Армадель.
Книга пятая.
III. Прерванный дневник.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Армадель. Книга пятая. III. Прерванный дневник. (старая орфография)

III. Прерванный дневник.

"Я опять одна в большом городе; в первый раз одна с тех пор как замужем. Около недели тому назад я отправилась на родину, оставив Мидвинтера в Турине.

"Весь этот месяц с самого начала был полон событиями, но я чувствовала себя слишком утомленною нравственно и физически, чтобы заниматься своим дневником. Несколько летучих листков, написанных до такой степени связно и поспешно, что я сама едва разбираю их - вот все что осталось у меня для воспоминания о событиях, случившихся с той достопамятной ночи, когда яхта Армаделя оставила Неаполь. Попытаюсь восполнить эти пробелы, и припомнить все обстоятельства в их последовательном порядке с самого начала этого месяца.

"Я была еще тогда в Неаполе. Мидвинтер получил от своего друга коротенькое письмо из Мессины. "Погода, писал Армадель, стоит очаровательная, и яхта сделала весьма быстрый переход. Экипаж хоть на вид и грубоват немного, но капитан Мануэль и его английский помощник (о последнем упоминалось, что он отличный малый) справляются с ним как нельзя лучше." После такого блистательного дебюта Армаделю, конечно, хотелось продлить плавание, и по совету своего шкипера он решился посетить один из адриатических портов, которые капитан описывал ему весьма замечательными по характеру местности и другим особенностям. Затем следовал постъскриптумь, в котором Армадель объяснял, что хотя он и спешит захватить пароход, отправляющийся в Неаполь, однако снова вскрывает свое письмо, чтобы прибавить еще несколько строк, о которых он совершенно позабыл. Накануне своего отъезда он был у банкира, чтобы разменять несколько сотен ассигнаций на золото, и как кажется, забыл там свою сигарочницу. Эта сигарочница - его старый друг, и потому он просит Мидвинтера выручить ее от банкира и хранить у себя вплоть до его возвращения.

"Такова была сущность письма.

"Когда Мидвинтер ушел от меня, я еще раз перечитала его и тщательно обдумала. Мне казалось тогда (как кажется и теперь), что Мануэль не спросту уговорил Армаделя крейсировать в Адриатическом море, менее посещаемом кораблями, нежели Средиземное. Выражения, в которых упоминалось о ничтожной потере сигарочницы, поразили меня, как намек на грядущия события. Из этого я заключила, что не собственное свое знание дела или предусмотрительность побудили Армаделя разменять свои переводные векселя на золото. Я видела в этом влияние Мануеля - и имела на то основание. Много соображений перебродило в голове моей в продолжение безсонной ночи, и всякий раз я видела лишь один исход перед собою - возвращение в Англию!

"Но как попаст туда, и тем более одной, без Модвинтера? Вот чего я никак не могла решить в эту ночь. Напрасно ломала я себе голову - затруднение было непреодолимо, и к утру я заснула совершенно изнуренная, ничего не придумав для своего успокоения.

"Несколько часов позднее, когда я ужь была одета, Мидвинтер вошел в мою комнату, чтобы сообщить мне известие, полученное им в это утро от его лондонских принципалов. Владельцы газеты получили от издателя такой лестный отзыв о его неаполитанских корреспонденциях, что решились вверить ему более ответственный и выгодный пост в Турине. В письме вложены были инструкции, и его просили немедленно оставить Неаполь, чтоб отправиться на новое место.

"Услыхав это, и не дожидаясь с его стороны вопросов, я поспешила успокоить его насчет моей готовности следовать за ним повсюду. Турин имел ту прелесть в моих глазах, что он был на дороге в Англию, и я уверила Мидвинтера, что совершенно готова ехать, как скоро он пожелает.

"Он поблагодарил меня с большим чувством и с большею мягкостию нежели я замечала в нем последнее время. Добрые вести, полученные им накануне от Армаделя, повидимому, разсеяли немного мрачное отчаяние, в которое он впал со дня отплытия яхты. А перспектива повышения и сверх того возможность оставить роковое место, где осуществилось третье видение сна, по его собственному признанию, еще более оживила и развеселила его. Уходя, он спросил меня, не ожидаю ли я писем из Англии от родных, и не распорядиться ли ему о пересылке моих писем вместе с его письмами в туринский почтамт до востребования. Я поспешила поблагодарить и согласиться. Во мне сейчас же родилась мысль, что мои вымышленные семейные обстоятельстве могут еще раз оказать мне хорошую услугу, дав предлог для неожиданной поездки в Англию.

"Девятого числа мы устроились в Турине.

"Тринадцатого Мидвинтер, в то время крайне озабоченный, попросил меня, в видах сбережения его времени, самой сходить на почту за письмами, которые могли быть препровождены к нам из Неаполя. Такого случая я давно ждала, и решилась воспользоваться им без размышления и колебаний. Писем на почте не оказалось ни для него, ни для меня. Но вернувшись домой, я оказала Мидвинтеру, что получила от родных письмо с весьма печальными известиями о моей матери. Она опасно заболела и умоляла меня, но теряя времени, спешить к ней в Англию.

"Теперь, когда мы уже разстались, мне кажется непонятным - хотя это совершенно справедливо - что, говоря ему умышленную ложь, я чувствовала нечто в роде стыда и отвращения, которые многим, в том числе и мне самой, показалась бы весьма дикими и несообразными в такой личности, как я. Тем не менее я чувствовала это, и что еще страннее - быт-может, следовало бы сказать глупее - я твердо уверена, что еслибы Мидвинтер настоял на своем намерении ехать со мною в Англию, вместо того чтобы пустить меня туда одну, искушение было бы еще раз подавлено, и я убаюкала бы себя прежнею мечтой жить невинно и счастливо любовью моего мужа.

"Уж не обманываю ли я себя? Ну что ж! может-быт и да. О том, что могло бы

"Мидвинтер согласился со мной, что лета мои позволяют мне путешествовать одной, и что его долг относительно издателей, вверивших ему свои интересы, требует его присутствия в Турине. Прощаясь со мною, он далеко не так страдал, как при разставании с другом. Я видела это и сумела дать настоящую цену его желанию получать от меня письма. Впрочем, теперь я уже не чувствую к нему прежней слабости. Ни один истинно любящий человек не поставил бы своего долга относительно каких-нибудь журналистов выше своих обязанностей к жене. Я ненавижу его за то, что он поддался моим убеждениям! Мне кажется, он рад был избавиться от меня. Он верно уже полюбил другую женщину в Турине. Ну, что ж, пусть его любит кого хочет! Я скоро стану вдовою мистера Армаделя из Торп-Амброза, и тогда какое мне будет дело до его любви или ненависти?

"О моих дорожных приключениях нечего разказывать, а о приезде в Лондон я уже упоминала в начале первой страницы моего дневника.

"Что касается до нынешняго дня, то единственный важный шаг, совершенный мною с тех пор как я перебралась в эту дешевую, спокойную гостиницу, состоит в том, что я послала за хозяином и попросила его достать мне несколько старых нумеров узнать что либо об Армаделе, потому спокойной ночи, мое прелестное я

"До сих пор никаких известий! Ни в списке об умерших, ни в других рубриках. Я тщательно просмотрела каждый нумер, начиная со дня отправления Армаделем письма из Мессины и по настоящее число, и вполне уверена, что в Англии еще ничего о нем не знают. Терпение! Теперь газету будут ежедневно подавать мне за утренним чаем, вплоть до нового распоряжения, и я на днях быть-может прочту то, что так пламенно желаю знать.

"Ничего нового. Сегодня я писала к Мидвинтеру, единственно для соблюдения приличий.

"Когда письмо было кончено, я впала в ужасную безотчетную тоску, и мне до того захотелось общества, что не зная куда идти, я отправилась в Пимлико, в надежде, что мистрис Ольдершо вернулась на свое прежнее пепелище.

"Действительно, в продолжение моего отсутствия в доме её произошла перемена: та часть дома, которую занимал доктор Даунвард и до сих пор остается пустою. Но магазин отделывается за-ново для какой-то модистки или портнихи. Когда я вошла в дом, чтобы навести справки, меня встретили совершенно незнакомые лица. Впрочем, они без малейшого колебания дали мне адрес мистрис Ольдершо, из чего я заключаю, что маленькое затруднение, принуждавшее ее скрываться в прошедшем августе, теперь уже миновало. Что жь касается до доктора, то съемщики магазина уверили меня (насколько тут было искренности, я не знаю), что его судьба им совершенно неизвестна.

"Не знаю, вид ли Пимлико возбудил во мне какое-то тоскливое чувство, или сознание собственной испорченности, или что-нибудь другое, только получив адрес мистрис Ольдершо, я потеряла всякую охоту с ней видеться. Я взяла кэб, сначала велела было кучеру ехать в ту улицу, где она живет, а потом раздумала и приказала вернуться в гостиницу. Сама не понимаю что со мною делается. Это верно нетерпение знать об участи Армаделя. А что, посветлеет ли когда мое будущее? Завтра суббота. Что-то принесет мне завтрашняя газета? Откроется ли в ней таинственная завеса?

"Газета пришла! Завеса открылась! Смятение и ужас мой неизобразимы! Я никогда не думала, никогда не ожидала ничего подобного! Да и теперь еще не могу поверить случившемуся. Сами ветры и волны сделались моими сообщниками! Яхта потонула, и ни единая живая душа не спаслась на ней.

"Вот как разказывает об этой катастрофе нынешняя газета.

"Крушение на море. До королевской яхтенной эскадры и страхового общества дошло печальное, но, к сожалению, справедливое известие о гибели яхты Speranza экипажа. Накануне разразилась там одна из сильнейших бурь, свойственных этим южным морям, так что подобной бури давно не запомнят береговые жители. Так как и сама Speranza воде предметов. Курятник, несколько сломанных древков и обломки разбитых досок были первыми осязательными доказательствами ужаоного бедствия. Затем стали попадаться более мелкие предметы, обломки исковерканной каютной мебели, и наконец всплыл на поверхность воды грустный памятник о погибших, спасательная бочка с привязанною к ней и закупоренною бутылкой. Все эти предметы вместе с остатками каютной мебели перенесены были на ДоротеяПротив мыса Спартивенто; два дня из Мессины. Пятого ноября, четыре часа утра. Обе , Подписано: узнали, что при отплытии из Неаполя и из Мессины."

"Вот история крушения, как разказывают о нем в газете. Голова моя кружится; смятение мое так велико, что я, желая сосредоточить свою мысль лишь на одном предмете, думаю в то же время о тысяче других. Я должна подождать: один день ровно ничего не значит; я должна подождать до тех пор, пока не привыкну хладнокровнее относиться к своему новому положению.

