Армадель.
Книга вторая.
V. Тень будущого.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Коллинз У. У., год: 1866
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга вторая. V. Тень будущого. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

V. Тень будущого.

Когда мистер Гаубери присоединился к своим гостям в столовой, странная противоположность характера, уже подмеченная им однажды в молодых людях, поразила его теперь еще более. Один из них сидел за накрытым столом, голодный и довольный, переходя от одного блюда к другому, и говоря, что он еще никогда так хорошо не завтракал. Другой сидел один у окна, с недопитою чашкою чая, с недоеденным куском мяса на тарелке. В утреннем приветствии доктора, обращенном к обоим друзьям, ясно выражались различные впечатления, произведенные на него каждым из молодых людей отдельно. Аллана он дружески потрепал по плечу, приветствуя его какою-то шуткой; Мидвинтеру же принужденно поклонился, прибавив:

-- Вы, кажется, еще не совершенно оправились от утомления прошедшей ночи?

-- Нет, доктор! виновата не ночь, сказал Аллан. - Он хмурится от одной вещи, которую я разказал ему. Но заметьте, что и моей вины тут также нет. Знай я наперед, что он верит снам, я конечно не заикнулся бы об этом.

-- Снам? повторил доктор, и не поняв настоящого значения слов Аллана, обратился прямо к Мидвинтеру: - При вашем темпераменте, вам давно уже пора бы привыкнуть к сновидениям.

-- Да нет, доктор, вы не туда обращаетесь, воскликнул Аллан: - сон видел я, а не он. Что же тут удивительного? Ведь это случилось не здесь, не в вашем уютном домике, а на проклятом корабле. Дело в том, что перед самым вашим появлением туда, я заснул, и действительно увидал прескверный сон. Что же бы вы думали? Не успели мы вернуться сюда....

-- Зачем безпокоить мистера Гаубери разговором о предмете, который никак не может интересовать его? с нетерпением заметил Мидвинтер, в первый раз открывая рот.

-- Извините, возразил доктор довольно резко, - судя по тому что я уже слышал, этот вопрос чрезвычайно интересует меня.

-- Вот это я люблю, доктор! сказал Аллан. - Пожалуста интересуйтесь, прошу вас: мне хочется чтобы вы помогли ему освободиться от того вздора, который он забрал себе в голову. Как бы вы думали? хочет убедить меня, что сон мой предостерегает меня относительно некоторых людей, причем он настойчиво утверждает, что один из этих людей не кто другой как он сам! Слыхали ли вы что-нибудь подобное? Ужь я бился, бился, доказывая ему противное. К чорту, говорю, предостережение: всему причиной дурное пищеварение! Ведь вы не знаете что я съел и выпил за ужином у доктора, а я знаю! Что же, вы думаете, послушался он меня? Как бы не так!.. Примитесь-ка теперь вы за него; вы человек ученый, и он должен вас послушаться. Ну, пожалуста, доктор, будьте умницей, дайте мне свидетельство в испорченном пищеварении; я с удовольствием покажу вам свой язык.

-- Довольно взглянуть на ваше лицо, сказал мистер Гаубери. - Я, не вставая с этого места, готов засвидетельствовать, что вы никогда не страдаете дурным пищеварением. Посмотрим лучше что это за сон, и какое заключение можно вывести из него, - если только вы согласны посвятить меня в вашу тайну.

Аллан указал вилкою на Мидвинтера.

-- Обратитесь к моему другу, который передаст вам это гораздо лучше меня, сказал молодой Армадель. - Поверите ли, он списал этот разказ с моих слов, и заставил меня выставить под ним мое имя, как-будто это были мои последния слова и моя предсмертная исповедь перед отправлением на виселицу. Подавайте-ка его сюда, дружище, - ведь я видел, как вы спрятали его в ваш бумажник, - подавайте-ка его сюда!

-- Неужели вы не шутите? спросил Мидвинтер, доставая свой бумажник, с явным неудовольствием, которое должно было показаться весьма оскорбительным для доктора, так как в его же собственном доме относились к нему с таким недоверием.

Мистер Гаубери вспыхнул.

-- Прошу вас, не показывайте мне этой рукописи, если вы чувствуете хотя малейшее к тому нерасположение, сказал он с изысканною вежливостью оскорбленного человека.

