Армадель.
Книга четвертая.
II. Челов е к найден.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга четвертая. II. Челов е к найден. (старая орфография)

II. Человек найден.

Нелли вошла в комнату, держа в руках поднос с чаем, гренками и маслом, составлявшими неизменный завтрак больной.

-- Это что значит? спросила мистрис Мильрой таким тоном и с таким взглядом, как будто в комнату её вошла провинившаяся служанка, которую она ожидала.

Нелли поставила поднос около постели.

-- Так как я уже шла к вам, мама, то мне захотелось принести вам кстати и завтрак, отвечала она, - и я попросила Рашель пустить на этот раз меня.

-- Подойди сюда, сказала мистрис Мильрой, - и поздоровайся со мной.

Нелли повиновалась. В ту минуту как она нагибалась, чтобы поцеловать мать, мистрис Мильрой схватила ее за руку и грубо повернула к свету. На лице её дочери заметны были явные следы волнения и печали. Мистрис Мильрой похолодела от ужаса. Ей сейчас пришла в голову мысль, что мисс Гуильт уже знает о проделке её с письмом, и что, вероятно, горничная избегает попасться ей на глаза.

-- Пустите, мама, сказала Нелли, стараясь освободиться из рук матери, - мне больно.

-- Скажи мне, для чего ты сама принесла сегодня мой завтрак? настаивала мистрис Мильрой.

-- Я уже сказала вам, мама.

-- Неправда! Это был только один предлог: я вижу это по твоему лицу. Ну! говори же что случилось?

Решимость Нелли изменила ей. Она в смущении посмотрела на поднос.

-- Я была разстроена, сказала она с усилием, - и не захотела оставаться в столовой. Я хотела придти сюда, чтобы поговорить с вами.

-- Разстроена? Кто же это разстроил тебя? Что такое случилось? Не мисс ли Гуильт причиной этому?

Нелли посмотрела на свою мать с выражением любопытства и тревоги.

-- Мама! сказала она - вы как будто читаете мои мысли: мне становится страшно. Действительно, причиной всему мисс Гуильт.

Мистрис Мильрой еще не успела отвечать ей, как дверь отворилась, и горничная вошла в комнату.

-- Все ли вам подали? спросила она с своим обычным спокойствием. - Мисс настоятельно потребовала, чтобы самой нести вам сегодня завтрак. Не разбила ли она чего?

-- Как скоро Нелли отвернулась, мать её нетерпеливым жестом подозвала к себе горничную.

-- Не случилось ли чего? спросила она шепотом. - Не подозревает ли она нас?

Рашель посмотрела в сторону с своею холодною, насмешливою улыбкой.

-- Я уже сказала вам, что сделаю все как должно, и сделала. У нея нет ни тени подозрения. Я была в это время в комнате, и видела как она взяла письмо и вскрыла его.

Мистрис Мильрой вздохнула свободнее.

-- Благодарю тебя, сказала она так громко, что дочь могла разслышать ее. - Мне ничего более не нужно.

Горничная удалилась, а Нелли вернулась к постели. Мистрис Мильрой взяла ее за руку и поглядела на нее внимательнее и нежнее обыкновенного. Дочь интересовал ее сегодня, потому что она имела сообщить ей нечто о мисс Гуильт.

-- Мне всегда казалось, что ты будешь недурна собою, мое дитя, сказала она, осторожно возобновляя прерванный разговор. - Но ты, кажется, не оправдываешь моих надежд. У тебя сегодня такой больной и разстроенный вид... что с тобою?

Еслибы между матерью и дочерью была хоть какая-нибудь симпатия, Нелли, быть-может, призналась бы в истине. Она сказала бы тогда откровенно: "Я смотрю больною потому что жизнь постыла мне. Я люблю мистера Армаделя, и он также любил меня когда-то. У меня с ним была только одна маленькая размолвка, в которой вся вина была на моей стороне. Мне хотелось тогда же сказать ему это, и с тех пор я постоянно желала объясниться с вам; но мисс Гуильт стоит между нами, и не допускает меня до него. Она совершенно разъединила нас; она имела на него пагубное влияние и отняла его у меня. Он уже не смотрит на меня так, как смотрел прежде; он не говорит со мною так, как говорил прежде; он никогда более не остается со мною наедине; я не могу передать ему на словах то что так пламенно желала бы сказать ему; и не могу также писать, потому что это имело бы такой вид будто я снова пытаюсь привлечь его к себе. Между мною и мистером Армаделем все кончено теперь, и причиною тому мисс Гуильт. Она целый день портит мне кров; но что бы я ни делала, что бы я ни говорила, она всегда возьмет надо мною верх, а меня сделает виноватою. До её приезда все занимало меня и нравилось мне в Торп-Амброзе. Теперь же ничто меня не радует, и ничто не делает меня счастливою!" Еслибы Нелли приучена была просить совета у своей матери и доверяться её любви, она, вероятно, сказала бы ей все это; по теперь глаза её наполнились только слезами, и она молча повесила голову.

