Армадель.
Книга четвертая.
XIII. Сердце старика.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга четвертая. XIII. Сердце старика. (старая орфография)

XIII. Сердце старика.

По истечении назначенного получаса, мистер Башвуд, в высшей степени пунктуальный, явился в контору и велел доложить мистеру Педгифту, что он пришел по его собственному назначению.

Адвокат приподнял голову с видом величайшого неудовольствия: он совсем забыл о сделанной им на дороге встрече.

-- Узнай что ему нужно, сказал Педгифт Старший Педгифту Младшему, который работал в одной с ним комнате, - и если нет ничего важного, то вели ему побывать как-нибудь в другое время.

Педгифт Младший быстро исчез и так же быстро вернулся назад.

-- Ну, что? спросил отец.

-- Да, что, отвечал сын, - он сегодня еще безтолковее и нерешительнее чем когда-либо. Я ничего не мог понять из его слов, кроме того что он непременно хочет вас видеть. Что до меня касается, продолжал Педгифт Младший, с своею обыкновенною сардоническою важностью, - то я полагаю, что у него скоро будет удар, и что в благодарность за вашу неизменную к нему благосклонность он хочет угостить вас наедине этим приятным зрелищем.

Педгифт Старший имел обыкновение каждого, не выключая даже и своего сына, побивать его же собственным орудием. - Пожалуста не забывай, Август, возразил он, - что мой кабинет не судебная палата. Здесь дурная шутка не всегда вызывает взрывы смеха! Попроси ко мне мистера Башвуда.

Мистер Башвуд был введен в комнату, а Педгифт Младший удалился.

-- Вы пожалуста не пускайте ему крови, сэр, прошептал неисправимый шутник, проходя позади кресла своего отца. - Горячия бутылки к пяткам и горчичник под ложечку - вот современное лекарство.

-- Сядьте, Башвуд, сказал Педгифт Старший, когда они остались одни, - и не забывайте, что время те же деньги. Говорите же скорей что у вас там, и как можно кратче.

Это вступление, сделанное довольно резким, но не сердитым тоном, не только не уменьшило, во скорее увеличило тягостное волнение мистера Башвуда. Произнося свою маленькую благодарственную речь и извиняясь в том, что обезпокоил своего патрона в часы занятий, он заикался и дрожал более чем когда-либо.

-- Всякому известно здесь, мистер Педгифт, сэр, как драгоценно ваше время. Ей-Богу так, ей-Богу так! В высшей степени драгоценно! Извините меня, сэр, я сейчас доложу вам обо всем. Вы были так добры, или лучше сказать, вы так епешили... нет, вы были так добры, что велели мне придти через полчаса, и вот я обдумал то что мне нужно сказать вам и приготовил это вкратце.

Проговорив эти безсвязные слова, он замолчал, и на лице его отразилось тупое отчаяние. Разказ, заранее приготовленный им в уме, улетучился, как скоро наступило время изложить его в словах. А между тем мистер Педгифт ждал в ненарушимом молчании; в его лице и обращении ясно выражалось то молчаливое сознание драгоценности его времени, которое каждый из вас, кто только посещал знаменитого доктора или знаменитого адвоката, вероятно подмечал на их лицах.

-- Слышали ли вы новость, сэр? заикаясь проговорил мистер Башвуд, снова теряя почву под ногами и упуская из вида главную мысль.

-- Касается она до меня? спросил Педгифт Старший с безпощадною краткостью и прямотой.

-- Это касается до одной дамы, сэр, то-есть нет, не дамы, я хотел сказать, - одного молодого человека, в котором вы принимали некогда большое участие. Как бы вы думали, мистер Педгифт, сэр! Мистер Армадель и мисс Гуильт уехали сегодня вместе в Лондон, вдвоем, сэр, вдвоем, в особенном вагоне. Неужели вы думаете, что он женится на ней? Неужели вы в самом деле думаете, как и все прочие, что он на ней женится?

Он сделал этот вопрос с внезапною краской в лице и с неожиданною энергией в движениях. Собственное сознание драгоценности времени мистера Педгифта, убеждение в великости его снисхождения, наконец врожденная застенчивость и робость, - все уступило место одному преобладающему желанию услыхать ответ адвоката. Делая этот вопрос, мистер Башвуд в первый раз в жизни заговорил громко.

еслибы только она пожелала этого. Ваша новость ничуть не удивляет меня, Башвуд. Мне очень жаль его. Я говорю это весьма искренно, хотя он и пренебрег моим советом. Но мне еще более жаль.... продолжал он, снова смягчаясь при мысли о свидании своем с Нелли в Парке.... - мне еще более жаль другую особу, которую я вам не назову. Впрочем, какое мне до этого дело? Что с вами такое случилось? продолжал он, в первый раз замечая в лице и манерах мистера Башвуда тупое отчаяние и глубокое уныние, вызванные ответом адвоката. - Не больны ли вы? Нет ли чего-нибудь такого что вы боитесь высказать? Я не понимаю вас. Неужели вы пришли сюда в мой рабочий кабинет, и притом в часы занятий, для того только чтобы сообщить мне, что молодой Армадель имел глупость сгубить свою карьеру? Да я предвидел это уже несколько недель тому назад; мало того, я высказал ему это во время нашего последняго разговора в большом доме.

