Дочь Иезавели.
Часть вторая. Мистер Дэвид Глени собирает материялы и продолжает свой рассказ исторически-правдиво.
Глава XIX.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Коллинз У. У., год: 1880
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дочь Иезавели. Часть вторая. Мистер Дэвид Глени собирает материялы и продолжает свой рассказ исторически-правдиво. Глава XIX. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XIX.

Джак нетерпеливо заглянул в отделение No 5. Там все было по-прежнему. Не виднелось ни малейшого намека на скорое наступление того, во что он так слепо верил.

Шварц отворил ящик стола. Там лежали в безпорядке табак, трубка, два стакана, грязная колода карт и песнь съумасшедшегь сторожа с картинкой его самоубийства. Он вынул эту песнь и два стакана. Потом позвал Джака и, наполнив стаканы вином, воскликнул:

-- Вы никогда не пили такого вина. Попробуйте.

Джак с отвращением покачал головой.

-- Что вы мне сказали, когда я пил с вами в последний раз? произнес он тоном упрека. - Вы уверяли, что сердце мое согреется, и я стану человеком. А что оно сделало со мною? Я не мог держаться на ногах, и Иосиф должен был вести меня за руку по лестнице и уложить в постель. Я ненавижу ваше вино. Оно - лжец, обещает и не держит слова. Я и так устал, мне и без того грустно. Я не стану пить вина.

-- Напрасно, заметил Шварц, выпивая свой стакан до дна и щелкая губами; - вы в последний раз сделали большую ошибку: вы недостаточно напились. Если пить, то надо пить хорошо, до конца. Ну, пожалуйста, выпейте.

И он обнял Джака.

-- Что это? воскликнул он. - У вас бутылочка в кармане. Фуй, какая гадость это лекарство!

И он вытащил из бокового кармана Джака стоянку. Джак выхватил ее из рук своего друга с криком радости.

-- Вот этого-то мне и надо. Я совсем о нем забыл, произнес он.

Это была стклянка, в которую г-жа Фонтэн отлила роковую дозу Александрова вина и которую в последнюю минуту она не решалась передать Джаку. Он нашел ее прежде всего в "шкафу розовой комнаты", по потом, увидав синюю бутылочку, он совершенно забыл о стклянке, которую сунул в свой боковой карман.

-- Это средство вылечивает усталость и дневное безпокойство, произнес он торжественно, вспоминая о словах г-жи Фонтэн. - Нет-ли здесь воды?

-- Слава-Богу, ни капли, отвечал Шварц.

-- Так дайте мне мой стакан. Я раз испробовал, это лекарство сам на себе, и оно едва меня не убило. Вино вместе с этим удивительным элексиром мне не повредит.

-- Кто вам посоветовал это средство? спросил Шварц, отставляя стакан.

-- Наща экономка,

-- Баба! воскликнул с презрением Шварц. - Как вы смеете брать лекарства у баб, когда у вас есть такой доктор, как я? Джак, мне стыдно за вас.

человека в Германии.

Он протянул руку и прежде, чем Шварц успел ему помешать, схватил стакан с вином, вылил в него жидкость, заключавшуюся в стклянке, и поднес к своим губам. Но Шварц все-таки не дал ему выпить этой микстуры в своем доме. Он был слишком гостеприимен, чтоб позволить гостю портить хорошее вино какою-то гадостью. Он схватил его за руку.

-- Поставьте стакан, воскликнул он; - вы мой гость, да или нет? У меня в доме я не дозволю ним бабьи микстуры. Я вам дам своего эликсира.

И он поднял к свету свою фляжку с золотистым нектаром. Глаза Джака тотчас засверкали. Он поставил стакан на стол и спросил:

-- Что это за прекрасный напиток? Какой удивительный цвет.

-- Это жидкое золото! Это мое лекарство! Это водка!

Он палил золотистого нектара из фляжки в жестяную чарочку и подал Джаку.

-- Попробуйте, прибавил он, - и забудьте обо всех бабьих микстурах.

Джак хлебнул. Слезы выступили у него на глазах. Он схватился за грудь и промолвил слабым голосом:

-- Жжет! Огонь!

