Армадель.
Книга пятая.
I. Дневник мисс Гуильт.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга пятая. I. Дневник мисс Гуильт. (старая орфография)

КНИГА ПЯТАЯ.

I. Дневник мисс Гуильт.

"Сегодня ровно два месяца как я закрыла свой дневник, с тем чтобы никогда более не открывать его.

"Зачем же изменяю я этому решению? Зачем возвращаюсь я опять к этому поверенному моих горьких и злых минут? Потому что теперь более чем когда-нибудь я чувствую себя безприютною и одинокою, хотя тут же за стеною пишет мой муж. Горе мое - горе женщины, и оно требует исхода; но не имея человека, который бы выслушал меня, я всего охотнее изливаю свою душу здесь, в этом дневнике, перед моим вторым я.

"Как счастлива была я в первые дни, последовавшие за нашим браком, и как много счастия дала я ему! Только два месяца прошло с тех пор, и уже все изменилось! Напрасно пытаюсь я припомнить, не оскорбили ли мы друг друга каким-нибудь неосторожным словом или поступком, и ничего не нахожу в своих воспоминаниях, что

"Не люби я его так нежно, я еще могла бы переносить его холодность. Я могла бы подавить в себе тоску, возбужденную этим взаимным отчуждением, еслиб он дал мне почувствовать совершившуюся в нем перемену грубо и резко, как дал бы почувствовать ее другой мущина.

"Но этого никогда не было и не будет. Не в его натуре причинять страдания другим. Никогда не вырвется у него жесткое слово или жесткий взгляд. И только ночью, когда я слышу его вздохи, или прислушиваюсь на разсвете к его грезам, - только тут узнаю я как безвозвратно изчезает его прежняя любовь. Днем, из сожаления ко мне, он это скрывает, или, по крайней мере, пытается скрыть. Он кроток, мягок, но поцелуи его холодны, а рука безучастно жмет мою руку. С каждым днем он все долее и долее сидит за своими ненавистными корреспонденциями; с каждым днем он становится все молчаливее и молчаливее, когда мы остаемся наедине.

"И несмотря на все это, мне не на что жаловаться - у меня нет доказательств, подтверждающих мои сомнения. Он не высказывается; он глубоко таит свое разочарование и свою покорность судьбе, и они увеличиваются так постепенно, что даже я с трудом могу подметить их возрастание. Пятьдесят раз на день хочу я броситься к нему на шею и сказать: "Ради самого Бога, делай со мною что хочешь, только не поступай так как теперь!" И каждый раз его жестокая, безукоризненная внимательность сдергивает эти слова на моих губах и не дает мне права та выговорить. Когда мой первый муж ударил меня хлыстом по лицу, я думала что более жгучей боли никогда не испытать мне. А когда покинул меня второй муж, низкий, коварный обманщик, я думала, что никогда горе не сравнятся с этим горем. Век живи - век учись. Есть боль сильнее той, которую испытала я под хлыстом Уальдрона, есть горе в десять раз ужаснее того, которое перенесла я от измены Мануэля.

"Неужели я слишком стара для него? О, нет! Не поблекла ли моя красота? Однако все невольно засматриваются на мое лицо.

"Ах, нет! нет! Причина зла таится глубже! Я столько думала о ней, что в уме моем родилась страшная мысль. Его проведшее благородно и чисто, а мое черно и позорно. Как знать, быть-может, неведомо от нас самих этот контраст образовал между нами пропасть. Ведь это вздор, сумашествие, однако, когда я лежу подле него во мраке ночи, я часто спрашиваю себя, не вырывается ли у меня иногда, в том тесном общении, которое соединяет нас друг с другом, какое-нибудь невольное признание? Не пристало ли ко мне что-нибудь из моего ужасного прошедшого, что влияет на него

"Кто может отвечать на это? Повторяю только, что в нашей брачной жизни что-то не ладно. С каждым днем нас более и более разъединяет какое-то враждебное, но неуловимое влияние. Ну чтожь! со временем, быть-может, я стану равнодушнее и научусь переносить свое горе.

"Сейчас мимо окна проехала открытая коляска с нарядною дамою внутри. Рядом с ней сидел муж, а насупротив дети. Когда я увидала ее, она смеялась и говорила с большим воодушевлением. Блестящая, беззаботная, счастливая женщина! Ах миледи! что, еслибы во дни вашей ранней молодости вы были также безприютны и одиноки, как была я?...

