Закон и жена.
Глава XXXIX. Новое посеение Декстера.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава XXXIX. Новое посеение Декстера. (старая орфография)

ГЛАВА XXXIX.
Новое посещение Декстера.

-- Клянусь Богом, Валерия, сумасшествие этого чудовища заразительно; вы, кажется, получили от него роковой недуг, сказал Бенджамин, когда я, по прибытии в Лондон, объявила о своем намерении отправиться к Мизеримусу Декстеру вместе с ним.

Я решилась поставить на своем и потому убедительно просила доброго старого друга терпеливо исполнить мое желание.

-- Помните, прибавила я, - мне очень важно видеть еще раз Декстера.

Этими словами я только подливала масла на огонь.

-- Еще раз его увидать? повторил презрительно Бенджамин, - после того, как он дерзко оскорбил вас под моим кровом, в этой самой комнате?

Негодование Бенджамина было так велико, что я не могла отказать себе в удовольствии помучить его, высказав либеральный взгляд на поведение Декстера в последнее наше свидание.

-- Тише, тише, мой добрый друг, сказала я, - мы должны быть снисходительны к человеку, который ведет такую жизнь и переносит такия физическия страдания, как Декстер. Вообще скромность не должна переходить за границы благоразумия, а я, кажется, черезчур пуритански взглянула на его выходку. Женщину, уважающую себя и любящую всем сердцем мужа, не может серьезно оскорбить грубость несчастного калеки, осмелившагося ее обнять. Выходить из себя и чрезмерно волноваться от нравственного негодования очень легко, но не всегда разумно. к тому-же я его простила, и вы должны сделать тоже. Если вы поедете со иною, то, конечно, нечего будет бояться повторения этой сцены. Его дом - диковина; я уверена, что он вас очень заинтересует; из-за однех картин стоит предпринять эту поездку. Я сегодня-же напишу к нему, а завтра мы поедем. Мы обязаны его посетить, более для сохранении нашего достоинства, чем ради самого м-ра Декстера. Посмотрите вокруг. себя, Бенджамин, и вы увидите, что снисхождение друг в другу - величайшая добродетель нашего времени. Бедный м-р Декстер имеет право воспользоваться этим направлением. Ну, ну, идите с веком, старый друг! Преклонитесь перед новыми идеями!

Бенджанин, вместо того, чтобы принять добрый совет, набросился на наш век, как бык на красное сукно. - Конечно, будем поддерживать новые идеи, Валерия! воскликнул он. - Старая нравственность и старые порядки отжили. Пойдем рука-об-руку с веком. Все, что ново, - хорошо. Жена в Англии, а муж в Испании - это новые идеи! Венчаться или не венчаться, жить с супругом вместе или нет, - это все равно для новых идей. Да, да, Валерия, я пойду с вами всюду, я буду достоин нового поколения. Я готов, Валерия, следовать за вами всюду. Чем скорее, тем лучше! Поедемте к Декстеру! Поедемте к Декстеру!

-- Я очень рада, что вы согласны, отвечала я, - но не будем торопиться! Завтра, в три часа, мы поедем в Декстеру, а я сейчас его предуведомлю о нашем посещении. Куда вы идете?

-- Я пойду в библиотеку, чтоб отрезвиться.

-- А что вы будете читать?

-- "Кота в сапогах", "Иванушку Дурачка" или какую-нибудь другую книгу, которая не идет об-руку с нашим веком.

Нанеся этот последний удар новым идеям, мой старый друг вышел из комнаты.

Отправив записку к Декстеру, я стала с безпокойством думать о состоянии его здоровья. Как провел он все время моего отсутствия из Англии? Спрашивать о нем Бенджамина - значило только вызывать новую вспышку. Пока я таким образом размышляла, в комнату вошла экономка, и я, не долго думая, спросила ее, слышала-ли она что-нибудь о странном человеке, так перепугавшем ее перед моим отъездом.

Она покачала головой, как-бы находя неприличным говорить об этом предмете.

