Армадель.
Книга четвертая.
XII. Скандал на станции жел е зной дороги.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга четвертая. XII. Скандал на станции жел е зной дороги. (старая орфография)

XII. Скандал на станции железной дороги.

Час спустя, хозяйка мисс Гуильт терялась в догадках, а крикливые дети её суетились и возились немилосердно. Непредвиденные обстоятельства внезапно вынуждали жилицу нижняго этажа очистить квартиру и ехать в тот же день в Лондон с одиннадцатичасовым поездом.

-- Прошу вас, велите привести мне извощичью карету к половине одиннадцатого, сказала мисс Гуильт удивленной хозяйке дома, сопровождавшей ее на лестницу. - Не сердитесь на меня, добрейшее созданье, если я попрошу вас не тревожить меня до приезда кареты.

Войдя в комнату, она заперла за собою дверь и потом открыла свой пюпитр.

-- Теперь нужно приготовить письмо к майору! сказала она. - В каких же выражениях мне написать его?

Подумав немного, она повидимому решилась; выбрала самое дурное перо, какое только можно было найдти, и взяв грязный лист нотной бумаги, начала письмо тем, что выставила на верху кривыми неуклюжими буквами число, и потом нарочно сделала пятно. Останавливаясь иногда, для того чтобы подумать, иногда для того чтобы сделать новое пятно, она написала следующее:

"Досточтимый сэр, - совесть говорит мне, что должно открыть вам нечто такое, что, по моему мнению, вы непременно должны знать. Вы должны знать о проделках вашей дочери с молодым мистером Армаделем. Желаю, чтобы вы удостоверились, и притом как можно скорее, туда ли ходит она по утрам перед завтраком, куда ей следует ходить. Я не люблю сплетничать там, где дело идет об истинной любви с обеих сторон. Но я не думаю, чтобы молодой человек имел сериозные намерения. Я полагаю, что он просто забавляется ею. Другая особа, которую я не назову вам, владеет его сердцем. Извините, если я не выставлю здесь своего имени; мы люди темные, и это могло бы навлечь на меня неприятность. Покамест не скажу вам ничего более, уважаемый сэр, и остаюсь навсегда

-- Кончено! сказала мисс Гуалет, складывая письмо. - Еслиб я была по профессии писательницею повестей, то и тогда едва ли могла бы подделаться более удачно под слог и почерк слуги!

Она надписала адрес, полюбовалась еще раз на грубые, неуклюжия буквы, выведенные её нежною рукой, и прежде чем приняться за укладку вещей, пошла сама отнести письмо на почту.

"Странно!" подумала она, когда письмо было отнесено, и она снова вернулась в свою комнату, чтобы приготовиться к дороге; "я опрометчиво решаюсь на ужаснейший риск, и между тем никогда в жизни не чувствовала себя в лучшем настроении духа!"

Когда карета подъехала к дому, ящики были уложены, а сама мисс Гуильт одета (по обыкновению изящно) в красивый дорожный костюм. Густой вуаль, который она привыкла носить в Лондоне, в первый раз появился на её сельской соломенной шляпе.

-- В вагонах часто встречаются невежи и грубияны, сказала она хозяйке. - И хотя я одеваюсь скромно, во мои волосы слишком заметны.

Она была немного бледнее обыкновенного; но никогда не была она столь кротка и привлекательна, столь грациозно-ласкова и приветлива, как в минуту отъезда. Простодушные домохозяева были глубоко тронуты, прощаясь с нею. Говоря с хозяином самым вкрадчивым голосом и озаряя его своею светлейшею улыбкой, она непременно захотела пожать ему руку.

-- Вы были так добры ко мгие, сказала она потом, обращаясь к хозяйке, - как настоящая мать, и непременно должны поцеловать меня на прощаньи.

Затем полушутливо, полунежно она обвяла гуртом всех детей и оставила им шиллинг на лакомства.

-- О, еслиб я могла оставить им соверен, прошептала она матери, - как бы я была рада!

Неуклюжий малый, бегавший на посылках, ожидал у дверок кареты. Он был груб, неопрятен, с разинутым ртом и поднятым к верху носом, но неизлечимая страсть женщины нравиться и увлекать даже и тут нашла себе пищу.

и найди себе красавицу жену! Благодарю тебя тысячу раз!

Она ласково потрепала его по щеке двумя пальцами, на которые была натянута перчатка, улыбнулась, кивнула головой и вскочила в карету.

-- Теперь очередь за Армаделем! сказала она, когда карета тронулась с места.

