Закон и жена.
Глава XXV. Второй взгляд на Мизеримуса Декстера.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава XXV. Второй взгляд на Мизеримуса Декстера. (старая орфография)

ГЛАВА XXV.
Второй взгляд на Мизеримуса Декстера.

Совершенно разочарованная и, признаться сказать, чрезвычайно испуганная, я произнесла шопотом, обращаясь к м-с Moкалан:

-- Я виновата, а вы правы, пойдемте отсюда.

Слух Мизеримуса Декстера был чувствителен, как у собак, и он услыхал мои последния слова.

-- Нет, воскликнул он: - пройдите сюда со второй женой Юстаса Мокалана; я джентльмен и должен перед ней извиниться. Я изучаю человеческую натуру и хочу ее видеть.

В Декстере произошла совершенная перемена. Он говорил теперь мягком голосом и вздохнул истерически, как женщина, оправляясь от долгих всхлипываний.

-- Припадок его кончился, сказала м-с Мокалан; - хотите уйти?

-- Нет, отвечала я, - я готова остаться.

-- Вы уже снова веруете в него? спросила свекровь обычным сатирическим тоном.

-- Я его более не боюсь, отвечала я.

-- Мне очень жаль, что я вас напугал, произнес Декстер тем-же мягким голосом; - некоторые говорят, что я по временам схожу съума. Если это справедливо, то вы, вероятно, застали меня в одну из таких минут. Сознаюсь, я действительно мечтатель. Мое воображение уносит меня на своих крыльях и я странно говорю и странно поступаю. В подобных случаях, всякий, кто напоминает мне о страшном процесе, заставляет меня переноситься в прошедшее и ощущать невообразимсе нервное страдание. У меня очень нежное сердце, и потому, в таком свете, как наш, я несчастный человек. Сделайте одолжение, извините меня, пожалейте и войдите в комнату.

Ребенок не мог-бы теперь бояться его, подошел-бы к нему и пожалел его.

В комнате становилось все темнее и темнее. Мы едва видели прижавшуюся к камину фигуру Декстера.

-- Вы не зазжете огня? спросила м-с Мокалан; - или вы дозволите вашей новой знакомой видеть вас вне вашего кресла?

Он поднес к своим губам блестящий металический свисток, висевший у него на шее, и в комнате раздались резкия, чисто-птичьи ноты. Через минуту в другом конце дома раздались точно такие же звуки.

-- Ариель сейчас придет, сказал он. - Успокойтесь, тетенька Мокалан, Ариель придаст мне приличный вид.

Сказав это, он в несколько прыжков очутился в другом конце комнаты.

-- Подождите немного, продолжал он, - и вы увидите диковинку - "нежную Ариель".

В круглой комнате раздались тяжелые шаги.

-- Ариель, произнес Декстер самым мягким голосом.

К величайшему моему изумлению, грубый, мужской голос женщины, встретившей нас и более походившей на Кллибана, чем на Ариеля, отвечал:

-- Дай мне кресло, Ариель.

Женщина, так странно прозванная, отдернула занавеси на двери, чтоб осветить несколько комнату, и, пододвинув кресло Декстеру, подняла его с полу, как ребенка. Но прежде, чем она посадила его в кресло, он сам выскочил из её рук и с радостным криком опустился на свой обычный пьедестал, словно птица на ветку.

-- Принеси лампу и зеркало, сказал Декстер, и, обращаясь к нам, прибавил: - извините, что я повертываю к вам спину; но вы не должны видеть моих волос прежде, чем их приведут в порядок. Ариель, щетку, гребень, духи.

Через несколько минут второй Ариель или, иначе сказать, двоюродная сестра Декстера явилась, держа в одной руке лампу, в другой - зеркало, а в зубах щетку. Теперь впервые я могла разсмотреть это странное создание, её круглое, пухлое, без всякого выражения лицо, мутные глаза, толстый нос и грубый подбородок. Это полу-живое, полу-сознательное существо, походившее скорее на животное, чем на человека, было одето в мужскую, матроскую куртку, на ногах её были толстые мужские сапоги и только красная шерстяная юбка и сломанный гребень в курчавых волосах напоминали, что она женщина. Этот странный камердинер, подав зеркало своему еще более странному господину, принялся за дело.

Она причесала и надушила его волосы и бороду с удивительною быстротою, хотя, повидимому, безсознательно. Несмотря на её тупые взгляды и уродливые ухватки, она исполняла свои обязанности очень старательно, а Декстер наблюдал за каждым её движением, смотря в зеркало. Он был слишком поглощен этим занятием, чтобы говорить, и только когда Ариель, кончая прическу, встала против него, он, не оборачивая головы, произнес:

-- Тетенька Мокалан, как зовут вторую жену вашего сына?

