Закон и жена.
Глава XXIII. Необычайный поступок моей свекрови.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава XXIII. Необычайный поступок моей свекрови. (старая орфография)

ГЛАВА XXIII.
Необычайный поступок моей свекрови.

М-с Мокалан села на диван, а я поместилась на кресле в почтительном от нея разстоянии. Старуха улыбнулась и знаком пригласила меня сесть к ней поближе. Повидимому, она явилась ко мне не как враг; мне оставалось еще убедиться, была-ли она моим искренним другом.

-- Я получила письмо от вашего дяди, пастора, сказала она: - он меня просил вас навестить, и я с радостью (вы вскоре узнаете, почему) исполняю его желание. При иных обстоятельствах я сомневаюсь, милое дитя мое (как ни странно это сознание), решилась-ли-бы я видеться с вами: мой сын поступил в отношении вас так непростительно, что мне, его матери, совестно на вас смотреть.

Говорила-ли она искренно? Я слушала ее и смотрела ей прямо в глаза с удивлением.

-- Ваш дядя, продолжала м-с Мокалан, - объяснил мне в своем письме, как вы вели себя при этом страшном испытании и что вы намерены делать после исчезновения Юстаса. Бедный пастор, кажется, очень поражен вашими планами. Он просил меня уговорить вас бросить ваши теперешния идеи и возвратиться к нему в дом. Я нисколько не разделяю мнения вашего дядя, моя милая. Как ни дики ваши планы, которые не могут увенчаться успехом, я удивляюсь вашему мужеству, вашей преданности и непоколебимой уверенности в моем бедном сыне, несмотря на его непростительное поведение. Вы, славная женщина, Валерия. Я нарочно приехала, чтоб вам это сказать. Поцелуйте меня, дитя мое. Вы достойны быть женою героя, а вышли замуж за одного из самых слабых людей на свете. Да простит меня Господь, что я так говорю о своем сыне. Но я держусь такого мнения и должна его высказать.

Я не могла дозволить даже матери Юстаса дурно отзываться о нем; для защиты мужа я нашла в себе силы отвечать ей.

-- Я горжусь вашим добрым мнением, м-с Мокалан, но мне больно, простите за мою откровенность, что вы так дурно отзываетесь об Юстасе. Я не могу согласиться, чтоб мой муж был самым слабым из людей.

-- Конечно, нет, отвечала старуха; - вы, как все хорошия женщины, делаете из мужа героя, заслуживает-ли он этого или нет. Ваш муж имеет много хороших качеств и мне они известны лучше, чем вам. Но все его поведение, с той минуты, как он вошел в дом вашего дяди, обнаруживает, повторяю снова, самую непростительную слабость характера. Что, вы думаете, он сделал в конце концов? Он поступил в человеколюбивое братство и отправился на театр войны в Испанию с красным крестом на руке, тогда как ему следовало-бы на коленях просить прощения у жены. Я не могу не признать всего этого за доказательство самого слабого характера. Другие люди, быть может, выразились-бы гораздо резче.

Эти вести поразили и испугали меня. Я могла покорно выносить временную разлуку с мужем, но я с женским инстинктом возстала против того, чтоб он подвергал свою жизнь опасности во время этой разлуки. Его поступок казался мне очень жестоким, но я не хотела этого обнаружить его матери. Я старалась быть такой-же хладнокровной, как она, и твердо оспаривала её доводы. М-с Мокалан продолжала осуждать своего сына.

-- Я всего более обвиняю его в том, что он вас не понял. Если-б он женился на дуре, его поведение можно было-бы еще извинить. Он имел-бы основание скрывать от дуры свой первый брак и процес по обвинению в убийстве его жены, а когда эта дура открыла-бы случайно истину, то он поступил-бы благоразумно, удалившись прежде, чем она стала-бы подозревать его в желании отравить ее. Но вы не дура. Я убедилась в этом с первого взгляда. Как-же он этого не понял? Отчего он с самого начала не поверил вам своей тайны и зачем похитил вашу любовь под вымышленным именем? Зачем он вознамерился (по его собственному сознанию) увезти вас заграницу, боясь, чтоб кто-нибудь его не признал в вашем присутствии? Какой ответ можно дать на все эти вопросы? Чем объяснить его непонятное поведение? Ответ и объяснение одно. Мой бедный сын наследовал - не от меня, а от отца, - чрезвычайную слабость характера, выражающуюся как в его мнениях, так и в поступках. Он, как все слабые люди, очень упрям и неблагоразумен. Вы теперь знаете всю правду. Не краснейте и не сердитесь. Я его люблю не менее вас. Я также вижу его достоинства и одно из них заключается в том, что он женился на женщине с умом и твердой волей, столь любящей и преданной ему, что она не дозволяет даже его матери находить в нем недостатки. Доброе, милое дитя мое, я люблю вас за то, что вы меня ненавидите.

-- О! сударыня, не говорите, что я вас ненавижу! воскликнула я, хотя, в сущности, в эту минуту питала в ней нечто в роде ненависти; - я полагаю только, что вы смешиваете слабохарактерного человека с человеком деликатных чувств. Наш милый, несчастный Юстас...

