Закон и жена.
Глава XLIV. Новый медовый месяц.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Закон и жена. Глава XLIV. Новый медовый месяц. (старая орфография)

ГЛАВА XLIV.
Новый медовый месяц.

Я должна сознаться, что на пути в Лондон я находилась далеко не в веселом настроении. Не легко было отказаться от цели всей жизни, для достижения которой я многим пожертвовала, и в такое время, когда, повидимому, успех был близок. Но, несмотря на все, я не взяла-бы назад, если-б и могла, письма к м-ру Плеймору. "Дело кончено, и кончено хорошо, думала я, - а первый поцелуй мужа окончательно примирит меня с моим новым положением".

Я надеялась достигнуть Лондона во время, для отъезда в Париж с ночным поездом. Но нас что-то задержало на пути, мы опоздали и потому мне пришлось переночевать у Бенджамина и отложить отъезд до следующого утра.

Конечно, я не могла предуведомить моего старого друга о перемене в моих планах и мой приезд очень удивил его. Я нашла его одного в библиотеке; он сидел за столом и при блестящем свете нескольких ламп и свечей разбирал какие-то мелкие лоскутки разорванной бумаги.

-- Что вы это делаете! воскликнула я.

Бенджамин покраснел... я хотела-было сказать: как молодая девушка, но припоминаю, что в наше время молодые девушки более не краснеют.

-- Ничего, ничего, промолвил он в смущении, - не обращайте на это внимания.

Он протянул руку, чтоб спихнуть со стола лоскутки бумаги; но они вдруг возбудили во мне подозрение и я его остановила.

-- Вы получили известия от м-ра Плеймора? спросила я; - скажите мне правду, Бенджамин. Да или нет?

-- Да, отвечал Бенджамин, еще более краснея.

-- Покажите письмо.

-- Нет, не могу, Валерия.

Эти слова утвердили только мою решимость во что-бы то ни стало увидать письмо. Лучшим средством добиться этой цели было рассказать Бенджамину о том, как я пожертвовала всем ради мужа.

-- Я не имею более голоса в этом деле, прибавила я: - теперь совершенно зависит от м-ра Плеймора продолжать или бросить розыскания. Но, мне кажется, я заслуживаю некоторого снисхождения и имею право видеть это письмо. Помните, что это, быть может, последний случай мне узнать что-нибудь о деле, служившем так долго главной целью моей жизни.

Бенджамин был слишком удивлен и обрадован неожиданной переменой в моем положении, чтоб противостоять моим просьбам. Он показал мне письмо.

М-р Плеймор конфиденциально писал Бенджамину и спрашивал, не случалос-ли ему, как комерческому деятелю, слышать о том, как подбирают и склеивают разорванные документы. Если он сам не знал подобных случаев, то, конечно, он мог найти кого-нибудь в Лондоне, который был-бы в состоянии дать свое мнение по этому предмету. В виде объяснения такой странной просьбы, м-р Плеймор сослался на важное значение "того вздора", который Бенджамин записал в своей памятной книжке. В конце письма м-р Плеймор просил не говорить ни слова мне об их переписке, чтоб не возбуждать ложных надежд.

Я теперь поняла тон письма, полученного мною от почтенного стряпчого. Очевидно, он придавал громадное значение находке письма и скрывал это от меня только для того, чтоб избавить от горького разочарования в случае неудачи. Таким образом, м-р Плеймор нисколько не желал отказаться от дальнейшого розыскания истины.

-- Найдено что-нибудь в Гленинче? спросила я, смотря с новым интересом на лоскутки бумаги, разбросанные но столу.

-- Не знаю, отвечал он. - Впрочем, что-нибудь есть, иначе с чего-бы он стал писать ко мне... Прежде, чем отвечать м-ру Плеймору, я делаю опыты над старым письмом.

-- Вы его сами изорвали?

-- Да; и чтоб труднее было сложить лоскутки, я положил их в корзинку и хорошенько их встряхнул. Не правда-ли, это занятие слишком ребяческое для моих лет...

Он умолк, как-бы стыдясь самого себя.

-- Что-же, вы съумели возстановить разорванное письмо? спросила я.

-- Это дело не легкое, Валерия. Но я убедился, что здесь царит тот-же принцип, как в детских складных играх. Стоит только доложить правильно центральный кусок, а остальные укладываются уже сами собой. Но пожалуйста не говорите никому об этом, а то, пожалуй, подумают, что я впал в детство. Письмо м-ра Плеймора пришло только сегодня, и я с тех пор, - право, мне стыдно сознаться, - делаю опыты с разорванными письмами. Вы ведь меня не выдадите, не правда-ли?

Вместо всякого ответа, я горячо поцеловала доброго старика. Я никогда не любила его так, как теперь, когда, забыв свое благоразумие, он поддался заразительной силе моего энтузиазма.

