Армадель.
Книга третья.
XII. Горизонт покрывается тучами.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга третья. XII. Горизонт покрывается тучами. (старая орфография)

XII. Горизонт покрывается тучами.

Прошло девять дней, да и десятый уже приближался к концу, с тех пор как мисс Гуильт и её воспитанница совершали свою утреннюю прогулку в саду мызы.

Ночь была мрачна. С самого захождения солнца на небе показались признаки, которые, по народному поверью, предвещали дождь. Приемные комнаты в большом доме были пусты и темны. Аллан проводил этот вечер у Мильроев, а Мидвинтер дожидался его возвращения, но не за книгами в библиотеке, где он сиживал обыкновенно, а в маленькой задней комнатке, которую занимала Алланова мать в последнее время своего пребывания в Торп-Амброзе.

Ничто не было вынесено из этой комнаты, но многое было прибавлено к ней, с тех пор как Мидвинтер видел ее в первый раз. Книги, принадлежавшия мистрис Армадель, мебель, старая цыновка на полу, старые обои на стенах - все оставалось неприкосновенным. Статуэтка Ниобеи все еще продолжала стоять на своем пьедестале, и французское окно попрежнему выходило в сад. Но теперь к священным воспоминаниям, оставшимся, от матери, прибавились еще некоторые предметы, лично принадлежавшие сыну. Стена, доселе обнаженная, украсилась акварелями; в середине висел портрет мистрис Армадель, по одну сторону которого находился вид старого дома в Соммерсетшире, а по другую - изображение яхты. На книгах заметны были надписи, сделанные рукою мистрис Армадель. На иных бледными, побуревшими от времени чернилами надписано было: От отца моего, а на других, более свежими чернилами, тот же почерк надписал: Сыну моему. И на стене, и на камине, и на столе находилось множество маленьких вещиц, из которых иные напоминали прежнюю жизнь Аллана, другия необходимы были для его настоящих ежедневных занятий; но все до одной ясно доказывали, что комната, занимаемая им в Торп-Амброзе, была именно та, которая напомнила однажды Мидвинтеру второе видение сна. Здесь-то, с непостижимым равнодушием к окружавшей его обстановке, которая еще так недавно возбуждала в нем суеверный страх, Мидвинтер спокойно ожидал теперь возвращения Аллана, и что еще непостижимее, спокойно смотрел на перемену, происшедшую в домашнем устройстве, благодаря его вмешательству. Его собственные уста сообщили Аллану открытие, сделанное им в новом доме, в первый день их приезда в Торп-Амброз, и действием его же собственной воли сын приведен был к тому, чтобы поселиться в комнате матери.

Под влиянием каких побуждений открылся он Аллану? Под влиянием новых интересов и новых надежд, оживлявших его в настоящую минуту.

Не в его натуре было скрыть от Аллана внезапную перемену, совершившуюся в его убеждениях в тот достопамятный день, когда он впервые сошелся лицом к лицу с мисс Гуильт. Он высказался откровенно, как это было в его характере. Победив свое суеверие, он, впрочем, до тех пор не решался признать за собою эту заслугу, покамест не выставил сначала это суеверие с его наихудшей и слабейшей стороны. Не прежде как сознавшись в побуждении, заставившем его покинуть Аллана у Заброшенного Пруда, решился он похвалить себя за открытие новой точки зрения, с которой он смотрел теперь на сон. Только тогда, но не прежде, заговорил он о первом видении сна так, как заговорил бы о нем сам доктор на острове Мане: он находил, как находил бы и сам доктор за доктором, что ничего не было мудреного увидать при солнечном закате пруд, когда они окружены были целою сетью прудов, в разстоянии нескольких часов езды, или встретить женщину у Заброшенного Пруда, когда туда со всех сторон вели дороги, когда кругом его было множество сел, и когда общество безпрестанно устраивало там прогулки в лодках. Тем не менее, чтоб оправдать решение, которое он готов был принять на будущее время, он хотел сначала уяснить себе все свои заблуждения в прошедшем. Измена интересам друга, неумение оценить доверие человека, поручившого ему должность управляющого, забвение надежд возложенных на него мистером Броком, - все это, сливаясь в одной мысли - покинуть Аллана, было безпощадно выставлено им на позор. Яркия внутренния противоречия, вследствие которых он то принимал сон за откровение рока, то пытался уйдти от этого рока усилием своей воли, то старался собрать на будущее время запас сведений, необходимых для управляющого, то страшился, чтоб это будущее не застало его в доме Аллана, - все это было, в свою очередь, безпощадно им раскрыто. Он смело сознался в каждом заблуждении, в каждой несообразности, прежде нежели решился высказать более светлые и ясные убеждения, прежде нежели решился сделать Аллану последний заключительный вопрос: "Будете ли вы доверять мне в будущем? Готовы ли вы простить меня и забыть прошедшее?"