"Я встала час тому назад, и вполне отдаю себе отчет в своих будущих действиях.

"Прежде всего мне нужно знать что делается теперь в Торп-Амброзе; это был бы верх безумия с моей стороны, еслиб я решилась туда ехать, не ощупав прежде почвы. Единственный способ сделать это - написать к кому-нибудь из тамошних жителей; а к кому же и писать мне, если не к мистеру Башвуду?

"Сейчас кончила к нему письмо. Оно озаглавлено так: "Лидия Армадель". Если даже старый дурак и оскорблен моим поступком и со зла покажет мое письмо кому-нибудь другому, то в нем нет ровно ничего, что могло бы компрометтировать меня. Но я не думаю, чтоб он это сделал. Человек в его возрасте готов все простить женщине, если только она подает ему надежду. Я прошу у него как малости сохранить покамест в тайне нашу переписку. Намекаю ему, что моя семейная жизнь с покойным мужем бклла далеко не счастлива, и говорю, как безразсудно поступила я вышедши замуж "Лишь тогда могу я объяснить вам, любезный мистер Башвуд, мое мнимое коварство относительно вас, когда вы дадите мне случай лично с вами видеться." Будь ему за шестьдесят лет, то я еще усумнилас бы в успехе своего предприятия; но ему нет шестидесяти, и потому я надеюсь, что он не уклонится от свидания.

"Я сейчас просматривала копию с моего свадебного контракта, которою я имела предосторожность запастись в самый день брака, и к своему величайшему неудовольствию в первый раз увидела препятствие к появлению моему в роли Армаделевой вдовы.

"Описание Мидвинтера (под его настоящим именем) в контракте, соответствует, в главнейших чертах, личности Аллана Армаделя из Торп-Амброза. Имя и фамилия - Аллан Армадель. Возраст - двадцать один год, (вместо двадцати двух, что отца - джентльмен. Все (кроме одного года разницы в летах) может быть отнесено как к одному так и к другому. "Но что, если какой-нибудь проныра-адвокат, не довольствуясь копией контракта, захочет взглянуть на самый оригинал? Почерк Мидвинтера совершенно не похож на почерк его умершого друга. Рука, которою подписано в книге, его имя, никак не может быть принята за руку Аллана Армаделя из Торп-Амброза.

"Могу ли я смело действовать в этом деле, в виду такой западни? Как быть, и где найду я опытного человека, который подал бы мне добрый совет? Закрою дневник и подумаю.

"Мои виды на будущее опять изменились с тех пор как я писала в последний раз в этой тетради. Мне дали урок быть вперед осторожною, урок, которого я не позабуду; и сверх того я нашла, кажется, совет и помощь в которых так нуждалась.

"Долго и напрасно искала я в уме своем к кому бы обратиться в подобном затруднении, и наконец, покоряясь необходимости, решилась удивить мистрис Ольдершо, доставив ей неожиданное удовольствие видеть её дорогую Лидию! Само собою разумеется, что я заранее положила себе выпытать у нея всю подноготную, не открывая ей ни одной из своих тайн. Чопорно-кислая старуха-горничная отворила мне дверь, и когда я спросила мистрис Ольдершо, она резко напомнила мне, что я имела неловкость придти в воскресенье. Мистрис Ольдершо была дома единственно по случаю нездоровья и, следовательно, по невозможности быть в церкви! Горничная сомневалась, чтобы госпожа её могла принять меня. Я же, напротив, высказала твердую уверенность, что она почтит меня свиданием ради своих собственных интересов, если я пошлю ей свою карточку с именем мисс Гуильт. Предположение мое подтвердилось фактом. Через несколько минут меня провели в гостиную.

"Там возседала тетушка Иезавель с видом женщины, отдыхавшей по пути к небу. На ней было темно-серое платье, на руках серые митенки, на голове наипростейший чепчик и целая куча проповедей на коленях. Увидев меня, она набожно закатила глаза к верху, и приветствовала меня следующими словами:

" - О Лидия! Лидия! почему вы не в церкви?

"Будь я менее озабочена, внезапное появление мистрис Ольдершо в совершенно новой для меня роли быть-может показались бы мне забавным. Но я не расположена была смеяться, и так как все долговые расписки мои были уже уплачены, то я не сочла нужным обуздывать свой язык.

" - Вздор и пустяки! сказала я. - Спрячьте-ка вашу воскресную маску в карман. С тех пор как я не писала вам из Торп-Амброза, у меня набралось для вас много хороших вестей.

"Лишь только упомянула я о Торп-Амброзе, как старая лицемерка снова закатила глаза под лоб и положительно отказалась слушать разказ о моих похождениях в Норфоке. Я настаивала, но это было совершенно напрасно. Тетушка Ольдершо лишь качала головой, стонала и наконец объявила мне, что она навсегда отреклась от тщеславия и суеты мирской.

" - Я переродилась Лидия, прибавила наглая старушка, утирая глаза, - ничто не заставит меня принять участие в ваших нечестивых разчетах на безумие молодого богача

"После такого ответа я немедленно бы ее оставила, еслибы не одно соображение.;

"Я поняла, что обстоятельства, вынудившия тетушку Ольдершо скрываться во время моего первого приезда в Лондон, были, вероятно, на столько важны, что заставили ее истинно или притворно отказаться от её прежних занятий. Не менее очевидно было и то, что ей показалось чрезвычайно удобным, - в Англии все находят это удобным, - тщательно скрыть свой настоящий характер под маскою лицемерия и ханженства. Впрочем, это не мое дело, и я, вероятно, вывела бы это заключение у себя дома, еслибы личные интересы мои не заставили меня попытать искренность обращения тетушки Ольдершо, по крайней мере, насколько это касалось наших прежних отношений. Я вспомнила, что когда она снабжада меня деньгами для нашего общого предприятия, я подписала одну бумагу, которая обезпечивала ей значительный денежный куш в случае удачного исхода моих разчетов на Армаделя. Возможность сделать этот дрянной клочок бумаги пробным камнем лицемерия тетушки Ольдершо была до того соблазнительна, что я не могла сопротивляться искушению. Я попросила позволения у моей благочестивой подруги сказать ей на-прощаньи

" - Так как вы не хотите более принимать участия в моих нечестивых замыслах на Торп-Амброз, сказала я, то вы согласитесь, быть-может, возвратить мне ту бумагу, которую я подписала для вас, когда вы еще не были такою примерною христианкой?

"Безсовестная лицемерка опят закатила глаза и содрогнулась.

" - Что же это значит, спросила я или нет!

" - На основании нравственных и религиозных принципов, Лидия, сказала мистрис Ольдершо, - это означает нет.

" - А на основании нечестивых и светских начал, возразила я,--прошу вас принять мою благодарность за то что вы показали мне ваши когти.

"Теперь уже не оставалось более никакого сомнения насчет её цели: она не хотела рисковать своими деньгами и предоставляла мне действовать одной без её помощи. В случае моей неудачи она не будет скомпрометтирована. А в случае успеха, она предъявит подписанное мною условие и воспользуется им без зазрения совести. В моем положении безполезно было продолжат этот разговор, или делать ей упреки. Я только зарубила себе в уме это обстоятельство, чтобы воспользоваться им на будущее время, и встала, чтобы проститься с ней.

"В ту минуту как я поднималась со стула, раздался сильный, резкий стук в наружную дверь. Мистрис Ольдершо очевидно узнала его. Она поспешно вскочила с своего места и дернула за звонок.

" - Я слишком дурно себя чувствую, чтобы принимать кого бы то ни было, сказала она вошедшей служанке. - Погодите немного, прошу вас, прибавила она, - быстро повернувшись ко мне, как только женщина вышла, чтоб отворить дверь.

"Сознаюсь, это была весьма мелочная мстительность с моей стороны, но я не могла устоять против искушения подразнить тетушку Иезавель хоть безделицей.

" - Мне нельзя ждать, сказала я; - вы сами сейчас напомнили мне, что я должна бы быть в церкви. - И не успела она мне ответить, как я уже вышла из комнаты.

"В ту минуту как я стала спускаться с первой ступеньки, наружная дверь отворилась, и мужской голос спросил:

" - Дома ли мистрис Ольдершо?

"Я немедленно узнала его по голосу: то был доктор Даунвард!"

"Доктор с очевидным раздражением выслушал переданный ему через служанку отказ.

" - Если госпожа ваша чувствует себя не совсем здоровою для приема посетителей, сказал он, - то передайте ей эту карточку и скажите, что в следующий раз, я надеюсь, она в состоянии будет принять меня.

"Еслибы в голосе его не было заметно явного неудовольствия на мистрис Ольдершо, я, вероятно, не напомнила бы ему о нашем прежнем знакомстве. Но тут я почувствовала непреодолимое желание говорить со всяким, кто питал злобу на тетушку Иезавель. Конечно, это было весьма мелочное чувство с моей стороны. Но как бы то ни было, я спустилась с лестницы вслед за доктором и скоро нагнала его на улице.

"Во время разговора с служанкой я узнала его по голосу, а теперь, идя позади его, - по спине. Но когда я окликнула его по имени, и он, обернувшись ко мне, вздрогнул, я также не могла удержаться и в свою очередь вздрогнула. Доктор был не узнаваем. Лысина его скрывалась под искусно завитым париком, с проседью; он отпустил бакенбарды и покрасил их под один цвет с париком. Вместо красивого лорнета, который обыкновенно висел на его руке, на носу его появились безобразные круглые очки, а белый пасторский галстух нашел себе недостойного преемника в черном шейном платке, из-за которого торчали огромные полисоны. От прежнего доктора Доунварда не оставалось ничего, кроме приятной полноты корпуса, да вкрадчивой мягкости обращения и голоса.

" - Очень рад вас видеть, сказал доктор, с безпокойством поглядывая вокруг себя и поспешно вынимая из кармана свою визитную карточку. - Но, любезная мисс Гуильт, позвольте мне исправить маленькую ошибку с вашей стороны. Доктор Доунвард из Пимлико умер и похоронен, и вы бесконечно обяжете меня, не упоминая о нем более никогда и ни при каких обстоятельствах!

"Я взяла карточку, и прочитав ее, узнала, что говорю с мнимым доктором Леду, из Лечебницы в Фэруэдерь-Вель, Гампстед!

" - Вы, кажется, нашли нужным переменить многое с тех пор как мы не видались, сказала я, - и имя, и место жительства, и самую наружность?