-- Ну, что же? сказала мистрис Мильрой, начиная терять терпение. - Ты имеешь нечто сказать мне о мисс Гуильт. Что же именно?

Нелли проглотила слезы и сделала над собой усилие чтоб отвечать.

-- Она придирается ко мне до невозможности, мама; я не могу выносить ее; я сделаю что-нибудь такое.... Нелли остановилась и сердито топнула ножкой. - Я просто брошу ей что-нибудь в лицо, если она не уймется! Вероятно, я сделала бы это и сегодня, еслибы не убежала из комнаты. О, поговорите об этом папа! Найдите какую-нибудь причину, чтоб избавить меня от нея! Я готова поступить в школу, я готова идти куда угодно, лишь бы избавиться от мисс Гуильт!

-- Избавиться от мисс Гуильт!

Услыхав от дочери эти слова - эхо её собственного тайного и задушевного желания, мистрис Мильрой медленно приподнялась на постели. Что бы это значило? Неужели помощь, в которой она нуждалась, доджяа была явиться к ней из того источника, откуда она менее всего ожидала её?

-- Почему желаешь ты избавиться от мисс Гуильт? спросила она. - В чем можешь ты поакадоваться на нее?

-- Ни в чем! сказала Нелли. - В этом-то и вся беда. Мисс Гуильт не подает мне ни малейшого повода к жалобам. Она положительно невыносима; она доводит меня до бешенства, и в то же время остается образцом приличия и вежливости. Может-быть, это очень дурно, мама, но мне все равно: я ненавижу ее!

Мистрис Мильрой устремила на дочь пытливый взгляд, каким она никогда не смотрела на нее до сих пор. Тут, очевидно, крылась тайна, которую из собственных разчетов ей необходимо было проникнуть, и потому она продолжала пытать Нелли, обнаруживая все большее и большее участие к её секрету.

-- Налей мне чашку чаю, сказала она, - и не волнуйся так, моя милая. Для чего говоришь ты об этом мне? Почему не поговорить тебе об этом с отцом?

-- Я уже пробовала говорить с папа папа, почему я так ненавижу мисс Гуильт; я не могу объяснить этого и вам, а только понимаю это сама.

Она попробовала было налить чашку чаю, и опрокинула ее.

-- Нет, я лучше пойду опять вниз! воскликнула Нелли, заливаясь слезами. - Я не гожусь ни для чего, даже чашки чаю не могу налить!

Мистрис Мильрой схватила ее за руку и остановила. Как ни маловажны были замечания Нелли об отношениях майора к мисс Гуильт, они возбудили ревность её матери. Вся сдержанность, на которую она только была способна, мгновенно оставила ее, невзирая на присутствие шестнадцатилетней девочки, и притом её родной дочери.

-- Подожди! сказала она с жаром. - Ты напала на настоящий предмет и на настоящее лицо. Продолжай бранить мисс Гуильт. Мне приятно это слышать: я также ненавижу ее!

-- Вы, мама? воскликнула Нелли, с удивлением глядя на свою мать.

Для мистрис Мильрой наступила минута колебания. Последния воспоминания об её прежней счастливой супружеской жизни сильно побуждали ее пощадить пол и возраст её дочери. Но ревность не щадит ничего; ни в небесах, ни на земле она не видит никого кроме себя самой. Медленный огонь мучительной страсти, горевший день и ночь в груди несчастной женщины, страшно сверкнул в глазах её в ту минуту, как она медленно и едко произносила следующия слова:

-- Еслибы ты не была слепа, то ужь конечно никогда не обратилась бы к своему отцу, сказала она. - Твой отец имеет особенные причины, чтобы не послушать ни тебя, ни меня, ни кого, кто захотел бы сказать ему что-нибудь о мисс Гуильт.

