Дочь Иезавели.
Часть первая. Мистер Дэвид Глени приводит в порядок свои воспоминания и начинает рассказ.
Глава XV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дочь Иезавели. Часть первая. Мистер Дэвид Глени приводит в порядок свои воспоминания и начинает рассказ. Глава XV. (старая орфография)

ГЛАВА XV.

Вскоре по возвращении домой я получил письмо, в котором вложен был отрывов из одной немецкой газеты.

"Вы или очень справедливый или очень упрямый молодой человек, писала г-жа Мейер: - во всяком случае вам полезно прочитать прилагаемое. Я не такая сплетница и охотница до скандалов, как вы полагаете. Хотя имена в газетной статье скрыты, но вы поймете, о ком идет дело. Пожалуйста возвратите отрывок: он принадлежит к колекции интересных литературных диковинок моего гостеприимного хозяина."

"Мы получили под строжайшей тайной выписки из писем одной дамы к своей подруге. Печатаемые нами отрывки перенумерованы и мы только вычеркнули в них имена, названия местностей и числа. В виду производящагося ныне судебного следствия, интересующого весь город, эти отрывки могут бросить некоторый свет на события, все еще остающияся во мраке.

"No 1--1801. Да, милая Жюли, я рискнула и вышла вчера замуж за доктора. - Посторонняя публика в церкви была нашими свидетелями. Отец уверяет, что я опозорила его благородный род, отдав свою руку простому медику. Он запретил матери присутствовать при моей свадьбе. Бедная, наивная душа, она спросила у меня, люблю-ли я моего молодого доктора и, получив удовлетворительный ответ, совершенно успокоилась. Что-же касается моего мужа, то у него большие надежды на блестящую карьеру. Я тебе уже писала, что он француз, а в его отечестве знаменитые доктора получают титулы. Я во что-бы-то ни стало выведу его в люди, а когда он будет бароном, то мы увидим, что скажет отец".

"No 2--1802. он не остановится ни перед какими жертвами для увеличения своих научных знаний. Еслиб ты только видела, как дамы одеваются в этой трущобе и как оне говорят, ты меня пожалела-бы. У меня есть одно утешение, прекрасный ребенок - девочка, чистый ангел. Я сомневаюсь, любила-ли ты так своего первого ребенка, как я обожаю свою Мину! С той минуты, как я ее почувствовала в своих руках, я забыла мужа".

"No 3 - 1805. Я едва имею силы тебе писать, но я боюсь сделать что-нибудь отчаянное, если не вылью моей наболевшей души хоть перед тобой. Мое последнее письмо объяснило тебе, как я вырвала мужа из отвратительного университета, но он продолжает прозябать в Германии, беседуя с старыми заплесневевшими докторами, которых он называет "князьями науки", вместо того, чтобы вернуться в Париж, поселиться в роскошном доме и добиться славы с моей помощью. Я создана для того, чтобы давать великолепные вечера и вывести в люди мужа. Но, я или не должна думать об этом или сойду с ума. Шесть недель тому назад, благодаря войне, я не могу не восхищаться удивительным Наполеоном, хотя он и побеждает мою родину; мы снова вернулись в этот ужасный городишка и ненавистный университет, с которым, я надеялась, мы разстались на-всегда. Конечно, муж возобновил свои научные работы, а я по-прежнему попала в среду этих глупых сплетниц. Но это еще ничего. Здесь, в химической лаборатории завелся новый человек, поступивший в университет после нашего отъезда в прошлом году. Этот дьявол, нельзя его иначе назвать, совершенно обошел мужа и уничтожил все мои надежды в жизни. Это венгерец, маленького роста, грязный, худощавый как скелет, с глазами как у дикого зверя, и с самой лицемерной улыбкой на устах. Никто не знает об его прошедшей истории. Все в университете считают его первым экспериментальным химиком нашего времени. Он приводит в восторг самых знающих професоров, а студенты называют его "новым Парацельсом". Я однажды спросила его, надеется ли он найти средство делать золото. Он отвечал с ужасной улыбкой: "Да, и брилианты". Он убежден, что откроет не только философский камень, но и такой взрывчатый состав, который, благодаря своей колосальной, все уничтожающей силе, уничтожит войну. Он говорит, что, благодаря электричеству, он уничтожит время и пространство, а пар сделает движущей силой, так-что путешественники будут летать по всему свету со скоростью мили в минуту. Ты можешь меня спросить: к чему я занимаю тебя этими безумными бреднями? Дело в том, что этот прекрасный искатель приключений забрал в руки моего мужа, и совершенно уничтожил мое влияние на него. Я нисколько не преувеличиваю. Послушай только, чем все это кончилось. Муж положительно отказывается уехать отсюда. Он говорит, что докторская практика ему опротивела и что он решил посвятить всю свою жизнь химическим опытам и открытиям. И за этого человека я вышла замуж в надежде, что перед ним открыта блестящая карьера! Этот презренный человек, для которого я всем пожертвовала, навеки разсорил меня с отцом! Теперь я должна примириться с мыслью, что я жена професора, показывающого опыты мальчишкам. А друзья в Париже, как мне достоверно известно, только ждут нашего приезда, чтобы предстоит его к императорскому двору. Никакими словами не объяснить моих чувств при этом уничтожении всех моих надежд и планов. Одна дочь удерживает меня, а то я сейчас бросила-бы его и уехала отсюда. Итак, я должна вечно лицемерить и представляться, что люблю и уважаю человека, которого в сущности я ненавижу от всей души. О, если-бы я только имела силу дать почувствовать злобу, клокочущую в моем сердце. Проклятие женщины - её безпомощность. Я с каждым днем, милая Жюли, все более и более убеждаюсь, что кончу дурно. Кто знает, на какое зло мы способны, пока роковой случай этого не докажет? Однако, я уже слишком разоблачаю перед тобою мое несчастное, измученное сердце. Лучше я кончу это письмо и пойду играть с моим ребенком".