" - И даже род практики, перебил доктор. - Я купил у прежнего владельца (человека непредприимчивого и небогатого) фамилию, диплом и полуустроенную лечебницу для пользования нервных больных. Впрочем, для небольшого числа избранных друзей мы уже почти устроились и рады видеть их у себя во всякое время. Не в мою ли сторону вы идете? Позвольте в таком случае предложить вам мою руку и спросить вас, какому счастливому случаю обязан я удовольствием видеть вас сегодня?

"Я подробно разказала ему все предшествовавшия обстоятельства и прибавила (с целию удостовериться в его настоящих отношениях к бывшей его сообщнице в Пимлико), что меня крайне удивил отказ мистрис Ольдершо принять такого старого друга как он. При всей осторожности доктора, он выслушал мое замечание с таким очевидным неудовольствием, что я тотчас же убедилась в справедливости моих подозрений насчет его размолвки с тетушкою Иезавелью. Улыбка исчезла с его лица, и он сердито поправил на носу свои ужасные очки.

" - Извините меня, если я предоставлю вам выводить какие угодно заключения на этот счет, сказал он. - Разговор о мистрис Ольдершо, к сожалению, крайне неприятен для меня в данную минуту. Между нами вышла размолвка по поводу наших общих дел в Пимлико, не представляющая ни малейшого интереса для такой молодой и блестящей женщины как вы. Разказките мне лучше о самой себе! Не оставили ли вы вашего места в Торп-Амброзе, не живете ли вы теперь в Лондоне? И не могу ли я быть для вас чем-нибудь полезен?

"Этот последний вопрос был гораздо важнее нежели он предполагал. Но прежде чем отвечать на него, я нашла нужным немедленно разстаться с доктором и таким образом выиграть несколько времени для размышления.

" - Вы были так любезны, доктор, что пригласили меня к себе, сказала я. - Очень может быт, что в вашем уединенном доме в Гампстеде я скажу вам многое, чего не могу сказать здесь, на этой шумной улице. Когда можно застать вас в Лечебнице? И найду ли я вас сегодня дома немного попозднее?

"Доктор отвечал, что он идет прямо домой и просил меня назначить ему час. Я выбрала послеобеденное время, и извинившись необходимостью спешить на назначенное свидание, окликала первый проеззкавший мимо омнибус.

" - Не забудьте же адреса, сказал доктор, подсазкивая меня в карету.

"--У меня есть ваша карточка, отвечала я, и на этом мы разстались.

"Вернувшись в гостиницу, я пошла к себе наверх и крепко задумалась.

"Подпись в свадебной книге попрежнему казалась мне непреодолимым препятствием. На помощь мистрис Ольдерто не было никакой надежды. Отныне я могла видеть в ней лишь тайного врага, который (в этом не было теперь для меня ни малейшого сомнения) следил и наблюдал за мною во время моего последняго пребывания в Лондоне. К кому могла я обратиться за советом, которого я необходимо должна была искать у лица более меня опытного? Могла ли я просить его у адвоката, с которым я советовалась насчет моего брака Мидинятером? Нет, это было невозможно! Уже не говоря о его последнем холодном приеме, совет, в котором нуждалась я теперь, касался (как ни маскировала я факты) прямого обмана, и такого обмана, на который не согласился бы ни один порядочный юрист, дорожащий своею репутацией. Но неужели нельзя было бы найдти, кроме его, другое лицо, не менее дельное и опытное? Почему нет, и этим лицом разве не мог быть доктор Доунвард, умерший в Пимлико и воскресший в Гампстеде?

"Я знала его за человека без всяких нравственных убеждений, но за то опытного, хитрого, ловкого и дальновидного. Сверх того, я сделала относительно его еще два открытия в это утро. Вопервых, он был в дурных отношениях с мистрис Ольдершо, что избавляло меня на будущее время от опасного союза этих двух личностей, в случае еслиб я решилась довериться доктору. Вовторых, обстоятельства вынуждали его до сих пор тщательно скрывать свое настоящее имя, что давало мне над ним преимущество ничем не уступавшее тому, которое он мог приобрести Он был во всех отношениях единственным человеком в мире, годным для моей цели, а между тем я целый час не решалась идти к нему, сама не зная почему!

"Было уже два часа, когда я решилась наконец сделать визит доктору. Затем, продумав еще один час о том на сколько посвятить его в свою тайну, я послала за кэбом и около трех часов пополудни отправилась в Гампстед.

"Я без большого труда нашла Лечебницу.

"Улица Фэруэдер Вел оказалась в близком от меня соседстве, на южном склоне плоской возвышенности Гампстеда. День был пасмурный, и все кругом казалось мрачным. Мы ехали по окаймленной деревьями улице, которая, вероятно, составляла некогда проспект какого-нибудь загородного места и примыкала к большой пустоши с разбросанными там и сям и недостроенными дачами; тут же, по сторонам, навалена была целая груда досок, тачек и разного рода строительных материалов. В одной стороне этого унылого места возвышался большой мрачный дом, выкрашенный коричневою краской и окруженный тощим нераспланированным садом, без зелени и цветов, который предстазлял весьма печальное зрелище. На растворенных железных воротах, ведших в ограду, прибита была новая медная дощечка с черною надписью: Ле меня пахнуло запахом свежей штукатурки и лака, а я в свою очередь внесла с собой в дом сырой и холодный ноябрьский воздух. В то время я не обратила на это внимания, но теперь я припоминаю, что дрожала от холода, переступая через порог.

"На вопрос слуги я назвала себя мистрис Армадель и была проведена в приемную. Даже огонь в камине гас от сырости. Единственные книги, лежавшия на столе, были сочинения доктора, в скромном коричневом переплете, единственный предмет, украшавший стены и оправленный в изящную рамку под стеклом, был иностранный докторский диплом, приобретенный доктором вместе с иностранною фамилией.

"Через несколько минут вошел и сам хозяин Лечебницы и в приятном удивлении протянул мне обе руки.

" - А мне и не вдомек, кто такая "мистрис Армадель!" сказал он. - Так и вы, моя дорогая леди, переменили ваше имя? Как хитро скрыли вы это от меня сегодня утром! Пойдемте-ка в мой кабинет, я не намерен держать такого старого дорогого друга, как вы, в приемной для больных.

"Кабинет доктора находился в задней части дома, откуда видны были поля и деревья, уже обреченные строителем на гибель, но еще не срубленные. Отвратительные предметы из меди, кожи и стекла, скрученные и съежившиеся, как будто то были живые существа, истомленные страданием, помещались на одном конце комнаты, а на противоположной стене находился большой шкаф с стеклянными дверками. На полках красовались длинные ряды стеклянных банок, наполненных желтою жидкостью, в которой плавали мертвые и безобразные существа какого-то странного беловатого цвета. Над камином висела коллекция женских и мужских фотографий, оправленных в две большие рамы, помещавшияся почти рядом на небольшом друг от друга разстоянии. Лица в левой рамке носили отпечаток нервного страдания, а те, которые находились в правой рамке, выражали совершенное безумие, между тем как в середине красовался изящно иллюминованный лист бумаги с древним и уважаемым девизом: еем лечить ее.

" - Я весь тут, со всеми моими аттрибутами, сказал доктор, усаживая меня подле камина. - Вот гальванические аппараты, наспиртованные диковинки и прочее, и прочее. А вот вам и моя система, которая молча, но красноречиво убеждает вас в своей пригодности. (Доктор указал на иллюминованный лист.) Здесь не сумашедший дом, моя дорогая леди. Пусть кто другой лечит сумашествие, если хочет, а я только не даю ему развиться! В этом доме еще нет больных. Но мы живем в такой век, когда нервное разстройство (близко подходящее к сумашествию) принимает громадные размеры, и в свое время пациенты непременно явятся. Я буду ждать так как ждал Гарвей, как ждал Дженнер. А покамест кладите ваши ноги на решетку и разказывайте мне о себе. Вы, конечно, замужем? И какое изящное имя! Примите же мои сердечные и искренния поздравления: вы приобрели два величайшия блага какие только могут выпасть на долю женщины - мужа и домашний очаг.

"Я поспешила остановить сердечные излияния доктора.

" - Да, я действительно вышла замуж, но при обстоятельствах далеко не обыкновенных, сказала я сериозно. - Мое настоящее положение не дает мне ни одного из тех благ, которые, по вашему мнению, выпадают на долю женщины. Уже теперь я нахожусь в весьма сериозном затруднении, а скоро, быть-может, подвергнусь еще и большей опасности.

"Доктор придвинул ко мне свой стул, принял официальный вид и заговорил со мною своим обыкновенным конфиденциальным тоном.

" - Если вы действительно желаете посоветоваться со мной, вкрадчиво сказал он, - то вы должны знать, что я умел сохранить много опасных тайн на своем веку, и что я обладаю в этом отношении двумя драгоценными качествами. Вопервых, меня трудно чем-либо поразить; вовторых, мне можно безусловно довериться.

"Я колебалась, даже в последнюю минуту, сидя с ним наедине в его комнате. Мне казалось так странно доверяться кому бы то ни было, кроме самой себя! Но могла ли я обойдтись без чужого совета в чисто юридическом деле?

"-- Впрочем, как вам угодно, добавил доктор. - Я никогда не напрашивался на чужую откровенность; я только выслушиваю добровольные признания,

"Нечего было делать; я пришла к нему не для того чтобы колебаться, но для того чтобы говорить. Я рискнула и заговорила.

" - Дело, о котором я желаю с вами посоветоваться, сказала я, выходит из круга вашей медицинской специальности. Но я полагаю, что вы можете быть мне чрезвычайно полезны, если я обращусь к вашей несравненно большей опытности в качестве человека, принадлежащого обществу. Впрочем, предупреждаю вас, что мой разказ крайне удивит и, быть-может, даже встревожить вас.

"После такого, предисловия я начала свое повествование, открыв ему лишь то, что я заранее подожила открыть, но не более.

"Прежде всего я сообщила ему о моем намерении разыграть роль вдовы Армаделя и нарочно упомянула (зная, что доктор мог отправиться в контору адвоката и, разсмотреть там духовное завещание) о значительном доходе, который получила бы я в случае успеха. Следовавшия затем обстоятельства я нашла нужным изменить, а частию и скрыт. Я показала ему печатный разказ о крушении яхты, во о событиях в Неаполе умолчала. Разказала ему о тожестве обоих имен, в чем он вероятно увидал одну случайность. Сообщила ему, как самый важный пункт в этом деле, что муж мой скрыл свое настоящее имя от всех кроме меня; но (чтобы предупредить всякия сношения между им и доктором) я не назвала его вымышленного имени, Мидвинтера. Кроме того я сказала, что муж мой остался на континенте, и когда доктор предложил мне насчет его один вопрос, я только дала ему почувствовать (на положительный ответ у меня не достало решимости), что Мидвинтер знал о замышляемом обмане, и что он с намерением остался на континенте, чтобы не компрометировать меня своим присутствием. Перешагнув чрез это затруднение, или, лучше сказать, совершив эту низость, - я снова заговорила о себе и возвратилась к истине. Я назвала ему поочередно все обстоятельства, бывшия в связи с моим тайным браком и с действиями Армаделя и Мидвинтера, вследствие чего становилось совершенно невозможным доказать посредством очевидцев подлог личности Армаделя.

