Армадель.
Книга третья.
II. Аллан в качеств е землевлад е льца.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга третья. II. Аллан в качеств е землевлад е льца. (старая орфография)

II. Аллан в качестве землевладельца.

Встав рано поутру, на другой день по приезде своем в Торп-Амброз, Аллан подошел к окну своей спальни, а все еще озадаченный мыслию что он хозяин этого дома, стал разсматривать вид представившийся из окна.

Прежде всего взор его остановился на большом парадном подъезде с галлереей, террассою и каменною лестницей; еще далее виднелся огромный, разросшийся лесом парк, которым и заканчивалась картина. Утренний туман легкими клубами висел между деревьями, а коровы дружелюбно паслись около железной решотки, отделявшей парк от проспекта перед фасадом дома.

-- Все мое! подумал Аллан, пораженный созерцанием своих собственных владений. - Хоть убей, не могу еще вбить себе этого в голову. Все мое!

Он оделся, вышел из комнаты, и отправился по корридору, который вел на лестницу и в переднюю, отворяя по пути двери различных комнат. В этой части дома находились только спальни и уборные, светлые, большие, отлично меблированные и почти все пустые, за исключением одной спальни, рядом с комнатой Аллана, в которой поместился Мидвинтер. Когда Аллан заглянул к нему, друг его, утомленный накануне долгим бдением и письмом к мистеру Броку, спал еще сладким сном. Аллан дошел до конца первого корридора, повернул под прямым углом во второй, и миновав его, достиг до главной лестницы.

-- Романтического тут ничего нет, сказал он про себя, глядя вниз через устланные коврами ступени и лестницы на светлую переднюю в современном вкусе, - ничего такого что могло бы раздражить чувствительные нервы Мидвинтера.

Действительно, ничего подобного не было, и поверхностная наблюдательность Аллана на этот раз не обманула его. Торп-Амброзский дом, выстроенный на развалинах старого фамильного замка, имел не более пятидесяти деи от роду. В нем не было ничего живописного, ничего хотя сколько-нибудь таинственного и романтического. Это был чисто сельский дом, воплощение классической мысли, благоразумно господствующей в коммерческом уме Англичан. Извне он имел вид современного мануфактурного здание пытающагося походить на древний храм. Относительно же внутренняго устройства это было чудо роскоши и комфорта.

-- Да и прекрасно, подумал Аллан, весело спускаясь по широкой, отлогой лестнице. - Чорт с нею - с этою таинственностью, с этим романтизмом! Пусть будет чисто, да удобно, - вот все что мне нужно.

Спустившись в переднюю, новый владелец Торп-Анброза остановился в нерешимости и посмотрел кругом, не зная куда ему идти. По обеим сторонам переднее находилось по две больших приемных нижняго этажа. Аллан на-удачу взялся за ручку ближайшей двери, находившейся по правую от него руку, и очутился в гостиной. Здесь он увидел первый признак жизни, и притом в самой привлекательной форме. В гостиной находилась молодая девушка; у нея в руках была половая щетка, что очевидно указывало на её принадлежность к обществу домашней прислуги; но в эту минуту девушка старалась доказать преимущества природных прав человека перед обязанностями службы. Другими словами, она внимательно созерцала свое собственное лице в зеркале, висевшем над камином.

-- Та, та, та! не пугайтесь, сказал Аллан, когда девушка отскочила от зеркала и уставила на него свои глаза, в невыразимом смущении. - Я совершенно с вами согласен, моя милая: на ваше личико стоит посмотреть. Кто вы такая? Горничная? Прекрасно. А как ваше имя? Сусанна, не так ли? Послушайте! начать с того что ваше имя мне очень нравится. Знаете ли вы, кто я, Сусанна? Я ваш господин, хотя вы этого, быть-может, и не подумали бы. Какой, бишь отзыв дала мне о вас мистрис Бланшард? Да, да, великолепный! И вы, конечно, здесь останетесь, будьте уверены. Не правда ли, Сусанна, вы будете хорошо вести себя, носить красивые маленькие чепчики, и переднички, и яркия ленты? Будете одеваться чисто, изящно и содержать в порядке мебель, не так ли?

Окончив этот перечень обязанностей горничной, Аллан опять отправился в припрыжку к главному входу, и здесь такисе нашел признаки жизни. Перед ним явился слуга, который, как и подобало вассалу, в полотняной куртке, низко раскланялся перед своим верховным повелителем.

