Закон и жена.
Глава ХXXVIII. На возвратном пути.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава ХXXVIII. На возвратном пути. (старая орфография)

ГЛАВА ХXXVIII.
На возвратном пути.

Если-бы я путешествовала в своем экипаже, то последующия главы моего рассказа никогда не были-бы написаны, потому-что по прошествии какого-нибудь часа я приказала-бы кучеру вернуться назад.

Кто может быть всегда твердым и решительным?

отъехать и мили от селения, как все мое мужество исчезло и я воскликнула в глубине своего сердца: "Низкая женщина! ты бросила своего мужа!" Впродолжении многих часов я отдала-бы все на свете, чтоб остановить экипаж. Я ненавидела кондуктора, добрейшого из людей. Я ненавидела славных испанских лошадок, весело бежавших в нарядной упряжи с бубенчиками. Я ненавидела светлый день, придававший столько красоты окружавшей природе, и свежий, здоровый воздух, которым я невольно с наслаждением дышала. Я не помню такого мрачного путешествия, как эта спокойная, безопасная поездка до границы. Одно только меня несколько утешало - похищенная мною прядь волос Юстаса. Я уехала, когда он еще спал, и перед самым отъездом вошла в спальню, поцеловала его и, заливаясь слезами, отрезала прядь его волос. Как я решилась в эту минуту разстаться с ним - я до сих пор не понимаю. Кажется, свекровь помогла мне в этом совершенно безсознательно. Она вошла в комнату, гордо подняв голову, и холодно сказала: "Если вы серьезно решились, Валерия, то поезжайте; экипаж готов". Всякая энергичная женщина на моем месте сделала-бы то-же, что я. Я доказала, что серьезно решилась, и уехала.

Говорят, что время великий целитель горя и страданий. По моему мнению, времени слишком льстят в этом отношении. Пространство, вместе с переменой впечатлений, гораздо скорее и лучше достигает той-же цели. В вагоне на дороге в Париж я начала благоразумнее смотреть на свое положение. Я теперь говорила себе, что ожидания свекрови могли не исполниться насчет приема, который сделал-бы мне муж, после первой вспышки счастья. Если я рисковала многим, решившись слова увидеть Декстера, то не менее было опасно возвратиться без всякого приглашения к мужу, который торжественно объявил, что наша брачная жизнь кончена и семейное счастье невозможно. К тому-же кто мог поручиться, что будущее не оправдает меня не только в моих собственных глазах, но и в глазах Юстаса? Быть может, я доживу до того дня, когда он скажет: "она вмешалась не в свое дело, она была упряма, она бросила меня больного, но она все исправила и, в конце концов, была права".

Я остановилась на один день в Париже и написала три письма. В первом я предупредила Бенджамина, что я приеду на другой день вечером; во втором объявила м-ру Плеймору, что решилась сделать последний шаг для открытия роковой тайны. Третье письмо, очень коротенькое, было к Юстасу. Я сознавалась, что ухаживала за ним, пока он был в безчувственном состоянии, объясняла причину моего отъезда и умоляла не думать обо мне дурно, так-как время докажет, что я любила его теперь так-же пламенно, как и всегда. Я вложила это письмо в другое, адресованное на имя м-с Мокалан, которую просила отдать мое письмо сыну, когда он будет в состоянии его прочесть. При этом я положительно запрещала ей открывать Юстасу тайну о новых узах, соединявших меня с ним. Хотя он бросил меня, но я не хотела, чтобы кто-нибудь другой передал ему эту весть. Отчего? Я позволю себе об этом умолчать.

Написав эти три письма, я исполнила свою обязанность и была совершенно свободна поставить последнюю карту в роковой игре, в которой теперь шансы были одинаковы, как за меня, так и против меня.