" - Вот все что было сделано мною для достижения задуманной цели, сказала я в заключении. - Теперь я должна сообщить вам о весьма сериозном препятствии, стоящем на моей дороге.

"В эту минуту доктор, слушавший меня до сих пор без перерыва, попросил позволения сказать несколько слов с своей стороны.

"Эти "несколько слов" оказались вопросами, ловкими, пытливыми, подозрительными вопросами, - на которые я впрочем могла отвечать без особенной осторожности, так как почти все они относились к обстоятельствам моего брака и к тем благоприятным и неблагоприятным случайностям, которые могли бы возникнуть в будущем, еслибы мой законный муж вздумал предъявить на меня свои права.

"Я отвечала доктору, вопервых, что дела мои в Торп-Амброзе ведены были таким образом, чтобы всем внушить мысль о намерении Армаделя жениться на мне. Вовторых, что прежняя жизнь моего мужа могла только неблагоприятно выставить его в глазах света, и в третьих, что мы были обвенчаны в присутствии незнакомых свидетелей в большой приходской церкви, где венчались в то же утро две другия четы, не говоря уже о тех безчисленных парах, которые были обвенчаны там в последствии, и которые должны были совершенно вытеснить нас из памяти причта. Когда доктор выслушал от меня все эти подробности, - когда он убедился, что, по выходе из церкви, я и Мидвинтер немедленно отправились за границу, и что экипаж яхты, на которой Армадель прибыл перед моей свадьбой из Соммерсетшира, давно гуляет на разных кораблях в других частях света, на лице его отразилось полное доверие к моему плану.

" - На сколько я понимаю это дело, сказал он, - притязания вашего мужа на вас (после того как вы вступите в права вдовы покойного мистера Армаделя) могут основываться только на его личных показаниях, которые, я надеюсь, вы смело можете опровергнуть. Простите мое недоверие к этому господину, но между вами может произойдти в будущем несогласие или размолвка, и потому мне необходимо заранее знать, что может и чего не может предпринять он в таком случае. Теперь, покончив с главнейшим препятствием, которое я предусматриваю на вашем пути, перейдем к тому препятствию, которое предвидите .

"Я охотно на это согласилась. Тон, которым он говорил о Мидвинтере, хотя я сама была тому причиною, страшно раздражал меня, и пробудил во мне на минуту то безумное чувство любви, которое, как мне казалось, я угомонила в себе навеки. Обрадовавшись случаю переменить разговор, я с таким жаром заговорила о различии почерка, которым Мидвинтер подписал имя Аллана Армаделя в свадебной книге, с тем почерком, которым Аллан Армадель из Торп-Амброза привык подписывать свое имя, что доктор расмеялся.

" - И это все? мне, они не пошли бы для этого справляться с свадебною книгой!

" - Как! воскликнула я с удивлением: не хотите ли вы сказать этим, что подпись в свадебной книге не может служить доказательством моего брака?

" - Она доказывает только, сказал доктор, что вы вышли замуж за кого-то. Но она нисколько ни доказывает, что муж ваш мистер Армадель из Торп-Амброза. Какой-нибудь Жак-Нокс или Том-Стайльс (извините за тривиальность примера!) мог бы точно также получить разрешение и обвенчаться с вами в той же церкви под именем мистера Армаделя, и свадебный список самым невинным образом содействовал бы обману. Я вижу, что удивляю вас. Но я могу сознаться вам теперь, моя дорогая леди, что при открытии мне этого интересного дела, вы сами чрезвычайно удивили меня, придав такое важное значение странному тождеству двух имен. Вы могли бы совершить тот же самый смелый и романический поступок, на который вы готовитесь в эту минуту, не выходя за муж за вашего настоящого мужа. Всякой другой мущина точно также годился бы для этой цели, еслибы только он захотел присвоить себе на время имя мистера Армаделя.

"Я пришла в негодование.

" - Другой мущина никак не годился бы для этого, горячо возразила я. - Еслибы не тождество имен, то мне и в голову не пришло бы подобное предприятие.

"Доктор согласился, что заключение его было слишком поспешно.

" - Сознаюсь, что такой личный взгляд на дело был совершенно упущен мною из вида, сказал он. - Впрочем, обратимся к главному предмету нашего разговора. В продолжение моей, так сказать, бурной медицинской деятельности я часто приходил в столкновение с юристами, и не раз имел случай наблюдать за их действиями в делах семейной юриспруденции. Я совершенно убежден, что доказательства, которых потребуют представители мистера Армаделя, будут свидетельства очевидцев, присутствовавших при вашем браке и могущих признать личности жениха и невесты.

"--Но я уже говорила вам, возразила я, что брак наш происходил без свидетелей.

" - Знаю, сказал доктор. В таком случае, прежде чем решаться на новый шаг в этом деле, вам нужен, простите мне это выражение, наскоро изготовленный свидетель с редкими нравственными и личными качествами, которому бы можно было поручить выполнение роли очевидца перед судьею. Не знаете ли вы такого человека? спросил доктор, откидываясь на спинку кресла, и глядя на меня с величайшею невинностию.

" - Я знаю только вас, сказала я.

"Доктор тихо засмеялся.

" - Как это похоже на женщину! заметил он с возмутительным добродушием. - Едва завидит она свою цель, как уже стремится к ней, очертя голову. О женщины! О женщины!

" - Оставьте женщин в стороне, сказала я с сердцем, - и отвечайте мне сериозно: да или нет?

"Доктор встал и с величайшею важностию и достоинством обвел рукою вокруг комнаты.

" - Вы видите это обширное заведение, начал он, - и, конечно, можете сообразить, сколько средств употребил я для его будущого преуспеяния. Ваш природный здравый смысл непременно подскажет вам, что принципал этой Лечебницы душевных болезней должен быть человек высокой нравственности и безукоризненной репутации.

" - К чему такия разглагольствия, когда достаточно было бы и одного слова? Значит, нет?

"Принципал Лечебницы снова впал, в тон моего доверенного друга.

" - В настоящую минуту я не говорю ни да, ни нет, Согласны ли вы на это? И прекрасно, в таком случае мы отложим этот разговор до завтра. Где могу найдти я вас, чтобы сообщить вам о моем решении?

"Я не имела никакой причины скрыть от него свой адрес в гостинице, где я записана была под именем "мистрис Армадель"; между тем как Мидвинтера я просила адресовать ко одне письма в ближайшую почтовую контору. Мы назначили час, в который доктор должен был явиться ко мне, после чего я стала прощаться с ним, наотрез отказавшись от всяких угощений и от предложения осмотреть дом. Мягкая настойчивость, с которою он старался поддержать приличия после того как мы насквозь поняли друг друга, возбуждала во мне отвращение. Я наскоро отделалась от него, и вернувшись домой, села за дневник.

"Завтра увидим чем все это кончится, но мне сдается, что мой доверенный друг скажет да.

"Предположения мои оправдались: доктор сказал да, но на таких условиях, которых я никак не ожидала. Он готов продать мне свои услуги ни более ни менее как за половину моего первого годового дохода, в качестве Армаделевой вдовы, другими словами за шестьсот фунтов стерлингов!

"Сначала я протестовала против такого несоразмерного требования, но это не повело ни к чему. Доктор отвечал мне с самою очаровательною откровенностию, что он никак не решился бы впутаться в это предприятие, еслибы не случайное затруднение в его делах. Он истощил все собственные средства, равно как и средства своих друзей, на покупку и устройство Лечебницы; а потому шестьсот фунтов стерлингов для него сущая находка. Только за эту сумму, без уступки единого фартинга, решится он содействовать моему предприятию; затем, уверяя меня в своем искреннем расположении, он предоставлял мне решить это дело по моему благоусмотрению!

"Само собою разумеется, что конец был тот, какого и следовало ожидать; мне ничего более не оставалось делать, как согласиться на условия доктора и заключить с ним немедленный контракт. Как только контракт был заключен, доктор (нужно отдать ему эту справедливость), оказал большую энергию. Он потребовал бумаги, чернил, перо и с первою отходящею почтой решил повести атаку на Торп-Амброз.

"Мы сообща составили план письма, которое было написано мною, но с которого доктор тут же снял копию. Я не входила в нем ни в какие подробности, а объявляла только, что я вдова покойного мистера Армаделя, что я была с ним тайно обвенчана, что по отъезде его из Неаполя на яхте, я вернулась в Англию, и теперь по заведенному обычаю предъявляю копию с моего свадебного контракта. Я адресовала письмо на имя представителей покойного Аллана Армаделя, эсквайра, Торп-Амброз, Норфок. Сам доктор отнес его на почту.

"Теперь, когда уже первый шаг сделан, я не чувствую прежнего лихорадочного нетерпения достигнуть известной цели. Мысль о Мидвинтере преследует меня неотступно. Я опять написала к нему для соблюдения приличия, но думаю, что это будет мое последнее письмо. Когда я переношусь мыслию в Турин, твердость изменяет мне, и душою овладевает уныние. В настоящую минуту я уже не могу принимать в соображение Мидвинтера, как делала это прежде. День последняго разчета с ним, некогда далекий и сомнительный, может наступит теперь скорее чем я предполагаю. А между тем я все еще продолжаю слепо доверяться случайностям!

"Нынче в два часа был у меня доктор. Он ходил к своим адвокатам (которых, конечно, не посвятил в нашу тайну), чтоб узнать каким образом можно доказать действительность моего брака. Результат совещания подтвердил его предположения. Если права мои будут оспариваемы, то вопрос разрешится свидетельством о тождестве лиц, и моему свидетелю быть-может на этой же неделе придется сделать свои показания в присутствии судьи.

"При таком положении дел, доктор считает нужным, чтобы мы находились в наивозможно-близком друг от друга разстоянии, и предлагает найдти для меня спокойное помещение по соседству с Лечебницей. Я готова переехать куда бы то ни было, ибо между прочими дикими фантазиями, овладевшими мною в последнее время, мне кажется, что я буду более потеряна для Мидвинтера, если удалюсь из той местности, куда он адресует мне свои письма. Прошедшую ночь я опять не спала и думала о нем, а сегодня утром окончательно решила не писать ему более.