-- А зачем вам знать её имя? спросила свекровь.

-- Мне надо. Не могу-же я называть ее м-с Мокалан.

-- Отчего-же нет?

-- Оттого, что это имя напоминает мне другую. А если я вспомню страшные гленинчские дни, то мое мужество исчезнет и я снова начну бесноваться.

Услыхав это, я поспешила сказать:

-- Меня зовут Валерия.

-- Это римское имя, сказал Мизеримус Декстер; - мне оно нравится. У меня вообще римский склад ума, и если-б у меня были ноги, то я и физически походил-бы на римлянина. Я буду звать вас, если позволите, м-с Валерия.

Я поспешила выразить свое согласие.

-- Хорошо, продолжал Мизеримус Декстер; - видите-ли вы, м-с Валерия, лицо существа, стоящого против меня.

Он указал зеркалом на двоюродную сестру с таким-же пренебрежением, как-будто она была собака. С своей стороны, она также не обратила никакого внимания на его оскорбительное движение и продолжала с прежним спокойствием причесывать его бороду.

-- Это лицо идиота, не правда-ли? продолжал он; - посмотрите на нее, она более походит на растение, чем на человека. В капусте более выражения и жизни, чем в этой девушке. Конечно, вы никогда не поверите, чтоб в таком полуразвитом создании скрывались ун, гордость, преданность и любовь?

Мне было совестно ему отвечать, хотя молодая девушка с прежней, непонятной, безсознательной апатией продолжала заниматься туалетом своего господина, не обращая ни на что внимания.

-- Я открыл в этом создании любовь, гордость, преданность и другия благородные чувства, сказал Мизеримус Декстер; - у меня в руках ключ к её дремлющему уму. Смотрите на нее и слушайте, м-с Валерия. Я назову ее по имени, которое я дал ей из иронии, а она привыкла к нему, как собака к ошейнику. Ариель!

Тупое лицо молодой девушки вдруг как-бы озарилось мыслью; её механически двигавшияся руки остановились.

-- Ариель, ты научилась причесывать мои волосы и душить мою бороду?

-- Да, да, да, отвечала она поспешно, совершенно просияв; - и вы говорите, что я хорошо это делаю, не правда-ли?

В глазах её сверкнула жизнь и её странный, мужской голос произнес нежно, гордо:

-- Никто не дотронется до вас, пока я жива.

-- Даже эта леди? спросил Декстер, указывая на меня зеркалом.

Её глаза сверкнули гневом и, грозя мне гребнем, она воскликнула в припадке ревности:

-- Пусть она дотронется до вас, если смеет! пусть она попробует!

-- Хорошо, моя нежная Ариель, сказал Декстер со смехом; - теперь довольно, ты можешь принять свою обычную личину. Окончи мой туалет.

Она снова пассивно принялась за свое дело. Блеск её глаз и выражение лица мало-по-малу исчезли. Через минуту её лицо стало так-же безсознательно и безумно, как и прежде; руки её механически бегали по голове и бороде Декстера с той безжизненной быстротой, которая так неприятно меня поразила с самого начала. Декстер, казалось, очень был доволен результатом своего опыта.

-- Я полагал, что это вас заинтересует, сказал он. - Вы видите, что дремлющия умственные способности моей двоюродной сестры походят на сокровенные звуки музыкального инструмента. Я дотрогиваюсь до клавишей - и они издают звук. Она очень довольна, когда я произвожу этот опыт, но величайшее её удовольствие - слушать сказки, и чем запутаннее, чем сложнее сказка, тем она более ее любит. Это очень забавно и я вам когда-нибудь доставлю это удовольствие. Ну, прибавил он, смотря одобрительно в зеркало, - теперь хорошо, ступай, Ариель.

Она вышла из комнаты, стуча своими тяжелыми сапогами и слепо повинуясь его воле, как безсловесное животное. Когда она проходила мимо меня, я сказала ей "прощайте", но она даже не повела глазами, словно мои слова не произвели никакого впечатления на её тупой мозг. Голос, который один влиял на нее, теперь безмолствовал. Она снова стала тем безчувственным, апатичным существом, которое отворило нам калитку.

-- Валерия, сказала мне свекровь, - скромный хозяин дожидается, чтоб ты высказала о нем свое мнение.

Пока глаза мои были устремлены на его двоюродную сестру, он повернул кресло и находился теперь против нас. Свет лампы падал прямо на него. Описывая его наружность во время процеса я невольно передала свое собственное впечатление, произведенное им на меня в последующую эпоху. Теперь я видела перед собою блестящее, умное лицо, большие, ясные голубые глаза, роскошные, вьющиеся каштановые волосы, длинные, нежные, белые руки и могучую грудь; все это уже описано мною ранее. Его уродство, уничтожавшее всю красоту верхней части тела, было скрыто роскошной пестрой, восточной одеждой, перекинутой через кресло, кадь покрывало. На нем была широкая черная бархатная куртка с большими малахитовыми пуговицами, а на руках кружевные манжетки, какие носили в прошлом столетии. Я решительно не видела в нем теперь никаких признаков сумасшествия и ничего отвратительного.

Единственный недостаток, который я нашла в его лице, заключался в морщинках, которые образовывались у внешняго угла его глаз, когда он улыбался или смеялся, что представляло странный контраст с его почти юношеским лицом. Рот, на-сколько борода и усы дозволяли его разглядеть, был небольшой и нежно очерченный. Нос, строго-греческий, был, быть может, слишком тонок в сравнении с полными щеками и массивным, высоким лбом. Вообще, говоря о нем с точки зрения женщины, а не физиономиста, он был чрезвычайно красив. Живописец охотно списал-бы с него Святого Иоанна, а молодая девушка, не зная, что скрывала восточная одежда, сказала-бы, взглянув на него: "вот герой моих мечтаний".

-- Ну, м-с Валерия, сказал он спокойно; - пугаю я вас теперь?

-- Конечно, нет, м-р Декстер.

Его голубые глаза, большие, как у женщины, ясные, как у ребенка, впились в меня с таким странным выражением, что я была поневоле заинтересована и поражена.

В его странном взгляде виднелось то безпокойное, тяжелое сомнение, то открытое удовольствие, которое убедило-бы суетную женщину, что она с первого раза победила его. Вдруг новое чувство овладело им. Глаза его померкли, голова опустилась и он сделал правой рукою жест сожаления. Он начал бормотать что-то про себя, очевидно, переносясь мыслями в прошедшее. Я только по временам могла разслышать отрывочные слова, но и по ним я могла отчасти судить, что происходило в уме этого странного человека.

-- Лицо прелестное, говорил он, - но фигура не так красива. Не было на свете такой великолепной фигуры, как у нея... Что-то... да, что-то напоминает её очаровательную грацию. Но в чем именно нахожу я сходство? Быть может, в дозе, быть может, в движениях. Бедный, погибший ангел! Какая жизнь! какая смерть!

Сравнивал-ли од меня с жертвой таинственного яда, с первой женой моего мужа? Его слова, казалось, подтверждали это предположение. Если так, то, очевидно, покойница пользовалась его расположением. Нельзя было не вывести этого заключения из его отрывистого тона: он восхищался ею при жизни и оплакивал после смерти. Если-бы мне удалось приобресть доверие этого странного человека, то к чему это привело-бы? Полезно-ли было для меня или вредно это открытое им сходство между мною и первой женой мужа? Мое присутствие утешало-ли его или, напротив, повергало в отчаяние? Я жаждала с нетерпением услышать еще что-нибудь о несчастной жертве таинственной отрава, но он не произнес более ни одного слова. В нем произошла новая перемена. Он вдруг поднял голову и стал смотреть вокруг себя с выражением человека, неожиданно пробужденного от глубокого сна.

-- Что я сделал? я опять дал волю моему уму. О! гленинчский дом! прибавил он, как-бы про себя, дрожа всем телом. - Неужели мысль о нем не исчезнет никогда из моей головы? О! гленинчский дом!

С величайшему моему разочарованию, м-с Мокалан положила конец дальнейшей исповеди Декстера. Что-то в его тоне и выражениях, касавшихся дома её сына, повидимому, ее оскорбило и она произнесла резко, решительно:

-- Тише, мой друг, тише, вы, кажется, сами не знаете, что говорите.

-- Я не знаю, что говорю? повторил он, внимательно устремив взоры на меня, а не на мою свекровь; - о! вы близорукая старуха! Где ваши очки? Взгляните на нее! Разве вы не видите сходства в её фигуре, а не в лице с первой женою Юстаса?

-- Не говорите так громко, шопотом произнес он и схватил ее за руку.

-- Я слышала, что вы оба говорили, сказала я; - вам нечего со мною церемониться, м-р Декстер. Я знаю, что мой муж женат во второй раз и что первая жена его умерла самым трагическим образом. Я прочла его процес.

-- Вы знаете жизнь и смерть мученицы! воскликнул Декстер, подкатившись в кресле, и прибавил со слезами на глазах: - никто достойно не ценил её, кроме меня. Никто, никто!

М-с Мокалан нетерпеливо соскочила со стула и отошла в противоположный конец комнаты.

-- Когда вы кончите ваш разговор, Валерия, то поедемте, сказала она: - нельзя так долго заставлять ждать людей и лошадей в такой мрачной трущобе.

Для меня было в высшей степени важно продолжать начатый Декстером разговор и потому я представилась, что не разслышала последних слов м-с Мокалан, а как-бы случайно положила руку на кресло Декстера с целью задержать его подле себя.

-- Ваше показание на суде вполне доказало, как вы глубоко уважали несчастную женщину, сказала я; - но я полагаю, м-р Декстер, что вы имеете особый взгляд на таинственную причину её смерти.

До произнесения мною этих слов он пристально смотрел на мою руку, покоющуюся на кресле, а теперь неожиданно поднял глаза и взглянул на меня подозрительно и гневно.

-- Почему вы полагаете, что я имею особый взгляд на это дело? спросил он резво.

-- Я прочла об этом в процесе, отвечала я: - генерал-адвокат, допрашивавший вас на суде, употребил почти те-же самые выражения, как я в настоящую минуту. Я нисколько не желала вас оскорбить, м-р Декстер.

-- Прошу извинения, сказал он: - я вас не понял. Я, действительно, имею особый взгляд на несчастную женщину, а вы, прибавил он после минутного молчания, - имеете собственный взгляд на её жизнь или смерть?

Я жаждала услышать от него более; полагая, что откровенность с моей стороны может побудить его к тому-же, я отвечала:

-- Да.

-- Вы сообщали кому-нибудь ваши мысли? продолжал он.

-- Странно, произнес он, стараясь прочесть мои сокровенные думы: - какой интерес можете вы питать к умершей женщине, которую вы никогда не видали! Зачем вы задали мне этот вопрос! Вы с каким-нибудь намерением приехали ко мне!

-- Да, отвечала я смело.

-- Это намерение имеет что-либо общее с первой женою Юстаса Мокалана!

-- Да.

-- Нет.

-- Да.

Он неожиданно, с диким отчаянием, всплеснул руками и потом схватился за голову, как-бы пораженный тяжелым ударом.

и вызвать из могилы несчастную мученицу. Входя в комнату, вы слышали мои восклицания. У меня страшное воображение и по временам оно уносит меня Бог знает куда. Я делаюсь актером и разыгрываю роли всех когда-либо существовавших героев. Я совершенно отожествляюсь с данных лицом и на время я действительно тот герой, которым себя воображаю. Я не могу удержаться от этого. Если-б я не давал воли своему воображению в подобном припадке, я сошел-бы съума. Поэтому я предаюсь вполне увлекающим меня чувствам. Припадок продолжается иногда несколько часов и после него я совершенно ослабеваю, а нервы приходят в болезненно-напряженное состояние. Возбудите во мне в подобные минуты какие-либо мрачные воспоминания - и я в состоянии кричать, упасть в обморок. Вы слышали мой крик, но я не хочу, чтобы вы меня видели в истерике. Нет, м-с Валерия, я не хочу испугать вас, невинное отражение погибшого создания. Приезжайте завтра днем. У меня есть лошадь и кабриолет. Ариель, моя нежная Ариель, умеет править. Она приедет за вами к тетеньке Мокалан. Мы поговорим обо всем завтра; я смерть этого желаю. Завтра я буду в состоянии вас слушать, я буду придичен, умен и сообщителен. Теперь оставим этот разговор, этот слишком интересный разговор. Я должен успокоиться или голова моя лопнет. Музыка - лучшее наркотическое средство для впечатлительного ума. Где моя арфа, где моя арфа?

С этими словами он быстро понесся на кресле в противоположный конец комнаты, мимо м-с Мокалан, которая возвращалась ко мне.

-- Ну, Вы его видели, сказала она с нетерпением, - и он достаточно себя выказал. Скучно смотреть на него долее; поедемте.

Кресло возвратилось гораздо медленнее. Декстер приводил его в движение одной рукой, а другой держал маленькую арфу, скорее походившую на классическую лиру муз и валлийских бардов.

-- Прощайте, Декстер, сказала м-с Мокалан.

вам сыграю и спою импровизацию.

Он закрыл глаза и припал головою в арфе, едва слышно перебирая пальцами по струнам. Через минуту он поднял голову, взглянул на меня и быстро сыграл прелюдию. Это была дикая, монотонная музыка, то напоминавшая медленную, восточную пляску, то строгую гармонию старинных гимнов. Слова последовавшей за тем песни были так-же дики и так-же смело попирали, как музыка, все правила искуства. Они, без всякого сомнения, были сочинены на случай и я была предметом песни. Своим прекрасным тенором мой поэт пел обо мне:

как засыпает ребенок, прижав в груди любимую игрушку.

Мы вошли из комнаты на цыпочках, чтоб не нарушить мирного сна Мизеримуса Декстера, поэта, композитора и сумасшедшого.