При этих словах мистер Башвуд внезапно очнулся. Замечание о большом доме, сделанное вскользь адвокатом, в одну минуту привело ему на память цель его посещения.

-- Вот оно, вот оно, сэр! с жаром заговорил он. - Вот что именно я и хотел сказать вам; вот что я и заготавливал в своей голове. Мистер Педгифт, сэр, последний раз как вы были в большом доме, и возвращались оттуда в своей одноколке, вы - вы нагнала меня на проспекте.

-- Кажется, что так, с покорностью заметил Педгифт, - У моей кобылы шаг чуть-чуть пошибче вашего, Батвуд. Продолжайте, продолжайте. Надеюсь, что мы наконец дойдем до того к чему клонится ваша речь.

-- Вы остановились и заговорила со мною, сэр, продолжал мистер Батвуд, все с большим и большим одушевлением стремясь к концу. - Вы сказали, что подозреваете во мне некоторое любопытство относительно мисс Гуильт, и посоветовали мне (я очень хорошо помню ваши слова, сэр) всеми способами удовлетворять этому любопытству, так как вы сами ничего против этого не имели.

Педгифт Старший впервые почувствовал желание слушать далее.

-- Я действительно начинаю припоминать что-то, отвечал он; - и помню также, что мне показалось немного странным, что вы как нарочно случились, - я не хочу употреблять более оскорбительных выражений, - под открытым окном мистера Армаделя, в то время как я говорил с ним. Конечно, это могла быть случайность; но это походило скорее на любопытство. Я могу судить только по внешности, заключил Педгифт Старший, приправляя свой сарказм щепоткой табаку, - а внешния обстоятельства, Башвуд, были положительно против вас.

-- Я и не отрицаю этого, сэр. Я упомянул об этом лишь для того чтобы заявить вам, что как тогда, так и теперь я чувствую большое любопытство относительно мисс Гуильт.

-- Почему так? спросил Педгифт Старший, чуя нечто особенное в лице и манерах мистера Башвуда, но никак не догадываясь что бы это могло быть.

Наступило минутное молчание, после чего мистер Башвуд ухватился именно за то, за что обыкновенно хватаются нервные ненаходчивые люди, застигнутые в расплох. Он просто повторил сделанное им заявление.

-- Я чувствую некоторое любопытство, сэр, сказал он с странною смесью смелости и робости.

Опять наступила пауза. Несмотря на свою изощренную прозорливость и знание людей, адвокат был озадачен более чем когда-либо. Мастер Башвуд представлял собою одну из тех живых загадок, которые он менее всего способен был разрешить. Хотя мы безпрестанно видим, что благодаря чувственной страсти, закрадывающейся в душу стариков, ближайшие и лучшие их родные безсовестно лишаются наследства, священные семейные узы порываются неестественным образом, старая прочная дружба разлетается в прах, - тем не менее любовь дряхлых стариков с седыми волосами возбуждает в каждом мысль о непостижимой невероятности или о непостижимом безумии. Еслибы свидание, происходившее в приемной мистера Педгифта, происходило вместо того в его столовой, когда вино настроило бы его веселее, быть-может, он угадал бы истину. Но в часы занятий Педгифть Старший имел обыкновение разсматривать побуждения людей с деловой точки зрения, и по этой простой причине он не мог даже представить себе столь поразительную, столь непостижимую невероятность как невероятность любви мистера Башвуда.

Некоторые люди в положении адвоката попытались бы добиться толку, настойчиво повторяя¹ оставленный без ответа вопрос, между тем как Педгифть Старший благоразумно отложил эту попытку в сторону, покамест не поставил этого вопроса иначе.

-- Хорошо, продолжал он, - вы сказали, что чувствуете некоторое любопытство относительно мисс Гуильт. Что же далее?

Под влиянием волновавших его ощущений, ладони мистера Башвуда начали увлаживаться, как оне увлаживались в былые дни, когда он разказывал в большом доме Мидвинтеру историю своих семейных несчастий.

Он скомкал свой носовой платок и стал тихо перекладывать его из одной руки в другую.

-- Прав ли я, сэр, в своем предположении, начал он, - что вы имеете весьма невыгодное мнение о мисс Гуильт? Мне кажется, вы совершенно убеждены, что....

-- Послушайте, мой любезный, перебил Педгифт Старший, кажется ужь нечего сомневаться в этом. Ведь вы все время стояли под окном мистера Армаделя, покамест я с ним разговаривал, и ваши уши, я полагаю, не были заткнуты.

Мистер Башвуд не обиделся. Рана, нанесенная ему мисс Гуильт, была еще слишком свежа чтоб он мог чувствовать язвительный сарказм адвоката.

-- Вы, я полагаю, совершенно убеждены, сэр, продолжал он, - что в прошедшей жизни этой особы найдутся обстоятельства, которые покрыли бы ее величайшим позором, еслиб их можно было обнаружить?

-- Опять-таки повторяю вам, Башвуд, что окно в большом доме было не заперто, и что ваши уши, как я полагаю, не были заткнуты.

Попрежнему равнодушный к насмешке, мистер Башвуд упорно настаивал на своем.

-- Ваша многолетняя опытность в подобных вещах подсказала вам, если я не ошибаюсь, сэр, что мисс Гуильт, может-быть, известна полиции?

Педтфт Старший потерял терпение.

-- Ужь более десяти минут как вы в этой комнате, с сердцем проговорил он, - скажете ли вы мне наконец, попросту, чего вам нужно?

Говоря просто, мистер Башвуд, с огнем страсти на впалых щеках, - страсти, которая (по выражению мисс Гуильт) переродила его в мущину, - принял вызов адвоката и (как измученная овца перед загнавшею ее собакой) смело встретил мистера Педгифта на его же собственной почве.

-- Я хочу сказать, сэр, отвечал он, - что ваше мнение об этом деле есть тоже и мое мнение. Мне сдается, что в прошедшей жизни мисс Гуильт есть тайна, которую она скрывает от всех, и я хочу открыть ее.

Педгифт Старший воспользовался случаем и немедленно повторил свой прежний вопрос.

-- Почему же так? спросил он снова.

Мистер Башвуд опять смешался. Мог ли он признаться в том, что был настолько безумен, чтобы полюбить ее, и настолько низок, чтобы выполнять роль её шпиона? Мог ли он сказать: "Она обманывала меня с первой минуты, и бросила, как скоро достигла своей цели. Лишив меня счастия, чести и последней надежды в жизни, она покинула меня на-веки, и в моем старческом сердце горит теперь тайно и медленно сильный неугасаемый огонь мести. Месть эта будет полная, если я отравлю её успех, обличив её прошедшее. Чтобы купить эту месть, я готов отдать (на что мне деньги и самая жизнь?) последний фартинг из моих сбережений, последнюю каплю моей остывшей крови." Мог ли он сказать все это человеку, ждавшему теперь его ответа? Нет, он мог только подавить в себе эти чувства и молчать.

Лицо адвоката опять приняло суровое выражение.

-- Один из вас непременно должен высказаться, сказал он; - а так как вы очевидно не желаете этого, то я возьму это на себя. Ваше необыкновенное желание проникнуть тайну мисс Гуильт я могу объяснить двояким образом. Побуждения ваши или в высшей степени низки (не обижайтесь, Башвуд, ведь я только ставлю вопрос), или в высшей степени великодушны. Зная вашу безукоризненную репутацию и ваше отличное поведение, я почти обязан снять с вас всякое подозрение в низости. Я считаю вас столько же неспособным, сколько и себя самого, - никак не менее, уверяю вас, - воспользоваться для какой-нибудь корыстной цели теми неблагоприятными для мисс Гуильт сведениями, которые вы могли бы собрать об её прошедшей жизни. Хотите чтоб я продолжал далее? Или, быть-может, вы предпочитаете откровенно и добровольно открыть мне сами ваши намерения?

-- Я предпочитаю не прерывать вас, сэр, сказал мистер Башвуд.

-- Как вам угодно, продолжал Педгифт Старший. - Освободив вас от подозрения в низких побуждениях, я перехожу к великодушным побуждениям вообщей. Весьма может быть, что у вас необыкновенно благодарное сердце; а что мистер Армадель был чрезвычайно добр к вам, это не подлежит ни малейшему сомнению. Дав вам занятия в конторе, сначала временно, ради советов мистеру Мидвинтеру, он показал такое доверие к вашим правилам и способностям, что безусловно передал в ваши руки все управление, как скоро друг его уехал. Не скажу, чтоб я видал это на опыте, но по предположению, весьма может быть, что чувство благодарности за подобное доверие внушает вам такое сильное участие к судьбе вашего хозяина, что вы не можете равнодушно видеть как он стремится к своей погибели, не попытавшись спасти его, одинокого и безпомощного. Короче сказать, думаете ли вы, что предупредив вовремя мистера Армаделя о настоящих свойствах мисс Гуильт, можно будет воспрепятствовать этому браку, и хотите ли именно вы быть тем человеком, который откроет ему глаза? Если так, то....

Он остановился в изумлении. Повинуясь какому-то неудержимому порыву, мистер Башвуд вскочил с своего места. Он стоял задыхаясь и с мольбой простирая обе руки к адвокату, между тем как его поблекшее лицо внезапно засветилось каким-то внутренним восторгом, который сделал его на двадцать лет моложе.

-- Повторите это опять сэр! заговорил он с жаром, прежде чем мистер Педгифт Старший успел придти в себя от удивления. - Вопрос о мистере Армаделе, сэр! Повторите его еще раз! Только один раз, мистер Педгифт, прошу вас!

-- Думаю ли я, сказал мистер Башвуд, повторяя смысл, но не слова вопроса, что можно будет разлучить мистера Армаделя с мисс Гуильт, если ее покажут ему такою, какая она есть? Да, сэр! Вы спрашиваете также, желаю ли я быть тем человеком, который, откроет ему глаза? Да, сэр! да, сэр!! да, сэр!!!

-- Довольно странно, заметил адвокат, глядя на него все подозрительнее и подозрительнее, - что этот простой вопрос мог так сильно взволновать вас, потому только что он случайно попал на вашу мысль.

Этот вопрос попал именно на такую мысль, о которой и не подозревал мистер Педгифт. Он мгновенно освободил мистера Башвуда от мрачной гнетущей мысли о мщении, указав ему в открытии тайны мисс Гуильт целы которая до сих пор не приходила ему в голову. Брак, который он в ослеплении своем считал неизбежным, мог быть остановлен, - не в интересах Аллана, но в его собственных интересах, - а женщина, которую он считал на-веки для себя утраченною, могла еще быть отнята с бою, невзирая на обстоятельства! При одной мысли об этом, голова его закружилась. Его собственная решимость почти испугала его своею ужасною несообразностью относительно обыкновенного настроения его; духа и обыденных поступков его жизни.

Не получив ответа на свое последнее замечание, Педгифт Старший подумал немного прежде чем сказать что-либо.

"Одно тут ясно, разсуждал сам с собою адвокат, что истинное свое побуждение в этом деле он боится открыть мне. Мой вопрос очевидно дал ему возможность обмануть меня, и он воспользовался ею немедленно. Этого для меня достаточно. Будь я еще адвокатом мистера Армаделя, тайна эта стоила бы исследования. Но при настоящем положении дел меня вовсе не интересует преследовать мистера Башвуда от одной лжи к другой, до тех пор пока он, наконец, не сложит передо мной оружия. Для меня это вовсе ненужно, и я лучше предоставлю ему идти его собственными окольными путями."

Дойдя до такого заключения, Педгифт Старший отодвинул свой стул и поспешно встал чтобы прекратить свидание.

-- Не огорчайтесь, Башвуд, начал он. - Предмет нашего разговора, насколько я в нем замешан, уже исчерпан. Мне остается прибавить лишь несколько слов, и я имею привычку, как вы знаете, договаривать их стоя. Чтобы ни казалось мне темным в этом деле, а ужь одно открытие я наверно сделал. Я узнал, наконец, чего вам от меня нужно! Вам нужна моя помощь.

-- О, еслибы вы были так отменно добры, сэр! пробормотал мистер Башвуд. - Еслибы вы только позволили мне воспользоваться вашим мнением и советом!...

-- Погодите немного, Башвуд. С вашего позволения, мы разсмотрим эти два вопроса отдельно. Адвокат может высказывать свое мнение как и всякий другой человек; во когда он подает совет, клянусь лордом Гарри, сэр, это уже касается его профессии! Сделайте милость, пользуйтесь в этом случае моим мнением сколько вам угодно; я не скрываю его ни от кого. Я убежден, что в прошедшей жизни мисс Гуильт есть происшествия, которые (еслибы только можно было открыть их) внушили бы даже мистеру Армаделю, несмотря на его ослепление, страх жениться на ней, предполагая, впрочем, что он действительно имеет подобное намерение, ибо хотя многое говорит в пользу такого предположения, однако это еще все-таки не более как предположение. Что же касается до того способа, посредством которого можно было бы современем изобличить прошедшую жизнь этой женщины,--а она между тем, с помощию оглашения, выйдет быть-может замуж через две недели, - это такой вопрос, на который я положительно отказываюсь отвечать. Он заставил бы меня говорить с вами в качестве адвоката, и подать вам то что я положительно отказываюсь подать вам - мой адвокатский совет.

-- О, сэр, не говорите так! умолял мистер Башвуд. - Не откажите мне в величайшей милости, в неоцененном преимуществе выслушать ваш совет! У меня такая жалкая голова, мистер Педгифт! Я так стар и не догадлив, сэр; я всегда так терзаюсь и мучаюсь, когда что-нибудь выбьет меня из колеи. Я очень хорошо чувствую, что. раздражаю вас, отнимая дорогое время; я знаю, что для человека, с вашими дарованиями, время - те же деньги. Но вы верно извините меня, вы верно будете так добры, извините меня, сэр, если я осмелюсь сказать вам, что сберег несколько фунтов, и так как я совершенно одинок и ни от кого не завишу, то конечно имею право распорядиться моими сбережениями.

Исключительно занятый одною мыслию задобрить как-нибудь мистера Педгифта, он достал из кармана побуревший, разорванный бумажник и попытался было открыть его дрожащими руками на столе адвоката.

-- Спрячьте ваш бумажник сейчас же, сказал Педгифт Старший. - Даже более богатые люди чем вы пробовали заманить меня этим доводом, но нашли, что не на одной только сцене, а и в действительной жизни можно встретить столь куриозную вещь как неподкупный адвокат. При существующих обстоятельствах я не хочу иметь ничего общого с этим делом, а если желаете знать почему, то я прошу вас принять, к сведению, что мисс Гуильт утратила всякий юридический интерес в моих глазах, с тех пор как я перестал быть адвокатом мистера Армаделя. Сверх того, у меня могут быть другия причины, о которых я считаю лишним упоминать здесь. Достаточно и того объяснения, которое я уже дал вам. Идите своею дорогой и несите сами ответственность за ваши действия. Хоть вы и близко отваживаетесь подойдти к когтям мисс Гуильт, однако вам может-быть и удастся уйдти от нея неоцарапанным. Это покажет время; а покамест желаю вам доброго утра, и к стыду моему, сознаюсь, что я не знал до сих пор какой вы герой.

На этот раз мистер Башвуд почувствовал насмешку. Без упрека, без мольбы, и не сказав даже никакого прощального приветствия адвокату, он направился к дверям, тихо отворил их и вышел вон из комнаты.

Его прощальный взгляд и внезапно охватившее его молчание не ускользнули от Педгифта Старшого.

-- Башвуд кончит дурно, сказал адвокат, перебирая свои бумаги и невозмутимо возвращаясь к прерванным занятиям.

Сдержанная решимость, проявившаяся в лице и манерах мистера Башвуда, была в нем до такой степени поразительна и необыкновенна, что она обратила на себя даже внимание Педгифта Младшого и клерков, когда он проходил мимо их через первую комнату. Привыкнув смотреть на старика как на мишень для своих насмешек, они с громким смехом заметили совершившуюся в нем перемену. Он стал против Педгифта Младшого, безчувственный и глухой к сыпавшимся на него со всех сторон насмешкам, и пристально посмотрев ему в лицо, сказал ему спокойным и разсеянным тоном, как человек думающий вслух:

-- Не можете ли хоть вы помочь мне?

-- Сию минуту внести в списки имя Башвуда, сказал Педгифт Младший, обращаясь к клеркам. - Стул для мистера Башвуда и скамейку под ноги, если он пожелает. Подайте мне десть лучшей атласной бумаги и коробку отборнейших перьев, чтобы писать отметки по делу мистера Башвуда; да немедленно известить моего отца, что я намерен отделиться от него и под высоким покровительством мистера Башвуда открыть свою собственную контору. Сядьте, сэр, прошу вас, сядьте, и приказывайте.

Попрежнему глухой и безчувственный к сыпавшимся на него насмешкам, мистер Башвуд ждал когда угомонится Педгифт Младший, и потом спокойно от него отвернулся.

Яркие лучи солнца ослепляли его, а попадавшиеся ему навстречу экипажи и пешеходы пугали и озадачивали его. Он свернул в переулок и закрыл глаза рукой:

"Пойду лучше домой, подумал он, - запрусь и обдумаю все это хорошенько у себя в комнате."

Он квартировал в маленьком домике, находившемся в беднейшей части города, сам отворил себе дверь особенным ключом и тихонько взобрался на верх. Его единственная маленькая комнатка на каждом шагу жестоко напоминала ему мисс Гуильт. На камине находились цветы, полученные им от нея в различное время; все они давно уже увяли и высохли, но тщательно хранились под стеклянным колпаком на маленьком фарфоровом пьедестале. На стене висела жалкая раскрашенная гравюра женщины, которую он заботливо оправил в красивую рамку со стеклом, потому только, что во взгляде было небольшое сходство с нею. В его неуклюжем старом бюро из красного дерева хранилось несколько кратких повелительных писем, полученных от нея ей, он исполнял низкую роль шпиона в Торп-Амброзе. А когда, отвернувшись от этих предметов, он в изнеможении опустился на маленький диван, стоявший подле его кровати, там, на другом конце его, он увидал яркий галстук из голубого атласа, купленный им единственно- потому что она любила яркие цвета, во который он никак не решался носить, хотя и вынимал его каждое утро с твердою решимостью надеть на себя. Обыкновенно спокойный во всех своих движениях и умеренный в словах, он схватил теперь этот галстук, как живое существо одаренное чувством, и с проклятием швырнул на другой конец комнаты.

Время шло, и хотя решимость его воспрепятствовать браку мисс Гуильт оставалась непоколебимою, однако он тщетно старался придумать средство, которое помогло бы ему достигнуть этой цели. Чем более он думал об этом, тем мрачнее и мрачнее представлялось ему будущее.

Он снова встал, попрежнему утомленный, и подошел к буфету.

-- У меня жар и сильная жажда, сказал он: - чашка чаю освежит и успокоит меня.

"Даже собственные руки не хотят служить мне сегодня!, подумал он, подбирая просыпанные крошки чая и заботливо отряхая их в чайницу.

В эту прекрасную летнюю погоду огонь можно было найдти только на кухне. Держа в руке чайник, он спустился вниз за кипятком.

В кухне не было никого, кроме хозяйки дома. Это была одна из тех многочисленных английских матрон, жизненный путь которых в этом мире усеяв терниями, и которые находят грустную отраду смотреть при всяком удобном случае на изцарапанные и окровавленные ноги других людей в одинаковом с ними положении. Её единственный порок - любопытство не принадлежал к числу смертных грехов, а между многими отличавшими ее добродетелями она питала большое уважение к мистеру Башвуду, как к жильцу, который аккуратно платил за квартиру и в продолжение целого года изо дня в день был неизменно тих и вежлив.

-- Чем прикажете служить вам, сэр? спросила хозяйка. - Вам угодно кипятку? Как будто на зло не закипает вода, мистер Башвуд, когда нужно! Сущая каторга с этим огнем! Я ужь лучше подброшу еще поленце-другое, если вам угодно будет подождать немного. Ах, Боже мой, Боже мой! Извините меня, сэр, что я замечаю это, но какой у вас сегодня разстроенный вид!

которые он обнаружил и на дебаркадере.

-- У меня есть горе, сударыня, сказал он спокойно, - и я вахожу, что переносить его становится все труднее и труднее.

-- Ах, правда! простонала хозяйка. - Не знаю как вы, мистер Башвуд, а я хоть сейчас готова лечь в могилу, еслибы наступил мой час. Вы слишком одиноки, сэр. Когда нас посещает горе, то как-то легче бывает как свалишь половину на чужия плечи. Живи вот теперь, примерно, ваша покойная хозяюшка, сэр, какою бы она вам была отрадой, не правда ли?

Лицо мистера Башвуда болезненно искривилось. Хозяйка нечаянно напомнила ему о несчастиях его супружеской жизни. Для удовлетворения её любопытства насчет его семейных дел, он давно принужден был объявить ей, что он вдовец, и что его семейная жизнь была несовсем счастлива, во тем и ограничилась его откровенность. Он не решался поверить болтливой женщине, в свою очередь сообщившей бы это по секрету всему дому, ту печальную историю, которую он разказывал некогда Мидвинтеру, о своей пьяной жене, кончившей свою жалкую жизнь в сумашедшем доме.

-- Когда муж мой горюет, сэр, продолжала хозяйка, занятая своим котлом, - я всегда говорю ему: "Что бы ты сделал теперь сам, без " И когда он не очень сердит.... Сейчас закипит, мистер Башвуд.... то непременно скажет: "Ничего бы я не сделал, Лизавета." А ужь когда разсердится, так ответит: "В трактир бы пошел, мистрис, да и теперь пойду." Ах, и у меня также есть свое горе! Подумайте только: человек, у которого есть взрослые сыновья и дочери, пропивает последнюю копейку в трактире! Я что-то не припомню, мистер Башвуд, были ли у вас сыновья и дочери? Впрочем, да, вы говорили, кажется, что были. Дочери, сэр, не так ли? Ах, Боже мой, Боже мой! И верно все померли, да, да!

-- У меня была только одна дочь, сударыня, терпеливо сказал мистер Башвуд, - только одна, и та умерла, когда ей не было еще года.

-- Только одна! повторила сострадательная хозяйка. - Кажется, сейчас закипит, сэр, пожалуйте ваш чайник. Только одна! Ах, это еще тяжелее (не правда ли?), когда это единственное дитя! Вы, кажется, сказали, что это было ваше единственное дитя, не правда ли, сэр?

С минуту мистер Башвуд смотрел на эту женщину каким-то тупым, безсмысленным взором, не пытаясь даже и отвечать ей. Неумышленно напомнив ему о жене, которая опозорила его имя, она также неумышленно навела его теперь на тяжелое воспоминание о сыне, который разорил и бросил его. В первый раз с тех пор, как он разказывал свою историю Мидвинтеру во время их первой встречи в большом доме, в душе его опять возникло воспоминание о пережитом горе и разочаровании. Опять вспомнил он о давно-минувших днях, когда он принял на себя поручительство за сына, и когда безчестность этого сына вынудила его продать все до тла, чтобы заплатить требуемую неустойку.

-- У

-- Неужели? пропела хозяйка с выражением искренняго участия. - Дурно отплатил вам? Разбил ваше сердце, не так ли? О, это отзовется ему рано или поздно, ужь не безпокойтесь! Ведь не даром же написано было на скрижалях Моисеевых, мистер Башвуд: Чти отца твоего и матерь твою. Где он может быть теперь, сэр, и чем он занимается?

Вопрос этот был почти одинаков с тем, который предложил ему Мидвинтер, выслушав его разказ. И ответ мистера Башвуда был почти тот же.

На этих словах он запнулся и замолчал. Лицо его вспыхнуло, глаза заблистали; он отодвинул от себя только-что налитую чашку чаю и встал. Хозяйка в удивлении отступила назад. В лице её жильца промелькнуло выражение, которого она еще никогда не замечала.

-- Надеюсь, что я не оскорбила вас, сэр, сказала она, приходя в себя и в свою очередь собираясь обидеться при малейшем замечании.

-- Нисколько, сударыня, нисколько! отвечал он торопливым и странным голосом. - Я только вспомнил нечто.... нечто весьма важное. Я должен идти на верх.... Мне нужно только написать письмо, письмо, письмо. Чай я приду выпить после, сударыня. Прошу вашего извинения: я вам очень обязав, вы были весьма добры ко мне, а теперь, если позволите, я прощусь с вами.

К удивлению хозяйки, он дружески пожал ей руку, и бросив чай и чайник, пошел к дверям.

-- Так вот же вам мистер Педгифт с сыном! сказал он садясь и прищелкивая пальцами. - И у меня также есть сын!

Раздался стук в дверь, слабый, осторожный и таинственный. Заботливая хозяйка пришла узнать, ни занемог ли мистер Башвуд, и во второй раз просила принять её уверение в том, что она и в мыслях не имела оскорбить его.

-- Нет! нет! прокричал он ей через дверь. - Я совершенно здоров. Я пишу, сударыня, я пишу, прошу вас извинить меня.

"Она хорошая женщина, она отличная женщина, подумал он, когда хозяйка ушла. Нужно сделать ей маленький подарочек. Голова моя до того разстроена, что без нея я и не вспомнил бы об этом. О, еслибы сын мой служил еще в полиции! О, еслиб я сумел написать ему такое письмо, которое бы тронуло его!"

строки:

"Милый Джемс, ты вероятно удивишься, увидав мой почерк. Не думай, пожалуста, что я хочу просить у тебя денег, или упрекать тебя за то что ты разорил меня в пух и в прах, скомпрометтировав твоего поручителя и заставив его заплатить за тебя неустойку. Я совершенно готов, я искренно желаю забыть прошлое.

"Ты можешь (если только продолжаешь еще служить в тайной полиции) оказать мне величайшую услугу. Я нахожусь в страшном безпокойстве и огорчении по поводу одной особы, которою я сильно интересуюсь. Эта особа - дама. Если можешь, не смейся над этим признанием. Еслибы ты знал как я страдаю, то вместо того чтобы смеяться надо мною, ты почувствовал бы ко мне жалость.

"Я разказал бы тебе все подробности этого дела, во зная твой нетерпеливый характер, боюсь истощить твое терпение; быть-может, довольно будет сказать тебе, что судя по некоторым данным, прошедшее этой женщины небезупречно, и что меня в высшей степени интересует узнать все её тайны не далее как через две недели.

"Хотя я почти незнаком с действиями вашей конторы, однако я очень хорошо понимаю, что без настоящого адреса этой дамы ничего нельзя для меня сделать. К несчастию, он мне неизвестен. Знаю только, что она отправилась сегодня в Лондон в сопровождении того джентльмена, у которого я служу, и который (как я полагаю) не замедлит прислать мне приказ о высылке ему денег.

"Может ли это обстоятельство помочь вам? Я решаюсь сказать нам, ибо уже заранее разчитываю, мой друг, на твой совет и на твою помощь. Не стесняйся, пожалуста, финансовыми соображениями: у меня есть небольшие сбережения, и они все к твоим услугам. Пожалуста, отвечай мне с первою почтой. Если ты постараешься прекратить эту мучительную для меня неизвестность, то искупишь этим горе и разочарование, причиненные тобою в былое время, и сделаешь мне величайшее одолжение, которого никогда не позабудет

Отерев глаза, мистер Башвуд выставил на письме число и сделал следующий адрес: "Мистеру Джемсу Башвуду, в справочную контору тайной полиции, на Шедисайдской площади, в Довдове." Окончив это, он немедленно вышел и собственными руками отдал письмо на почту. Это было в понедельник, а ответ должен был придти с обратною почтой в среду.

он ожидал следующого дня. Вовторых, чем скорее управился бы он с делами конторы, тем удобнее было бы ему уехать в Лондон к сыну, не навлекая на себя ни малейшого подозрения явным нерадением о вверенных ему интересах.

Во вторник после обеда смутные слухи о какой-то разладице на мызе распространились оттуда через слуг майора Мильрой между слугами большого дома, которые в свою очередь попытались было, но совершенно безуспешно, разсеять ими внимание мистера Башвуда, сосредоточенное на делах. Они разказывали, что майор и мисс Нелли долго сидели наедине в таинственной беседе, по окончании которой лицо мисс Нелли обнаруживало явные следы слез. Это происходило в понедельник после обеда, а на следующий день (то-есть во вторник) майор удивил всех домашних, объявив им в коротких словах, что дочери его нужна перемена воздуха, и что он сам отвезет ее с первым же поездом в Лоустофт. Они уехали вместе, оба сериозные и молчаливые, но, повидимому, в весьма хороших отношениях. Прислуга большого дома объясняла эту домашнюю передрягу влиянием слухов, ходивших насчет Аллана и мисс Гуильт, между тем как на мызе отвергали такое объяснение и на весьма дельных основаниях. С половины понедельника и до самого вторника утром мисс Нелли безвыходно сидела в своей комнате, а майор, с своей стороны, тоже никуда не выходил и ни с кем не сообщался. Что же касается до мистрис Мильрой, то она, при первой попытке своей новой горничной разказать ей о городских слухах, пришла в такую ярость, услыхав имя мисс Гуильт, что немедленно заставила ее замолчать. Что-нибудь конечно случилось что заставило майора Мильрой так внезапно увезти дочь из дома, но ужь никак не скандалезный побег мистера Армаделя с мисс Гуильт, среди белого дня.