-- Через неделю после вашего отъезда, сударыня, сказала она очень серьезным тоном и старательно подыскивая слова, - особа, о которой вы упоминаете, имела дерзость прислать вам письмо. Посланному было объявлено, по приказанию хозяина, что вы уехали заграницу и что он может убираться вместе с письмом. Спустя немного я снова слышала об этой особе. Экономка м-с Мокалан, у которой я пила чай, рассказала мне, что он приезжал в своем кабриолете, чтоб узнать о вас. Оправившись от удивления, она объяснила ему, что вы и м-с Мокалан поехали заграницу ухаживать за больным м-ром Юстасом. Он уехал, к ужасу экономки, со слезами на глазах и с проклятием на устах. Вот все, что я знаю об этой особе, и надеюсь, что вы более не будете упоминать о столь неприятном предмете.

Оставшись одна, я с еще большим безпокойством, стала думать о результатах завтрашней попытки. Судя по словам экономки, как бы они ни были преувеличены, Мизеримус Декстер не очень терпеливо переносил мое отсутствие и не давал покоя своей нервной системе.

На следующее утро я получила ответ м-ра Плеймора на письмо, отправленное к нему из Парижа.

Он писал очень коротко, не одобряя и не осуждая моей решимости, но повторял свой совет, чтобы, во всяком случае, отправляясь на новое свидание с Декстером, я взяла с собою компетентного свидетеля. Самой интересной частью письма был его конец. "Я должен вас предупредить, писал он, - что Декстер очень изменился к худшему. Несколько дней тому назад один из коих приятелей видел его по делу и был очень поражен происшедшей в нем переменой. Ваше посещение, конечно, произведет на него большое влияние в хорошую или в дурную сторону. Я не могу дать вам никаких наставлений относительно разговора с ним; вы должна руководствоваться обстоятельствами, ваш такт подскажет вам, благоразумно-ли наводить разговор на первую жену вашего мужа. Единственная наша надежда, что в подобном разговоре он проболтается, а потому, если можете, не давайте ему удаляться от этого предмета". В постскриптуме находились следующия слова: "Спросите у м-ра Бенджамина, слышал-ли он из другой комнаты, как Декстер говорил вам, что он входил в спальню м-с Мокалан в ночь её смерти".

За завтраком я предложила Бенджамину этот вопрос. Мой старый друг осуждал так-же пламенно, как прежде, нашу экспедицию к Мизеримусу Декстеру и очень серьезно, сухо отвечал:

-- Я никогда не подслушиваю у дверей, но некоторые голоса слышны издали; таков голос Декстера.

-- Значит, вы слышали его слова? повторила я.

-- Стена и дверь не могли заглушить его голоса, продолжал Бенджамин, - и я слышал эти ужасные слова.

-- Теперь, может быть, вам придется не только слушать, но и записать мой разговор с Декстером. Вы, кажется, писали письма под диктовку отца? Есть у вас маленькая записная книжка?

Бенджамин взглянул на меня с изумлением.

держать в клетке. Ваш добрый отец, Валерия, никогда не поручил-бы мне такого дела.

-- Простите меня, Бенджамин, но я принуждена обратиться к вам с этой просьбой. Вы можете оказать мне величайшую услугу. Ну, ну, милый друг, уступите на этот раз ради меня.

Бенджамин опустил глаза в тарелку, покорно подчиняясь своей судьбе, и я видела, что одержала победу.

-- Целую жизнь я плясал по её дудке, пробормотал он, - теперь ужь поздно думать о независимости. Я полагал, что давно вышел в отставку, прибавил он вслух, - но оказывается, что я все еще на службе. Хорошо, в чем-же будут состоять мои новые обязанности?

В эту минуту кеб подъехал в дому; я встала, взяла его за руку и нежно поцеловала.

-- Чем менее я буду видеть м-ра Декстера, тем лучше. Но что-жь мне делать, когда я помещусь за его креслом?

-- Вы будете ждать моего знака, по которому тотчас приметесь записывать в вашей памятной книжке слова Декстера, до нового моего знака.

-- Хорошо. Какой-же знак - писать и какой - довольно?

Я не приготовила ответа на этот вопрос и попросила Бенджамина помочь мне. Но он не хотел принять никакого деятельного участия в моем предприятии, а соглашался только быть пассивным орудием.

меня на счастливую мысль.

-- Я буду сидеть в кресле, сказала я, - и когда вы увидите, что, облокотясь на ручку, я стану играть серьгой, то начинайте писать и пишите до тех пор, пока я не подвину кресла - тогда остановитесь. Вы понимаете?

-- Понимаю.

Через минуту мы уже были на дороге к Декстеру.