-- Вздор, пустяки! воскликнул Аллан: - перебросьте-ка ее сюда поскорее!

Вместо того чтобы повиноваться этому безцеремонному требованию, Мидвинтер вынул рукопись из своего бумазкника, и встав с своего места подошел к мистеру Гаубери:

-- Извините меня, сэр, сказал он, подавая ему рукопись, причем глаза его опустились в землю и лицо нахмурилось.

-- Скрытное, мрачное существо, подумал мистер Гаубери, благодаря его с церемонною везкливостию, - как можно сравнить с ним его друга!

-- Читайте, доктор, сказал Аллан, когда мистер Гаубери развернул рукопись. - Слог принадлежит не мне, это не похоже на мою безсвязную речь; но содержание осталось вполне верным; нет ничего ни прибавленного, ни убавленного. Здесь вы узнаете именно то что я видел во сне, и что я написал бы сам, еслибы, вопервых, считал нужным излагать все это на бумаге, а вовторых, еслиб имел дар слова, которого, заключил Аллан, спокойно размешивая свой кофе, - у меня нет, кроме как в переписке; но ужь за то письма я валяю в один миг.

Мистер Гаубери развернул рукопись и прочел следующия строки:

Сон Аллана Армаделя.

"Рано утром 1-го июня 1851 года я очутился (вследствие обстоятельств, о которых считаю лишним упоминать здесь) с моим другом, молодым человеком одного со мною возраста, на французском корабле La Grâce de Dieu, который лежал разбитый в Зундском проливе, между берегами острова Мана и островком Телец. Не спав всю предшествовавшую ночь, и изнемогая от усталости, я наконец заснул на палубе корабля. Я чувствовал себя в то время по обыкновению совершенно здоровым, и солнце должно уже было находиться над горизонтом. При таких обстоятельствах, в упомянутый период дня, я перешел от сна к грезам. Насколько могу теперь припомнить, по прошествии уже нескольких часов времени, сновидения представлялись мне в следующем порядке:

"1. Первым фактом, в котором я мог отдать себе отчет, было появление моего отца. Он молча взял меня за руку, и мы очутились в каюте какого-то корабля.

"2. Вода в каюте медленно поднималась, и наконец, совершенно нас затопила.

"3. Затем все смешалось, и я остался один во мраке.

"4. Я ждал.

"5. Мрак разсеялся, и я увидал, как бы на картине, широкий, уединенный пруд, окруженный со всех сторон открытым полем. На горизонте за прудом видно было безоблачное небо, охваченное красным заревом заката.

"6. На берегу пруда стояла тень женщины.

"7. То была одна лишь тень. В ней не было никакого видимого признака, по которому ее можно было бы отождествить или сравнить с каким-либо живым существом. Одно только длинное платье показывало мне, что это тень женщины, вот и все.

"8. Опять все смешалось: я остался на некоторое время во мраке, потом мрак вторично разсеяся.

"9. Я очутился в какой-то комнате перед высоким окном. Сколько могу припомнить, единственным предметом, замеченным мною из находившейся там мебели или украшений, была маленькая статуэтка, стоявшая по левую от меня руку. Окно было от меня направо; оно выходило на лужайку и в небольшой цветник; помню, что в стекла хлестал проливной дождь.

"10. В этой комнате я был не один. Насупротив меня у окна стояла тень Мущины.

"11. Она представлялась мне так же неясно как и тень женщины. Но вот тень Мущины пришла в движение. Она протянула руку к статуэтке, и статуэтка упала на пол и разбилась в дребезги.

"12. С каким-то неопределенным чувством, не то гнева, не то отчаяния, я нагнулся, чтобы посмотреть на её обломки. Когда же я поднялся, тень исчезла, и все смешалось снова.

"13. В третий раз разсеялся мрак, и предо мною предстали вместе тень женщины и тень Мущины.

"14. Никакой внешней обстановки не было видно, а может-быть я не могу ее теперь припомнить.

"15. Тень Мущины стояла ко мне ближе; тень женщины находилась поодаль. С того места, где она стояла, послышался звук как бы от наливаемой жидкости. И увидал, как тень женщина одною рукой коснулась тени Мущины, а другою подала ему стакан. Он принял у нея из рук стакан и подал его мне. В ту минуту, как я поднес его к моим губам, мною овладела смертельная слабость, от головы до ног. И когда я снова пришел в чувство, Тени исчезли, и третье видение кончилось.