"No 4-- 1811 мужа. О, ты вышла замуж за человека; ты счастливая женщина. А мой муж не человек, а машина. Я все эти годы думала о тебе, милая Жюли, но не могла отвечать на твои письма, потому что жизнь, которую я здесь веду, уничтожила во мне всякую энергию. Часто брала я перо и всегда его бросала. Я слишком несчастна, а, может быть, и слишком горда, чтобы рассказать тебе каким страшным я стала существом и какие мысли иногда закрадываются в мою голову в безсонные ночи. После этого ты, вероятно, удивишься, зачем я теперь тебе пишу. Я думаю, что причиной этому победоносная борьба с моими кредиторами, которых мне удалось успокоить, несмотря на их угрозы преследовать меня судебным порядком. Эта борьба меня немного встряхнула от одолевшей апатии и я чувствую себя, как прежде. Мне теперь уже мало любить молча своего старого друга, я ощущаю необходимость открыть ему мое сердце. О, как грустно иметь долги! Ты этого никогда в жизни не испытала. А сказать тебе, сколько муж мой заработывает в год? Нет, стыдно. Впрочем, надо ему отдать справедливость. Моя живая мумия достигла вершины своего самолюбия, он професор химии и совершенно счастлив. Он теперь стал почти такой-же худощавый и грязный, как тот подлец, который его погубил. Ты, верно, помнишь таинственного венгерца, которого мы нашли в здешнем университете. Несколько лет тому назад он умер так-же таинственно, как жил. Его нашли мертвым в лаборатории с странной надписью над головой. Он написал мелом на стене: "После долгого испытания, нахожу, что не стоит жить на свете, и я решился отравить себя ядом, который я сам изобрел. Все мои химические препараты и бумаги я оставляю моему другу, доктору Фонтэну, а тело свое я приношу в дар анатомическому театру. Пусть целый ареопаг ученых и докторов изследует мои внутренности и пусть найдет следы принятого мною яда". И знаешь, Жюли, все старания открыть эти схеды отравления были тщетны. Я хотела-бы знать, оставил-ли самоубийца своему другу, доктору Фонтэну, рецепт принятого им яда. Зачем мне все эти подробности? можешь ты спросить. Для объяснения, почему я наделала столько долгов. Мой муж посвящает все свое свободное от професуры время на продолжение химических опытов венгерца и, для покрытия необходимых на это расходов, он сократил, вдвое сумму, назначенную на туалет мой и ребенка. Должна-ли я была тотчас уменьшит на половину и расход на наши туалеты? Если ты ответишь: да, то я замечу, что человеческое терпение имеет границы. Я могу переносить мученическую жизнь, уничтожение всех моих надежд, низкую вражду соседей, подлую зависть женщин, и хуже всего спокойное хладнокровие мужа, который никогда не сердится на все, что я говорю ему жестокого, а любит меня я восхищается мною, как будто мы женаты только вчера. Но я не могу видеть моего ребенка в шерстяном платье, когда все другие в шелковых. Что же касается моих платьев, то, несмотря на их крайнюю простоту, оне сделаны из лучшей материи, какую только можно найти. Встречаясь в королевском саду во время прогулки с женою коменданта, простой поселянкой, но носящей индейския шали и чепчик с брюсельскими кружевами, неужели я решусь быть одетой, как нищая. Нет, пока я жива, я не потеряю чувства самоуважения. Мой муж может пасть так низко, как ему угодно, но я всегда была и всегда буду выше его. Итак, у меня много долгов и кредиторы угрожают мне. Я их на время успокоила небольшими уплатами и большим числом нежных улыбок. Я бы очень желала, чтоб ты видела мою прелестную, маленькую Мину: нет лучше её ребенка на свете, она моя гордость и мое спасение в минуты отчаяния. Бывают дни, когда я хочу поджечь ненавистный университет и уничтожить всех живущих в нем заплесневевших стариков, тогда отправляюсь гулять с Миной, покупаю ей какой-нибудь подарок и, видя её счастье, становлюсь на время доброй женщиной. Вчера её отец... нет, лучше не говорить о случившемся, а то я опять выйду из себя. По обыкновению, Мина спасла меня. Я потом пошла с нею к ювелиру и купила ей серьги с жемчугом. Если-бы ты только видела, с каким восторгом она смотрелась в зеркало, надев серьги. Но, право, я не знаю, когда уплачу за них. О, Жюли, еслиб я только имела такое состояние, как ты, я-бы показала себя в этом проклятом городишке. Дерзкия женщины лопнули-бы от зависти, я жила бы в собственном доме за городом, чтоб не дышать университетской атмосферой. Я-бы... ну, не все-ли равно, что я тогда сделала-бы. Говоря о власти и силе, которые дает богатство, я не могу не вспомнить о суде и казни удивительной женщины Анны-Марии Цванцигер {Страшная история Анны-Марии Цванцигер, приговоренной к смертной казни в Бомберге, в 1811 году, рассказана в "Уголовных процессах Фейербаха".}. Ты, вероятно, читала об ней в газетах. Куда-бы оиа ни приезжала, её путь был усеян трупами отравленных ею людей. Она, повидумому, жила только для того, чтоб убивать людей, ближних и встретила смерть самым мужественным образом. Какая жизнь и какой конец! Здешние дураки не понимают побудительной причины многих из её убийств и уверяют, что она была съумасшедшая. Но я объясняю это иначе, я понимаю, что она нравственно опьяняла себя сознанием роковой силы. Мысль, что она простая смертная и безпомощная женщина, навела ее на решимость тайно распространять вокруг себя смерть; увидав человека, ненравящагося ей, она говорила себе: завтра тебя не будет - вот, что увлекало Цванцигер! Я изложила свой взгляд здешнему коменданту несколько дней тому назад; его вульгарная жена отвечала за него: "Мы с мужем не разделяем вашего сочувствия к отравителям". Вот тебе хороший пример вюрцбургских дам. Но пора кончить, мое письмо и так ужасно длинное".

и злом, и мало-по-малу теряющого почву под влиянием страшного соблазна. Но я никак не мог вывести из этих сведений, по примеру г-жи Мейер, связь между нечестивостью г-жи Фонтэн и исчезновением ящика с ядовитыми веществами после смерти её мужа. Однако, вместе с тем я должен сознаться, что какое-то смутное сомнение и недоверие вкралось в мой ум. Мне казалось странным, неловким продолжать мои прежния отношения с г-жею Фонтэн по приезде во Франкфурт и в то-же время меня очень безпокоил результат чтения Келером её письма. Наконец, прибавьте к этому, что иое братское сочувствие в Мине еще более увеличилось.