Прошло послеобеда, прошел вечер, и не случилось ничего кроме маленькой домашней передряги на мызе. Ничего не произошло (да ничего и не могло произойдти по самой природе вещей), чтобы разсеять заблуждение, на которое разчитывала мисс Гуильт, - заблуждение, разделяемое вместе с мистером Башвудом целым Торп-Амброзомь, будто она уехала с Алланом в Лондон, в качестве его будущей жены.

В среду утром, на встречу почтальйону, шедшему по улице, где жил мистер Башвуд, вышел и сам мистер Башвуд, которому так хотелось знать, нет ли письма на его имя, что он забыл даже надеть свою шляпу. К нему действительно было письмо - то самое письмо, которое он так жаждал получить от своего заблудшого сына.

Вот в каких словах отвечал молодой Башвуд на убедительную жалобу своего отца, жизнь и надежды которого он сгубил безвозвратно:

"Малый папаша, я-таки порядочно навострился здесь в разгадывании чужих тайн; во, признаюсь, таинственность вашего письма совершенно меня озадачивает. Ужь не спекулируете ли вы на интересные тайны и грешки какой-нибудь очаровательной женщины? Или после испытанного вами супружеского счастия, не собираетесь ли вы, на старости лет, наградить меня мачихой? Что бы там ни было, клянусь вам, что письмо ваше интересует меня.

"Заметьте, я не подшучиваю, хотя искушение почти непреодолимо. Напротив, я ужь подарил вам полчаса моего драгоценного времени. Местность, из которой вы мне пишете, показалась мне знакомою. Я справился с своею памятною книжкой и нашел, что несколько времени тому назад меня посылали в Торп-Амброз для наведения тайных справок по одному делу. Клиенткой моею была одна живая, бойкая старушка, которая, по хитрости своей, не объявила вам ни своего настоящого имени, ни адреса. Само собою разумеется, что мы сейчас же взялись за дело, и узнали кто она. Имя её мистрис Ольдершо, и если вы именно ее назначаете мне в мачихи, то советую вам хорошенько подумать прежде чем вы решитесь сделать ее мистрис Башвуд.

"Если же это не мистрис Ольдершо, а кто-нибудь другой, то я могу лишь посоветовать вам как взяться за дело, чтоб отыскать адрес незнакомки. Как скоро вы получите письмо от уехавшого с нею джентльмена (надеюсь за вас, что он не красивый молодой человек), приезжайте сами в город и отыщите меня. Я отряжу с вами кого-нибудь из ваших для наблюдения за его квартирой, и если он будет сообщаться с этою дамой или она с ним, то вы можете считать её адрес известным. Вашему любящему сыну стоит только увидать ее, чтоб узнать потом кто она, и выложить перед вами как на ладони все её очаровательные грешки.

"Теперь несколько слов об условиях. Я не менее вас готов на примирение; но хотя я и сознаюсь, что пообчистил вам некогда карманы, однако я никак не могу согласиться, чтобы вы опустошали мои. Я хочу сказать, что на вас падут все издержки по этому делу. Быть-может, нам придется употребить кого-либо из женщин, служащих в вашей конторе, если ваша дама черезчур осторожна или слишком хороша собой, чтобы поручить ее мущине. Если она ведет жизнь разсеянную, нужно будет нанимать извощика и брать билеты для входа в общественные удовольствия. Если же она потащит за собою наших агентов в церковь слушать проповедников, то нам придется раздавать шиллинги церковным сторожам и т. д., и т. д. Моими собственными услугами вы будете пользоваться безплатно, но на убытки я не согласен. Не забывайте этого, и для вас все сделают. Затем, кто старое помянет, тому глаз вон. Забудем прошлое.

В восторге от обещанной ему помощи, отец прижал к губам отвратительное письмо сына. "Мой добрый сын," прошептал он нежно. "Мой милый, добрый сын!" Он опустил письмо и опять впал в раздумье. Прежде всего нужно было обсудить вопрос о времени. Мистер Педгифт сказал ему, что мисс Гуильт может выйдти за муж через две недели. Один из этих дней уже прошел, и другой также был на исходе. Он нетерпеливо застучал рукой по столу, думая о том времени, когда недостаток в деньгах заставит Аллана написать ему из Лондона. "Не завтра ли?" спрашивал он сам себя, "или после завтра?"

конце которого стоял адрес с прибавлением следующих слов. "Впредь до нового извещения, я остаюсь здесь."

Он вздохнул свободнее и немедленно занялся укладкой своего дорожного мешка, хотя до отправления поезда оставалось еще около двух часов. Последняя уложенная им вещь был голубой атласный галстук. "Она любит яркие цвета," сказал он, - "и быть-может, еще увидит меня с этим галстуком на шее!"