Дочь Иезавели.
Часть вторая. Мистер Дэвид Глени собирает материялы и продолжает свой рассказ исторически-правдиво.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дочь Иезавели. Часть вторая. Мистер Дэвид Глени собирает материялы и продолжает свой рассказ исторически-правдиво. Глава XI. (старая орфография)

ГЛАВА XI.

Наступил новый год.

Утром 2 то января м-с Вагнер (по дороге в контору в обычное время) увидала на нижней ступени лестницы г-жу Фонтэн, которая, повидимому, ее ждала.

-- Извините меня, сказала вдова; - мне необходимо с вами объясниться.

-- Я занята в конторские часы и не могу терять ни минуты.

Не обращая ни малейшого внимания на слова м-с Вагнер и представляя своим внешним видом картину отчаяния, вдова повторила:

-- Мне необходимо с вами объясниться.

-- Мы уже с вами объяснялись и нам не о чех более говорить! Вы внесли деньги?

-- Я об этом и хочу с вами говорить.

-- Внесли вы деньги?

-- Не сводите меня съума, м-с Вагнер! Если вы разсчитываете на милосердие Божье в день страшного суда, то будьте милосердны к несчастной женщине, которая умоляет вас выслушать ее. Дайте мне пять минут.

М с Вагнер посмотрела на часы.

-- Я вам дам пять минут, но, помните, только пять минут. Даже в мелочах я говорю правду.

Оне вернулись наверх. М-с Вагнер шла впереди.

В гостиную вели две двери, - одна с площадки лестницы, а другая, маленькая, с противоположного конца коридора. Эта последняя дверь отворялась в нечто, походившее на альков, отделявшийся от остальной комнаты занавесью. Там стояло фортепьяно. М-с Вагнер вошла в главную дверь и остановилась у камина. Г-жа Фонтэн последовала за ней, но прямо подошла в занавеске и посмотрела, нет-ли там кого. Только убедившись, что никто не может их подслушать, она произнесла:

-- Вы только-что сказали, что вы всегда говорите правду. Значит-ли это, что вы сомневаетесь в искренности моего добровольного сознания?..

-- Вы добровольно сознались? воскликнула м-с Вагнер; - у меня было положительное доказательство, что вы совершили кражу. Я вам показала свою счетную книжку, и когда вы хотели защитить себя, то я указала вам на коробку с порошкон, с помощью которого вы подделали цифру в приходо-расходной книге. Что же вы толкуете о добровольном сознании!

-- Вы ошибаетесь, сударыня. Я говорю о добровольном сознании тех причин, которые в моем страшном положении побудили меня или взять деньги, или погубить всю будущность моей дочери. Повторяю, я ничего от вас не скрыла. О, вы - христианка, не будьте слишком жестокой ко мне.

-- Слишком жестокой? повторила м-с Вагнер, смотря на вдову с презрительным удивлением; - что вы говорите? Разве вы забыли, как я унизилась, чтоб спасти вас? Неужели мне надо вам напомнить, в какое вы меня поставили невозможное положение? Я обязана сказать Келеру, что наши деньги украдены и что он держит в своем доме воровку, мало того - уважает ее и питает в ней полное доверие. Вот что я обязана сделать, и я не исполняю своего прямого долга. Разве вы потеряли всякое сознание? Разве вы не понимаете, что должна чувствовать честная женщина, сознавая, что она хоть на время сделалась соучастницей в преступлении? Разве вы думаете, что я согласилась на эту ужасную пытку ради вас? Нет, в ту самую минуту, как я открыла ваше преступление, я хотела послать за Келером, но меня удержала мысль о бедном милом ребенке, который имеет несчастье быть вашей дочерью. Ну, говорите, если вам действительно надо мне сообщить что-нибудь. Но прежде ответьте мне: исполнили ли вы то, что я поставила условием моего молчания, да простит мне за это Господь?

Её голос задрожал. Она гордо отвернулась, чтоб скрыть свое волнение, и потому она не видала, какая злобная ненависть сверкнула в глазах вдовы.

-- Я хотела поговорить с вами о ваших условиях, произнесла г-жа Фонтэн после непродолжительного молчания; - они неисполнимы. Умоляю вас не ради меня, а ради Мины, - измените их.

-- Неисполнима? Что вы хотите этим сказать? ¹

-- Вы честная женщина, а я воровка, отвечала г-жа Фонтэн с тем-же чудовищным спокойствием. - Мы не можем понять друг друга и мне нечего вам объяснять моего положения. Я уже вам все откровенно высказала. Повторяю, ваши условия неисполнимы, особенно первое.

В этом ответе было что-то ироническое, доходившее до дерзости.

-- Честные условия всегда исполнимы для честных людей, сказала м-с Вагнер, покраснев.

Как-бы не поняв горького упрека и-с Вагнер, вдова повторила свою просьбу.

-- Я только умоляю, чтоб вы смягчили свои условия. Вы настаиваете на том, чтоб я положила в шкаф к утру 6-го января взятые мною оттуда деньги?

-- Да.

-- Вы ожидаете, что я откажусь от заведывания хозяйством в этом доме после свадьбы Фрица и Мины?

-- Да.

-- Позвольте на минуту отложить второе условие. Скажите, что будет, если я не внесу пяти тысяч флоринов?

-- Если вы их не внесете 6-го января, когда мы будем делить наш барыш, то я исполню свой долг в отношении Келера.

-- И вы сделаете невозможным брак моей дочери и погубите ее на всю жизнь?