-- Подождите! отвечал Шварц.

Мало по-малу живительная теплота распространилась по всему телу Джака. Он глотнул второй глоток водки. Глаза его засверкали. Он опорожнил чарочку.

-- Какой божественный напиток! воскликнул он. - Я никогда не чувствовал себя таким сильным и умным. Еще! Еще!

Шварц, выпив между тем второй стакан вина, хлопнул по плечу Джака.

-- Ага, произнес он добродушно; - кто лучший доктор: глупая экономка или старик Шварц? Baute здоровье, молодчик. Когда я покончу с бутылкой, то помогу вам опорожнить фляжку. Пей! Пей! И к чорту всех знахарок!

Следующая чарка возбудила в голове Джака новую мысль. Он бросился на колени и, простирая руки к верху, воскликнул:

-- Молчать, Шварц! Ваше вино - пустяки! Ваше жидкое золото - божество! Снимите шапку, Шварц, я преклоняюсь перед этим божеством!

Шварц весело расхохотался и подбросил шапку к потолку.

-- Да здравствует жидкое золото! Ora pro nobis! воскликнул он; - вы будете папой, а я буду папским дворецким. Дозвольте мне, ваше святейшество, помочь вам сесть в ваше кресло.

Ответ Джака обнаружил, что его мысли приняли другой оборот.

Он протянул к ней руку, но тут внезапно его внимание остановилось на колокольчике над дверью. Несмотря на винные пары, поднявшиеся ему в голову, он не забыл своей госпожи, и мысль о ней поборола овладевавшее им опьянение.

-- Постойте! воскликнул он. - Я не должен упускать из виду колокольчика. Я должен бежать к ней, как только он зазвонит.

Он подполз к противоположной стене и уселся, устремив глаза на колокольчик. Шварц, с громким хохотом подал ему чарку. Джак не обратил на это никакого внимания. Его покрасневшие глаза так и впились в колокольчик.

-- А что это там за стальная штука под медной крышечкой? спросил он, указывая на колокольчик.

-- Нечего спрашивать, отвечал Шварц, возвратясь к своей бутылке.

-- Я хочу знать!

-- Потерпите, Джак, я вам все объясню. Это молоток, мой голубчик, он то и звонит. В нем вся суть. Ну, Джак, еще чарочку. За здоровье колокольчика.

Настроение Джака слова изменилось. Он заплакал.

-- Она слишком долго спит на своей софе, промолвил он грустно; - я хочу, чтоб она говорила со мною, чтоб она меня побранила за то, что я пью вино в этом ужасном месте. Уф! Как холодно у меня на сердце. Дайте еще чарочку!

Водка снова возстановила его ослабевшия силы, и он повеселел.

-- Я на седьмом небе! воскликнул он с одушевлением. - Пой, Шварц, пой! Вон звезды блестят! Пой, Шварц, зови звезды к нам в гости.

Шварц взял бутылку и допил ее до дна через горлышко, не прибегая к помощи стакана.

-- Ну, теперь мы готовы, произнес он; - станем петь песню съумасшедшого сторожа.

И, схватив бумагу, лежавшую на столе, пропел хриплым голосом первый куплет, в котором говорилось о том, как луна светила в покойницкую в кавун нового года и как сидел там один бедный сторож, проклинавший свою судьбу.

-- Ну, Джак, подтягивай! "Проклинав..."

Слова замерли на его губах. Он вскочил и с ужасом указал на противоположный конец комнаты.

-- Привидение! воскликнул он. - Привидение, все в черном!

Джак оглянулся и громко захохотал.

-- Садись, старый дурак, произнес он; - это только г-жа экономка. Мы поем, г-жа экономка. Вы еще не слыхали, как я пою. У меня первый голос в Германии.

-- Вы, Джак, добрый человек, сказала она; - я уверена, вы мне поможете выйти из этого ужасного места.

-- Чорт вас возьми! промолвил Шварц, отделавшись от своего страха. - Как вы сюда попали?

-- Она - ведьма! воскликнул Джак; - она прилетела на метле. Где здесь костер? Пойдем и сожжем ее живую!