"16. Опять все смешалось, и наступил период забвения.

"17. Далее я уже ничего не помню; в этом безсознательном забытье я оставался до тех пор пока не почувствовал на своем лице лучей утренняго солнца, и не услыхал голоса моего друга, возвестившого мне, что я только-что освободился от тяжелого сна."

Внимательно прочитав до конца рукопись (подписанную Алланом), доктор посмотрел через стол на Мидвинтера, и с насмешливою улыбкой забарабанил пальцами по бумаге.

-- У всякого свое мнение, сказал он. - Но я несогласен ни с одним из вас насчет этого сна. Что касается до вашей теории, прибавил он, с улыбкою глядя на Аллана, то она уже опровергнута мною: ужин, которого вы не в состоянии были бы переварить, существует покамест только в вашем воображении. Мою собственную теорию я объясню вам сейчас, но сперва позвольте мне заняться теорией вашего друга.

Он снова обернулся к Мидвинтеру, заранее торжествуя над человеком, для него антипатичным, и не скрывая этого торжества ни в лице, ни в обращении.

-- Вы, если не ошибаюсь, продолжал он, считаете этот сон сверхъестественным предостережением, ниспосланным мистеру Армаделю относительно угрожающих ему событий и неблагонамеренных людей, находящихся в связи с этими событиями, которых ему следует избегать. Позвольте же узнать, каким образом дошли вы до подобного заключения: вследствие ли простого обыкновения верить снам, или вследствие какого-нибудь особенного повода, который заставляет вас придавать такое значение именно этому сну?

-- Вы совершенно угадали мое настоящее убеждение, отвечал Мидвинтер, взбешенный взглядами и тоном доктора. - Извините, если я попрошу вас довольствоваться этим признанием, и позвольте мне умолчать об этих особенных причинах.

-- Вот, вот, то же самое он сказал и мне, вмешался Аллан. - Только я не верю, чтоб у него были какие-нибудь особенные причины.

-- Не горячитесь, не горячитесь! возразил мистер Гаубери. - Можно разсуждать о предмете, не проникая в чужия тайны. Позвольте мне приступить теперь к моему собственному методу относительно снов. Мистер Мидвинтер вероятно не удивится тому, что я смотрю на них с чисто практической точки зрения.

-- Вы ни в каком случае не удивите меня, возразил Мидвинтер. - Известно, что при разрешении любой проблеммы в человеческой природе медик редко смотрит далее тех пределов, в которых действует его анатомический нож.

Доктор в свою очередь был задет за живое.

-- Наши пределы далеко не так ограничены, как вы думаете, сказал он; - но я готов с вами согласиться, что в ваших верованиях есть несколько пунктов, которых мы, доктора, не признаем и не допускаем. Так например, мы не допускаем, чтобы разумный человек имел право объяснять сверхъестественным образом какое-либо явление, подлежащее его чувствам, пока он вполне не убедится в невозможности дать ему естественное объяснение.

-- Браво! вот это отличное возражение! воскликнул Аллан. - Мидвинтер крепко задел вас своим анатомическим ножем, доктор, не так ли? Но за то и вы теперь побили его вашим объяснением. Давайте же его вам сюда, это естественное объяснение.

-- Извольте, сказал мистер И'аубери, - вот оно: в моей теории о снах нет ничего необыкновенного; ее разделяет большинство людей моей профессии. Сон есть воспроизведение, в усыпленном состоянии мозга, картин и впечатлений, отразившихся на нем во время бдения; это воспроизведение бывает более или менее запутано, более или менее несовершенно и сбивчиво, смотря потому, насколько влияние сна подействовало на ту или на другую душевную способность спящого. Не вникая глубже в этот последний, весьма интересный вопрос, возьмем лишь в общих чертах изложенную мною теорию, и применим ее к настоящему сну.

Доктор взял со стола рукопись и затем оставил свой форменный тон (тон профессора, обращающагося к своим слушателям), в который он незаметно начал было впадать.

