Дочь Иезавели.
Часть первая. Мистер Дэвид Глени приводит в порядок свои воспоминания и начинает рассказ.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дочь Иезавели. Часть первая. Мистер Дэвид Глени приводит в порядок свои воспоминания и начинает рассказ. Глава II. (старая орфография)

ГЛАВА II.

В конце недели вдова потребовала нас в себе.

По внешности это была женщина небольшого роста, очень хорошенькая, с бледным цветом лица, широким, низким лбом и большими, блестящими, умными серыми глазами. Выйдя замуж за человека гораздо старше себя, она все еще была (после многих лет замужества) чрезвычайно привлекательна. Но она, повидимому, никогда не сознавала своей красоты и не гордилась своими замечательными способностями. В обыденной жизни она была очень мягкая, тихая женщина. Но как только обстоятельства того требовали, она проявляла редкую твердость и силу воли. Во всю мою жизнь я не видывал такой решительной женщины, когда она была чем-нибудь возбуждена.

Поздоровавшись с нами, она без всяких предисловий завела разговор о деле. Лицо её носило ясные следы безсонной ночи, проведенной в слезах. Но она так мужественно поборола свое волнение, что только голос её немного дрожал, когда она говорила о своем покойном муже.

-- Вы оба знаете, начала она, - что мой муж был человек самых независимых мыслей. Его убеждения насчет наших обязанностей в отношении несчастных ближних были гораздо выше обыкновенных понятий света. Я вполне разделяю все его взгляды и сделаю с Божьей помощью все то, что он сам сделал бы для их применения, еслиб остался в живых.

-- Вы говорите о политических мнениях мистера Вагнера? спросил стряпчий с некоторым безпокойством.

Пятьдесят лет тому назад политическия мнения моего хозяина считались революционерными, а теперь, когда его мысли подтверждены санкцией парламентских актов и сочувствием всей нации, он был бы признан умеренным либералом, идущим вместе с веком по пути прогреса.

-- Мне нечего заботиться о политике, продолжала тетка; - я желаю прежде всего поговорить с вами о мнении моего мужа насчет женского труда.

В этом отношении также вредная ересь моего хозяина в 1820 году стала общепринятой аксиомой в 1870 году. Обсудив этот вопрос с своей независимой точки зрения, он пришел к тому убеждению, что многия занятия, исключительно составлявшия удел мужчин, могли бы быть исполняемы с полным успехом способными, достойными женщинами. Как только мистер Вагнер убеждался в правильности какой-нибудь идеи, он тотчас принимался за энергическое её применение. Увеличив в то время свою контору, он распределил в ней поровну занятия между мужчинами и женщинами. Скандал, произведенный этим нововведением в Сити, сохранился доселе в памяти таких стариков, как я. Однако, несмотря на этот скандал, смелая попытка моего хозяина увенчалась полным успехом.

-- Еслиб мой муж остался в живых, продолжала тетка, - то он ввел бы в отделении нашей конторы во Франкфурте ту же систему, как в Лондоне. Там также дело разростается и мы хотим увеличить число конторщиков. Как только я соберусь с силами, я поеду во Франкфурт и предоставлю немецким женщинам те же права, которые мой муж дал английским женщинам в Лондоне. Он оставил подробные заметки о том, как ввести эту реформу, и я буду ими руководствоваться. Я думаю тотчас послать тебя, Дэвид, прибавила тетка, обращаясь ко мне, - к нашим компаньонам во Франкфурт с копией этих заметок и с инструкцией, в силу которой они не замещали бы несколько вакансий в конторе до моего приезда. Имеете-ли вы что-нибудь сказать против моего плана? вдруг спросила она, пристально посмотрев на стряпчого.

-- Это рискованное дело, отвечал он очень осторожно.

-- Отчего?

-- В Лондоне, сударыня, мистер Вагнер имел возможность изследовать нравственный характер женщин, принимаемых им в свою контору. Но вам будет очень трудно уберечь себя от опасности в чужом городе, как Франкфурт.

-- От какой опасности?

-- Вы очень великодушны, а великодушие часто эксплуатируют. Я боюсь, чтоб женщины с дурной репутацией или другия...

В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошел наш старый конторщик, мистер Гартрей.

-- Извините, мистер Гартрей, сказала моя тетка, подняв голову: - я сейчас буду к вашим услугам. Будьте искренны со мною, сэр, продолжала она, обращаясь в стряпчему, - и скажите прямо, как могут меня эсплуатировать другия женщины?

под дурным влиянием дома, будут для вас постоянным источником безпокойства и неприятностей.

Тетка ничего не отвечала. Замечание стряпчого, казалось, ее разсердило. Она быстро обернулась к мистеру Гартрею и спросила, что ему нужно?

Наш старший конторщик был методичный джентльмен старой школы. Он начал с извинения в том, что обезпокоил хозяйку, и потом подал ей письмо.

-- Когда вы будете в состоянии заниматься делами, сударыня, то прочтите это письмо, прибавил он, - а пока простите меня, что я предпочел самовольно распорядиться в конторе, чем тревожить вас в такую грустную минуту.

Голос его дрожал при воспоминании о своем добром хозяине, и тетка протянула ему руку, которую он поцеловал со слезами на глазах.

-- От мистера Келера, из Франкфурта.

Тетка тотчас взяла письмо и внимательно его прочитала. Вот его содержание, так-как это письмо имело большое влияние на последующия события моего рассказа.

"Мистеру Гартрею, в собственные руки, конфиденциально.

"Любезный сэр, я не могу теперь обратиться лично к мистрис Вагнер после посетившого ее горя. Но я нахожусь в отчаянном положении и потому решился написать к вам, как к лицу, заведывающему нашей лондонской конторой.

"Мой единственный сын Фриц оканчивает свое воспитание в вюрцбургском университете. К сожалению, он влюбился в дочь вюрцбургского доктора, только-что умершого. Я уверен, что эта молодая девушка вполне достойная и высоконравственная особа, но её отец не только оставил ее в бедности, но по уши в долгах. Кроме того, её мать пользуется самой дурной репутацией. Между прочим, говорят, что она разорила мужа своим мотовством. В виду этих обстоятельств, я хочу разлучить молодых людей. Фриц бросил мысль о поступлении в доктора я согласился быть моим преемником в фирме. Покуда же я решился послать его в Лондон для изучения комерческих дел в нашей главной конторе.

"Фриц исполняет мою волю не очень охотно, но он добрый и послушный юноша. Вы можете его ожидать через день или два после этого письма. Сделайте одолжение, дайте ему занятие в вашей конторе и окажите ему всякое содействие, пока я не напишу в мистрис Вагнер, которой, пожалуйста, передайте мое глубокое сочувствие в её ужасной потере".

-- Приехал молодой человек? спросила тетка, возвращая письмо Гартрею.

-- Вчера.

-- И вы ему нашли занятие?

-- Вы отлично поступили, мистер Гартрей. Но я вас освобожу от части ответственности. Семейное горе не может помешать мне исполнить мои обязанности в отношении компаньона моего мужа. Я хочу видеть молодого человека. Приведите его сюда после закрытия конторы. А теперь останьтесь. Я хочу спросить у вас кое-что о делах моего мужа.

Мистер Гартрей сел.

Вопрос, заданный ему теткой, привел нас всех троих в немалое удивление.