Опасения Аллана пропустить поезд заставили его приехать на дебаркадер ранее обыкновенного. Взяв билет и поручив свои вещи сторожу, он стал ходить по платформе, думая о Нелли, когда позади его послышался шорох женского платья. Он обернулся и очутился лицом к лицу с мисс Гуильт.

На этот раз убежать от нея не было никакой возможности. По правую руку была стена, по левую - рельсы, позади - тоннель, а впереди мисс Гуильт, которая спрашивала своим вкрадчивым голоском, не в Лондон ли собирается мистер Армадель?

Аллан вспыхнул от злости и удивления. Какой ответ мог он дать кроме утвердительного, когда он очевидно стоял в ожидании поезда, а около него лежали его вещи с надписью: "в Лондон?" Мог ли он пропустить поезд и потерять таким образом драгоценные часы, столь существенно-необходимые для Нелли и для него самого? Невозможно! Аллан поневоле подтвердил печатную улику на его чемодане и в то же время искренно пожелал провалиться сквозь землю.

-- Какой приятный случай! заметила мисс Гуильт. - Я также еду в Лондон. Можно просить вас, мистер Армадель (так как вы совершенно одни), быть моим провожатым во время этого переезда?

Аллан взглянул на маленький кружок пассажиров и их друзей, собравшихся на платформе около кассы. Все они были торп-амброзские жители, и вероятно, каждый из них знал в лицо его и мисс Гуильт. В отчаянии, не зная что делать, он вынул сигарочницу.

-- Я был бы весьма счастлив, сказал он с смущением, которое в данном случае было почти дерзостью. - Но я.... я, как говорят люди, не выносящие сигар, раб куренья.

-- Я обожаю сигары! отвечала мисс Гуильт с своею обыкновенною живостью и веселостью. - Это одно из преимуществ мущины, которому я всегда завидовала. Я боюсь, мистер Армадель, чтобы вы не подумали, что я навязываюсь вам. Конечно, это имеет вид навязчивости, но дело в том, что мне нужно сказать вам наедине несколько слов о мистере Мидвинтере.

В эту минуту подъехал поезд. Уже не говоря о Мидвинтере, простая вежливость требовала, чтоб Аллан согласился. Быв причиной её удаления из дома майора Мильроя, еще несколько дней тому назад явно уклонившись от встречи с нею на большой дороге, он не мог отказаться от настоящей поездки в Лондон, не сделав прямой грубости, которая была бы непростительна. "Чорт бы ее побрал!" внутренно подумал Аллан, подсаживая свою спутницу в отдельный вагон, которым подслужился ему сторож, преимущественно перед всеми пассажирами.

-- Вас тут никто не потревожит, сэр, таинственно прошептал он, улыбаясь и приподнимая шляпу.

Аллан охотно дал бы ему тумака.

-- Подождите! сказал он из окошка. - Я не хочу особенного отделения.

Но это было напрасно: сторож не слыхал этих слов, раздался свисток, и машина понеслась в Лондон.

Избранный кружок провожатых, оставшийся на платформе, столпился около начальника станции, мистера Макка.

Этот мастер Макк пользовался большою популярностью в целом околотке. Он имел две особенности, неизменно характеризующия истого Англичанина: он был старый служака и человек весьма скупой на слова. Конклав, собравшийся на платформе, настойчиво желал звать его мнение прежде чем остановиться на каком-либо решении. Со всех сторон посыпался перекрестный огонь замечаний; во все предположения оканчивались вопросом, обращенным прямо к мистеру Макку.

-- Не правда ли, она поймала его? Она вернется назад в качестве "мистрис Армадель," не так ли? Лучше бы ему держаться мисс Мильрой! Мисс Мильрой сама к нему так и льнула. Она приходила к нему в большой дом не правда ли?

-- Ничуть не бывало; это безсовестно чернить репутацию девушки. Ее просто застигла гроза подле его дома; он принужден был предложить ей у себя убежище, и с тех пор она ни разу туда и не заглядывала. А вот мисс Гуильт, другое дело. Она была там даже и не во время грозы, и уехала теперь с ним в Лондон, не так ли мистер Макк?

-- Ну не вертопрах ли он, этот Армадель, со всем его богатством? Влюбиться в рыжую женщину, восемью или девятью годами старше его! Ей наверное тридцать. Вот что я говорю, мистер Макк. А вы как думаете?

согласится со мною, не правда ли сэр?

-- Джентльмены, сказал мистер Макк своим резким военным тоном и с непроницаемою военною скрытностью: - она чертовски хороша собою. И будь я в возрасте мистера Армаделя, мне кажется, она и меня заставила бы жениться на себе, еслибы пожелала.