-- Вот уже я вижу здесь одно явление, продолжал он, которое считаю не более как воспроизведением впечатления, полученного мистером Армаделем в моем присутствии. А если только он пороется немного в своих воспоминаниях, то я не отчаяваюсь проследить и весь ряд изложенных здесь грез, и непременно отыскать связь можду ними и его словами, мыслями, впечатлениями и действиями в продолжение двадцати четырех часов, предшествовавших сну на палубе корабля.

-- Память моя к вашим услугам, сказал Аллан. - С чего же мы начнем?

-- А с того что вы разкажете мне, как провели вы вчерашний день до той минуты, когда мы встретились с вами на дороге сюда, отвечал мистер Гаубери. - Поутру вы, конечно, встали и позавтракали. Затем что?

-- Затем мы наняли с Мидвинтером экипаж, сказал Аллан, и поехали из Кассльтоуна в Дуглас, чтобы проводить моего старого друга, мистера Брока, отправлявшагося на пароходе в Ливерпуль. Возвратившись назад в Кассльтоун, мы разстались у дверей гостиницы. Мидвинтер вошел в дом, а я отправился в гавань посмотреть на свою яхту... Кстати, доктор, не забудьте, что вы обещали мне покататься с нами на яхте до нашего отъезда отсюда.

-- Очень вам благодарен. Но не будем удаляться от нашего предмета. Что же случилось потом?

Аллан молчал. Он мысленно разгуливал уже по морю.

-- Что делали вы на яхте? повторил доктор.

-- О, я очень хорошо помню что там делал: убирал каюту. Даю вам честное слово, доктор, что я все перевернул вверх дном. А друг мой, которого вы видите перед собою, явился ко мне на помощь... Ах, да чтожь это я до сих пор не спрошу у вас о здоровье вашей шлюпки. Если она повреждена, то я требую, чтобы мне дозволено было привести ее в порядок.

Доктор в отчаянии отказался от всякой дальнейшей попытки упражнять память Аллана.

-- Я сомневаюсь, чтобы мы достигли этим путем до нашей цели, сказал он. - Лучше брать по порядку каждое отдельное явление сна и постепенно разрешать вопросы, которые будут сами собою возникать на вашем пути. Возьмем для начала два первые факта. Вы видели, что вам явился ваш отец, что вы очутились с ним в каюте какого-то корабля и вместе затоплены были наполнявшею ее водою. Спускались ли вы в каюту разбитого корабля, позвольте вас спросить?

-- Я не мог туда спуститься, отвечал Аллан, - потому что, когда я заглянул в нее, она была наполнена водою, и поспешил снова затворит ее.

-- Прекрасно, сказал мистер Гаубери. - Кажется, здесь как нельзя болез верно отразилось впечатление, полученное вами в бодрствующем состоянии. Засыпая, вы имели в голове каюту, воду, а последним звуком в ваших ушах (этого мне не нужно у вас и спрашивать) было, конечно, журчание канала. Считаю лишним доказывать вам теперь, что мысль об утоплении могла естественно возникнуть из подобных впечатлений. Но прежде чем идти вперед, посмотрим, не нужно ли вам еще чего уяснить себе? Конечно нужно: есть еще одно темное обстоятельство.

-- И самое важное из всех, заметил Мидвинтер, вмешиваясь в разговор, но не покидая своего места у окна.

-- Вы разумеете появление отца мистера Армаделя? Я именно шел к этому, отвечал мистер Гаубери. - Жив ли ваш отец? прибавил он, обращаясь еще раз к Аллану.

-- Отец мой умер до моего появления на свет Божий.

Доктор вздрогнул.

Аллан стал в тупик; Мидвинтер отодвинул немного свой стул от окна, и в первый раз внимательно посмотрел на доктора.

-- Думали ли вы, засыпая, о вашем отце? продолжал мистер Гаубери. - Нет ли у вас какого-нибудь портрета, который мог в эту минуту прийдти вам на мысль?

-- Конечно, есть! воскликнул Аллан, внезапно хватаясь за последнее воспоминание. - Мидвинтер! помните вы миниатюру, которую вы нашли на полу каюты, когда мы приводили ее в порядок? Вы еще заметили, будто я не дорожу этою вещью, а я сказал вам, что напротив весьма дорожу ею, потому что это портрет моего отца.