-- Я исполню свой долг с полным сознанием, что я сделала для вас более, чем возможно, и сохранила вашу тайну до последней минуты. У вас еще впереди четыре дня. Воспользуйтесь ими с пользою.

-- Я ничего не могу сделать в это короткое время.

-- Вы пробовали?

Сдержанная до сих пор злоба начала ясно проглядывать в словах и тоне вдовы.

-- Неужели вы думаете, воскликнула она, - что я подвергла-бы себя тем оскорблениям, которыми вы меня осыпаете, еслиб я предварительно не испробовала всего? Разве я могу получить обратно деньги, уплаченные моему кредитору 21-го декабря в Вюрцбурге? Я никого не знаю, кто-бы мог мне ссудить пять тысяч флоринов. Отец мне их не даст. Его дом заперт дли меня уже более двадцати лет, а моя мать, которая могла-бы явиться заступницей за меня, уже давно умерла. Мне оставалось только обратиться к милости моих родственников в этом городе, которые уже однажды отвернулись от меня. Я это и сделала. Я вчера отправилась к ним и выпила до дна чашу унижения. Я созналась их, что была должна большую сумму, и предложила их в обезпечение денег на уплату этого долга ожерелье моей дочери. Вы знаете, какой я получила ответ. Хозяин дома, молча, вышел из комнаты, а хозяйка сказала мне в лицо, что я, вероятно, украла это ожерелье. Кажется, все это достаточная кара за мою вину и дает мне право надеяться на ваше снисхождение. Я прошу только отсрочки. Втечении нескольких месяцев я соберу деньги и все взнесу. Я продам все, что имею, и отложу мое жалованье экономки в этом доме, а также получу деньги за заказанные мне рисунки. Вы богаты. Что вам стоит вложить свои деньги? Помогите мне сделать счастливой Мину. А если вы не верите моему слову, то возьмите в виде обезпечения ожерелье Мины.

Пораженная дерзким нахальством вдовы, м-с Вагнер молча взглянула на нее и направилась к дверям. Но г-жа Фонтэн ее удержала.

-- Подождите! воскликнула она с отчаянием; - подумайте прежде, чем мне окончательно отказать.

Негодование м-с Вагнер, наконец, нашло себе исход в горьких словах.

-- Я этого заслужила, согласившись вас выслушать, сказала она; - пропустите меня.

Г-жа Фонтэн бросилась на колени.

-- Ваши жестокия слова возбудили мою гордость, воскликнула она; - я забыла, что я опозорена. Я говорила с вами не довольно униженным тоном. Но, посмотрите, я на коленях прошу вас спасти - не меня, а Мину. Не губите бедного ребенка за вину матери.

-- Вы не хотите ответить на мои мольбы. Разве я даже не стою ответа?

Вдова поднялась. Всякий след волнения исчез с её лица и из голоса.

-- Да, сказала она с своим прежним странным спокойствием, - вы правы: с вашей точки зрения, мои просьбы оскорбительны для вас. Повидимому, очень дерзко вору просить у человека, которого он обокрал, денег для покрытия своей кражи. Я не могу и требовать, чтобы вы поняли, как надо в сущности дерзкого в подобной просьбе, на которую вор решается с отчаяния. Извините меня, сударыня, я этого сразу не сообразила. Я сделаю все, что могу, чтобы воспользоваться ваших милостивым молчанием, и постараюсь достать деньги к 6-му января. Позвольте мне вас проводить.

И, отворив дверь, она низко поклонилась.

Сердце м-с Вагнер вдруг тревожно забилось. Неужели от страха? Она покраснела он одной этой мысля и вышла из комнаты, даже не взглянув на вдову из боязни, чтобы её лицо не выразило овладевшого ею волнения.

Она громко захлопнула дверь и бросилась на диван. Глухой стон ярости и отчаяния вырвался из её груди. Но боясь, чтобы кто-нибудь этого не услыхал, она быстро сунула себе в рот платок и стиснула зубы. Когда прошел этот нервный припадок, она обтерла себе лоб, на котором выступили капли холодного пота, и слегка улыбнулась.

"Хорошо, что я осталась здесь, подумала она; - а то я могла-бы встретить кого-нибудь на лестнице".

Она встала и хотела выйти из комнаты, но в эту минуту голос Фрица послышался в конце коридора.

-- Вы что-то не в духе, Мина? Пойдемте в гостиную и поиграйте на фортепиано. Может быть, это вас развеселит.

-- Я не могу петь сегодня, Фриц. Я очень несчастна. Мама очень озабочена и, кажется, нездорова; на все моя разспросы она отвечает молчанием.

Свежий, мелодичный голос молодой девушки, дышавший любовью, нежностью и сочувствием, поразил вдову. Она вздрогнула всем телом и с отчаянием всплеснула руками. Потом быстрыми, неслышными шагами она направилась к двери, словно присутствие дочери ей было невыносимо. Но она была так взволнована, что случайно наткнулась на стол.

Фриц в ту же минуту отдернул занавесь и воскликнул:

-- Вот и мама!

-- Что с вами, как вы бледны? произнесла она с ужасом.

Она подбежала к матери и хотела ее обнять, но та махнула рукой, чтоб она не подходила.

-- Мама! Чем я вас обидела?

-- Ничем.

-- Мне не время, Мина. Я очень занята.

Г-жа Фонтэн молча выбежала из гостиной и поспешно направилась в свою комнату. Глаза Мины наполнились слезами. Фриц был поражен удивлением.

-- Я никогдабы не поверил, если-бы мне это рассказал кто-нибудь другой, произнес он; - ваша мать точно боится, чтобы вы не дотронулись до нея.