Злой гений.
Часть первая.
Глава VIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Злой гений. Часть первая. Глава VIII. (старая орфография)

VIII.

Умная старая лэди, обладающая неоцененным преимуществом житейского опыта, должна, тем не менее, подчиняться законам природы. Время и сон дружными усилиями одолели решимость м-с Прести не поддаваться Морфею. Сидни благополучно поднялась по лестнице. Сидни благополучно пробралась в свою комнату.

Полчаса спустя, Линлей растворял дверь в свою уборную. Жена его все еще спала. Его теща проснулась двумя часами позже; поглядела на часы и увидела, что пропустила удобный случай. Другия старые женщины при таких обстоятельствах могли бы упасть духом. Но эта старая женщина только укрепилась в своих подозрениях. Когда прозвонил колокол, призывая к завтраку, Сидни встретила м-с Прести в корридоре, где она дождалась ее, чтобы поздороваться.

-- Желала бы я знать, что вы делали прошлою ночью, в то время, как должны были лежать в постели? - начала старая лэди с предательскою ласковостью в манере. - О! я не ошибаюсь: ваша дверь была отперта, моя милая, и я заглянула в вашу комнату.

-- Почему вы заглянули в мою комнату, м-с Прести?

-- Мой юный друг, потому что я естественно безпокоилась о вас. Вы были в доме или вне дома?

-- Я гуляла в саду, - отвечала Сидни.

-- Любовались луной?

-- Да; любовалась луной.

-- Одне, разумеется?

Сидни увернулась: - Почему вы в этом сомневаетесь?

Мистрисс Прести не стала тратить больше времени на разспросы. Она с удовольствием вспомнила о мудрых словах, сказанных ею дочери в самый день приезда Сидни в Моунт-Морвен. - Добрые качества этого несчастного молодого создания, - говорила она, - не могли безусловно восторжествовать над страшными соблазнами и заразительными примерами, окружавшими ее. Сто раз должна была она прибегать во лжи; она должна была лгать из непреодолимого страха. Более чем когда довольная собственною мудростью, м-с Прести взяла Сидни под-руку и с материнской фамилиарностью повела ее в завтраку. Линлей встретил их внизу лестницы. Его теща украдкой взглянула на Сидни и затем дружески пожала руку зятю. - Мой милый Герберт, как вы бледны! Все это от этого ужасного табаку! Можно подумать, что вы всю ночь были на ногах.

Мистрисс Линлей, по обыкновению, пришла в классную комнату поутру.

Необходимое внимание к гостям не оставляло ей времени для наблюдений за завтраком. Единственное обстоятельство, поразившее ее, была шумная веселость её мужа. Слишком честный, чтобы искусно притворяться и обманывать, Линлей переиграл роль человека, довольного своей судьбой. - "Как он любит общество!" - подумала она. - "Герберт до конца дней своих останется молодым человеком".

В наилучшем расположении духа, вся еще оживленная от успешных усилий занимать своих друзей, мистрисс Линлей весело отворила дверь в классную.

-- Как идут уроки? - начала она и умолкла, вздрогнув: - Китти! - вскричала она: - ты плачешь?

Девочка подбежала в матери с глазами, полными слез.

-- Поглядите на Сидни! Она дуется; она плачет; не хочет со мной разговаривать... Пошлите за доктором.

-- Ах, какая несносная девочка! - Мне не нужно доктора. Я совсем не больна.

-- Слышите, мама! - закричала Кэтти. - Она никогда до сегодня меня не бранила.

Другими словами, в классной наступил переворот; терпеливая Сидни была раздражительна; кроткая Сидни говорила с сердцем с своей маленькой приятельницей, которую любила. Мистрисс Линлей подвинула стул к стулу гувернантки и взяла ее за руку. Странно изменившаяся девушка вырвала руку и заплакала навзрыд. Удивленная и испуганная, Китти последовала её примеру. Мистрисс Линлей посадила в себе дочь на колени и дала успокоиться волнению Сидни. Лицо её не было разгорячено; рука была не лихорадочная, когда она сейчас дотрогивалась до нея. По всей вероятности, вся беда произошла от разстройства нервов, и слезы должны облегчить.

-- Я боюсь, душа моя, - сказала мистрисс Линлей, - что вы плохо провели ночь?

-- Плохо? хуже, нежели плохо!

Сидни замолчала; взглянула на свою добрую хозяйку и друга с ужасом и сделала неловкое усилие объяснить то, что сказала.

Как благоразумная и сдержанная женщина, мистрисс Линлей сказала, что ей нужен только покой и отдых.

-- Пойдемте ко мне в комнату, - предложила она. - Мы придвинем диван к балкону, и вы скоро уснете на чистом, теплом воздухе. Убери книги, Китти; сегодня праздник. Я возьму тебя с собой в гостиную к гостям.

куда пойдет гувернантка, туда пойдет и она.

Мистрисс Линлей погладила прекрасные каштановые волосы дочери и шутливо сказала: - Однако я ведь могу и приревновать.

К её удивлению, Сидни так поглядела на нее, как будто бы эти слова относились в ней. - Ты не должна любить гувернантку больше матери, - продолжала мистрисс Линлей.

Она поцеловала ребенка и, вставая, чтобы уходить, увидела, что Сидни отошла на другой конец комнаты. Она стояла у фортепиано, с тетрадью ног в руке. Тетрадь она держала на-выворот, но так, чтобы она прикрывала её лицо. Как ни неспособна была мистрисс Линлей подозревать кого-нибудь (в особенности особу, в которой принимала участие), но она вышла из комнаты с смутным опасением, что что-то неладно, и ей следует посоветоваться с мужем.