-- А было ли сходство между миниатюрой и лицем, явившимся вам во сне? спросил мистер Гаубери.

-- Поразительное! Право, доктор, это становится интересным!

-- Что вы на это скажете? спросил мистер Гаубери, снова обращаясь к. окну.

Мидвинтер поспешно оставил свое место и сел рядом с Алланом. Подобно тому как некогда спасался он от тирании своего суеверия под сению здравого смысла мистера Брока, так и в настоящую минуту, с тою же опрометчивою поспешностью, с тою же неподдельною искренностью намерений, искал он спасения в теории доктора о снах.

-- Я скажу вместе с моим другом, отвечал он с внезапным увлечением, - что это становится интересным. Продолжайте, прошу вас, продолжайте.

Доктор посмотрел на своего странного гостя с большим против прежнего снисхождением.

-- Я встречаю в вас первого мистика, сказал он, - который допускает справедливые доводы. Прежде нежели кончится наше исследование, я не отчаяваюсь убедить вас в истине моих слов. Теперь, продолжал он, справляясь с рукописью, - перейдем к следующему ряду явлений. Промежуток забвения, после первых грез, объясняется весьма легко. В переводе на простой английский язык, это означает минутное прекращение умственной деятельности мозга, под влиянием более глубокого сна, между тем как следующее за тем чувство одиночества во мраке обозначает возобновление этой деятельности, предшествующее воспроизведению другого ряда образов. Теперь разсмотрим эти впечатления. Уединенный пруд, окруженный со всех сторон открытым полем; солнечный закат за прудом; тень женщины на берегу. Прекрасно; объясняйте же, мистер Армадель, каким образом этот пруд попал в ваше воображение? Открытое поле вы видели по дороге из Кассльтоуна сюда. Но у нас в окрестностях нет ни прудов, ни озер, и вы нигде не могли встретить их в последнее время, потому что прибыли на наш остров после продолжительной прогулки по морю. Не припомните ли вы какой-нибудь картины, книги, или разговора на этот счет с вашим другом?

Аллан взглянул на Мидвинтера.

-- Я не помню, чтобы мы говорили о прудах или озерах, сказал он. - А вы?

Вместо ответа Мидвинтер внезапно обратился к доктору.

-- Нет ли у вас последняго нумера здешней газеты? спросил он.

Доктор вынул его из шкафа. Мидвинтер отыскал страницу, заключавшую в себе извлечение из вновь напечатанных путешествий по Австралии, которые накануне так сильно заинтересовали Аллана, и так усыпительно подействовали на его друга. Здесь, в том самом месте, где описывались страдания путешественников, умиравших от жажды, и где говорилось о чудесном их спасении, - здесь, в самом патетическом месте разказа, являлся широкий пруд, воспроизведенный сном Аллана!

-- Не убирайте газеты, сказал доктор, когда Мидвинтер указал ему на это место с надлежащими объяснениями. - Прежде нежели мы окончим наша исследования, весьма может быть, что нам снова понадобится это извлечение. Теперь пруд объяснен. Но чем объяснить закат солнца? Ни о чем подобном не упоминается в газете. Поройтесь-ка в ваших воспоминаниях, мистер Армадель: нам нужно впечатление солнечного заката, полученное вами во время бдения.

Еще раз Аллан замялся, и еще раз проворная память Мидвинтера вывела его из этого затруднения.

-- Мне кажется, я могу отыскать причину этого впечатления, так же как отыскал причину первого, сказал он, обращаясь к доктору. - Приехав сюда вчера вечером, мы с Алланом долго гуляли по холмам...

-- Так, так, так! Вспомнил теперь, перебил его Аллан. - Солнце уже садилось, когда мы возвращались назад в гостиницу, и закат был так хорош, что мы оба остановились полюбоваться им. Тут мы потолковали о мистере Броке, разсуждая о том где бы он мог быть в это время. Память мою трудно разшевелить, доктор; но ужь раз как она пошла гулять, так вы ее ничем не удержите! Да я еще не передал вам и половины того что вспомнил.

женщины остается еще не объясненною. Не можете ли вы указать нам оригинал этой таинственной фигуры?