"Посидев у меня с полчаса и спросив, не желаю ли я идти с ним в Гампстед смотреть квартиру, доктор простился со мною и ушел. Я отговорилась тем, что у меня есть дело в городе, и на его вопрос: что это за дело, отвечала, что он узнает его завтра или после завтра.

"Оставшись одна, я почувствовала минутную нервную дрожь. Дело мое в городе, кроме того что оно имело действительную важность в глазах женщины, снова перенесло мои мысли к Мидвинтеру. Предстоящий переезд на новую квартиру напомнил мне о необходимости сшить себе новый костюм, сообразно с моим новым положением. Наступило время облечься в .

"Прежде всего нужно было достать денег. И я достала их (для траура по Армаделе!), посредством продажи его же свадебного подарка - рубинового кольца! Оно оказалось гораздо дороже чем я предполагала, и мне, по всей вероятности, надолго хватит этих денег.

"От ювелира я пошла в большой траурный магазин в Реджент-Стрите. В двадцать четыре часа (так как я сказала, что я не могу ждать долее), мне обещали приготовить полный траурный костюм. При выходе из магазина я снова почувствовала дрожь, а дома меня ожидало новое волнение и новый сюрприз. Я узнала, что в гостиной ожидает меня какой-то пожилой джентльмен, и отворив дверь, увидала - кого же? Старого Башвуда!

"Получив мое письмо, он с следующим же поездом отправился в Лондон, чтоб отвечать на него лично. Признаюсь, я ожидала от него многого, превзошло даже мои ожидания. Я торжествовала.

"Стоит ли упоминать здесь о восторгах и упреках жалкого старикашки, о его стенаниях и слезах и длинных скучных жалобах на то, как тосковал он в Торп-Амброзе, одиноко размышляя о моем побеге. По временам он становился даже красноречивым, но что мне до его красноречия? Нечего и говорить, что прежде чем разспрашивать его о новостях, я заключила с ним мировую и выпытала его чувства относительно меня.

"Какая чудная, под час, вещь женское тщеславие! Думая о том чтобы понравиться Башвуду, я почти позабыла о своих опасностях. В продолжение нескольких минут к ряду я чувствовала приятную щекотку самолюбия и торжества. И действительно, это было торжество, даром что над стариком. В какую-нибудь четверть часа я заставила его ухмыляться, улыбаться, с восторгом ловить каждое мое слово и как послушное дитя отвечать на все мои вопросы.

"Вот что разказал он мне о положении дел в Торп-Амброзе:

"Вопервых, слух о смерти Армаделя уже достиг до мисс Мильрой и поразил ее так сильно, что отец принужден был взять ее из школы. Теперь она опять на мызе, где ее ежедневно посещает доктор. Спрашивается: жалею ли я о ней? Да, я жалею о ней столько же, сколько она некогда жалела обо мне.

"Затем, положение дел в большом доме, которое я почему-то представляла себе столь запутанным, оказывается весьма нехитрым и до сих пор не представляет ничего безнадежного. Только вчера адвокаты обеих сторон дошли до взаимного соглашения. Мистер Дарч (фамильный адвокат Бланшардов и некогда жестокий враг Армаделя) представляет интересы мисс Бланшард, ближайшей наследницы Армаделя, которая приезжала недавно по своим собственным делам в Лондон. А мистер Смарт из Норвича (которому поручен был сначала надзор за Башвудом по управлению конторой) представляет интересы покойного Армаделя, и вот что порешили между собой оба адвоката.

"Мистер Дарч потребовал заочного ввода во владение мисс Бланшард и права собирать от её имени рождественские взносы. С своей стороны, мистер Смарт признал всю справедливость подобного требования, тем более что смерть Армаделя не подлежит ни малейшему сомнению, и потому он, мистер Смарт, не станет противодействовать требованиям мистера Дарча, если последний вступит во владение от имени мисс Бланшард, приняв на себя всю ответственность за такой поступок. Мистер Дарч согласился, и таким образом имение перешло теперь в руки мисс Бланшард.

"Такой образ действий, по мнению Башвуда, ставит мистера Дарча в положение лица, которому придется произносить приговор о моих правах на звание вдовы Армаделя и на сопряженный с этим званием доход. Так как деньги эти падают на имение, то выплачивать их придется мисс Бланшард, или, лучше сказать, её адвокату. Завтрашний день, вероятно, решит, справедлив ли такой взгляд на дело, потому что завтра утром письмо мое передано будет представителям Армаделя в большом доме.

"Вот что сообщил мне старый Башвуд. Снова возстановив над ним мое влияние и выпытав у него все что мне нужно было знать, я задумалась о том как воспользоваться им на будущее время. Он был совершенно в моем распоряжении (так как его собственное место в торп-амброзской конторе уже замещено было управляющим мисс Бланшард) и убедительно просил меня поручить ему защиту моих интересов в Лондоне. Конечно, я могла бы без малейшого опасения оставить его при себе, ибо он и не подозревал, что вдовство мое было вымышленное. Но так как я уже пользовалась услугами доктора, то мне не

"Когда я объявила ему о таком решении, он был крайне озадачен, вероятно потому что разчитывал ухаживать за мною в моем одиноком вдовьем положении. Но несколько слов убеждения и скромный намек на то, что повинуясь мне в настоящем, он может питать надежды в будущем, произвели чудеса, заставив его безропотно покориться моей воле. Когда наступило время возвращаться в Торп-Амброз с вечерним поездом, он жалобным тоном попросил у меня инструкций. Я ничего не могла приказать ему, не зная на что решатся фамильные адвокаты.

" - Ну, а если случится что-нибудь такое, чего я и сам не в состоянии буду понять, настаивал он, - что мне делать тогда, вдали от вас?

"Я могла дать ему лишь один ответ:

" - Не делайте ровно ничего, сказала я. - Что бы ни случилось, немедленно извещайте меня или письменно, или лично.

"Дав ему это последнее наставление и порешив, что мы будем аккуратно писать друг другу, я позволила ему поцеловать мою руку и выпроводила его на дебаркадер.

"Сидя теперь в уединении своей комнаты и спокойно размышляя о свидании, бывшем между мною и моим старым обожателем, я начинаю припоминать странную перемену в его обращении, перемену, которая поразила меня тогда и озадачивает до сих пор.

"Несмотря на его трепет, при встрече со мной глаза его, как мне показалось, смотрели на меня с каким-то особенным любопытством. Сверх того, разказывая мне о своей одинокой жизни в Торп-Амброзе, он проронил несколько слов, из которых можно заключить, что в этом одиночестве его поддерживала уверенность в возобновлении наших сношений в будущем. Будь он моложе и смелее (и, наконец, будь подобное открытие возможно), я, мне кажется, подумала бы, не узнал ли он чего из моей прошедшей жизни и не собирается ли он пустить это в ход, если я выкажу намерение снова обмануть, или бросить его. Но подобная мысль неприложима к старому Башвуду. Быть-может, я слишком разстроена волнением и ожиданием? Быть-может, я увлекаюсь пустыми фантазиями? Пусть так, но во всяком случае мне нужно заняться теперь более сериозными вопросами нежели вопросом о старом Башвуде. Не объяснит ли мне завтрашняя почта что думают представители Армаделя о притязаниях его вдовы?

"Ответ пришел сегодня утром, и, как предполагал Башвуд, в форме письма от мистера Дарча. Старый грубиян отвечает мне в трех строках. Прежде чем решаться на какой-либо шаг в этом деле, он требует показаний очевидцев для удостоверения моей личности и самого свадебного контракта; сверх того, он просит меня прислать ему адрес моих адвокатов.

"Доктор заходил ко мне, вскоре после двенадцати часов, объявить, что он нашел для меня квартиру в двадцати минутах ходьбы от Лечебницы, а я, в свою очередь, показала ему письмо мистера Дарча. Он тотчас же понес его к своим адвокатам и скоро вернулся назад с надлежащими инструкциями.

"Вместо ответа я послала мистеру Дарчу адрес моих адвокатов, или, лучше сказать, адвокатов доктора, не сделав ни малейшого намека на желание его иметь в показаниях очевидца новое и несомненное подтверждение моего брака. Вот все что можно было сделать сегодня. Завтра наступят более важные события, потому что завтра доктор подаст свое объявление судье, и я перееду на новую квартиру в своем траурном вдовьем платье.

"Дача на Фэруэдер-Веле.

"Начало нового акта этой драмы, в которой я играю такую смелую роль, должно бы, по-настоящему, действовать на меня возбудительно. Но, странно, я спокойна и даже грустна. Мысль о Мидвинтере преследует меня и здесь и в настоящую минуту давит меня тяжелым гнетом. Я не боюсь никакой случайности, до тех пор пока не вступлю в официальное звание вдовы Армаделя; но когда это время наступит, и когда Мидвинтер встретит меня (рано или поздно, а он должен меня встретить) уже занимающею то положение, которое я присвоила себе вместе с чутким именем - тогда-то Что за вздор! закрою свой дневник.

"Адвокаты получили письмо от мистера Дарча и переслали ему по почте объявление доктора.

"Когда последний принес мне это известие, я спросила у него, знают ли адвокаты мой настоящий адрес, и услышав, что нет, просила его скрыть от них и на будущее время место моего жительства. Доктор засмеялся.

" - Уж не боитесь ли вы, что мистер Дарч, незаметно подкравшись к нам, совершит на вас личное нападение? спросил он.

"Чтобы скорее склонить доктора на исполнение моей просьбы, я не стала противоречить ему.

" - Да, сказала я, - мистер Дарч пугает меня!

"Я повеселела с тех пор как доктор ушел от меня. Какое приятное чувство безопасности ощущаю я при мысли, что никому из посторонних не известен мой настоящий адрес. Я так спокойна сегодня, что не только замечаю как идет ко мне мое траурное платье, но даже стараюсь всем понравиться в здешнем доме.

"Мидвинтер немного смущал меня прошедшую ночь, но я успела победить в себе те мрачные опасения, которые овладели мною вчера. Теперь мне даже и не приходит в голову бояться какого-либо насилия с его стороны, когда он узнает о моей проделке. Еще менее можно предполагать, чтоб он предъявил свои права на женщину, которая так ужасно его обманула. Если мне и предстоит одно тяжелое испытание в день последняго разчета с ним, так это необходимость выдержать до конца свою роль. После этого я совершенно буду безопасна от его ненависти и презрения. С того дня как я в его глазах отрекусь от него, между нами все будет кончено, и мне не видать его более никогда.

"Но вот вопрос: буду ли я в состоянии отречься от него, глядя ему прямо в лицо? буду ли я в состоянии говорить с ним так как будто бы между нами никогда не было других отношений, кроме дружеских? Этого нельзя знать вперед. Однако, можно ли быть такою глупою как я? Пишу о нем, между тем как мне следовало бы совсем выкинуть его из головы. Решено, с этой минуты имя его не появится более на этих страницах.