перемене в моей семейной жизни. В этом отношении, по крайней мере, мне нечего было опасаться каких-либо разочарований и я могла вполне быть убежденной, что одержала победу. Муж возвратился ко мне по своей доброй воле; он поддался не новым, неоспоримым фактам, а своей любви и благодарности. Я приняла его в свои объятия не потому, что открыла истину и тем заставила его жить со мною, а потому, что я верила в его исправление и безгранично любила его. Не стоил-ли подобный результат больших жертв? Конечно, стоил. И все-же я была не в духе. Впрочем, лекарство от этого недуга было недалеко. Через день я могла уже соединиться на-веки с Юстасом.

На следующее утро я отправилась в Париж. Бенджамин проводил меня до станции железной дороги.

-- Я напишу сегодня м-ру Плеймору, сказал он, прощаясь со мной: - я, кажется, нашел человека, который может ему помочь в этом деле, если он намерен его продолжать. Прикажете что-нибудь сказать от вас, Валерия?

-- Нет. Я покончила с этим делом и мне нечего более говорить.

-- Я напишу вам о результате поисков м-ра Плеймора в Гленличе, если он, наконец, их предпримет.

-- Да, напишите мне, если его попытка не удастся, сказала я с горечью.

Бенджамин улыбнулся. Он знал меня лучше, чем я сама себя знала.

-- Хорошо, отвечал он; - у меня есть адрес вашего банкира в Париже. Вам придется пойти к нему за деньгами и, быть может, вы найдете там письмо от меня. А вы, пожалуйста, напишите, как найдете вашего мужа. Прощайте, Христос с вами.

В тот-же день вечером мы соединились на-всегда с Юстасом.

Он был слишком слаб, чтоб даже поднять голову с подушки. Я встала на колени у постели и поцеловала его. В мутных глазах его блеснула новая жизнь.

-- Я хочу теперь жить, промолвил он шопотом: - для тебя.

М-с Мокалан оставила нас наедине и я не могла удержаться от желания тотчас сообщить ему радостную весть о новых узах, связывавших нас.

-- Ты должен жить, Юстас, не только для меня, но и для другого, сказала я.

-- Ты говоришь о матери? спросил он, с удивлением взглянув на меня.

Я припала к его груди и шопотом произнесла:

-- Я говорю о твоем ребенке.

Я вполне была вознаграждена за принесенную жертву. Я забыла о м-ре Плейморе, о Гленинче. С этой минуты начался наш новый медовый месяц.

Тихо, мирно шло время в маленьком домике, который мы занимали в одной из отдаленных улиц Парижа. Внешняя, шумная городская жизнь до нас не долетала. Силы Юстаса возвращались медленно, но надежно. Доктора предоставили его совершенно на мое попечение.

Эта тихая, однообразная жизнь нисколько меня не тяготила. Я также нуждалась в спокойствии; все мои мысли, все мои интересы были сосредоточены в комнате больного мужа.

Только однажды зеркальная поверхность нашего существования была нарушена воспоминанием о прошедшем. Я сказала что-то, наполнившее Юстасу о нашем последнем свидании в доме маиора Фиц-Дэвида, и он слегка сделал намек на то, что я тогда говорила о произнесенном над ним приговоре, давая чувствовать, что несколько слов с моей стороны в подтверждение, уже сказанного его матерью успокоили-бы его раз навсегда.

Я отвечала без всяких колебаний и недомолвок, что его желания были теперь моим единственным законом. Но, как истая женщина, я нашла возможным потребовать и от Юстаса уступки для своего успокоения.

-- Юстас, сказала я, - совершенно-ли ты излечился от тех страшных сомнений, которые побудили тебя покинуть свою жену?

Последние следы недоразумений между нами исчезли на-веки.

Все заботы и страдания моей недавней, одинокой жизни совершенно изгладились из моей памяти. Мы снова были влюбленной, молодой четой и нам казалось, что мы обвенчались только несколько дней тому назад. Однако для полного счастья мне недоставало еще одного. В минуты уединения меня мучало любопытство узнать, произведены-ли поиски за пропавшим письмом или нет. Какое странное существо женщина! Кажется, я обладала всем необходимым для счастья, и все-же я готова была рискнуть этим счастием скорее, чем оставаться в неведении о том, чем окончились поиски в Гленинче. Я с радостию приветствовала тот день, когда у меня в кошельке не осталось более денег и мне необходимо было отправиться к банкиру, где я могла найти письмо от Бенджамина.

Я как-то безсознательно спросила в конторе деньги и мои глаза тревожно бегали по столам и конторкам, отыскивая письма. Но все было тщетно. Наконец, из внутренних комнат вышел какой-то господин, очень уродливый, но мне он показался красавцем, потому что он держал в руке письмо.

Произвели-ли они поиски и окончились-ли они неудачей?

Кто-то любезно положил мне деньги в мой мешок и проводил меня до кареты. Я ничего не помню, что было со мною, до той минуты, как я на дороге распечатала письмо. Из первых слов Бенджамина я узнала, что в Гленинче разрыли мусорную кучу и нашли остатки разорванного письма.