Аллан погрузился в прежнее раздумье, а Мидвинтер, не сводя глаз с доктора, нетерпеливо ждал что будет дальше. В комнате в первый раз водворилось ненарушимое молчание. Мистер Гаубери вопросительно посматривал то на Аллана, то на его друга. Но ни тот, ни другой не отвечали ему. Между тенью и её плотью находилась целая бездна тайны, равно непроницаемая для всех троих.

-- Терпение, сказал доктор спокойно. - Оставим покамест таинственную фигуру на берегу пруда, и посмотрим, не попадется ли она нам где-нибудь опять, по мере того как мы будем идти вперед. Позвольте мне заметить вам, мистер Мидвинтер, что отождествить тень задача немаловажная, но мы все-таки не отчаяваемся разрешить ее. Эта неосязаемая фея озера может при вторичной встрече принять более действительные формы.

Мидвинтер ничего не отвечал. С этой минуты участие, которое он принимал в исследовании, начало ослабевать.

-- Теперь что следует? продолжал мистер Гаубери, опять сверяясь с рукописью. - Мистер Армадель видит себя в какой-то комнате. Он стоит перед большим окном, выходящим на лужайку и цветник, между тем как дождь хлещет в стекла. Единственная вещь в комнате небольшая статуэтка, а единственное живое существо тень мущины, стоящая насупротив мистера Армаделя. Тень протягивает свою руку, статуэтка падает и разбивается в дребезги. А сновидец в досаде и отчаянии (заметьте, господа, что здесь уже мыслящая способность спящого начинает действовать, и сон на минуту весьма рационально переходит от причины к следствию), - сновидец, повторяю я, нагибается, чтобы посмотреть на обломки статуи. Но в ту минуту, как он встает, все снова исчезает. Это значит, что в колебательном движении сна наступило время прилива, и мозг отдыхает немного. Что с вами, мистер Армадель, ужь не унеслись ли вы куда-нибудь опять с вашею непослушною памятью?

-- Да, сказал Аллан. - Я несусь во весь дух, так что наткнулся даже на разбитую статуэтку; это ни что иное как китайская пастушка, которую я уронил в кофейной с каминной полки, потявувшись за сонеткой, чтобы заказать себе ужив. Как мы быстро идем вперед, доктор! Не правда ли? Точно загадку разгадываем. Ну, Мидвинтер, теперь ваш черед.

-- Нет! сказал доктор. - Черед мой, если позволите. Я предъявляю свои права на большое окно, на цветник и на лужайку; это моя неотъемлемая собственность. Большое окно вы найдете в следующей комнате, мистер Армадель. Из него вы увидите цветник и лужайку, а если вам угодно будет утрудить немного вашу удивительную память, вы вспомните, что сами же имели любезность похвалить мои красивые французския окна и мой опрятный цветничек, когда я привез вас вчера вечером в порт Св. Марии.

-- Совершенно справедливо, отвечал Аллан: - я именно хвалил их. Но чем вы объясните дождь, виденный мною во сне? Я ни капли дождя не видал в продолжение последней недели.

Мистер Гаубери задумался. Глаза его остановились на местной газете, лежавшей на столе.

-- Если мы не можем сами ничего придумать, сказал он, - то посмотрим, не найдется ли впечатление дождя там, где мы нашли впечатление пруда.

Он внимательно стал просматривать газету.

-- Нашел! воскликнул он. - Вот здесь именно описывается ливень, который освежил этих несчастных, жаждущих путешественников до открытия ими пруда. Вот вам и впечатление дождя, мистер Армадель, запавшее в ваш мозг в то время, как вы читали вчера вашему другу выдержки из путешествия по Австралии! А вот вам, мистер Мидвинтер, и объяснение она, в котором по обыкновению сливаются все отдельные образы, воспринятые нами в бодрствующем состоянии!

-- Можете ли вы, однако, объяснить человеческую фигуру, стоявшую у окна? спросил Мидвинтер: - или мы должны обойдти и тень мущины, так же как обошли тень женщины?

Он сделал этот вопрос с безукоризненною вежливостью в обращении, но с легким оттенком сарказма, который, впрочем, не ускользнул от тонкого слуха доктора, и немедленно разшевелил в нем полемический задор.

-- Когда ищут раковин на взморье, мистер Мидвинтер, то всегда начинают с ближайших, возразил он. - Мы теперь собираем факты, и прежде всего беремся за те, которые кажутся нам наиболее понятными. Пусть тень мущины и тень женщины удалятся вдвоем на время; но не безпокойтесь, мы не упустим их из виду. На все свое время, мой любезный мистер Мидвинтер, на все свое время!

прежнее место у окна, а доктор еще многозначительнее повернулся к нему спиною. Аллан, который никогда не возставал ни против чьего-либо мнения, никогда не вникал сериозно в чьи-либо поступки, весело забарабанил по столу черенком своего ножа.

-- Продолжайте, доктор! воскликнул он, - моя удивительная память свежа попрежнему.

-- В самом деле? спросил мистер Гаубери, снова принимаясь за рукопись. - Помните ли вы что случилось, когда мы болтали с хозяйкой гостиницы, сидя у её прилавка?

-- Конечно, помню! Вы были так добры, что подали мне стакан водки с водой, которую хозяйка только-что приготовила для вас самих. А я принужден был отказаться от нея; потому что, как я уже говорил вам однажды, вкус этого напитка всегда производит во мне тошноту и головокружение, с чем бы вы ни смешали его.

-- Совершенно так, отвечал доктор. - Ну, вот вам и еще одно обстоятельство, воспроизведенное сном. На этот раз вы видите уже вместе тень мущины и тень женщины. Вы слышите наливание жидкости (водки из бутылки, и воды из кувшина гостиницы); стакан передается тенью женщины (т.-е. хозяйкой) тени мущины (т.-е. мне); тень мущины передает его вам (именно то, что я и сделал); а затем следует смертельная слабость, о которой вы мне разказывали. Мне, право, стыдно, мистер Мидвинтер, отождествлять таинственные видения, с такими не романическими оригиналами, каковы содержательница гостиницы и окружной сельский медик. Но друг ваш может повторить вам, что питье из водки с водой было действительно приготовлено в его присутствии хозяйкой гостиницы, и что оно достигло до него через мои руки. Вот, видите, нам удалось, наконец, поймать и тени, точь в точь как я предсказывал; а теперь остается лишь объяснить, - что можно будет сделать в двух словах, - каким образом оне появились во сне. Попытавшись воспроизвести порознь образ доктора и образ хозяйки гостиницы в связи не с теми обстоятельствами, при которых они предстали ему во время бдения, дремлющий ум прямо идет к третьему, и воспроизводит образ доктора и образ хозяйки, обоих вместе и в связи с надлежащим порядком обстоятельств. Ну, вот вам а весь сон объяснен, как на ладонке! Позвольте же мне, любезный мистер Мидвинтер, возвратить вам рукопись, с моею живейшею признательностию за находящееся в ней полное и энергическое подтверждение рациональной теории о снах.

-- Удивительно! необыкновенно! Ни один факт не пропущен с самого начала и до конца, клянусь Юпитером! воскликнул Аллан с поспешным благоговением профана. - Что значит наука-то, а!

-- Ни один факт не пропущен, говорите вы, заметил доктор самодовольно, - а между тем нам, кажется, не удалось убедить вашего друга.

-- Да, вы не убедили меня, отвечал Мидвинтер. - Но я не хочу этим сказать чтобы вы были не правы.

Он говорил спокойно, почти грустно. Грозное убеждение в сверхъестественном происхождении этого сна, - убеждение, от которого он старался освободиться, снова овладело им в настоящую минуту. Все его участие к спору миновало; вся его восприимчивость к раздражающему влиянию этого разговора исчезла без следа. Будь на месте Мидвинтера какой-либо другой человек, мистера Гаубери вероятно смягчила бы уступка, сделанная его противником; но Мидвинтер слишком не нравился доктору, чтоб он решился оставить его в покое.

-- Я ничуть не желаю отрицать справедливости ваших слов, сказал Мидвинтер с покорностью.

-- Отождествил ли я тени с их живыми оригиналами?

-- Да, вы отождествили их на ваш собственный взгляд и на взгляд моего друга, но не на мой.

-- Не на ваш? Но разве можете отождествить их?

-- Нет. Я могу лишь ждать, покамест живые оригиналы предстанут мне в будущем.

-- Вы говорите как настоящий оракул, мистер Мидвинтер! Имеете ли вы в настоящую минуту какое-либо понятие о том, кто могут быть эти живые оригиналы?