Выразив это мнение, начальник станции повернул направо кругом и скрылся за неприступными траншеями своей кассы.

Торп-амброзские граждане посмотрели на затворенную дверь и важно покачали головами. Мистер Макк разочаровал их. Мнение, явно признающее бренность вашей человеческой природы, никогда не может быть популярным. "Это все равно что утверждать, будто каждый из вас женился бы на ней, еслибы мы были в возрасте мистера Армаделя!" Таково было общее впечатление, вынесенное конклавом по окончании митинга, когда члены его стали расходиться.

Последним из этого кружка был один старый господин, имевший привычку озираться кругом. Остановившись у дверей воксала, этот наблюдательный человек стад оглядывать платформу с одного конца до другого и наконец увидал за углом стены пожилого человека, в черном платье, который до сих пор оставался непримеченным.

-- Боже мой, что я вижу! сказал старый джентльмен, вопросительно подвигаясь вперед. - Неужели это мистер Башвуд?

То был действительно мистер Башвуд, который, повинуясь врожденному любопытству, пришел на станцию железной дороги, с целью открыть тайну внезапной поездки Аллана в Лондон, - мистер Башвуд, который, притаившись за углом стены, слышал и видел все что слышали и видели другие, и который, повидимому, был чрезвычайно этим озадачен. Он стоял прислонившись к стене, подобно статуе, одною рукой прижимая свою непокрытую голову, в другой держа шляпу; он стоял с какою-то странною краской на лице, с тупым выражением в глазах, и прямо смотрел на другую сторону станции, в мрачную глубину тоннеля, как будто поезд скрылся в нем лишь за минуту перед тем.

--Не дурно ли вам? спросил старый джентльмен. - Воспользуйтесь моим советом; отправляйтесь лучше домой и ложитесь в постель.

Мистер Башвуд машинально выслушал его с своим обыкновенным вниманием и машинально отвечал ему с своею обыкновенною вежливостью.

-- Да, сэр, сказал он тихим, потерянным голосом, как человек находящийся между сном и бдением, - я пойду домой и лягу.

-- Вот это хорошо, возразил старый джентльмен, направляясь к дверям. - И примите пилюлю, мистер Башвуд, примите пилюлю.

Минут пять спустя, сторож, запирая станцию, нашел мистера Башвуда на прежнем месте у стены, стоявшого с непокрытою головой и упорно смотревшого в черную глубину тоннеля, как будто поезд исчез в нем только за минуту перед тем.

-- Пожалуйте, сэр! сказал сторож: - я должен запирать. Вы что-то не в духе сегодня: не случилось ли чего у вас дома? Попробуйте-ка хлебнуть джину.

-- Да, сказал мистер Башвуд, отвечая ему тем же тоном, каким он отвечал старому джентльмену, - попробую хлебнуть джину.

Сторож взял его под руку и вывел вон.

-- Вы найдете это здесь, сказал он многозначительно, указывая рукой на таверну, - и могу сказать, что по вкусу придется.

-- Я найду это здесь, как эхо повторил мистер Башвуд, - и могу сказать, что по вкусу придется.

Воля его была, повидимому, парализована, а действия положительно зависели от произвола других людей. Он сделал было несколько шагов в направлении к таверне, остановился, зашатался и ухватился за фонарный столб.

Сторож, все время следивший за ним, еще раз взял его под руку.

Мистер Башвуд опять, как эхо, повторил последнее слово своим растерянным тихим голосом.

Сторожу ужь время было идти обедать. Но когда Англичанин низшого сословия воображает, что он наткнулся на пьяного, сочувствие его к нему становится безпредельным. Сторож отложил обед в сторону и заботливо помог мистеру Башвуду дойдти до таверны.

-- Джин опять поставит вас на ноги, прошептал ему этот благодетельный Самарянин, глубоко сочувствовавший бедствиям происходящим от алкоголя.

Хотя мистер Башвуд и не был пьян, но действие предложенного ему сторожем лекарства было все-таки чудесно. Не успел он осушить стакана, как напиток уже оказал свое влияние. Давно потрясенная нервная система управляющого, совершенно парализованная теперь внезапным ударом, снова ожила и зашевелилась, как усталая лошадь под ударами шпор. Странный румянец на щеках и тупое выражение глаз исчезли в одно и то же время. После минутного усилия он настолько пришел в себя, что мог поблагодарить сторожа и спросить у него, не пожелает ли он и сам чего-нибудь выпить. Этот достойный муж немедленно согласился принять, в видах предохранения, порцию придуманного им лекарства и отправился домой обедать, как идут только люди, физически согретые джином, а нравственно одушевленные сознанием сделанного ими добра.

