дико смотрел на него, еще не совершенно опомнившись от сна.

Глаза его стали блуждать по кораблю сначала безсмысленно, а потом с выражением недовольства и удивления.

-- Разве мы все еще здесь? спросил он, между тем как Мидвинтер помогал ему держаться на ногах. - Что бы ни пришлось мне делать на этом проклятом корабле, прибавил он через минуту, - а ужь спать здесь не стану.

-- Разкажите мне ваш сон, сказал Мидвинтер странным, подозрительным голосом и с внезапною резкостью в обращении.

-- Теперь не могу, отвечал ему Аллан. - Дайте мне хоть немного придти в себя.

Сделав еще один круг, Мидвинтер остановился, и опять заговорил.

-- Поглядите на меня Аллан, сказал он.

недоверия нельзя было подметить на нем. Мидвинтер быстро отвернулся от него, едва скрывая веудержимый порыв восторга.

-- Что, у меня очень смущенный вид? спросил Аллан, взяв его под руку, и продолжая идти вперед. - Если так, то пожалуста не тревожьтесь обо мне. Голова моя еще совсем в тумане, но это скоро пройдет.

Несколько минут они молча ходили взад и вперед по палубе, - один, стараясь прогнать тяжелое впечатление сна, другой, пытаясь догадаться что это был за сон, такой ужасный. Отделавшись от мучительного страха за прошедшее, суеверная натура Мидвинтера одним скачком перешла к новому предположению: а что если Аллану приснилось будущее? Что если сновидение раскрыло перед ним таинственную книгу судеб, в которой он прочел свою будущую жизнь? Одно уж это подозрение в десять раз увеличивало желание Мидвинтера проникнуть тайну своего друга.

-- Успокоились ли вы немного? спросил он его. - Можете ли вы разказать мне теперь ваш сон?

В то время как Мидвинтер предлагал этот вопрос, наступила последняя минута их приключения на корабле.

Мидвинтер также присоединился к нему и увидал большую шестивесельвую шлюпку, плывшую прямо в Зундский пролив. Какая-то фигура, показавшаяся знакомою обоим приятелям, быстро встала с кормоного сиденья и отвечала на приветствие Аллана. Лодка приблизилась, рулевой весело их окликнул, и они узнали голос доктора.

-- Ну, слава Богу, оба целы и невредимы! сказал мистер Гаубери, когда молодые люди встретили его на палубе. - Скажите пожалуста, какой ветер занес вас сюда?

Вопрос этот он предложил Мидвинтеру, но ответил на него Аллан, и он же потребовал у доктора объяснений взамен разказа о своих ночных похождениях. Весь поглощенный одною мыслию проникнуть тайну сновидения, Мидвинтер во все время хранил молчание. Не замечая ничего происходившого вокруг него, он подобно собаке не сводил глаз с Аллана, и неотступно следил за ним, до тех пор пока не пришло время садиться в лодку. Мистер Гаубери с любопытством физиолога наблюдал за его безпрестанно менявшимся лицом и безпокойным подергиваньем его рук. "Ни за какие блага в мире не поменялся бы я с этим господином моею нервною системой," подумал доктор, принимаясь за румпель, и отдавая приказание гребцам отчаливать от разбитого судна.

Отложив всякия дальнейшия объяснения до возвращения в порт Св. Марии, мистер Гаубери прежде всего взялся удовлетворить любопытству Аллана. Обстоятельства, побудившия доктора поспешить на выручку своих гостей, были весьма просты. Несколько рыбаков из порта Ирина, на западной стороне острова, повстречав оторвавшуюся лодку в море, тотчас же узнали в ней собственность доктора, и немедленно отрядили к нему посланных для наведения справок. Известие о случившемся встревожило мистера Гаубери насчет Аллана и его друга. Он вызвал между лодочниками охотников, и по совету их прямо отправился в самое опасное, и притом единственное место у этих берегов, где в такую тихую погоду могло приключиться несчастие с лодкой, управляемою двумя опытными моряками, а именно в Зундский пролив. Объяснив таким образом свое появление на месте действия, доктор, как добрый хозяин, стал упрашивать своих гостей минувшого вечера, чтоб они приняли также и его утреннее приглашение. Было еще слишком рано, чтобы, вернувшись в гостиницу, найдти прислугу уже на ногах, и потому он предложил им у себя постель и завтрак.

-- Лучше ли вам? спросил он шепотом. - Скоро ли вы в состоянии будете разказать мне то что я желаю знать?

Брови Аллана сердито сдвинулись: содержание сна и настойчивость, с которою Мидвинтер возвращался к этому предмету, казались ему равно неприятными. Он едва мог сохранить свое обычное добродушие.

-- Кажется, вы решились надоедать мне до тех пор пока я всего не разкажу вам, сказал он, - так ужь лучше разом от вас отделаться.

-- Нет! возразил Мидвинтер, бросив взгляд на доктора и на гребцов. - Здесь нас могут слышать посторонние люди; вы мне разкажете это наедине.

Оба Армаделя молча бросили прощальный взгляд на роковое судно. Унылым и одиноким нашли они его в таинственном полусвете летней ночи. Унылым и одиноким покидали они его и теперь в роскошном сиянии летняго утра.

Час спустя, доктор отвел своих гостей в приготовленные для них спальни, и предложил им отдохнуть в ожидании завтрака.

Но не успел он с ними проститься, как двери обеих комнат тихо растворились, и Аллан столкнулся с Мидвинтером в корридоре.

-- Можете ли вы спать после всего случившагося? спросил Аллан.

-- Вы шли в мою комнату, не так ли? сказал он.

-- Да; я хотел просить вас посидеть со мною. А вы для чего шли ко мне?

-- Чтобы попросить вас разказать мне сон.

-- Провал его возьми этот сон! Мне хотелось бы лучше позабыть его.

-- А мне

Оба замолчали; оба инстинктивно сдерживали себя, чтобы не сказать лишняго слова. В первый раз со времени их дружбы они готовы были поссориться, и за что же? За пустяк, за сон. Но мягкий нрав Аллана во-время предотвратил грозу.

-- Вы величайший упрямец в мире, сказал он Мидвинтеру; - но если ужь вы так настаиваете, то пусть будет по вашему. Пойдемте в мою комнату, я разкажу вам все.

Аллан пошел вперед, Мидвинтер последовал за ним. Дверь затворилась, и они остались вдвоем.