-- Кто вы такой? спросил Аллан. - Вы разве нас впускали вчера вечером? Вы? А я думал что не вы. Второй слуга, да? Ваша репутация? Да, да, отличная. Останетесь здесь, конечно, так. Вы можете быть моим камердинером, можете? Какая скука иметь камердинера! Я люблю сам надевать свое платье, сам чистить его, когда оно уже надето; еслиб я только умел чистить свои сапоги, клянусь честью, я охотно взялся бы и за эту обязанность! Это что еще за хомната? Уборная? А это, конечно, столовая. Боже праведный, что за стол! Такой же длинный как моя яхта, да еще и подлиннее будет. Кстати, как ваше имя? Ричард, не так ли? Хорошо, Ричард, вы знаете, что яхта, за которой я плаваю, есть мое собственное изделие? Что вы об этом думаете? Вы, мне кажется, как нельзя более годитесь в должность дворецкого на яхте, если только вы не подвержены морской болезни; - а вы подвержены ей? Ну, стало-быть, нечего об этом и говорить. А это что за комната? Ах, да, библиотека, конечно, больше для мистера Мидинатера чем для меня. Мистер Мидвинтер - тот самый джентльмен, который приехал со мною вчера вечером; не забывайте же, Ричард, что вы должны оказывать ему такое же уважение, какое вы оказываете мне. Это мы куда зашли теперь? Куда ведет эта дверь позади? В биллиардную, в курильную, да? Отлично. Еще дверь! и еще лестница! Куда же ведет она? И кто это взбирается по ней? Не торопитесь, сударыня, вы уже теперь не так молоды как была прежде; не торопитесь, прошу вас.

Предметом человеколюбивой заботливости Аллана была дородная пожилая женщина, из типа так-называемых тетушек. Только четырнадцать ступенек отделяли ее от хозяина дома; но прежде чем дойдти до него, она четырнадцать раз остановилась и столько же раз вздохнула. Природа, разнообразная во всех своих произведениях, бесконечно разнообразна в особах акенского пола. Вот женщины, личность которых напоминает вам об амурах и грациях; но за то есть и такия женщины, личность которых напоминает вам о косвенных доходах и о горшке с маслом. Вошедшая особа принадлежала к последнему разряду женщин.

-- Очень рад найдти вас в таком цветущем состолнии, сударыня, сказал Аллан, когда кухарка, во всем величии своего звания, была ему представлена. - Ваше имя Гриппер, не так ли? Я считаю вас, мистрис Гриппер, самою драгоценною особой в доме, по той причине что никто не обедает с таким аппетитом как я. Приказаний? Нет, у меня не будет никаких приказаний. Я все предоставляю на ваше усмотрение. Побольше крепкого бульйону и несколько кусков какого-нибудь мяса под соусов, вот вам в двух словах мои понятия о хорошем столе. Стой! Кто там еще? Вероятно, дворецкий? Еще одна неоцевенная личность! Мы начнем с того, что переберем все вина в погребе, г. дворецкий, и если я после этого не сумею высказать вам основательного мнения, то мы снова переберем их от начала до конца. Говорить о винах... Ого! Да вот и еще целый отряд пробирается. Стойте! стойте! Напрасный труд. Вы все пользуетесь отличною репутацией, и все остаетесь при своих местах. О чем, бишь, я говорил сейчас? Кажется о винах что-то; так, так. Вот что вам скажу, г. дворецкий. Ведь не каждый же день приезжает в Торп-Амброз новый владелец; я желаю, чтобы все мы стали с первого же шага, в наилучшия друг к другу отношения. Пусть в честь моего приезда для прислуги устроен будет великолепный праздник внизу, и пусть они выпьют чего хотят за мое здоровье. Ведь жалок тот человек, мистрис Гриппер, который никогда не веселит своего сердца, не так ли? Нет, я не пойду теперь в погреб, я хочу перед завтраком подышать свежим воздухом. Где Ричард? Скажите, есть ли у меня сад, и с какой стороны дома он находится. С этой стороны, да? Мне не нужно показывать дорогу. Я хочу идти один, Ричард, и заблудиться, если это возможно, в моих собственных владениях.

С этими словами, весело насвистывая какую-то песенку, Аллан сошел по ступеням террасы, находившейся перед фасадом дома. Он остался совершенно доволен тем способом, посредством которого ему удалось так легко разрешить столь сериозный вопрос как устройство домашняго хозяйства. "Люди толкуют о затруднении возиться с прислугой", подумал Аллан. "Что они хотят сказать этим? Я не нахожу, напротив, ни малейшого затруднения." Он, перешел задний двор, отворил красивую калитку, и по указанию слуги, вошел в темную аллею, окружавшую сады Торп-Амброза. "Славное, прохладное местечко, где с удовольствием можно выкурить сигару," сказал Аллан, продолжая свой путь в припрыжку и опустив руки в карман. "Как бы я хотел уверить себя, что все это действительно принадлежит мне?"

Аллея выходила в большой цветник, роскошно блиставший в утренних лучах солнца. С одной стороны, арка, сделанная в живой изгороди, вела во фруктовый сад; с другой, - дерновая терраса отлогими уступами спускалась в более дикую местность, где разбит был сад в италиянском вкусе. Миновав фонтаны и статуи, Аллан достиг другой аллеи, которая, очевидно, вела в какую-нибудь отдаленную часть усадьбы. До сих пор нигде не заметно было ни малейшого признака жизни; но когда он подошел к концу второй аллеи, его удивил говор, раздавшийся по ту сторону деревьев. Он остановился, и стад прислушиваться. Два голоса разговаривали между собою отчетливо и ясно: один - старый, звучавший упрямством, а другой - молодой, в котором слышалась досада:

-- Если мастер Армадель соответствует моему понятию о нем, старый грубиян, возразил молодой голос, - то он, конечно, скажет: "Приходите в мой сад, масс Монрой, когда вам будет угодно, и делайте себе столько букетов, сколько вам вздумается."

Светлые голубые глаза Аллана сверкнули плутовством. Вдохновленный внезапною мыслию, он тихо прокрался к концу аллеи, стремглав обежал ее, и перескочив через низкую изгородь, очутился в красивом маленьком парке, через который пролегала усыпанная щебнем дорожка. Поодаль, обернувшись к нему спиною, стояла молодая девушка, напрасно пытавшаяся пройдти мимо неподатливого старика, который с граблями в руках загораживал ей дорогу, упорно качая головой.

-- Приходите в мой сад, мисс Мильрой, когда вам будет угодно, и делайте себе столько букетов, сколько вам вздумается, воскликнул Аллан, предательски повторяя её же собственные слова.

Молодая девушка вскрикнула и обернулась; её кисейное платье, которое она придерживала спереди, выскользнуло из её рук, и целая куча цветов посыпалась на дорожку.

Никто еще не успел после того промолвить слово, как неподатливый старик с невозмутимым спокойствием выступил вперед и занялся своими собственными интересами, без малейшого внимания ко всему случившемуся, как будто он один находился в присутствии своего нового господина.

-- Имею честь поздравить вас с приездом в Торп-Амброз, сэр, сказал старый садовник. - Меня зовут Авраам Сэдж. Я служу здесь уже более сорока лет, я надеюсь, что вы соблаговолите оставить меня в прежней должности.

Так говорил садовник, сосредоточив все свои мысля за горизонте собственных надежд и желаний, и говорил напрасно. Аллан, стоя на коленях, подбирал разсыпавшиеся цветы, и составлял себе первое понятие о мисс Мильрой по её ногам. Она была и хороша и нехороша: она то нравилась, то разочаровывала, то снова привлекала. Судя с строго-эстетической точки зрения, она была слишком мала и слишком развита для своих лет. А между тем, едва ли нашелся бы мущина, который остался бы недоволен её фигурой. На её пухлых ручках были стол изящные ямочки, что жаль было видеть их такими красными от благодатного избытка юности и здоровья. Её грациозные ножи примиряли каждого с изношенными, неуклюжими башмаками, а плечи её щедро вознаграждали за прикрывавшую их дешевую кисею. Её темные серые глаза казались прекрасными, по мягкости своего цвета и по сиявшему в них уму, нежности и очаровательной веселости; между тем как светлокаштановые волосы (там где их можно было видеть из-под старой поношеной шляпы) особенно выигрывали от контраста с её прекрасными темными глазами. Но вместе с этими прелестями выступали маленькия погрешности и недостатки этой странной, исполненной противоречий, девушки. Нос её был слишком короток, рот слишком велик, лицо слишком кругло и румяно. Непогрешимая фотография не пощадила бы ее, а скульпторы классической Греции с сожалениемь должны были бы отказать ей вход в свои мастерския. Но при всех своих несовершенствах, пояс, который обвивал талию мисс Мильрой, был поясом Венеры, и если какая-либо девушка владела до сих пор ключом, открывающим сердца всех людей, то это, конечно, была мисс Мильрой. Не успел еще Аллан подобрать всех цветов, как уже влюбился в нее.