Услышав, что дверь затворилась, Сидни огляделась. Она была опять одна с Китти. Китти убирала книги, не выражая ни малейшого удовольствия от прекращения занятий.

Сидни ласково обняла девочку.

-- Очень ли ты будешь огорчена, - спросила она, - если я должна буду оставить тебя и уехать?

Китти побледнела от ужаса при этих словах. - Ну! ну! успокойся, я пошутила, - поспешила заметить Сидни, испуганная действием своих слов. - Пойдем вместе со мной, гулять в парк.

Лицо Китти мгновенно прояснело. Она предложила пойти на луг кормить коров. Сидни охотно согласилась. Всякое развлечение было для нея желательно, лишь бы оно отвлекало от нея внимание ребенка.

Оне гуляли около часа в парке, и уже возвращались домой, когда Китти закричала: - Вот и папа! - и нобежала ему на-встречу. Первым движением Сидни было спрятаться за дерево, чтобы не быть замеченной. Но Линлей послал Китти нарвать цветов для букета, а сам подошел к Сидни.

-- Я вас везде искал, - сказал он: - Моя жена...

Сидни перебила его восклицанием: - Она все знает?

-- Ничего такого не случилось, чтобы вам тревожиться. Жена моя слишком добрая и слишком честная женщина, чтобы легко подозревать других. Она заметила в вас перемену, которой не понимает... и спросила меня: заметил ли я тоже эту перемену, - вот и все. Но мать её хитра, как бес. Вы должны пристально наблюдать за собой и сдерживаться.

Он говорил так серьезно, что испугал ее: - Вы сердитесь на меня? - спросила она.

-- Сержусь? Какой мужчина мог бы на вас сердиться!

-- Было бы, может быть, лучше для нас обоих, если-бы вы могли на меня сердиться. Я старалась сдерживать себя и буду еще стараться. Но если бы вы знали, как я страдаю, когда мистрисс Линлей ласкова со мной!

Он пытался приободрить ее, указывая на опасность, угрожающую им, пока в доме гости. - Через несколько дней, Сидни, нам не нужно будет никого обманывать. До тех пор помните - мистрисс Прести нас подозревает.

Китти подбежала к ним с руками, полными маргариток.

-- Вот вам букет, папа. Нет, не благодарите меня, а скажите лучше, что вы мне подарите?

Отец был, видимо, чем-то озабочен; он разсеянно взглянул на нее. Самолюбие ребенка было задето: она обратилась в гувернантке.

-- Поверите ли, что папа позабыл, что в будущий вторник мое рождение!

-- Хорошо, Китти; я согласен заплатить штраф за свою забывчивость. Что ты хочешь, чтобы я тебе подарил?

-- Подари мне коляску для куклы.

-- Вот как! в мое время довольствовались куклой!

Китти собирала маргаритки?

-- Какая трогательная семейная сцена! - заметила хитрая старуха. - Папа - точно святой отец на картинке, с цветами в руках. Избалованная дочка вечно что-нибудь просит у папы и всегда получает. А гувернантка так мила и хороша собой, что я бы непременно в нее влюбилась, если бы имела счастие быть мужчиной. Вы, без сомнения, заметили, Герберт - мне кажется, звонит колокол; идем полдничать? - вы, вероятно, заметили, говорю я, какой любопытный контраст представляют Катя и мисс Уэстерфильд? Такой прелестный, но все же полный контраст! Желала бы я знать, завидуют ли оне красоте друг друга? Сожалеет ли моя дочь, что она - не мисс Уэстерфильд? А вы, моя милая, не желаете ли иногда быть мистрисс Линлей?

Он разсердился и выразил это таким слабым ответом. Сидни почувствовала скрытое намерение оскорбить ее, и это лучше всего заставило ее овладеть собой. Она презрела иронию мистрисс Прести с хладнокровием, которому могла бы позавидовать сама мистрисс Прести: - Какая женщина, - сказала она, - не пожелала бы быть такой красавицей, как мистрисс Линлей, и такой доброй?!

-- Благодарю вас, моя милая, за комплимент моей дочери, и искренний, без сомнения. Он звучит особенно мило и приятно после сердитой вспышки моего зятя. Мой бедный Герберт, когда вы поймете, что я не хочу никого обидеть? Я просто женщина с юмором, и иногда слишком увлекаюсь юмористической стороной дела. Уверяю вас, мисс Уэстерфильд: я не знаю, что значит огорчение. Все мои несчасгия - семейные потери и все такое - соскользнули с меня, как с гуся вода. Бедный м-р Норман объяснял это качество моим хорошим аппетитом, или нет, - он говорил, что у меня прекрасное пищеварение. Мой второй муж ни за что не хотел допустить такого объяснения. Его возвышенные понятия о женщинах не дозволяли даже намеков на желудок... Но вот опять звонят. Я пойду вперед и скажу, что вы идете за мной. Многие ценят аккуратность в людях. Я сама, по правде сказать, терпеть не могу простывших кушаний. Au revoir. Помните, мисс Уэстерфильд, как я попросила вас сказать мне "au revoir", чтобы иметь образчик вашего французского произношения? Мне не нравится ваше французское произношение. О! нет, мне не нравится ваше французское произношение!

-- О! папа, какие бабушка употребляет интересные слова!