-- Юстас человек деликатных чувств, окончила мою фразу м-с Мокалан. - Оставим этот спор, моя милая, и перейдем к другому предмету. Любопытно, будем-ли мы различного о нем мнения.

-- К какому предмету, сударыня?

-- Не называйте меня сударыней, а матушкой.

-- К какому предмету, матушка? повторила я.

-- К вашей решимости разыграть роль высшого апеляционного суда и заставить весь мир произнести новый, справедливый приговор по делу Юстаса. Вы серьезно на это решились?

-- Да.

-- Вы знаете, как я уважаю ваше мужество и любовь к моему несчастному сыну, продолжала м-с Мокалан после минутного размышления; - вы видите, что я говорю искренно, но не могу дозволить вам предпринять невозможное, рисковать вашим счастьем и репутацией. Дитя мое, то, что вы задумали, не может быть исполнено ни вами, ни кем другим. Бросьте все ваши планы.

-- Я вам очень благодарна, м-с Мокалан...

-- Матушка.

-- Я вам очень благодарна, матушка, за ваше участие, но я не могу бросить моих планов. Права-ли я или нет, одержу-ли я успех или потерплю поражение, но я решила попытаться.

М-с Мокалан посмотрела на меня внимательно, вздохнула и промолвила как-бы про себя:

Потом, поборов возникшее в ней мгновенно сожаление об её исчезнувшей молодости, она неожиданно, почти грубо воскликнула:

-- Что-же вы намерены делать?

В эту минуту мне вдруг пришла в голову мысль, что, вероятно, м-с Мокалан могла меня познакомить с Декстером. Она должна была его знать, как старого друга её сына и частого гостя в Гленинче.

-- Я намерена посоветоваться с Мизеримусом Декстером, сказала я смело.

М-с Мокалан воскликнула с изумлением:

-- Вы съума сошли!

Я объяснила ей так-же, как маиору Фиц- Дэвиду, что имела причины считать советы м-ра Декстера очень полезными для моего дела.

-- А я имею причины полагать, отвечала и-с Мокалан, - что весь ваш план безумный, и потому вы совершенно основательно обращаетесь за помощью к сумасшедшему. Не бойтесь, дитя мое, он вовсе не опасен и не причинит вам ни малейшого вреда. Я хочу только сказать, что Мизеримус Декстер - последний человек, у которого должна была-бы спросить совета молодая женщина в вашем грустном положении.

Не странно-ли было, что м-с Мокалан повторила почти слово в слово то, что сказал мне маиор? Но это второе предостережение так-же мало на меня подействовало, как первое, и только усилило мою решимость поставить на своем.

-- Ваши слова меня удивляют, сказала я: - показание м-ра Декстера на суде очень ясно и разумно.

-- Конечно, отвечала м-с Мокалан: - стенографы и редакторы газет придали его показанию приличную форму, но если-б вы сами слышали его речь, то или посмеялись-бы над ним, или он стал-бы вам противен, смотря по вашему настроению. Он начал свое показание довольно разумно и смиренно объяснил значение своего нелепого имени, так что смех слушателей тотчас превратился. Но чем далее он говорил, тем более обнаруживал свое безумие. Он смешивал в своих словах разумные замечания с нелепостями; его несколько раз призывали к порядку и даже грозили подвергнуть штрафу за оскорбление суда. Одним словом, он попеременно себя выказывал то человеком разумным, то сумасшедшим. Вообще трудно найти на свете человека, который был-бы менее его способен на какие-бы то ни было советы. Я надеюсь, что вы не разсчитываете на меня для знакомства с ним.

-- Я именно на это разсчитывала, отвечала я; - но после всего, что вы сказали, м-с Мокалан, я, конечно, отказалась от этой мысли. Впрочем, я жертвую немногим. Мне только придется подождать неделю до обеда маиора Фиц-Дэвида, на который он обещал пригласить м-pa Декстера.

-- Как это походит на маиора! воскликнула моя свекровь; - сожалею вас, если вы ему верите. Вы, вероятно, просили его познакомить вас с Декстером?

-- Да.

-- Декстер его презирает, моя милая, и маиор очень хорошо знает, что он не примет его приглашения. Фиц-Дэвид не решился прямо и честно отказать вам, а прибегнул в хитрой уловке.

-- Делать нечего, сказала я, - мне придется написать м-ру Декстеру и просить его назначить мне свидание.

-- Если он согласится, то вы одне поедете к нему? спросила м-с Мокалан.

-- Конечно, одна.

-- Вы твердо на это решились?

-- Я не позволю вам ехать одной.

-- Смею вас спросить, как вы мне помешаете?

приговору. Только вы хотите съизнова поднять всю историю. Вы самонадеянная, черезчур смелая женщина, но вы мне нравитесь и я не пущу вас без себя к Декстеру. Надевайте шляпку.

-- Как, теперь? спросила я.

Я не заставила себя ждать и через десять минут мы уже ехали к Мизеримусу Декстеру.

Вот каков был результат первого визита моей свекрови.