-- Не нужно, не нужно, мистер Армадель, прошу вас! говорила она, насильно принимая цветы, которые Аллан усердно сыпал ей в подол платья. - Мне так совестно! Я вовсе не имела намерения так смело напроситься в ваш сад; это мой язык заврался, уверяю вас!... Боже мой, что же мне сказать в свое оправдание?... Что вы должны подумать обо мне, мистер Армадель!

Аллан сейчас же воспользовался случаем сказать комплимент, и перебросил его к ней с третьею пригоршней цветов.

-- Вот что я думаю, мисс Мильрой, сказал он с своею обычною юношескою прямотой. - Я полагаю, что сегодня моя прогудка самая счастливая в моей жизни, потому что она провела меня сюда.

Он говорил с жаром, и его красивое лицо казалось и эту минуту особенно привлекательным. Похвалы его обращены были не к женщине избалованной лестью и покушением, но к молодой девушке, едва начинавшей свою жизнь, и ему можно было говорить с нею без всякого опасения, даже в качестве владельца Торп-Амброза. Сконфуженаое лицо мисс Мильрой просияло: она скромно потупилась и с улыбкой посмотрела на цветы, лежавшие у нея в подоле.

-- Я заслуживаю хорошого нагоняя, сказала она, - а не комплиментов, тем более от вас, мистер Армадель.

-- О, напротив, вы как нельзя более их заслуживаете, воскликнул безразсудный Аллан, быстро поднимаясь за ноги. - И наконец, это не комплименты, это правда. Вы сами очаровательная... Извините меня, мисс Мильрой! На этот раз мой язык заврался.

Между разными обременительными тяготами, возложенными на женскую природу, самая невыносимая, быть-может, для шестнадцатилетней девушки, есть необходимость быть сериозною. Мисс Мильрой едва могла удерживаться от смеха. Она то принимала на себя сериозный вид, - и это стоило ей больших усилий, - то опять хихикала; наконец, ей удалось окончательно овладеть собою.

Садовник, неподвижно стоявший на прежнем месте, в ожидании удобного случая, воспользовался первою паузой наступившею после появления Аллана на месте действия, и осторожно заговорил снова о своих личных интересах.

-- Имею честь поздравить вас с приездом в Тороп-Амброз, сэр, сказал Авраам Сэдж, настойчиво возвращаясь к своей маленькой вступительной речи. - Меня зовут....

залился вместе с нею самым добродушным смехом. Мужрого садовника это нисколько не удивило и не обидело. Он стал ждать другой паузы, и еще раз выступил вперед с своими личными интересами, как только молодые люди остановились чтобы перевести дыхание.

-- Я состою при усадьбе, продолжал невозмутимый Авраам Сэдж, уже более сорока лет.

-- И еще другие сорок лет будете состоять при усадьбе, если только замолчите и немедленно уберетесь отсюда, воскликнул Аллан, как скоро он в состоянии был говорить.

-- Чувствительно благодарю вас, сэр, сказал садовник с величайшею вежливостию, но не показывая намерения ни молчать, ни уходить.

-- Ну? спросил Аллан, что вам еще нужно.

Авраам Сэдж откашлянулся и взял грабли в другую руку. Он посмотрел на свое драгоценное орудие с участием и вниманием, устремляя свой мысленный взор не на длинную ручку граблей, но на длинную перспективу будущого, в конце которой он видел свои личные интересы.

-- Когда вам будет удобнее, сэр, продолжал невозмутимый старик, - я желал бы почтительнейше поговорить с вами о моем сыне. Быть-может, вам удобнее будет выслушать меня в продолжение дня? Нижайше кланяюсь вам, сэр, и искренно благодарю вас. Сын мой - человек трезвый. Он привык к конюшне, и говоря без дальних околичностей, принадлежит к англиканской церкви.

Предварительно отрекомендовав таким образом свое детище, Авраам Сэдж вскинул на плечо свои драгоценные грабли и стал удаляться, медленно ковыляя ногами.

-- Если это можно назвать образцом верного старого слуги, сказал Аллан, - то я предпочел бы лучше попасться в обман к новому. Вас, мисс Мильрой, он во всяком случае не будет более безпокоить. Все мои цветы к вашим услугам, также как и все будущие фрукты, если только вам угодно будет приходить сюда их кушать.

-- О, как вы добры, мистер Армадель, как вы добры! Чем могу я доказать вам мою признательность?

Аллан воспользовался на этот раз случаем сделать другой, более замысловатый комплимент, в форме маленькой ловушки.

-- Вы можете сделать мне величайшее одолжение, сказал он: - вы можете способствовать тому, чтобы мои новые владения произвели на меня приятное впечатление.

-- Каким образом? наивно спросила мисс Мильрой.

Аллан тут же поспешил прихлопнуть западню, сказав:

-- Если вы позволите сопровождать вас, мисс Мильрой, в вашей утренней прогулке.

Говоря это, он улыбнулся и предложил ей свою руку.

Ей захотелось немножко пококетничать. Она оперлась было на его руку, покраснела, задумалась, как бы решало на что-то, и потом вдруг отдернула свою руку.

-- Мне кажется, это будет не ловко, мистер Армадель, сказала она, внимательно разсматривая свои цветы. - Другое дело, еслибы с нами была здесь какая-нибудь пожилая дама. Прилично ли мне прогуливаться с вами под руку, покаместь я не узнаю вас покороче? Я принуждена вас спросить об этом; я так необразована, так мало видела свет, а один из друзей папа нашел как-то однажды что и манеры мои слишком резки для моего возраста. Что вы об этом думаете?

-- По моему мнению, хорошо что нет здесь друга вашего папа в настоящую минуту, отвечал откровенный Аллан, - иначе я наверное бы с ним поссорился. Что же касается до общества и света, мисс Мильрой, то я меньше чем кто-нибудь знаком с ними; но еслибы здесь очутилась теперь пожилая дама, то она крайне помешала бы нам. Пойдемте, заключил Аллан, во второй раз предлагая ей свою руку с умоляющим жестом. - Прошу вас, пойдемте!

-- Вы настаиваете не хуже садовника, мистер Армадель, проговорила она, снова опустив глаза в замешательстве. - Я уверена, что мне не следует этого делать, продолжала она, и вслед затем, без малейшого уже колебания, оперлась на его руку.

Молодые, веселые, счастливые, они пошли вместе по цветущему газону парка, между тем как утреннее солнце ярко освещало их путь.

-- Куда же мы идем теперь? опросил Аллан: - в другой сад?

Она весело засмеялась

-- Как это странно, мистер Армадель, что вы ничего не знаете когда все кругом принадлежит вам! Неужели вы в самом деле в первый раз видите Торп-Амброз? Как странно должно это вам казаться!... Нет, нет, прошу вас, не говорите мне более комплиментов. Вы можете вскружить мне голову. Ведь с нами нет пожилой дамы; я сама должна о себе заботиться. Позвольте мне лучше быть вам полезною и познакомить вас с вашими собственными владениями. Мы выйдем вот в эту маленькую калитку, пересечем одну из дорог парка, переправимся через мостик, потом обогнем угол усадьбы, и придем... куда бы вы думали? К тому месту, где я живу, мастер Армадель, к очаровательной маленькой мызе, которую вы отдали папа в наймы. О, еслибы вы знали, как мы были счастливы получив ее!

Она замолчала, взглянула на своего спутника и остановила другой комплимент, уже готовившийся слететь с уст неисправимого Аллана.

-- Я брошу вашу руку, сказала она кокетливо, - если вы скажете еще хоть один комплимент. Да!... мы были счастливы получив эту мызу, мистер Армадель. Когда мы переехали в нее, папа сказал, что он чувствует к вам глубокую признательность, за то что вы приняли его к себе в жильцы. Да и я сама почувствовала в себе глубокую признательность к вам, не далее как на прошедшей неделе.

-- Вы, мисс Мильрой? воскликнул Аллан.

-- Да, я. Вас удивляет это быть-может? Но еслибы вы не отдали эту мызу папа, я, вероятно, должна была бы подчиниться унизительной и горькой необходимости отправиться в школу.

Аллан невольно вспомнил о полкроне, которую он вертел на столе каюты в Кассльтоуне. "Еслиб она знала, что я кидал для этого жребий!" подумал он.