"Последний месяц дряхлого, отжившого тысяча восемьсот пятьдесят первого года. Еслиб я позволила себе оглянуться назад, что за несчастный год увидала бы я позади себя в прибавку к прочим несчастным годам моей жизни! Но я решилась смотреть только вперед и намерена не изменять своему решению.

"В последние два дня не случилось ничего особенного. 29-го только я вспомнила о Башвуде и послала ему свой новый адрес. Сегодня утром наши адвокаты опять получили известие от мистера Дарча. Он уведомляет их о получении объявления, но в то же время прибавляет, что решения своего насчет этого дела не откроет им до тех пор, пока не увидится с душеприкащиками покойного мистера Бланшарда и не получит окончательных распоряжений от своей клиентки мисс Бланшард. Адвокаты доктора говорят, что письмо это написано единственно для того чтобы как-нибудь выиграть время, с какою целию - этого они, конечно, не в состоянии понять, между тем как доктор уверяет шутя, что цель всех адвокатов подавать огромные счеты своим клиентам. Я с своей стороны думаю, что мистер Дарч подозревает тут что-то недоброе, и цель его выиграть побольше времени.

"Еще не успела окончить я последней фразы (это было около четырех часов пополудни), как меня перепугал стук подъехавшого к моей квартире кэба. Я подоспела к окну в ту самую минуту как старик Башвуд выходил из экипажа, с такою живостью, на которую я до сих пор не считала его способным. Я так мало предчувствовала то ужасное открытие, которое должно было сразить меня вслед за появлением Башвуда, что подошла было к зеркалу и начала придумывать что скажет этот чувствительный джентльмен, увидав меня во вдовьем чепце.

"Лишь только он вошел в комнату, как я поняла, что над нами стряслась сериозная беда. Глаза его дико блуждали, парик сбился на бок. Он подошел ко мне с робкою и грустною поспешностью.

" - Я так и сделал, как вы мне приказывали, прошептал он, задыхаясь. - Не говоря никому ни слова, я пришел прямо к вам!

"Прежде чем я успела что-либо отвечать ему, Башвуд схватил меня за руку с небывалою в нем до сих пор смелостью.

" - Ах, как мне открыть вам это! сорвалось у него наконец с языка. - Я просто сам не свой, когда подумаю об этом!

" - Если вы в состоянии

"Он опустил руку в карман и вынул оттуда письмо, затем поглядел сперва на письмо, а потом на меня.

" - Недобрые ве-ве-вести, пробормотал он, - да только не из Торп-Амброза!

" - Не из Торп-Амброза!

" - Нет. С моря!

"Первая искра истины блеснула в уме моем при этих словах. Я не в состоянии была говорить - я могла только протянуть руку за письмом.

"Он все еще не решался отдать мне его.

"--Не смею! не смею! повторял он безсознательно, как бы говоря с самим собою. - Этот неожиданный удар может убить ее!

"Я вырвала у него письмо. Одного взгляда на адрес было довольно. Руки мои опустились вместе с письмом, которое было крепко в них стиснуто. Я сидела как окаменелая, без движения, без слов, не слушая того, что говорил мне Башвуд, и только мало-по-малу приходя к сознанию ужасной истины. Человек, вдовою которого я уже назвала себя, остался в живых, чтоб уличит меня в обмане! Напрасно старалась я отравить его в Неаполе, напрасно предала я его в рука Мануэля. Дважды разставляла я для него пагубные сети, а дважды ускользал он из моих рук!

"Наконец, я снова прошла к сознанию моего окружающого, и увидала Башвуда, который плакал у ног моих.

" - Вы как будто сердитесь, пробормотал он с отчаянием. - Вы гневаетесь на меня? О, еслибы вы знали как много надежд пробудилось в душе моей со времени нашего последняго свидания, и как безжалостно разбило их это письмо!

"Тихо отвела я от себя рукою несчастного старика.

" - Полно! сказала я. - Не разстраивайте меня теперь. Мне надо успокоиться, чтобы прочесть письмо.

"Он с покорностью отошел на другой конец комнаты, но лишь только я отвернулась от него, как услышала, что он в безсильной злобе говорил сам себе:

" - Еслибы море было заодно со мною, оно непременно потопило бы его!

"Медленно, с разстановкой развернула я письмо, ощущая при этом странную неспособность сосредоточить свое внимание на тех самых строках, которые я так пламенно желала прочесть. Но к чему останавливаться на чувствах, которые я не в силах описать? Гораздо лучше будет поместить на этих страницах самое письмо, чтобы потом обращаться к нему в случае надобности.

"Мастер Башвуд!

"Адрес, выставленный на моем письме вместе с числом, вероятно удивит вас, но вы еще более удивитесь, когда узнаете, какими судьбами мне пришлось писать вам из порта, лежащого на Адриатическом море.

"Я был жертвой злодейского покушения на мою жизнь и собственность. Меня ограбили, и только благодаря милосердию Божию, я избежал смерти.

"Еще два месяца тому назад нанял я себе яхту в Неаполе, и один, без друзей (с какою радостью помышляю я теперь об этом), отплыл в Мессину. Из Мессины отправился я к берегам Адриатики. По прошествии двух дней нас застигла буря. Бури в этих странах также быстро поднимаются, как и утихают. Яхта мужественно боролась с волнами - признаюсь, слезы так и навертываются у меня на глазах, когда я вспомню, что она покоится теперь на дне морском! Перед закатом солнца ветер начал стихать, а к полуночи море почти совершенно успокоилось, и только длинные гряды волн слегка колебали его поверхность. Утомившись немного (во время, бури и я также управлял яхтою), я спустился вниз и через пять минут уже спал крепким сном. Два часа, спустя меня разбудило что-то, упавшее в каюту через, вентилятор. Я вскочил и увидал на полу клочок бумаги,, в которую завернут был ключ. На внутренней стороне, бумажки было что-то написано, но таким почерком, который весьма трудно было разобрать.

"До сих пор я не имел и тени подозрения, что нахожусь в море один с целою шайкой самых отчаянных злодеев (за исключением одного), которые не остановились бы ни перед каким преступлением. Я близко сошелся со щкипером (величайшим бездельником из всей шайки), но еще более с Англичанином, его помощником. С матросами, большею частию иностранцами, я мало имел дела. Они исполняли свою обязанность хорошо; ни ссор, ни неприятностей от них не было. Еслибы, ложась спать в эту ночь, я услышал от кого-нибудь, что экипаж яхты, сам шкипер, или его помощник (который при отплытии из Неаполя казался не лучше других) сговорились сначала ограбить меня, а потом утопить на моем же собственном судне, я расхохотался бы ему прямо в лицо. Не забывайте же этого, а потом представьте себе сами (я с своей стороны не в силах этого выразить), какие мысли овладели мною, когда открыв бумажку, обернутую вокруг ключа, я прочел то, что в настоящую минуту списываю для вас (с записки помощника шкипера).

"Сэр, оставайтесь в постеле до те. , , е , а шкипер распорядился так, , что судно погибло со всее, е , , чтобы не дать вам возможности спасти себя. Правда, , ению, я ее не могу для вас сде, еслиб я не притворился, что де, ; со , и короткие гвозди, но ех пор пока не услышите что лодка наша отчалила, е ее того как оно будет пробуравлено. Бросьтесь в море с ле, , е, море , вы имеете шансы ечать какое-нибудь судно, е , еелать.

"Не успел я дочитать последних слов, как раздались удары молотка над люком каюты. Не думаю, чтоб я был трусливее других людей, но в эту минуту пот покатил с меня градом. Впрочем, я опомнился прежде чем смолкли удары, и мысли мои внезапно устремились к одному дорогому для меня существу, оставшемуся в Англии. Я сказал себе: "Хотя все шансы против меня, однако ради её, я попытаюсь спасти свою жизнь."

"Я взял письмо, некогда полученное мною от нея, и, вместе с письмом помощника шкипера закупорил его, в одну из моих туалетных стклянок. Все это я поверил к себе на шею, прибавив к этому еще бутылку Не помня себя от замешательства, я сначала оделся; но потом, одумавшись, снял с себя все, кроме белья, чтобы легче было плыть. Когда я был готов, все вокруг меня смолкло, и наступила такая тишина, что я слышал бульбуканье воды в просверленном корабле. Затем послышался шум от лодки, которая вместе с злодеями (я исключаю из числа их моего друга, помощника шкипера) отчаливала от правой стороны. Дождавшись удара весел, я надавил спиною люк. Помощник шкипера не обманул меня. Я без малейшого труда отворил люк - под прикрытием борта переполз на четвереньках через палубу и спустился в море с левой стороны. Целые груды разных обломков носились на поверхности воды. Я ухватился за первый попавшийся мне под руку, - то был курятник, - и проплыл на нем около двух сот ярдов, всячески стараясь оставлять яхту между собою и лодкою. Тут я почувствовал сильный припадок дрожи и потому (боясь судорог) остановился, чтобы хлебнуть виски. Когда я снова закрыл бутылку, и оглянулся назад, я увидал, что судно тонет, а через минуту между мною и лодкой не оставалось ничего более кроме разных обломков, с намерением разбросанных по воде. Луна сияла, и будь у них в лодке подзорная труба, я полагаю, они заметили бы мою голову, хотя я тщательно старался заслонять себя курятником.

"Между тем они продолжали грести, и до меня донеслись звуки голосов, которые громко спорили между собою. Через несколько минут, показавшихся мне целым веком, я понял в чем дело. Нос лодки внезапно повернулся в мою сторону. Один из наиболее ловких мошенников (вероятно сам шкипер) очевидно уговорил остальную шайку вернуться назад к тому месту, где потонула яхта, чтоб удостовериться, действительно ли я пошел ко дну вместе с нею.

"Они проплыли уже более половины разделявшого нас пространства, и я считал себя совершенно погибшим, как вдруг из среды их раздался крик, и лодка внезапно остановилась. Минуты через две нос её опять повернулся в противоположную сторону, и они поплыли назад с такою быстротой, как будто спасали свою жизнь бегством.

"Я посмотрел на берег и не заметил ничего. Повернулся в другую сторону, к морю, и увидал то, что экипаж лодки открыл прежде меня - парус, сначала едва заветный в отдалении, но который стал потом постепенно выясняться при лунном свете. Через четверть часа судно подошло так близко, что я мог его окликать, и меня приняли на борт.

"Экипаж состоял из иностранцев, которые оглушали меня своею болтовней, Я попытался было обменяться с ними знаками, но прежде чем они успели понят меня, новый припадок лихорадки овладел мною с такою силой, что меня спустили в каюту. Судно, вероятно, продолжало свое плавание в данном направлении, но я не мог дать, себе в этом отчета. К утру у меня открылась горячка, и с той минуты я ничего не мог припомнит ясно, до тех пор пока не очнулся уже здесь, в доме одного венгерского купца, агента того самого каботажного судна, которое дало мне у себя приют. Он говорит по-английски так же хорошо как и я, если еще не лучше, а обращение его со мной выше всяких похвал. В молодости своей он долго жил в Англии, изучая торговлю, и говорит, что воспоминания, вынесенные им из нашей страны, внушают ему сочувствие к каждому Англичанину. Он снабдил меня платьем и дал мне в займы денег на возвратный путь домой, как только доктор позволит мне ехать. Если болезнь моя не возобновится, то через неделю я в состоянии буду пуститься в дорогу. А если я захвачу мальпост в Триесте и не слишком утомлюсь путешествием, то дней через восемь или девять по получении вами этого письма Я надеюсь снова увидать вас в Торп-Амброзе. Вы конечно согласитесь со мною, что письмо мое страшно длинно, но что же делать! Я, кажется, потерял свой прежний навык выражаться коротко и ясно. Впрочем, теперь я все сказал вам, и мне остается только упомянуть о причине, по которой я описываю вам все случившееся со мной, вместо того чтобы разказать вам об этом лично.

"Болезнь, кажется, и до сих пор туманит мою голову. Мне только сегодня, пришло на ум, что какой-нибудь корабль, проходивший мимо того места, где погибла яхта, мог случайно наткнуться на обломки мебели и другия вещи, с намерением разбросанные по воде. В таком случае в Англии легко могли распространиться ложные слухи о моей смерти. Если это так (дай Бог, чтоб, опасения мои были неосновательны), то ступайте немедленно к майору Мильрою, покажите ему это письмо, - оно написано столько же для него, сколько и для вас, - передайте ему вложенную здесь записку и скажите, что при настоящих обстоятельствах он, вероятно, не сочтет неуместным мое желание, чтобы записка эта попала в руки его дочери. Я не могу объяснить вам теперь, почему я не пишу прямо к майору, или к самой мисс Мильрой, вместо того чтобы писать, к вам. Скажу только, что меня вынуждают к тому причины, которые я обязан уважать.

"Ответа я не прошу у вас, потому что я, вероятно, буду уже на дороге в Англию, прежде нежели письмо ваше найдет меня в этом глухом месте. Чем бы вы ни были заняты, бросьте все, и не теряя ни минуты, спешите к майору. Съездите к нему даже и в том случае, еслибы гибель яхты не была известна в Англии.

"Окончив чтение письма, я подняла глаза и в первый раз увидала, что Башвуд оставил свое место и поместился насупротив меня. Он изучал мое лицо с пытливостью человека, желавшого угадать мои мысли, и когда глаза наши встретились, он, как преступник, потупил взор и поспешил возвратиться на свое место. Будучи вполне убежден в моем браке с Армаделем, ужь не пытался ли он угадать, с каким чувством приняла я известие о его спасении? Впрочем, мне некогда было входить с ним в объяснение. Прежде всего нужно было немедленно повидаться с доктором. Я подозвала к себе Башвуда и протянула ему руку.

" - Вы оказали мне сегодня большую услугу, которая сближает нас еще более чем прежде, сказала я. - Сегодня, несколько позднее, мне нужно будет поговорить с вами как об этом, так и о многих других предметах, имеющих некоторый интерес для нас обоих. Теперь же я попрошу вас одолжить мне на несколько времени письмо мистера Армаделя (которое обещаю возвратить вам назад) и дождаться здесь моего возвращения. Сделаете ли вы это для меня, мистер Башвуд?

"Он сказал, что для меня готов на все. Я пошла в спальню и надела шаль и шляпку.

" - Теперь дайте мне еще раз сообразить факты, прежде чем я уйду от вас, сказала я, собираясь выйдти из комнаты. - Вы никому не показывали этого письма, кроме меня?

" - Ни одна живая душа не видала его, кроме меня и вас.

" - А что сделали вы с запиской, адресованною на имя мисс Мильрой?

"Вместо ответа он достал ее из кармана. Я быстро пробежала ее глазами, и увидав, что она не заключает в себе ничего важного, тут же бросила ее в огонь. Затем, оставив Башвуда в гостиной, я взяла письмо Армаделя и отправилась с ним в Лечебницу.

"Доктора не было дома, и слуга не мог положительно сказать мне, когда вернется он назад. Я пошла в его кабинет, написала ему несколько слов по поводу случившагося, и положив свою записку вместе с письмом Армаделя в особенный пакет, оставила все это на столе. Потом, предупредив слугу, что чрез час вернусь назад, я вышла из Лечебницы.

"Возвращаться домой к Башвуду было бы безполезно, не узнав сначала о намерениях доктора. Я стала бродить по соседним улицам, перекресткам и площадям в каком-то странном отупении, которое не только не давало мне мыслить, но даже мешало чувствовать физическую усталость. То же самое ощущение испытала я несколько лет тому назад, в то достопамятное утро, когда тюремные сторожа повели меня к допросу, на котором должен был решиться для меня вопрос о жизни или смерти. Вся эта ужаеная сцена воскресла в моем воображении; но мне казалось, будто действующим лицом в ней был кто-нибудь другой, а не я. Несколько раз к ряду я как-то тупо и безсознательно спросила себя: "Да почему же они не повесили меня тогда?*

"Вернувшись в Лечебницу, я узнала, что доктор возвратился уже с полчаса назад и нетерпеливо ожидал меня в своей комнате.

"Я отправилась в кабинете и нашла его подле камина с поникшею головой и сложенными на коленях руками. Подле него на столе, кроме моей записки и письма Армаде^:ля, лежал освещенный ярким кругом лампы указатель поездов железной дороги. Ужь не помышлял ли доктор о побеге? Но по виду его никак нельзя было угадать, о чем он думал, и насколько поразила его весть о спасении Армаделя.

" - Возьмите-ка себе стул, да сядьте к огню, оказал он. - Сегодня сыро и холодно.

"Я молча взяла стул; и доктор также сидел молча, потирая колени.

" - Не имеете ли вы чего сказать мне? спросила я.

"Он встал и быстро приподнял абажур на лампе, так что свет упал прямо на мое лицо.

" - Вы больны, сказал он. - Что с вами?

" - У меня дурна голова, а веки отяжелели и горят, отвечала я. - Вероятно от погоды.

"Не странно ли было, что мы оба уклонялись от единственно-важного и интересного для нас предмета, о котором именно мы и собрались разсуждать!

" - Не освежит ли вас чашка чаю? спросил доктор.

"Я приняла предложение. Покамест нам приготовляли чай, доктор ходил взад и вперед по комнате, а я сидела у камина, не прерывая молчания.

"Чай действительно освежил меня, и доктор заметил эту перемену. Он сел насупротив меня за стол и заговорил так:

" - Будь у меня теперь десять тысяч фунтов стерлингов, начал он, я охотно отдал бы их до последняго фартинга, лишь бы не впутываться в вашу отчаянную спекуляцию на смерть мистера Армаделя!

"Он произнес эти слова с резкостью, доходившею до грубости, которая странно противоречила его обыкновенно мягким манерам. Действительно боялся он последствий, или только хотел испугать меня? Не знаю; но я решилась тотчас же выпытать у него истину, по крайней мере относительно себя.

" - Погодите, доктор, сказала я. - Обвиняете ли вы меня в случившемся?

" - Конечно, нет, отвечал он резко. - Кто же мог это предвидеть? Когда я говорю, что дал бы десять тысяч фунтов, чтобы выпутаться из этого дела, я обвиняю только самого себя. А когда я скажу затем, что без борьбы не дозволю мистеру Армаделю погубить меня своим неуместным воскресением из мертвых, это будет, моя дорогая леди, одна из самых несомненных истин, какие я когда-либо говаривал в свою жизнь. Не думайте, чтоб я эгоистично отделял мои интересы от ваших в этой общей Вы не убили, как я, всех ваших средств на устройство Лечебницы; вы не делали перед судьею ложных показаний, караемых законом как клятвопреступление.

"Я снова остановила его. Эгоизм его подействовал на меня гораздо благотворнее нежели его чай; он разсердил меня и вывел из апатии.

" - Оставим эти сравнения, сказала я, и будем говорить о деле. Что разумеете вы под словом "борьба"? Я вижу, у вас лежит на столе указатель поездов железной дороги. Не разумеете ли вы под борьбою бегства?

" - Бегства? повторил доктор. - Вы, кажется, забыли, что я все посадил в это заведение, все до последняго фартинга.

" - Стало-быт, вы остаетесь здесь? спросила я.

"--Без сомнения.

" - А что намерены вы делать, когда мистер Армадель вернется в Англию?

"Одинокая муха, случайно уцелевшая от зимняго холода, слабо жужжала и вертелась в эту минуту вокруг лица доктора. Не отвечая на мой вопрос, доктор поймал ее, и не разжимая руки, протянул ее ко мне через стол.

" - Еслиб имя этой мухи было Армадель, сказал он, - и он был бы в ваших руках, как эта муха теперь в моих, что бы вы сделали с ним тогда?

"При этих словах глаза его, до сих пор устремленные на мое лицо, многозначительно опустились на мое вдовье платье. Мой собственный взгляд принял то же направление. Во мне заговорила прежняя смертельная ненависть к Армаделю и прежняя решимость погубить его.

" - Я убила бы его, сказала я.

"Доктор вскочил с своего места, не выпуская из руке мухи, и посмотрел на меня, с каким-то трагическим ужасом.

" - Вы убили бы его! повторил он в припадке благородного негодования. - Насилие! злодейское насилие в моей Лечебнице! Вы меня ужасаете!

"Между тем, как он так трагически выражал свое негодование, глаза его смотрели на меня с пытливым любопытством, которое сильно противоречило резкости его слов и горячности его тона. Когда глаза наши повстречались, он принужденно засмеялся и снова заговорил со мною своим обыкновенным, вкрадчивым голосом.

" - Тысячу раз прошу у вас извинения, сказал он. - Мне не следовало бы буквально понимать слова женщины. Впрочем, позвольте мне напомнить вам, что обстоятельства, о которых мы говорим, слишком сериозны, чтобы можно было допустить на этот счет какую-либо шутку. Вы должны немедленно выслушать мой план.

"Он остановился и потом снова продолжал свою аллегорию о мухе. Положим, что это мистер Армадель. Я могу по своему произволу освободить его или удержать, и он это очень хорошо знает. Я скажу ему, например, - продолжал доктор, шутливо обращаясь к мухе, - дайте мне надлежащее ручательство, мистер Армадель, в том, что вы не предпримете никаких враждебных мер ни против меня, ни против этой дамы, и вы будете свободны. Но если вы откажетесь, то не взирая на риск, я не выпущу вас из своих рук. Догадываетесь ли вы, моя дорогая леди, об окончательном ответе мистера Армаделя? Можно ли сомневаться, сказал доктор, - применяя слова к делу, и выпуская из рук муху, - что все это не кончится полюбовною сделкой, вот так?

" - Прежде всего, сказал доктор, опуская руку на указатель поездов железной дороги, - я нахожу нужным удостовериться в какой именно час, в продолжение всего текущого месяца, приходят вечерние поезды из Дувра и Фокстона на дебаркадер Лондонского моста? А второе мое предположение состоит в том, чтоб отрядить туда человека, знакомого мистеру Армаделю и вполне преданного нашим интересам, который дождался бы прихода поездов и встретил бы нашего молодца в ту самую минуту как он выйдет из вагона.

" - Кто же мог бы выполнить это поручение? спросила я.

" - Я уже нашел человечка, сказал доктор, взяв в руку письмо Армаделя. - Тот, к кому адресовано это письмо.

"Этот ответ поразил меня. Неужели он и Башвуд знали друг друга? Я немедленно предложила ему этот вопрос.

" - До нынешняго дня я даже не слыхал и имени этого джентльмена, сказал доктор. Я просто употребил индуктивный способ мышления, которым мы обязаны безсмертному Бэкону. Каким образом попало в ваши руки это важное письмо? Я не хочу оскорблять вас предположением, что вы его украли. Стало-быть, оно попало к вам с дозволения и разрешения лица, на имя которого оно адресовано. Стало-быть, лицо это пользуется вашей доверенностию. Стало-быт и мысли мои прежде всего обратились к нему. Поняли ли вы этот процесс? Прекрасно. Но прежде чем продолжать мои объяснения, позвольте мне сделать вам два-три вопроса насчет мистера Башвуда.

"Вопросы доктора по обыкновению относились к существу дела. Я отвечала ему, что мистер Башвуд занимает у Армаделя должность управляющого; что получив сегодня утром это письмо в Торп-Амброзе, он привез его ко мне с первым поездом; что перед отъездом он не показывал его ни майору Мильрою, ни кому-либо другому; что я воспользовалась его услугами, не открыв ему своей тайны, что я сообщалась с ним в качестве вдовы Армаделя; что он утаил письмо единственно из повиновения данному мною приказанию молчать обо всем, могущем случиться в Торп-Амброзе, до тех пор пока он не посоветуется со мной, и наконец, что причина, по которой он повиновался мне в этом случае, была, как и во всех других случаях, это слепая преданность моим интересам.

"При этих последних словах глаза доктора подозрительно выглянули на меня из-за очков.

" - В чем же состоит тайна этой слепой преданности мистера Башвуда вашим интересам? спросил он.

" - С минуту я колебалась, не ради себя, но ради мистера Башвуда. - Знайте же, отвечала я наконец, - что мистер Башвуд влюблен в меня.

" - Ай! ай! воскликнул доктор успокоенным тоном. - Теперь я начинаю понимать. Что он, молодой человек?

"--Нет, старик!..

"Доктор откинулся на спинку стула и тихо захохотал.

" - Как нельзя лучше! сказал он; - Такого-то человека нам и нужно. Кому приличнее встретить мистера Армаделя по возвращении его в Лондон, как не его управляющему? А кто наиболее способен влиять на мистера Башвуда, в надлежащем духе и направлении, как не очаровательный предмет его страсти?

"Действительно, Башвуд как нельзя более годился для выполнения докторского плана, и я могла склонить его. на все. Затруднение состояло не в этом, а в неразрешенном вопросе, который я предложила доктору за минуту перед тем. Я опять повторила его.

" - Положим, что управляющий мистера Армаделя встретит своего господина на дебаркадере, сказала я. - Смею да я еще раз спросить, каким образом уговорит он его приехать сюда?

" - Не сочтите меня за невежу, возразил доктор самым мягким своим тоном, - если и я с своей стороны спрошу у вас, кто обыкновенно подстрекает мущин на разные глупости? Конечно, ваш прекрасный пол. Слабая сторона каждого мущины есть женщина. Нам стоит только узнать слабую струну мистера Армаделя, слегка расшевелить ее, и он пойдет за нами как послушный барашек. Я замечаю тут, - продолжал доктор, раскрывая письмо Армаделя, - многознаменательный намек на какую-то молодую девушку. Где же эта записка к мисс Мильрой, о которой упоминает мистер Армадель?

"Не отвечая доктору, я с внезапным воодушевлением вскочила с своего места. Как только он упомянул о мисс Мильрой, мне вдруг пришло в голову все, слышанное от Башвуда о её болезни, и о причине, вызвавшей эту болезнь. Средство заманить Армаделя в Лечебницу, представилось мне так же ясно, как представлялся мне сам доктор, сидевший по другую сторону стола и с удивлением смотревший на совершившуюся во мне перемену. О, как отрадно мне было употребить наконец мисс Мильрой орудием моих целей!

" - О записке не заботьтесь, сказала я. - Я из предосторожности сожгла ее. Но от меня вы узнаете гораздо более чем из самой записки. Мисс Мильрой разсекает узел! Мисс Мильрой разрешает затруднение! Она тайно обручена с Армаделем. До нея дошел ложный слух о его смерти, и она опасно занемогла в Торп-Амброзе. Когда Башвуд встретит его на станции железной дороги, первым вопросом, который по всей вероятности предложит ему Армадель, будет...

" - Понимаю! воскликнул доктор, забегая вперед. Мистеру Башвуду останется только слегка прикрасить истину. Сообщив своему господину о ложном слухе, дошедшем до мисс Мильрой, он прибавит только, что удар этот потряс её мозг и что она отдана сюда для излечения. Прекрасно. Превосходно! Он стремглав прискачет в Лечебницу, и заметьте: мы ничем не рискуем, нет необходимости посвящать кого-либо в нашу тайну. Ведь это не сумашедший дом, не привилегированное заведение. Тут докторского свидетельства не нужно! Поздравляю вас, моя дорогая леди! Поздравляю вас, а вместе с тем и себя. Позвольте же мне вручить вам этот указатель поездов, в котором я, в виде особого внимания к мистеру Башвуду, загнул надлежащую страничку, и просить вас, чтобы вы передали ему эту небольшую книжечку вместе с моим искренним приветствием.

"Вспомнив о Башвуде, который уже давно дожидался меня, я взяла книгу, и без дальнейшого разговора простилась с доктором. Веакливо отворяя мне дверь, он вдруг завел речь о том благородном негодовании, которое вырвалось у него в начале нашего свидания.

" - Я надеюсь, сказал он, что вы милостиво забудете и простите мне недостаток такта и догадливости, выказанный мною в ту минуту.... ну, словом в ту минуту, как а поймал муху. Я положительно краснею за то, что имел глупость буквально понять дамскую шутку! Насилие в моей Лечебнице! воскликнул доктор, снова устремляя на меня пристальный взгляд. Насилие в нашем просвещенном девятнадцатом столетии! Можно ли вообразить себе что-либо смешнее? Застегните-ка ваш бурнус, прежде чем выйдете отсюда; сегодня так холодно и сыро! Не проводить ли мне вас? Или не дать ли вам моего слугу? Нет? Ну, да ведь я знаю, что вы всегда были самостоятельны! Всегда поступали по своему произволу! Можно мне будет зайдти к вам завтра утром, чтоб узнать, на чем вы порешите с мистером Башвудом?

"Я сказала да, чтобы только освободиться от него. Через четверть часа я была дома, и слуга доложил мне, что пожилой джентльмен все еще дожидается меня в гостиной.

"У меня не хватает ни духу, ни терпения, сама не знаю чего именно, чтобы долго останавливаться на разговоре, происшедшем между мною и Башвудом. Мне было так легко, так унизительно легко вертеть во все стороны эту старую жалкую марионетку! Я не встретила ни одного из тех затруднений, которые мне пришлось бы встретить, еслиб я имела дело с человеком менее старым, или, менее влюбленным. Я отложила до другого раза объяснение намеков на мисс Мильрой, казавшихся ему непонятными в письме Армаделя. Я даже не дала себе труда выдумать благовидную причину, по которой я желала, чтоб он встретил Армаделя на станции железной дороги, и обманом завлек его в Лечебницу. Я нашла нужным сослаться лишь на то, что я писала ему по приезде моем в Лондон, и на то, что я говорила ему лично, когда он вместо ответа сам явился ко мне в гостиницу.

" - Вы уже знаете, сказала я, - что брак мой был несчастлив. Выводите из этого ваши собственные заключения и не спрашивайте, на сколько радует меня весть о спасении мистера Армаделя.

"Этого было достаточно, чтобы воспламенить его старое, поблекшее лицо и оживить его прежния надежды. Мне стоило только прибавить к этому:

" - Если вы исполните мою просьбу, как бы странна и таинственна она вам ни показалась, если вы поверите мне на-слово, что собственно вам не угрожает ни малейшая опасность, и что в свое время вам дадут надлежащее объяснение, вы приобретете такия права на мою благодарность и на мое уважение, каких не имел еще ни один мущина!

"Мне стоило только произнести эти слова и подкрепить их взглядом и тихим пожатием руки, чтобы повергнуть Башвуда к ногам моим и возбудить в нем слепое повиновение. О, еслиб он мог знать что я думала в эту минуту о самой себе! но не в этом дело: он ничего не подозревал.

"Уже несколько часов прошло с тех пор, как я отправила его с надлежащими инструкциями и с указателем поездов железной дороги в ближайшую к дебаркадеру гостиницу, где он будет ждать появления Армаделя на платформе. Возбуждение, в котором находилась я в начале этого вечера, исчезло, и мною снова овладело какое-то немое, мрачное отупение. Неужели моя обычная энергия изменяет мне в ту самую минуту, когда я всего более в ней нуждаюсь? Или я предчувствую какое-нибудь несчастие, в котором еще не могу дать себе отчета?

"Пожалуй, я просидела бы еще долее, думая о разных разностях и излагая мои мысли на бумаге, еслибы позволял мне дневник. Но моё досужее перо слишком скоро довело меня до конца тетради. Я дописываю теперь последний клочок бумаги на последней странице, и волею-неволею должна буду навсегда закрыть эту тетрадь.

"Прости, мой старый друг, товарищ многих печальных дней! Не имея другой привязанности в жизни, я начинаю подозревать себя в излишней привязанности к тебе.

"Какая глупость!"