Человек, который мог таким образом беззаветно открыть свое сердце, без малейшей пощады к самому себе, неспособен был позабыть даже самую ничтожную утайку, в которой слабость заставила его провиниться пред другом. Мидвинтера мучила совесть, что он утаил от Аллана открытие, которое ему так приятно было бы узнать, - открытие насчет комнаты его матери.

Но его останавливало одно сомнение, - сомнение в том, осталось ли тайною поведение мистрис Армадель по возвращении её в Англию. Тщательные справки, сначала между слугами, потом между фермерами, тщательное обсуждение слухов, носившихся о ней в то время и повторенных ему немногими оставшимися в живых лицами, удостоверили его, наконец, что семейная тайна не вышла из пределов семейного круга. Раз убедившись, что никакия справки сына не поведут к открытию, могущему поколебать уважение Аллана к памяти матери, Мидвинтер решился действовать прямо и откровенно. Он привел Аллана в комнату, показал ему книги на полках и все находившияся на них надписи, и сказал ему прямо:

-- Единственная причина, по которой я не открывал вам этого раньше, проистекала из опасения заинтересовать вас комнатой, на которую я смотрел с ужасом, как на осуществление второй картины сна. Простите мне это, и тогда уже вам ничего более не останется прощать мне.

При уважении Аллана к памяти матери, такое признание могло иметь лишь один результат. Ему с первого раза полюбилась маленькая комната, составлявшая приятный контраст с тяжелою пышностию других комнат в Торп-Амброзе, а когда он узнал, какие воспоминания соединялись с нею, он немедленно решился переселиться в нее.

В тот же день все его вещи были перенесены в комнату матери, в присутствии Мидвинтера и даже с его помощью.

Так вот при каких обстоятельствах совершилась перемена в домашнем устройстве, и вот каким образом победа Мидвинтера над собственным фатализмом, - сделав Аллана постоянным обитателем комнаты, в которую тот, вероятно, никогда и не заглянул бы, - сама содействовала осуществлению второго видения сна.

Время шло тихо, между тем как друг Аллана дожидался его возвращения. То читая, то погружаясь в думу, он не замечал как уходил час за часом. Никакия заботы, никакия тревожные сомнения не смущали его в настоящую минуту. Съезд арендаторов, которого он некогда так боялся, миновал без всяких дурных последствий. Между Алланом и его фермерами установились более дружественные отношения; мистер Башвуд оказался достойным сделанного ему доверия, а оба Педгифта, как отец, так и сын, вполне оправдали хорошее мнение их клиента. Как ни всматривался Мидвинтер в перспективу будущого, глаз его нигде не мог открыть ни малейшого облачка.

Он поправил лампу, стоявшую подле него на столе, и выглянул в окно. В эту минуту часы на конюшне пробили половину двенадцатого, и дождь стал накрапывать. Мидвинтер собирался уже позвонить слугу, чтобы послать на мызу дождевой зонтик, когда по дорожке раздались знакомые шаги.

-- Как поздно! сказал Мидвинтер Аллану, между тем как тот входил в комнату через открытое французское окно. Там были гости, что ли?

-- Нет! все свои. Но время пролетело как-то незаметно.

-- Вы что-то печальны? продолжал Мидвинтер. - Что с вами?

Аллан колебался.

-- Пожалуй, я скажу вам, проговорил он через минуту. - Тут нечего стыдиться; я удивляюсь только, что вы не заметили этого раньше! Дело идет по обыкновению о женщине: я влюблен.

Мидвинтер засмеялся.

-- Разве мисс Мильрой была сегодня очаровательнее обыкновенного? спросил он весело.