-- Вы, вероятно, не понимаете, почему я чувствую такое отвращение к школе? продолжала мисс Мильрой, превратно толкуя молчание своего спутника. - Еслиб я ходила в школу в раннем детстве, - я разумею тот возраст, когда посылают туда других девочек, - то мне нетрудно было бы возвратиться в нее и теперь. Но тогда мне это не удалось. Это было время болезни мама и несчастных спекуляций папа; и так как я была единственным его утешением, то, разумеется, меня оставили дома. Нечего смеяться! Могу сказать, что я в самом деле была полезна. Я развлекала папа, сидя после обеда на его коленях, и прося его разказывать мне историю о всех замечательных людях, которых он знавал в Англии и за границей, когда еще вращался в большом свете. Без моего общества по вечерах, и без своих часов в продолжение дня....

-- Без своих часов? перебил Аллан.

-- Ах, да! ведь я и забыла сказать вам. Папа отличный механик, и вы сами согласитесь со мною, увидав его часы. Конечно, они не имеют такого размера как знаменитые часы на Страсбургской башне, но они совершенное их подобие. Вообразите себе, он начал их, когда мне было не более восьми лет от роду; но они и до сих пор еще не кончены, хотя мне уже минуло недавно шестнадцать! Некоторые из друзей наших были чрезвычайно удивлены, что папа пристрастился к такому занятию, когда постигло его несчастие. Но папа сейчас же объяснил им в чем дело, напомнив, что и Лудовик XVI, в дни бедствий своих, также пристрастился к слесарному мастерству, и все остались совершенно удовлетворены таким объяснением.

Она остановилась и покраснела.

-- О, мистер Армадель, сказала она, на этот раз в чистосердечном смущении, - опять заврался мой несчастный язык! Я болтаю с вами, как будто мы старинные знакомые! Вот на что именно указывал друг моего папа, говоря, что манеры мои слишком смелы. Это совершенно справедливо; у меня прескверная привычка фамильярничать со всеми, кто только.... она внезапно остановилась, и потом докончила фразу: - кто только нравится мне!

-- Нет, нет, прошу вас, продолжайте, умолял Аллан. - Я сам страдаю этим недостатком. Да к тому же мы должны быть фамильярны: мы такие близкие соседи. Я ведь невоспитанный человек и не умею хорошо выражаться; но мне хотелось бы, чтобы ваша мыза жила в самой тесной дружбе с моим домом, и чтобы мой дом жил также в самой тесной дружбе с вашею мызой. Вот вам мое мнение; как умел, так и выразился. А теперь, мисс Мильрой, продолжайте, прошу вас, продолжайте.

Она улыбнулась в нерешимости.

еслибы вы согласились идти только рядом. Вы не хотите? Ну так напомните же мне что я хотела сказать? Где бишь я была в то время, когда перешла к несчастиям папа и к его часам?

-- В школе! отвечал Аллан, с необычайным усилием памяти.

-- Вы хотите сказать не в школе, сказала мисс Мильрой, - и все это благодаря вам. Теперь слава Богу! я могу продолжать. Я ни мало не шучу, мистер Армадель, говоря, что меня непременно отправили бы в школу, еслибы вы отказались отдать нам мызу. Вот как все это случилось. Когда мы стали переезжать сюда, мистрис Бланшард написала нам самую вежливую записку, предлагая своих слуг, еслибы в них оказалась надобность. После этого нам с папа ничего более не оставалось делать как отправиться к ней с визитом, чтобы поблагодарить ее за внимание. Мы познакомились и с мистрис и с мисс Бланшард. Первая была в высшей степени любезна, а последняя показалась мне очаровательною в своем траурном платье. Я уверена, что вы в восторге от нея! Она высока, бледна и грациозна, совершенно ваш идеал, не правда ли?

Мисс Мильрой, почуяв комплимент, быстро отдернула свою руку.

-- Я хочу сказать, что никогда в жизни не видал ни мистрис Бланшард, ни её племянницы, поспешно прибавил Аллан, стараясь поправить свою ошибку.

Мисс Мильрой преложила гнев на милость и снова оперлась на его руку.

-- Как это странно, что вы до сих пор еще не видали их! продолжала она. - Так вы решительно ничего и никого не знаете в Торп-Амброзе?... Ну-с, я уже несколько времени разговаривала с мисс Бланшард, как вдруг мистрис Бланшард произнесла мое имя; я притаила дыхание. Она спрашивала отца, окончено ли мое воспитание. Отец сейчас же высказал ей свое горе. Вы знаете, моя прежняя гувернантка оставила нас перед самым нашим отъездом сюда; она вышла замуж, и с тех пор никто из наших знакомых не мог приискать нам новую гувернантку за умеренное жалованье. "Мне сказывали люди, лучше меня понимающие это дело, мистрис Бланшард, говорил папа, - что публикация в этом случае есть риск. По болезни мистрис Мильрой, вся эта обязанность падает на меня, а я, кажется, кончу тем что отдам свою девочку в школу. Не знаете ли вы школы, подходящей к нашим средствам?" Мистрис Бланшард отрицательно покачала головой, за что я готова была тут же разцеловать ее. "Что до меня касается, майор Мильрой, сказала эта ангельская душа, - я стою за публикацию. Гувернантка моей племянницы поступила к нам по публикации, и вы сами можете судить о том, на сколько она была дорога нам и полезна, когда я сказку вам, что она прожила у нас десять лет." Я готова была броситься на колени перед мистрис Бланшард и боготворить ее; удивляюсь только, как этого не сделала! Отец был поражен словами мистрис Бланшард, - я заметила это, - и когда мы возвращались домой, он заговорил со мною об этом предмете. "Хотя я давно уже не бывал в свете, друг мой, сказал отец, но все-таки сейчас узнаю высоко-образованную и разумную женщину. Опыт мистрис Бланшард представил мне вопрос о публикации в совершенно новом свете, и я подумаю об этом." Он действительно думал, и (хотя он мне не высказал этого прямо) я знаю, что он решился на публикацию, не далее как вчера вечером. Итак, мистер Армадель, если отец благодарен вам за то что вы отдали ему в наймы свою мызу, я в свою очередь также благодарна вам за другое. Еслибы не вы, мы никогда не узнали бы мистрис Бланшард; а еслибы не дорогая мистрис Бланшард, меня непременно послали бы в школу.

именно тип тех мыз, которые обыкновенно даются учителями рисования как первое упражнение в легкой и свободной тушевке, с опрятною соломенною кровлей, с роскошными ползучими растениями, с скромными решетчатыми окнами, с незатейливым портиком в рустическомь столе, и с птичьею клеткой наверху.

-- Не прелестна ли она? сказала мисс Мильрой. - Войдемте же!

-- Можно? спросил Аллан. - Не покажется ли майору мой визит слишком ранним?

-- Раним ли, поздним ли, не в том дело; я знаю только, что отец будет очень рад вас видеть.

Она живо пробежала по дорожке, которая вела к дому через сад, и отворила дверь гостиной. Когда Аллан вошел за нею в эту маленькую комнату, он увидел на противоположном конце её мущину, сидевшого за старинным столом, обернувшись спиною к гостю.

Майор вздрогнул, переполошился, но через минуту уже оправился а приветствовал своего молодого хозяина, радушно протянув ему руку.

Человек с большим знанием света, с большею проницательностью и наблюдательностью чем Аллан, прочел бы на лице майора всю историю его жизни. Когда он впервые поднялся со стула, его сгорбленная фигура и бледные, морщинистые щеки, ясно говорили о семейных невзгодах. Однообразные занятия и одна безсменная дума выразились вслед затем в печальной, мечтательной сосредоточенности его взора и приемов, покамест говорила его дочь. Минуту же спустя, когда он встал чтобы приветствовать Аллана, он окончательно высказался. Тогда в утомленных глазах майора сверкнул слабый отблеск более счастливой юности. Тогда мрачность и задумчивость его исчезли, и в нем обнаружился светский человек, вращавшийся некогда не в простой среде, - человек, который давно уже привык заглушать свое горе механическим трудом, и пробуждался по-временам только для того чтобы взглянуть на себя, каким он был прежде. В таком свете являлся майор Мильрой каждому, умеющему читать в душе человека, - в первое утро своего знакомства с Алланом, - знакомства, которое должно было сделаться важным событием в жизни молодого человека.

меня в число ваших жильцов, а настоящим вашим дружеским посещением даете мне еще новое доказательство вашей обязательности. Если вы еще не завтракали, то прошу вас без церемонии разделить с нами нашу скромную трапезу,

-- С большим удовольствием, майор Мильрой, - если только я не помешаю вам, отвечал Аллан, в восторге от его приема. - Мне было очень неприятно узнать от мисс Мильрой, что мистрис Мильрой такого слабого здоровья. Может-быть мое неожиданное посещение, незнакомое лицо...