"Сегодня ровно два месяца как мы были обвенчаны. Когда мы проснулись, он ничего не сказал мне об этом, и я также промолчала. Но во время завтрака я надеялась воспользоваться этим случаем, чтобы снова овладеть его сердцем.

"Никогда не занималась я так тщательно своим туалетом, никогда не была я так хороша, как сегодня утром, опускаясь вниз к завтраку. Но вместо него, я нашла на столе небольшой клочок бумаги, в котором он объяснял мне, что торопясь окончить свою корреспонденцию к отходу почты, он принужден был позавтракать без меня. Я на его месте пропустила бы скорее пятьдесят почт чем не дождаться его! Нечего делать, я пошла в его комнату. Он сидел весь углубленный в свою ненавистную корреспонденцию! "Не можешь ли ты подарить мне несколько минут времени сегодня утром?" опросила я. Он вздрогнул и встал. "Конечно, если ты этого желаешь." Говоря это, он даже не взглянул на меня, но по звуку его голоса моего было судить, что он исключительно заинтересован прерванным занятием. "Не нужно," отвечала я; - "вы заняты." И не успела я затворить дверь, как он уже снова сидел за своим пюпитром. Мне часто приходилось слышать, что жены писателей несчастны; теперь я знаю, отчего.

"Вчера я высказала предположение, при котором остаюсь и сегодня, что со временем я привыкну переносить свое горе. (А впрочем как много вздора написала я вчера! И как мне стыдно было бы, еслиб это попалось кому в руки!) Надеюсь, что эта дрянная газета, для которой он пишет, не будет иметь ни малейшого успеха, и что его пустая корреспонденция встретит славный отпор в какой-нибудь другой газете, как только появится в печати! Ну, что я буду с собой делать все утро? Гулять нельзя - дождь идет. Если я открою фортепиано, то помешаю трудолюбивому журналисту, царапающему что-то в соседней комнате. О Боже мой! И в Торп-Амброзе я чувствовала себя одинокою, а здесь еще больше. Не почитать ли мне что-нибудь? Нет; книги меня не интересуют, а авторы их мне просто ненавистны. Пересмотрю лучше свой дневник и попытаюсь пережить то время, когда я составляла планы, заговоры, и каждую минуту испытывала какое-нибудь новое ощущение.

"А ведь он мог бы оставить на минуту свою корреспонденцию, чтобы посмотреть ни меня. Он мог бы сказать мне: "Как мила ты сегодня!" Он мог бы вспомнить.... Да, как бы не так! Он помнит только о своей газете!

"Читала, писала, и с помощью своего дневника кой-как убила час.

"А как вспомнишь время, проведенное в Торпь-Амброзе, - какую жизнь я вела там! Удивляюсь, как не сошла я съума. Даже и теперь при одном воспоминании сердце мое бьется, лицо пылает!

"А между тем дождь все идет да идет, а журналист все пишет, да пишет. Не хочу более останавливаться ни прошедшем. Но что же я буду делать?

"Положим - ведь это только одно предположение, - положим, что я чувствую теперь то же, что чувствовала во время путешествия моего с Армаделемь в Лондон, когда ум мой также ясно сознавал возможность лишить его жизни, как глаза мои видели его лицо?....

"Пойду лучше смотреть в окно, и считать прохожих.

"Сейчас прошла похоронная процессия в сопровождении факельщиков в черных капюшонах и с смоляными факелами, шипящими от сырости; а им аккомпанировали маленький колокольчик и монотонное пение священников. Какое приятное зрелище! Вернусь лучше опять к дневнику.

"Предположив, что я нисколько не изменилась с тех пор, - опять-таки это одно предположение и ничего более, - как представился бы мне теперь тот страшный риск, на который я некогда решалась? Мидвинтер женился на мне своим настоящим именем. Таким образом свершилось одно из тех трех действий, которые должны были предоставить мне по смерти Армаделя права его вдовы и наследницы. Как ни чисты были мои намерения в день моей свадьбы, - а чистота их не подлежит ни малейшему сомнению, - тем не менее шаг этот был одним из безвозвратных результатов нашего брака. Итак, я спрашиваю себя, в каких отношениях стоят ко мне настоящия обстоятельства, после этого первого шага, предполагая, что я намерена сделать и второй - чего, впрочем, я не сделаю? Запрещают ли они мне идти вперед? или, напротив, побуждают меня довершить начатое?

"Стану вычислять шансы: это займет меня. Если же листок этот окажется слишком соблазнительным, его можно будет вырвать и уничтожить.

"Мы живем здесь (ради экономии) вдали от роскошного английского квартала, в одном из городских предместий, на стороне Портичи. Между нашими соотечественниками у нас нет знакомых, чему способствует, вопервых, наша бедность, вовторых, застенчивость Мидвинтера, и втретьих, моя наружность (по крайней мере, относительно женщин). Мущины, с которыми муж мой толкует о политических новостях, собирая у них материал для своей газеты, видятся с ним в кофейной и никогда не заходит к нам. Что до меня касается, то я решительно уклоняюсь от посетителей, и вот почему: хоть и много лет прошло со времени моего пребывания в Неаполе, однако я не уверена, чтоб еще не осталось здесь лиц, знающих меня. Мораль всего предыдущого (как говорится в басне) та, что в случае новых справок обо мне в Англии, здесь не найдется ни единого свидетеля, который мог бы показать, что мы жили с Мидвинтером как муж и жена. Вот все, что следует, покамест, заметить о настоящих обстоятельствах, на сколько они касаются меня.

"Теперь разсмотрим их в отношении к Армаделю. Не заставил ли его какой-нибудь непредвиденный случай войдти в сношение с Торп-Амброзем? Не нарушил ли он условий, сделанных с майором, и не стал ли он нареченным женихом мисс Мильрой с тех пор, как я его не видала?

"Ничего подобного не случилось. Никакой непредвиденный случай не изменил его положения - его опасного положения относительно меня. Из писем его к Мидвинтеру я знаю обо всем случившемся с ним со времени его отъезда из Англии.

"Прежде всего он потерпел крушение. Его дрянная маленькая яхта действительно пыталась утопить его, но, к сожалению, безуспешно! Это случилось (как и предсказывал Мидвинтер) во время внезапной бури, которая прибила путешественников к португальскому берегу. Яхта разбилась в дребезги, но экипаж, бумаги и все прочее было спасено. Матросы, снабженные рекомендательными письмами от своего патрона, вернулись в Бристоль, где они немедленно приняты были на отплывавший за границу корабль. А сам патрон, который едет теперь сюда, уже два раза заезжал по дороге (но неудачно), сначала в Лиссабон, а потом в Гибральтар, чтобы приобрести себе вовсе судно. Третью попытку он намерен сделать в Неаполе, где, вероятно, найдется разснащенная английская яхта, которую можно будет купить или нанять. После крушения он не имел надобности писать домой, потому что взял у Коутса в переводных векселях всю помещенную туда на его имя сумму. А вернуться в Англию, он не чувствует ни малейшого желания, так как со смертию мистера Брока, и за отсутствием мисс Мильрой и Мидвинтера, у него нет там ни одного живого существа, к которому он чувствовал бы привязанность и которое порадовалось бы его возвращению. Видеться с нами минуту.

"А ведь обстоятельства весьма соблазнительны, особенно если вспомнить о несправедливостях, которые перенесла я от него и от его матери; о мисс Мильрой, спокойно ожидающей того времени, когда она войдет хозяйкой в его дом; и наконец о моей навеки утраченной мечте - жить невинно и счастливо, довольствуясь любовию Мидвинтера, - мечте разрушенной и ничем не замененной. Ну, для чего идет этот дождь? Я вышла бы погулять, по крайней мере.

"Почему знать? может-быть, что-нибудь и помешает Армаделю приехать в Неаполь? В своем последнем письме он говорит, что дожидается в Гибральтаре какого-то английского торгового парохода, который должен доставить его сюда. Быть-может, ожидание наскучит ему прежде нежели придет пароход, а может-быть, он услышит о продаже какой-нибудь другой яхты не в Неаполе. Во всяком случае маленькая птичка шепчет мне на ухо, что он поступил бы весьма благоразумно, отказавшись от свидания с нами.

"Не вырвать ли мне эту страницу, на которой я написала все эти возмутительные вещи? Нет. Дневник мой переплетен так мило, что жестоко было бы испортить его. Придумаю себе лучше какое-нибудь более невинное занятие. Но какое же, например? Разве не заняться ли своим туалетным ящиком, не привести ли его в порядок и не почистить ли те ничтожные безделушки, которые еще остаются у меня после моих многочисленных крушений на житейском море?

"Опять заперла свой туалетный ящик. Первою вещью, попавшеюся мне под руку, был жалкий свадебный подарок Армаделя - дрянное, рубиновое кольцо. Такое начало взбесило меня. Вторая вещь была моя сткляночка с каплями. Я стала вымерять глазами, какого количества капель достаточно было бы для того, чтобы незаметно перенести живое существо из царства она в царство теней, и сама поймала себя на этом занятии. Но зачем заперла я с таким страхом свой туалетный ящик, еще не докончив своего разчета? Не знаю; однакожь, я заперла его. И вот я опять сижу за своим дневником, но писать мне уже положительно нечего. Что за скучный, томительный день! Неужели ничто не развлечет меня в этом убийственном городе?

"Мидвинтер отправил свою знаменитую корреспонденцию со вчерашнею вечернею почтой, и я имела глупость надеяться, что сегодня он удостоит меня на досуге своим вниманием. Ничуть не бывало! После вчерашней работы он провел безсонную ночь, а сегодня утром встал с головною болью и в самом мрачном настроении духа. В подобных случаях он любит возвращаться к своим старым привычкам и бродит один неизвестно где. Сегодня, зная что у меня нет амазонки, он предложил мне (для формы) сопровождать его на маленьком разбитом пони. Но я, конечно, предпочла остаться дома. Или я достану себе красивую лошадь и амазонку, или я вовсе не буду ездить. Он ушел, не попытавшись даже уговорить меня. Конечно, я ни в каком случае не согласилась бы, однако, он все-таки мог бы попробовать.

"Утешительно, по крайней мере, то, что без него я могу открыть фортепиано; но еще утешительнее то, что я расположена играть. У Бетховена есть соната (не упомню только которая), которая всегда напоминает мне терзание душ, томящихся в аду. Шевелитесь же мои пальцы и унесите всю душу к её погибшим сестрам!

"Наши окна выходят на море. Сегодня, в двенадцать часов, мы увидали въезжавший в пристань пароход с английским флагом. Мидвинтер сейчас же отправился туда, в надежде, что этот пароход из Гибралтара и что он привез с собой Армаделя.

"Действительно, пароход пришел из Гибральтара, и Армадель к прочим своим ошибкам прибавил еще одну. Он сдержал свое обещание известить нас в Неаполе.

"Что-то будет

"Кто знает!"

-----

"Два пропущенных дня в моем дневнике! Чем объяснить это? Разве тем, что Армадель раздражает меня выше всякого описания. Один вид его переносит меня опять в Торп-Амброз. Мне кажется, я потому только и не уступила искушению раскрыть свой дневник в продолжение этих двух дней, чтобы не написать о нем слишком много.

"Сегодня ничто меня не пугает, и потому я берусь за перо.

"Желала бы я знать, есть ли предел грубой пошлости некоторых мущин? Мне казалось, что я нашла предел пошлости Армаделя, живя с ним рядом в Норфоке, но последний опыт в Неаполе доказал мне, что я ошибалась. Он безпрестанно вертится у нас в доме (ежедневно переправляясь сюда в лодке из гостиницы Санта-Лусия, место его ночлега) и говорит только о двух предметах: о продающейся в здешней гавани яхте, да о масс Мильрой. Так! Выбрать меня "С женщиной так приятно говорить об этом". Вот фраза, которую он постоянно приводит в свое оправдание, обращаясь по крайней мере пятьдесят раз на день к моему в Торп-Амброзе. Такое полное отсутствие самой простой деликатности и такта в существе повидимому обтянутом кожею, а не шерстью, а одаренном, если не ошибаюсь, человеческим языком, а не рыканием, по-истине невероятно; однако это так. Вчера вечером он не постыдился спросить у меня, сколько сотен фунтов может издерживать на свой туалет жена богатого человека.

" - Да вы ужь не слишком скупитесь, прибавил идиот с своим возмутительным смехом. - Когда я женюсь на Нелли, она станет одною из первых щеголих в Англии.

"И все это говорилось мнеМне, которая носит простое альпаковое платье, и муж которой перебивается со дня на день, работая для газеты!

"Нет, лучше не останавливаться на этом долее; лучше думать и писать о чем-нибудь другом.

"Ну, хоть об яхте. После утомительного разговора о мисс Мильрой яхта кажется мне уже весьма интересным предметом. Это, по словам Армаделя, преизящное произведение искусства, а её надводная часть особенно замечательна тем, что сделана из красного дерева. Впрочем, при всех своих достоинствах, она страдает одним недостатком - ветхостию, что составляет печальный недочет. А к довершению горя, экипаж и шкипер разочтены и отправлены в Англию. Но если можно будет набрать здесь новый экипаж и отыскать другого шкипера, то таким славным судном пренебрегать не следует, несмотря на его недостатки. Сначала можно будет нанять его для пробного плавания и посмотрев, как оно ведет себя на море (Если яхта выполнит мои ее совершенно, или нет. Вот о чем толкует Армадель, когда он перестает говорить о своей дорогой Нелли! А Мидвинтер, не могущий уделить ни минуты времени для своей жены, посвящает целые часы своему другу и моей привлекательной сопернице - новой яхте.

"Сегодня я более писать не буду. Еслибы такая утонченная особа, как я, могла ощущать кровожадные инстинкты тигра, то я заподозрила бы себя теперь в подобном настроении духа. Но при моем изяществе и нравственных совершенствах, об этом, конечно, не может быть и речи. Мы все знаем, что леди не имеет страстей.

"Сегодня пришло к Мидвинтеру письмо от его крепостников, - я разумею под этим именем издателей лондонской газеты, - которые более чем когда-нибудь завалили его работою. За завтраком нас посетил Армадель, и за обедом он же. За завтраком шел разговор об яхте, за обедом - о мисс Мильрой. Благодаря этой молодой особе, я получила от мистера Армаделя приглашение идти с ним завтра в Толедо, чтобы выбрать подарки для его обожаемой невесты. Я не вспылила на него, я только отделяюсь каким-то пустым извинением. Можно ли выразить словами то удивление, которое возбуждаеть во мне мое собственное терпение? Нет, словами этого не выразишь!

"Сегодня Армадель пришел к нашему утреннему чаю, чтобы захватить Мидвинтера прежде чем тот успеет запереться в своем рабочем кабинете.

"Разговор был все тот же что и накануне. Армадель условился в найме яхты с каким-то агентом, который, сжалившись над его совершенным незнанием языка, нашел ему переводчика, но никак не может набрать для него экипажа. Переводчик вежлив и услужлив, но не знает моря. Помощь Мидвинтера необходима; Мидвинтера просят (и он соглашается!) работать еще усерднее прежнего, чтобы сберечь несколько времени для друга. Когда экипаж будет набран, то для распознания достоинств а недостатков яхты предпримется пробное плавание в Сицилию, в котором примет участие и Мидвинтер, чтобы подать свое мнение. А если жене его слишком скучно оставаться одной, то ей предлагают воспользоваться дамскою каютой! Все это решено было за чайным столом, и разговор кончился одною из обыкновенных любезностей Армаделя, обращенною лично ко мне.

" - Когда мы будем обвенчаны, я намерен взять с собою в море и Нелли. У вас так много вкуса; вы верно успеете к тому времени придумать чем и как убрать дамскую каюту.

"Если есть на свете женщины дающия жизнь подобным мущинам, то обязаны ли другия женщины выносить их существование? Это зависит от личного взгляда, и мое мнение таково, что оне вовсе на это не обязаны.

"Я прихожу в бешенство, когда вижу, что Мидвинтер ищет в обществе Армаделя и в новой яхте спасения от меня. я переношу это! Какая же я примерная жена, и какая я отличная христианка.

"Ничего нового. Повторение вчерашняго дня.

"Небольшая перемена. Мидвинтер страдает нервною головною болью и, невзирая на это, работает изо всех сил, чтоб уберечь несколько времени для друга.

"Мидвинтеру хуже. После двух безсонных ночей и двух дней безпрерывной работы за письменным столом, он зол, дик и неприступен. При других обстоятельствах он послушался бы предостережения и прекратил бы свои занятия. Но теперь ничто не может остановить его. Для Армаделя он готов работать больше чем когда-нибудь. Надолго ли хватит моего терпения?

"Вчерашняя ночь доказала, что Мидвинтер обременяет мозг свой сверх сил. Во сне он страшно метался, стонал, бредил и скрежетал зубами. Судя по некоторым словам, он грезил то о днях своей юности, когда он вел бродяжническую жизнь с танцующими собаками, то об Армаделе и о проведенной вместе с ним ночи на разбитом корабле. К утру он успокоился немного, и я тоже заснула; но пробудившись через несколько минут, не нашла его подле себя. Я оглянулась кругом и увидела огонь в его уборной. Встала потихоньку и пошла посмотреть на него.

"Он сидел в большом некрасивом, старомодном кресле, которое я приказала убрать в уборную, когда мы переехали сюда. Голова его была закинута назад, одна из рук висела на ручке кресла, а другая лежала на коленях. Я подошла ближе и увидала, что утомление обезсилило его в то время, как он читал или писал что-то: на столе лежали книги, перья, бумага. Для чего пришел он сюда так таинственно в этот ранний утренний час? Я стала вглядываться в бумаги, лежавшия на столе. Оне все были по обыкновению аккуратно сложены, за исключением одной - то было письмо мистера Брока.

"Сделав это открытие, я опять оглянулась на Мидвинтера, и тогда в первый раз заметила другую исписанную бумагу, лежавшую у него под рукой. Приподнять руку, не рискуя в то же время разбудить его, было невозможно. Впрочем, часть рукописи была открыта. Я заглянула в нее, желая узнать, что именно пришел он читать сюда, кроме письма мистера Брока, - и узнала повествование об Армаделевом сне

"Это второе открытие заставило меня снова вернуться в спальню и навело меня на сериозные размышления.

"Проездом через Францию по дороге в Неаполь Мидвинтер несмотря на свою робость, был очарован любезностию одного ирландского доктора, с которым мы встретились в вагоне, и который в продолжение всего путешествия был как нельзя более предупредителен с нами. Узнав, что Мидвинтер занимается литературой, наш спутник советовал ему не работать слишком усидчиво.

" - Ваше лицо говорит мне более чем вы предполагаете, сказал доктор. - Если вы станете слишком обременять ваш мозг, то вы почувствуете это скорее другого. Когда вы заметите, что нервы ваши подшучивают над вами, остерегитесь и бросьте перо.

"После того что я видела нынешнею ночью в уборной Мидвинтера, мнение доктора повидимому начинает оправдываться. Если подшучиванье нервов заключается в мучительном возобновлении его прежнего суеверного страха, то в нашей жизни должна скоро совершиться перемена. Я с любопытством буду ждать, не овладеет ли опять умом Мидвинтера убеждение, будто нам с ним суждено навлечь несчастие на Армаделя. Если да, то я знаю что случится. Он не сделает ни малейшого усилия, чтобы набрать экипаж для яхты, и конечно откажется и за себя, и за меня от участия в этом пробном плавании.

"Письмо мистера Брока повидимому не утратило своего влияния. Сегодня Мидвинтер опять работает и более чем когда-нибудь старается уберечь несколько свободного времени для прогулки с другом.

"Армадель по обыкновению был сейчас у нас, и не давал покоя Мидвинтеру вопросами о том, когда будет он готов к его услугам. На эти вопросы нельзя было отвечать положительно, так как все зависит от сил Мидвинтера продолжать и кончить начатую работу. Неудовлетворенный таким ответом, Армадель засунул в карманы свои большие, неуклюжия руки, развалился на стуле и стал зевать. Я взяла книгу. Олух не понял, что я желала остаться одна, и снова завел свой невыносимый разговор о мисс Мильрой и о всех прелестях, которые он накупит ей после свадьбы. У нея будет своя верховая лошадь, своя маленькая каретка, своя роскошная гостиная в верхнем этаже большого дома, и так далее, и так далее; словом все, что могло бы некогда принадлежать мне, и что будет принадлежать теперь мисс Мильрой - я .

"Опять этот вечный Армадель! с полчаса тому назад Мидвинтер вышел из своего кабинета отуманенный и изнуренный. Мне целый день страшно хотелось послушать музыки; я знала, что в театре в этот вечер давали и мне пришло в голову, что час другой проведенный в опере мог бы принести большую пользу и мне, и Мидвинтеру. Я сказала:

"--

"Но он вяло и равнодушно отвечал мне, что не на столько богат, чтобы раззоряться на ложи.

"Армадель был тут и не упустил случая щегольнуть своим туго-набитым кошельком.

" - За то я богат, дружище, а это совершенно все равно, сказал он.

"С этими словами он взял шляпу и побрел на своих огромных слонообразных ногах за ложей. Я провожала его глазами из окна, между тем как он шел по улице. "Твоей вдове, подумала я про себя, которой достанется тысяча двести фунтов годового дохода, можно будет брать ложу в Сан-Карло когда ни вздумается и никому не быть за это обязанною." Пустоголовый малый насвистывал что-то, пробираясь в театр, и щедро сыпал деньги бежавшим за ним ладзарони.

"Наконец я опять одна. Найдется ли у меня столько сил, чтоб описать этот ужасный вечер во всех его подробностях? Во всяком случае у меня хватит сил, чтобы перевернуть страницу и попробовать."