-- Мисс Мильрой! повторил Аллан. - Что это вам вздумалось? Я вовсе не влюблен в мисс Мильрой.

-- Так в кого же?

-- В кого же? Вот вопрос! В кого же я мог влюбиться как не в мисс Гуильт?

Наступило внезапное молчание. Аллан сидел безпечно, опустив руки в карман и глядя в открытое окно на лившийся дождь. Еслибы, говоря о мисс Гуильт, он повернулся к своему другу, его, быть-может, поразила бы внезапная перемена в лице Мидвинтера.

-- Вы, кажется, не одобряете моего выбора? сказал он, немного погодя.

Ответа не было.

-- Теперь ужь поздно делать возражения, продолжал Аллан. - Я не шутя говорю вам, что влюблен в нее.

-- Две недели тому назад вы были влюблены в мисс Мильрой, сказал тот спокойным и ровным голосом.

-- О! это была шалость, не более. А на этот раз я сериозно влюблен.

Тут он повернулся к Мидвинтеру, но последний немедленно уткнул свое лицо в книгу.

-- Я вижу, что вам это положительно не нравится, продолжал Аллан. - Но неужели вы имеете что-нибудь против её положения в свете? Я уверен, что вы не можете так думать. Будь вы на моем месте, звание гувернантки верно не помешало бы вам любить ее, не так ли?

-- Гувернантка есть ни что иное как женщина без состояния, сказал Аллан тоном оракула, - а герцогиня есть женщина с состоянием. Вот вся разница, которую я признаю между ними. Правда, мисс Гуильт старше меня, я этого не отрицаю. А как вы думаете, Мидвинтер, который ей год? Мне кажется, ей лет двадцать семь или двадцать восемь. Что вы на это скажете?

-- Не находите ли вы, что она слишком стара для меня? Но еслибы, вы сами были влюблены в нее, то нашли ли бы вы этот возраст слишком старым для себя, скажите-ка по совести?

-- Мне кажется, я не нашел бы его слишком старым, еслибы....

Еще раз ответа не последовало.

-- Прекрасно, продолжал Аллан; - если нет никакой беды в том, что она простая гувернантка, и что она немного старше меня, то что же вы имеете против мисс Гуильт?

-- Разве я сказал, что имею что-нибудь против нея?

-- Я знаю, что вы ничего не сказали. Но, во всяком случае, вам это не нравится.

-- Уверены ли вы в себе, Аллан? спросил он, не приподнимая лица от книги; - истинно ли вы любите эту женщину? И думали ли вы сериозно о том, чтобы назвать ее своею женой?

-- Я весьма сериозно думаю об этом в настоящую минуту, сказал Аллан. - Я не могу быть счастлив, я не моry жить без нея. Клянусь вам, что я обожаю даже самый прах, по которому она ступает.

-- Давно ли.... Голос изменил Мидвинтеру, и он остановился. - Давно ли, повторил он, - обожаете вы самый прах, по которому она ступает?

-- Гораздо долее чем вы предполагаете. Послушайте, я знаю, что могу доверить вам все свои тайны.

-- Пустяки! Я хочу доверять вам. Тут есть одно маленькое затруднение, о котором я еще не упомянул вам. Вопрос этот довольно щекотливый, и мне нужно с вами посоветоваться. Между нами сказать, я уже имел тайные свидания с мисс Гуильт.

Мидвинтер внезапно вскочил на ноги и отворил дверь.

-- Мы поговорим об этом завтра, сказал он. - Покойной ночи.

-- Он даже не пожал мне руки! воскликнул Аллан, с изумлением глядя на пустой стул.

Еще не успел он кончить этой фразы, как дверь отворилась, и Мидвинтер снова вошел в комнату.

Аллан остался один у окна и продолжал смотреть на лившийся дождь. Его давила безотчетная грусть. "Мидвинтер становится все страннее и страннее, - подумал он. - С какой стати отложил он мое признание до завтра, когда мне хотелось говорить с ним сегодня?" Аллан с нетерпением схватил свой ночной подсвечник, потом снова опустил его на стол, и возвратившись к открытому окну, стал смотреть по направлению к мызе. "Желал бы я знать, думает ли она обо мне?" сказал он едва слышно.

ДаУспокойтесь. Он уже в моих руках.