Еще сильно растерянный и задумчивый (но уже отдавая себе отчет в том куда он шел), мистер Башвуд в свою очередь оставил через несколько минут таверну. Он шел машинально в своем траурном платье, двигаясь темным пятном по белой, озаренной солнцем дороге, как двигался он некогда в окрестностях Торп-Амброза, вовремя своей первой встречи с Мидвинтером. Дойдя до того места, где дорога разбегалась в два противоположные направления, из которых одно вело в город, другое в большой дом, он остановился, не зная на что решиться, повидимому даже и не заботясь о том чтобы принять какое-нибудь решение.

-- Я отомщу ей! прошептал он, в припадке бешеной ревности против обманувшей его женщины. - Я отомщу ей, повторил он громче, - еслибы даже мне пришлось истратить на это до последняго полу-пенни!

Две-три публичные женщины, проходившия мимо его в город, услыхали эти слова.

-- Ах, ты старый хрыч! крикнули оне ему с свойственною им безстыдною наглостью: - что бы она ни сделала над тобой, по делом тебе!

Их сиплые голоса заставили его вздрогнуть, хотя он и не повял хорошенько их слов; во во избежание дальнейших встреч и насмешек он перешел на более уединенную дорогу, которая вела в большой дом.

его душе, - убеждения в том, что мисс Гуильт умышленно обманывала его с самого начала их знакомства. Все было безполезно. Никакое усилие не могло избавить его от одного преобладающого впечатления, от одной неотвязчивой мысли - мысли о мщении. Он снова встал, надел свою шляпу, сделал несколько быстрых шагов вперед, потом неизвестно почему вернулся, и медленно пошел назад.

-- Еслиб я одевался пощеголеватее! в отчаянии сказал бедняга. - Еслиб я был с нею немножко посмелее, быть-может она и не посмотрела бы на то что я стар!

Бешенство снова овладело им. Его дрожащия, липкия руки сжались в кулаки, и он грозно потряс ими по воздуху.

-- Я отомщу ей! повторил он. - Я отмщу ей, еслибы даже мне пришлось истратить на это до последняго полу-пенни!

Но так велика была её власть над ним, что даже чувство мстительности за полученное им оскорбление до сих пор сосредоточивалось лишь на ней одной, не распространяясь на человека, которого он считал своим соперником. Как в ярости, так и в любви он был исключительно занят одною мисс Гуильт.

мистер Башвуд подслушивал под окном большого дома, и адвокат заметил ему, что вероятно он чувствует большое любопытство относительно мисс Гуильт!

В одну минуту в уме мистера Башвуда совершилось неизбежное сцепление идей. Мнение адвоката о мисс Гуильт, высказанное им на прощаньи Аллану, внезапно промелькнуло в его голове вместе с насмешливым предложением мистера Педгифта удовлетворять этому любопытству всевозможными способами.

"Еще я могу поквитаться с нею, подумал он, если мистер Педгифт поможет мне! - Остановитесь, сэр отчаянно крикнул он, когда одноколка поравнялась с ним. - С вашего позволения, сэр, мне нужно поговорить с вами.

Педгифт Старший, не останавливаясь, убавил только шагу.

-- Через полчаса приходите в контору, сказал он. - Теперь мне некогда.

Мистер Башвуд снова уселся в тенистый уголок на окраине дороги. Он, повидимому, не в состоянии был чувствовать другого оскорбления кроме нестерпимого оскорбления нанесенного ему мисс Гуильт. Вместо того чтобы разсердиться на безцеремонное обращение мистера Педгифта, он истолковал его в свою пользу.

-- Через полчаса! сказал он покорно; - хорошо: я успею покамест успокоиться. Через полчаса: это очень любезно со стороны мистера Педгифта, хотя быть-может он и не имел в виду сделать мне любезность, приглашая меня к себе.

Чувство тяжести, давившей его голову, заставило его еще раз снять шляпу. Положив ее на колени и разсеянно барабаня своими дрожащими пальцами по её верхушке, он сидел с поникшею головой, углубившись в свои собственные мысли. Еслибы, увидав его в этом положении, мистер Педгифт Старший мог, заглянуть немного в будущее, то дрожащая рука управляющого, однообразно барабанившая теперь по шляпе, в состоянии была бы, несмотря на свое безсилие, остановить адвоката на дороге. Это была истощенная, худая, жалкая, старая рука истощенного, худого, жалкого старика, но тем не менее этой самой руке (говоря словами мистера Педгифта Старшого) суждено было сдернуть покрывало с прошедшого мисс Гуильт.