-- Я понимаю вашу нерешимость, мистер Армадель, сказал майор, - но она совершенно напрасна: мистрис Мильрой так больна, что никогда не выходит даже из своей комнаты. Все ли готово, друг мой? продолжал он, меняя разговор так быстро, что всякий, более наблюдательный человек чем Аллан, легко заметил бы, как он ему неприятен. - Не пора ли делать чай?

Но внимание мисс Мильрой было чем-то поглащено. Между тем как отец её обменивался приветствиями с Алланом, она уселась за письменный стол и с любопытством балованного ребенка, ни мало не стесняясь, стала разсматривать различные предметы разбросанные по нем в безпорядке. Через минуту, после того как, отец обращался к ней с вопросом, она увидела клочок бумажки, вложенный в бювар, схватила его, прочитала, и с громким восклицанием обратилась к отцу.

-- Неужели глаза мои не обманывают меня, папа? сказала она, - и вы действительно составляли публикацию в ту минуту как я вошла?

-- Мистер Армадель все знает, прибавила мисс Мильрой. - Я ему уже разказала об этом в саду.

-- О, да, прибавил Аллан. - Прошу вас, бросьте церемонии в сторону. Речь идет о гувернантке, и я сам, хотя бы и косвенным путем, приму участие в этом деле.

Майор улыбнулся. Он хотел было отвечать, но дочь его, читавшая объявление, еще раз обратилась к нему с восклицанием.

-- Ах, папа, сказала, она, - одно не нравится мне в этом объявлении. Зачем поставили вы в конце начальные буквы бабушкиного имени? Зачем назначаете вы гувернанткам адресоваться к бабушке в Лондон?

Лондоне, и ей всего приличнее как получать письма, так и наводить необходимые справки.

-- Но мне самой хотелось бы видеть эти письма, продолжала настойчиво избалованная девочка: - некоторые из них, вероятно, будут очень забавны.

-- Я ужь и не извиняюсь перед вами за её безцеремонность, мистер Армадель, сказал майор с кротким, оригинальным добродушием, обращаясь к Аллану. - Настоящий прамер должен послужить вам хорошим предостережением, - в случае если вы женитесь, и если у вас будет дочь, - с самого начала не давать ей много воли, как, по несчастью, я сделал.

Аллан разсмеялся, а мисс Мильрой все еще настаивала:

-- К тому же, продолжала она, - мне хотелось бы помочь вам в этом деле, решив, на какие письма следует отвечать, и какие вовсе оставить без ответа. Мне кажется, я должна же иметь некоторый голос в выборе гувернантки, которая предназначается собственно для меня. Почему не объявить им, чтоб оне адресовались или прямо сюда или в почтовую контору, или к торговцу писчими товарами, или, наконец, куда-нибудь в другое место? Вместе прочитав эти письма, мы сделаем между ними выбор и отправим некоторые к бабушке; а она уже будет лично объясняться с гувернантками и выберет наилучшую; таким образом я не буду совершенно устранена от этого дела, что, по моему мнению (как вы об этом думаете, мистер Армадель?), было бы просто безчеловечно. Позвольте же мне изменить адрес, папа; прошу вас, позвольте; тогда вы будете душка, папа!

в руках бабушки; все же прочее не имеет никакой важности.

Мисс Мильрой взяла перо, и зачеркнув последнюю строку публикации, изменила адрес следующим образом:

"Адресоваться, письменно, в М. почтовую контору, Торп-Амброз, "

-- Вот так! сказала она, начиная хлопотать о завтраке. - Пускай теперь публикация едет в Лондон. А что если по ней появится к нам гувернантка, какова-то она будет, желала бы я знать?... Чаю или кофе прикажете, мистер Армадель? Мне, право, совестно, что я заставила вас так долго ждать. Но ведь гораздо приятнее сесть за завтрак по окончании своих дел.

Отец, дочь и гость уютно уселись за небольшой круглый стол, уже совершенными друзьями и добрыми соседями.

Дня через три после того один из лондонских разнощиков газет также окончил свои занятия до завтрака. Округом его была улица Дианы, Пимлико, и последний нумер порученных ему газет он отнес в квартиру мистрис Ольдершо.