Многия девочки в возрасте Нелли не поняли бы тайного значения этих слов. Но, к несчастию, она слишком хорошо знала свою мать, чтобы вполне уразуметь её мысль. Нелли вспыхнула и отскочила от постели.

-- Мама! сказала она, - вы произнесли страшное слово! Папа наилучший, наидобрейший из людей.... О, я не хочу вас слушать! я не хочу вас слушать!

Тогда неукротимый характер мистрис Мильрой проявился во всей своей силе, тем более что она чувствовала себя неправою.

-- Ах ты наглая, безмозглая девчонка! с яростию возразила она. - Неужели ты будешь напоминать мне о моих обязанностях к твоему отцу? Неужели я должна учиться у такой безстыдной девчонки как мне говорить, как мне думать о твоем отце, как мне любить и почитать его! Знай, безстыдная тварь, что твое появление на свет было для меня большим разочарованием: я желала иметь мальчика! Если ты когда-либо найдешь дурака, который захочет на тебе жениться, то счастлив он будет, если ты будешь любить его вполовину, в четвертую, в стотысячную долю менее того как я любила твоего отца. Да, плачь теперь, когда уже поздно; пресмыкайся теперь на коленях перед матерью, когда ты уже оскорбила ее. О негодный, грязный недоросль! Я была в десять раз красивее тебя, когда выходила за твоего отца; я прошла бы сквозь огонь и воду, чтоб угодить ему! Если б он потребовав, чтоб я отрубила для него по локоть свою руку, я и на это решилась бы для него; говорю тебе: я а на это решалась бы рада его правота!

Она вдруг повернулась лицом к стене, забыв о дочери, о муже, обо всем на свете кроме своей погибшей красоты.

-- Мои руки! слабо повторила она про себя. - О, какие руки я имела в молодости! Она украдкой приподняла рукав своего капота а содрогнулась. - А теперь взгляни на них! Взгляни на них!

Нелли упала на колена подле постели а спрятала в ней свое лицо. Нигде не находя утешения и помощи, она в отчаянии инстинктивно бросилась под крыло матери, и вот чем все это кончилось!

-- О, мама, говорила она умоляющим голосом, - вы знаете, что я не хотела оскорбить вас. Но я не могла воздержать себя, когда вы стали говорить так о папа. О, простите, простите меня!

Мистрис Мильрой снова повернулась на подушке, и безсознательно посмотрела на дочь.

-- Простить тебя? повторила она, еще думая о прошедшем, и медленно возвращаясь к сознанию настоящого.

-- Погоди немного, возразила мистрис Мильрой. - А сказала она через минуту, - теперь я понимаю! Простить тебя? Да, хорошо, я прощу тебя, но под одним условием. Она приподняла головку Нелли и пытливо посмотрела ей в лицо. - Скажи мне, почему ненавидишь ты мисс Гуильт? У тебя есть свои причины чтобы ненавидеть ее, и ты еще не открыла мне их.

Голова Нелли снова опустилась. Жгучая краска стыда, которую она скрывала от матери на лице своем, выступила на шее. Мать увидала это и дала ей время оправиться.

-- Скажи мне, повторила мистрис Мильрой, на этот раз более ласковым голосом, - почему ты ненавидишь ее?

Нелли отвечала неохотно и с запинками.

-- Потому что она старается....

-- Старается о чем?

-- Старается заставить одного человека, который гораздо...

-- Что гораздо?

-- Гораздо моложе её.

-- Заставать его жениться на себе?

-- Да, мама.

Едва владея собою от волнения и любопытства, мистрис Мильрой наклонилась вперед, и стала ласково перебирать рукою волосы дочери.

-- Кто же это, Нелли? спросила она шепотом.

-- Вы никому не скажете, что это я вам открыла, мама?

-- Никому! Кто же это?

-- Мистер Армадель.

Мистрис Мильрой снова опустилась на подушку в мертвом молчании. Признание дочери в её первой любви, - признание, которое обратило бы на себя внимание всякой другой матери, не заняло ее ни на одну минуту. Ревность, искажавшая все по своему произволу, старалась исказить теперь и то что она только-что услыхала от дочери. "Плутни, подумала она, способны провести мою дочь, но не меня."

-- Что же, мисс Гуильт имеет какие нибудь шансы на успех? спросила она громко. - Интересуется ею мистер Армадель?

Нелли в первый раз взглянула на свою мать. Самый трудный шаг был уже сделан, она открыла ей всю истину насчет мисс Гуильт и прямо назвала Аллана.

-- Но почему тайна мистера Армаделя известна тебе? опросила мистрис Мильрой. - Неужели он выбрал именно тебя в поверенные своей любви к мисс Гуильт?

-- Меня! воскликнула Нелли с негодованием. - Достаточно и того, что он сообщил это папа.

При имени майора любопытство мистрис Мильрой возрасло до величайших размеров. Она снова приподнялась с подушки.

-- Возьми стул, дитя, оказала она. - Сядь и разкажи мне все по порядку. Но помни, все до единого слова!

-- Я могу разказать вам, мама, лишь то что слышала от папа.

-- Когда?

-- В субботу. Я принесла ему в мастерскую завтрак, а он мне о говорит: "Сейчас у меня был мистер Армадель, и я хочу предупредить тебя об одной вещи, покамест не забыл." Я ничего на это не сказала, мама, а только ждала. Тогда папа стал разказывать мне, что мистер Армадель говорил с ним о мисс Гуильт и предлагал ему такие вопросы, которых никто в его положении не имеет права делать. Папа говорит, что он принужден был дружески заметить мистеру Армаделю, чтобы на будущий раз он был поделикатнее и поосмотрительнее. Впрочем, я не слишком интересовалась этим, мама: какое мне дело до того что именно Армадель сделал или сказал. Стоит ли мне заботиться об этом?

-- О себе пожалуста не распространяйся, резко перебила ее мистрис Мильрой. - Скажи лучше, что сообщил тебе твой отец? Что он делал, говоря о мисс Гуильт? Какой у него был вид?

-- Обыкновенный, мама. Он ходил в это время взад и вперед по мастерской; и я также взяла его под руку и стада ходить вместе с ним.

-- Мне решительно все равно, что ты делала, сказала мистрис Мильрой, приходя все в большее и большее раздражение. - Сообщил ли тебе отец вопросы мистера Армаделя, или нет?

-- Да, мама. Он сказал, что мистер Армадель прежде всего признался в своей любви к мисс Гуильт, а потом стал разспрашивать у папа историю её семейных несчастий.

-- Что!... воскликнула мистрис Мильрой. Это слово вырвалось у нея почти с криком, и белая штукатурка на лице её треснула во всех направлениях. - Мистер Армадель сказал это? продолжала она, все более и более перевешиваясь через постель.

Нелли вскочила с своего места и попыталась снова удожит мать на подушки.

-- Мама! воскликнула она, - что вас безпокоит! Не больны ли вы? Вы меня пугаете!

Я попробую лечь на другой бок, а ты продолжай говорить! Продолжай, я ведь слушаю, хоть и не смотрю на тебя. Она отвернулась лицом к стене и судорожно сжала под простыней свои дрожащия руки. "Поймала я тебя!" прошептала она задыхаясь. "Наконец-то я тебя поймала!"

-- Я боюсь, что слишком утомила вас своим разговором, сказала Нелли; - я слишком долго здесь оставалась. Не уйдти ли мне вниз, мама, а потом я опять к вам приду?

-- Продолжай, повторила мистрис Мильрой машинально. - Что еще сообщил тебе отец? Что-нибудь о мистере Армаделе?

-- Ничего более, кроме ответа, который он дал ему, сказала Нелли. - Папа повторил мне свои собственные слова. Он сказал ему: "Так как со стороны мисс Гуильт не было никаких добровольных признаний, то мне и вам, мистер Армадель, извините меня за откровенность, и всякому другому подобает знать о ней лишь то, что вступая ко мне в дом, она представила о себе самые удовлетворительные сведения." А ведь хорошо он его срезал, мама, не правда ли? И поделом мистеру Армаделю; я его нисколько не жалею: он совершенно заслуживал это. Затем папа стад предостерегать меня. Он запретил мне поощрять любопытство мистера Армаделя, если тот вздумает обратиться с своими разспросами ко мне. Как будто он посмеет меня разспрашивать! И как будто я стану его слушать, еслиб он и решился на это! Ну, вот и все, мама. Вы конечно, не подумаете, что я разказала вам это для того чтобы помешать мистеру Армаделю жениться на мисс Гуильт? Пусть его женится на ней, если хочет, мне-то что за дело!... Голос Нелли дрожал, произнося эти слова, и все лицо её было живым опровержением заявленного ею равнодушия. - Мне ничего более не нужно, как избавиться от несчастия иметь гувернанткою мисс Гуильт. Пусть меня лучше отдадут в школу. Я хочу быть в школе. Я совсем переменила мнение на этот счет, только не решаюсь сказать этого папа. Не могу понять что со мною сделалось; у меня, кажется, ко всему пропала теперь охота и бодрость, а когда папа сажает меня по вечерам на колени и говорит: "потолкуем немного, Нелли", я начинаю плакать. Не возьметесь ли вы поговорит ему, мама, что я переменила мнение и желаю поступить в школу?

Глаза её наполнились слезами; она даже не заметила, что мать ни разу не повернулась в её сторону, чтобы посмотреть на нее.

-- Да, да! сказала мистрис Мильрой разсеянно. - Ты у меня умная девочка; тебя отдадут в школу.

Краткость и сухость этого ответа ясно доказала Нелли, что внимание её матери занято было совершенно другим предметом, и что безполезно было бы продолжать это свидание. Она отвернулась спокойно, не сделав ни малейшого замечания. Равнодушие матери было для нея не новостью. Взглянув на себя в зеркало, она налила холодной воды и обмыла лицо.

-- Мисс Гуильт не должна заметить что я плакала! подумала Нелли, возвращаясь назад к постели, чтобы проститься с матерью.

-- Я утомила вас, мама, сказала она кротко. - Отпустите меня теперь; я вернусь к вам позднее, когда вы отдохнете.

-- Да, да, машинально повторила мать, - позднее, когда я отдохну немного.

Нелли вышла из комнаты. Минуту спустя, мистрис Мильрой позвонила горничную. Несмотря на выслушанный ею разказ, несмотря на все разумные выводы, естественно вытекавшие из самих фактов, она все также упорно держалась своих ревнивых подозрений.

"Пусть верит ей мистер Армадель, и моя дочь, подумала взбешенная женщина. Но я знаю майора и меня она не проведет!"

Явилась горничная.

-- Приподними меня, сказала мистрис Мильрой. - И подай мне пюпитр. Я хочу писать.

-- Вы слишком взволнованы, возразила горничная. - Вам нельзя писать.

-- Подай пюпитр, повторила мистрис Мильрой.

-- Не нужно ли еще чего? спросила Рашель, повторяя свою неизменную формулу и прилаживая пюпитр на постели.

-- Да. Через полчаса вернись сюда опять. Ты отнесешь письмо в большой дом.

-- Господи помилуй! воскликнула она с неподдельным удивлением. - Что вы там еще придумали? Ужь не собираетесь ли вы писать к....?

-- Я хочу писать к мистеру Армаделю, перебила мистрис Мильрой; - ты отнесешь к нему письмо и дождешься ответа; но помни, ни одна живая душа в доме, кроме тебя и меня, не должна знать об этом?

-- Для чего пишете вы к мистеру Армаделю? спросила Рашель. - И почему никто, кроме нас двух, не должен знать об этом?

-- Подожди, возразила мистрис Мильрой, - и ты узнаешь.

-- Я готова помогать вам с открытыми глазами, сказала она, - а в повязке я действовать не намерена.

-- О! еслиб не ноги! простонала мистрис Мильрой. - Еслиб я могла обойдтись без тебя, жалкое создание!

-- Голова у вас совершенно здорова, возразила невозмутимая горничная. - И вам, кажется, давно пора знать, что я не удовольствуюсь полупризнаниями.

Замечание было резко, но справедливо, особенно после вскрытия письма мисс Гуилет. Мистрис Мильрой смирилась.

-- Я хочу знать, о чем вы пишете к мистеру Армаделю?

-- О мисс Гуильт.

-- А какое дело мистеру Армаделю до вас и до мисс Гуильт?

Мистрис Мильрой взяла письмо, возвращенное ей из почтамта.

Горничная наклонилась, не спуская глаз с двери.

-- Ты знаешь, что почтальйон носил это письмо в Кингсдоун Крессент, сказала мистрис Мильрой, - что он не нашел там мистрис Мандевидь, и что никто не мог сказать ему куда она уехала?

-- Ну, прошептала Рашель, - что же дальше?

-- А вот что. Когда мистер Армадель получит письмо, которое я намерена писать ему, он отправится по тому же адресу, по которому ходил и почтальйон, и мы увидим что из этого выйдет, когда спросит о мистрис Мандевиль.

-- Я скажу ему, чтоб он обратился за справками о мисс Гуильт.

-- Да что он влюблен что ли в эту мисс Гуильт?

-- Да.

-- А! сказала горничная. - Теперь понимаю!