-- Имею. Я полагаю, что будущее отождествит тень женщины с одною особой, которую друг мой еще до сих пор не встречал, а тень мущины со мной самим.

-- Дайте нам хорошенько уяснить это, сказал он Мидвинтеру. - Оставляя на минуту в стороне вопрос о вашей собственной личности, могу ли я спросить у вас, каким образом тень, не имеющая никакого отличительного признака, может быть отождествлена с живою женщиной, которой ваш друг еще не знает?

Мидвинтер слегка покраснел. Он начинал чувствовать язвительную колкость логики своего противника.

-- Внешняя обстановка сновидения имела свои отличительные черты, отвечал он. - В этой обстановке появится в первый раз и живой оригинал тени.

-- То же самое, я полагаю, должно случиться и с тенью мущины, в которой вы так настойчиво узнаете самого себя, продолжал доктор. - Стало-быть, вы также явитесь в будущем в связи с статуэткой, которая разобьется в присутствии вашего друга, в связи с окном, выходящим в сад, и с проливным дождем, который будет хлестать в стекла? Вы утверждаете все это, не так ли?

-- Вероятно, так же объясняете вы и следующее за тем видение? Вы сойдетесь с таинственною женщиной в каком-либо неизвестном доселе месте, и подадите мистеру Армаделю стакан с какою-то неизвестною доселе жидкостью, от которой ему сделается дурно? Не так ли? Но неужели вы не шутите, говоря, что верите этому?

-- Да, я нисколько не шучу, говоря вам, что верю этому.

-- Стало-быть, согласно с вашим взглядом на этот счет, исполнение этого сна будет сопровождаться наступлением известных событий, которые подвергнут большой опасности счастие или безопасность мистера Армаделя?

-- Да, я в этом твердо убежден.

-- Еще один вопрос, сказал он: - имеете ли вы какую-либо особенную причину, чтобы вдаваться в подобный мистицизм, когда перед вами лежит неопровержимое и рациональное объяснение сна?

-- Ни вам, ни моему другу, возразил Мидвинтер, - я не могу объяснить этой причины.

Доктор посмотрел на часы с видом человека, которому вдруг вспало на ум что он напрасно теряет время.

-- Мы расходимся в главных основаниях, сказал он, - и еслибы спор наш продолжался до второго пришествия, то и тут мы наверное не убедили бы друг друга. Извините меня, если я прощусь с вами немного поспешно. Теперь ужь позднее чем я думал, и моя утренняя коллекция больных вероятно дожидается меня в операторской. Вас, час снова буду к вашим услугам. Он дружески кивнул головой Аллану, церемонно поклонился Мидвинтеру, и вышел из комнаты.

Как только дверь затворилась за ним, Аллан встал из-за стола и обратился к своему другу с тою неотразимою искренностью обращения, которая всегда трогала сердце Мидвинтера с первого дня их встречи в Соммерсетширском трактире.

-- Теперь, когда ваш поединок с доктором кончился, сказал Аллан, - я имею сказать вам несколько слов от себя. Сделаете ли вы ради меня то, чего бы вы не сделали ради самого себя?

Лицо Мидвинтера мгновенно просветлело.

-- Я готов сделать все, о чем бы вы ни попросили меня, сказал он.

-- Пожалуй, если вы этого желаете.

-- Не сделаете ли вы еще одну уступку? Не перестанете ли вы вовсе думать о нем?

-- Это довольно трудно, Аллан. Но я попытаюсь.

-- Вот так умница! Теперь подайте мне сюда эту дрянную бумажку, разорвем ее, и дело с концем.

-- Ну, пожалуста! отдайте! умолял Аллан. - Мне так хочется зажечь ею сигару.

Мидвинтер колебался с грустным чувством. Трудно было ему бороться с Алланом; однако на этот раз он устоял в борьбе.

-- Прежде нежели вы зажжете ею вашу сигару, сказал он, - я хочу подождать немного.,

-- А как долго? до завтра?

-- До вашего отъезда с острова Мана?

-- Подолее.

-- Чорт возьми! Отвечайте мне прямо на прямой вопрос: до которых именно пор намерены вы ждать?

Мидвинтер тщательно спрятал рукопись в свой бумажник.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница