Закон и жена.
Глава XXXVI. Ариэль.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава XXXVI. Ариэль. (старая орфография)

ГЛАВА XXXVI.
Арiэль.

Во всю ночь я не сомкнула глаз.

Оскорбление, нанесенное мне Декстером, было неприятно само по себе, но последствия его могли быть для меня еще хуже. Достижение единственной цели моей жизни зависело все еще от личных моих отношений к Мизеримусу Декстеру, а теперь на моем пути явилась непреодолимая преграда. Даже в интересах мужа могла-ли я иметь что-либо общого с человеком, который так дерзко меня оскорбил? Хотя я не была строгой пуританкой, но мысль о беседе с Декстером, после происшедшого между нами, была мне отвратительна.

Я встала поздно и принялась за письмо к м-ру Плеймору, но никак не могла собраться с силами и написать хоть одно слово.

Около полудня (Бенджамина не было дома) экономка объявила, что меня спрашивает снова какое-то странное создание.

-- На этот раз это женщина, сударыня, или что-то в этом роде, сказала она конфиденциально: - это большая, толстая, глупая женщина в мужской шляпе и с мужской тростью в руках. Она говорит, что принесла вам письмо, но отдаст его только б собственные руки. Мне кажется, лучше ее не пускать.

Я тотчас поняла, кто желал меня видеть, и удивила экономку приказанием ввести странное существо.

Ариель вошла в комнату, как всегда, молча. Но я заметила в ней поразительную перемену, Её апатичные, безсознательные глаза были красны и точно налиты кровью. На щеках её виднелись как-бы следы слез. Она подошла, ко мне далеко не прежней, решительной, грубой поступью. Неужели Ариель могла совеститься или бояться меня?

-- Вы принесли мне что-то? спросила я; - присядьте.

Она подала мне письмо, не говоря ни слова и не садясь. Я распечатала конверт и прочла следующее:

"Пожалейте меня, если в вас сохранилась тень сострадания к несчастному, который горько заплатил за минутное безумие. Если-б вы меня видели, то согласились-бы, что я вынес достаточно сильное наказание. Бога ради не покидайте меня! Я сошел съума в ту минуту, когда дозволил чувству, которое вы возбудили в моем сердце, взять верх надо всем. Более никогда этого не случится и моя тайна умрет вместе со мною. Могу-ли я надеяться, что вы мне поверите? Нет, я не прошу вас верить мне и полагаться на мое хорошее поведение. Если вы когда-нибудь согласитесь увидеть меня снова, то пусть это будет в присутствии третьяго лица, избранного вами в качестве покровителя. Я буду терпеливо ждать, пока успокоится ваш гнев, и прошу теперь одного - надежды. Скажите Ариель: "я его прощаю и когда-нибудь позволю видеться со мною". Она запомнит эти слова из любви ко мне. Но если вы отпустите ее без всякого ответа, то я завтра буду в сумасшедшем доме. Спросите ее, если мне не верите. Мизеримус Декстер".

Прочтя это странное письмо, я взглянула на Ариель.

Она стояла передо мною, опустив глаза.

-- Возьмите палку, сказала она после продолжительного молчания, подавая мне тяжелую дубину, бывшую в её руках.

-- Зачем? спросила я.

Впродолжении нескольких минут она боролась с своими тупыми мозгами, желая выразить то, что чувствовала,

-- Вы сердитесь на моего господина, сказала она, наконец; - выместите вашу злобу на мне. Вот палка. Бейте меня.

-- Побить вас! воскликнула я.

-- Спина у меня широкая, продолжало несчастное создание; - я не буду кричать. Я все перенесу. Чорт возьми, берите-же палку. Не сердите его. Бейте меня.

Она грубо сунула мне в руки палку и повернулась спиною, ожидая удара. Страшно и жалко было на нее смотреть. Слезы выступили у меня на глазах. Я старалась терпеливо и нежно образумить ее, но все было тщетно. В голове её была только одна мысль: принять на себя наказание, следовавшее её господину.

-- Не сердите его; бейте меня, упорно повторяла она.

-- Что вы подразумеваете под словами: "не сердите его"? спросила я.

Потом она схватилась руками за голову и, не спуская глаз с огня, стала медленно перекачиваться со стороны на сторону.

-- Вот как он сидит!.. воскликнула она, неожиданно найдя дар слова: - часами, целыми часами. Никого не замечает. Только зовет вас.

Представленная ею картина напомнила мне свидетельство доктора о здоровье Декстера и предостережение насчет грозившей ему опасности в будущем. Если-б слова и жесты Ариеля могли на меня не подействовать, то смутное опасение роковых последствий от подобного положения Декстера не дозволило-бы мне колебаться.

-- Не делайте этого! воскликнула я; - пожалуйста встаньте. Я на него более не сержусь. Я его прощаю.

Она приподнялась на четвереньки, словно собака, и повторила свою обычную просьбу, когда она хотела что-нибудь запечатлеть в своей памяти:

-- Скажите еще раз.

Я исполнила её желание. Но этого было для нея недостаточно.

-- Скажите так, как написано в письме господина, произнесла она.

Я взглянула на письмо и повторила слово в слово: "Я прощаю его и когда-нибудь позволю видеться со мною".

Она быстро вскочила на ноги и впервые на её тупом лице блеснул луч света и жизни.

--Вот так! воскликнула она, - Теперь я вытвержу наизусть эти слова.

Я научила ее, как ребенка, этой фразе слово за словом.

-- Ну, теперь, сказала я, убедившись в том, что она хорошо затвердила урок, - отдохните и поешьте чего-нибудь.

Все равно было говорить стене. Не обращая никакого внимании на мои слова, она схватила палку и выбежала из комнаты, громко крича:

-- Я знаю наизусть! Это охладит голову господина.

Я вышла за нею и только увидела, как она отворила настежь калитку и пустилась по улице таким крупным шагом, что не было возможности ее догнать.

Я возвратилась в свою комнату, обдумывая вопрос, который тщетно старались разрешить головы гораздо умнее моей. Мог-ли человек совершенно дурной и преступный возбудить такую преданную любовь, какую Декстер внушил этой странной женщине и грубому садовнику, так нежно обходившемуся с ним? Кто мог на это ответить? Величайший злодей на свете часто имеет друга, его любит женщина или собака.

Я села к столу и снова принялась за письмо к м-ру Плеймору.

Вспоминая все, что я слышала от Мизеримуса Декстера, я с особым интересом останавливалась на неожиданной вспышке чувства, заставившей его выдать мне тайну своей любви к первой жене Юстаса. Я как-бы видела роковую сцену, происшедшую в комнате умершей: несчастное, уродливое создание, рыдавшее над хладным трупом во мраке ночи. Эта мрачная картина как-то странно овладела моим воображением и тщетны были все усилия обратить мои мысли на другой предмет. Обстановка этой сцены, действительно, была мне близко знакома, и потому неудивительно, что она так крепко засела в мою голову. Я сама была в этой комнате, видела кровать умершей, ходила по коридору, по которому Декстер пробирался, чтоб сказать последнее прости любимой женщине.

При мысли о коридоре я вдруг остановилась. Какие воспоминания возбуждал он во мне, кроме рассказа Декстера? Были ли это личные воспоминания о моем посещении Гленинча? Нет. Вспоминала-ли я что-нибудь прочтенное? Я машинально взяла отчет о процесе моего мужа. Он случайно открылся на показании сиделки. Я прочла его до самого конца и только следующия фразы обратили на себя мое внимание:

"Прежде чем лечь спать, я пошла наверх, чтоб приготовить тело покойной для положения в гроб. Комната, в которой она лежала, была заперта и ключи от обеих дверей, в коридор и в комнату м-ра Мокалана, были взяты м-ром Гэлем. Двое слуг караулили у коридорных дверей. Они могли мне сказать только, что их сменят в 4 часа утра".

Вот что припомнилось мне при мысли о коридоре. Вот что я должна была иметь в виду, когда Мизеримус Декстер рассказывал мне о своем прощаньи с мертвой.

Он мог пройти но коридору, когда сторожа спали или в ту минуту, когда их заменяли. Но как он мог попасть в спальню без ключа? Решительно ключ был у него и он похитил его за несколько недель до смерти несчастной женщины, так-как сиделка удостоверяла, что когда она прибыла в дом 7-го числа, ключа в двери уже не было.

Я в третий раз возвратилась к письму. Единственный человек, который мог найти ответ на все эти вопросы, был м-р Плеймор. Я написала ему подробный отчет о всем случившемся, прося извинить меня за непринятие его любезного совета и обещая ничего не делать впредь без его согласия.

День был прекрасный для того времени года, и, желая подышать чистым воздухом, я сама отнесла письмо на почту.

Возвратясь домой, я узнала, что меня дожидался новый посетитель, на этот раз очень учтивый и прямо заявивший свое имя. Это была моя свекровь, м-с Мокалан.