Шварц выпил глоток водки и произнес с веселым смехом:

-- Ай да Джак! Нет человека забавнее его! Ну, г-жа экономка, вам нельзя выйти отсюда до утра. Ворота заперты, и мне не доверяют ключа. Не угодно-ли вам присесть, сударыня? У нас мало гостей, милости просим.

-- Я вам дам все деньги, которые при мне! промолвила г-жа Фонтэп. - К кому мне обратиться за ключем? Джак, Джак, помогите мне!

-- Продолжай, Шварц, свою песню! воскликнул Джак.

-- Сжальтесь надо мною, продолжала г-жа Фонтэн, обращаясь теперь к Шварцу; - я упала в обморок на дворе и долго звала на помощь, но никто не откликнулся.

-- Вы могли реветь, как вол, и то никто вас не услышал-бы, отвечал Шварц. - Присядьте, сударыня.

-- Продолжай песню! воскликнул Джак, - Мне надоело ждать.

Г-жа Фонтэн с диким отчаянием посмотрела на них обоих.

"О, Господи! Я заперта здесь с съумасшедшим и пьяным", подумала она, и вне себя от страха бросилась снова на двор, где начала кричать во все горло.

Шварц, шатаясь, подошел к дверям и произнес любезным тоном:

-- Вы лучше-бы, сударыня, вернулись и присели. Тогда, быть может, вы завыли-бы еще громче. Ну, чорт с нею! Эй, Джак, споем, дружище!

И он затянул второй куплет.

-- Подтягивай, Джак! Подтягивайте, г-жа экономка! Посмотри! Посмотри! Она вернулась! Музыка ее притягивает. Чем-бы вас угостить, сударыня! Хотите глоток водки?

Она вернулась со двора, где мрак и безмолвная тишина еще более наполнили её сердце ужасом. Она чувствовала, что снова упадет в обморок, и, едва передвигая ноги, явилась в сторожевую комнату.

-- Воды, промолвила она, тяжело переводя дыхание; - мне дурно! Воды! Воды!

-- Здесь нет ни капли воды! Если хотите - водки.

Глаза его остановились на стакане с вином, который Шварц не дозволил ему выпить. Ему вдруг улыбнулась мысль дать экономке её декарсгво, украденное из её шкафа. Он указал на стакан и подмигнул Шварцу, которому также понравилась эта шутка.

-- Вот стакан вина, сударыня, сказал он; - выпейте на здоровье.

Она облокотилась на стол. Холодный пот выступил у нея на лбу.

-- Скорее, скорее, промолвила она едва слышно и, схватив стакан, выпила его до дна залпом.

Шварц и Джак смотрели на нее с иронической улыбкой.

-- Я теперь могу идти! произнесла она через минуту. - Ради Бога, выпустите меня отсюда.

-- Я уже вам сказал, что это невозможно. Я сам не могу уйти.

Она зашаталась и упала в кресло.

-- Не отчаивайтесь, сударыня, продолжал Шварц; - мы вам споем, как сторож съума сошел. Ну, Джак, еще каплю жидкого золота. А теперь будем петь.

И он громко затянул последние три куплета, в которых воспевалось, как возстали мертвые в покойницкой и пустились в дикую пляску с бедным сторожем при свете луны.

Пока Шварц пел, небо прояснилось и серебристая луна холодно осветила сторожевую комнату. Возбужденный этой странной сценой и выпитой водкой, Джак пришел в бешеную ярость, как во дни его съумасгаествия. Он вскочил на ноги и дико заревел:

-- Луна! Луна съумасшедшого сторожа! Он вернулся! Вон, на волосах его могильная земля, а на шее веревка! Как он кружится и пляшет с мертвецами! Сторонитесь, я также хочу с ним плясать. Ну, съумасшедший сторож, пустимся в пляску. Я такой-же съумасшедший, как и ты.

И он начал бешено кружиться по комнате, прижимая к себе воображаемый призрак. Шварц держался за бока от хохота.

-- Посмотрите, сударыня, на Джака! воскликнул он, обращаясь к г-же Фонтэн; - нот так танцор! Забавный он собеседник в глухую зимнюю ночь, нечего сказать.

Она сидела молча, неподвижно, пораженная ужасом. Покружившись по комнате впродолжении нескольких минут, Джак упал в изнеможении на пол.

-- От него повеяло на меня холодом, промолвил он; - у меня сердце оледенело. Я умираю, умираю, умираю. Бедный Джак! Бедный Джак!

Он впал в какое-то странное оцепепение; его глаза были открыты и потухший взгляд устремлен на луну.

Шварц выпил последнюю каплю водки и произнес торжественно:

-- Джака надо было-бы назвать Соломоном. Соломон был мудрец и Джак мудрец. Джак заснул, когда все выпито до дна. Спрячьте бутылку, чтоб смотритель не увидал. Если кто-нибудь посмеет сказать, что я пияница, то это будет низкая ложь. Рейнвейн бросается в голову, вот и все, г-н смотритель. Что это, солнце встает? Ну, прощайте, доброй ночи.

Время шло. Безмятежная тишина нарушалась только громким храпом Шварца. Джак лежал все так-же, с устремленными на луну глазами.

Где-то вдали пробило час ночи. Г-жа Фонтэн вздрогнула и со страхом взглянула на занавеску No 5. Если колокольчик зазвонит, то будет-ли этот звон походить на бой часов?

-- Джак, промолвила она шопотом; - слышите вы, что часы бьют? Джак, скажите мне что-нибудь... так страшно одной в этой тишине.

Он медленно приподнялся. Он не отвечал г-же Фонтэн и даже не взглянул на нее, но, усевшись на полу, дико устремил свои глаза уже не на луну, а на колокольчик.

Время шло. Снова мертвая тишина стала невыносимой для г-жи Фонтэн, и она снова заговорила:

-- Джак, на что вы смотрите? Чего вы ждете? Неужели...

Страшные слова замерли на её губах. Она не могла их выговорить.

Джак как-будто её не слышал. Но что-то пробудило его от страшного оцепенения. Он промолвил тихо, машинально, отрывисто:

-- Когда она пошевельнется, руки её дернут снурки... колокольчик зазвонит.

Он указал рукою на занавеску No 5.

-- Не говорите этого! воскликнула г-жа Фонтэн, дрожа всем телом. - Не протягивайте туда рук!

-- Да, продолжал он, как-бы вспоминая, что ему сказал доктор: - колокольчик ее чувствует. Колокольчик говорит. Добрый колокольчик! Верный колокольчик!

На часах пробило половина второго. Г-жа Фонтэн лихорадочно затряслась. Она уже не различала звука часов и колокольчика.

Джак стал теперь говорить тихо, нежно:

Г-же Фонтэн показалось, что занавеска двигается. Она стала будить Шварца.

-- Сторож! Сторож! Проснитесь!

Но он крепко спал.

Она хотела встать, но тотчас снова упала на стул. Джак встал на колени. Глаза его блестели сознательным огнем.

Над дверью послышался какой-то треск. Потом стальной молоток поднялся и ударил в медный колпак. Колокольчик зазвонил.

Джак замер на месте. Он истерически рыдал.

Г-жа Фонтэн не вскрикнула, не вздрогнула. Звон колокольчика, казалось, вырвал жизнь из её тела. Шварц проснулся, но также не пошевельнулся.

Прошла минута.

Еще мгновение - и покойница стояла живая, в своем черном бархатном платье. Лицо её было спокойно. Глаза смотрели с удивлением на окружающие ее предметы. Вот она взглянула впиз, и слабая улыбка показалась на её губах. Она увидела Джака, который, стоя на коленях, смотрел на нее с восторженным энтузиазмом.

И снова в покойницкой водворилась тишина. Невыразимое счастье, молча, радовалось, невыразимое отчаяние, молча, страдало.

Вдруг послышались во дворе шаги. В коридоре показался свете, и через минуту сторожевая комната наполнилась толпой мужчин и женщин {В предисловии к отдельному изданию этого романа, печатавшагося прежде в еженедельном журнале, Вильки Колинз удостоверяет, что он на месте изучил устройство покойницкой во Франкфурте.}.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница