Злой гений.
Часть третья.
Глава IV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Коллинз У. У., год: 1866
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Злой гений. Часть третья. Глава IV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

IV.

Второго письма не воспоследовало. Но в конце недели пришла телеграмма от законоведа.

"Ждите меня завтра по делу, требующему личного совещания".

Вот что гласила телеграмма. Предпринимая долгую поездку в Кумберлэнд, законный советник м-с Линлей жертвовал двумя днями своего драгоценного лондонского времени. Что-нибудь очень серьезное должно было произойти.

А кстати, кто был адвокат? То был м-р Саррацин из Линкольнс-инн-Фильда.

Был он англичанин или француз?

Он был курьезной смесью того и другого. Его предки были в числе угнетенных французов, искавших убежища в Англии, когда Людовик XIV отменил нантский эдикт.

Британский подданный по рождению и вполне компетентный и добросовестный человек, м-р Саррацин питал странные иллюзии: он крепко верил, что его первоначальная французская природа вполне переработалась под влиянием английского островного климата и островных нравов. Как бы часто живая французская кровь ни давала себя знать и при каких бы то ни было неудобных обстоятельствах, он ни за что не признавался в иноземной черте своего характера. Его веселость, общительность, впечатлительность - короче сказать, все те качества, которые возбуждали сначала недоверие в умах его английских клиентов, пока, наконец, опыт не убеждал их в противном, - объяснялись самим м-ром Саррацином счастливою домашнею жизнью и удачной профессиональной карьерой. Его вполне английская жена; его вполне английския дети; его бакенбарды, политика, зонтик, скамья в церкви, его плумпуддинг, его "Times", газеты, - все ручалось за него (как он любил на это указывать), как за прирожденного члена славной нации, наслаждающейся охотой на лисиц и верящей в безчисленное число пилюль.

Этот превосходный человек приехал в коттэдж, до смерти устав от продолжительного пути, но тем не менее в отличном расположении духа.

Он доказал это счастливое душевное настроение, сидя за ужином. Эпикуреец, каких мало, он нашел, что самою существенною частью menu была баранья котлетка. Старинная французская кровь закипела в жилах при виде этого... но прирожденный англичанин геройски принялся за национальное блюдо. В то же самое время французская живость открыла родную душу в Китти; м-р Саррацин в пять минут стал её задушевным другом. Он слушал ее и разговаривал с ней так, как если бы девочка была его клиенткой, а уженье рыбы на пристани - главным делом, которое привело его из Лондона. К великому ужасу мистрисс Прести, он отвернул уголок скатерти, после того, как кончил ужинать, и принялся выкидывать такие фокусы с вилкой и ножем, что бедная маленькая Китти (которой теперь часто бывало скучно, при изменившихся условиях их домашней жизни) захлопала в ладоши от восторга и снова превратилась в веселого прежнего ребенка. Мистрисс Линлей, обрадованная и польщенная в своей материнской любви и гордости, и не думала напоминать странному адвокату о деле, о котором он приехал толковать. Но мистрисс Прести взглянула на часы и открыла, что её внучке давно пора спать.

-- Прощайся со всеми и или спать, - сказала бабушка.

Внучка никак не хотела с этим согласиться. - О! нет еще, я хочу поговорить с м-ром...

Китти только раз слышала фамилию гостя и хорошенько не запомнила.

-- Не правда ли, ваша фамилия похожа на сарацинское пшено? - спросила она.

-- Очень похожа! - закричал веселый адвокат. - Но зовите меня лучше по имени, моя душа. Меня зовут Самуилом, также как и Саррацином.

-- Ах, очень хорошо! - сказала Китти. - Бабушка, мне нужно, прежде, чем лечь спать, кое-что спросить у Самуила.

Бабушка утверждала, что она успеет спросить и завтра. Самуил утешил ребенка, шепнув ей:

-- Я рано встаю поутру, и мы увидимся на пристани до завтрака.

Китти выразила свою благодарность на собственный лад: - О! Боже мой, как было бы хорошо, если бы вы жили с нами, Самуил!

Мистрисс Линлей впервые разсмеялась, бедняжка, после катастрофы, разрушившей её семейное счастие. Мистрисс Прести подала пример деловитости. Она повернула свое кресло так, чтобы очутиться лицом к лицу с адвокатом, и сказала: - Ну-с, м-р Саррацин!

Он понял ее и выразил это в следующих не-профессиональных словах: - Мы попалив кавардак, и чем скорее из него выберемся, тем лучше.

-- Если после того, что я вам сообщу, вы останетесь при том же мнении, любезная мистрисс Линлей, то я не даром проехался сюда. Во-первых, могу я взглянуть на письмо, которое имел честь переслать вам несколько дней тому назад?

Мистрисс Прести подала ему письмо Герберта Линлея. Он прочитал его с большим вниманием и похлопал по боковому карману своего сюртука.

-- Если бы я не знал, что у меня тут лежит, - заметил он, то сказал бы: - постороннее лицо диктовало это письмо, и это лицо - мисс Уэстерфильд.

-- Как раз моя идея! - воскликнула мистрисс Прести. - В этом не может быть никакого сомнения.

-- О! вот в этом-то и штука, что очень могут быть сомнения, сударыня, и вы сами в этом убедитесь, когда узнаете то, чем грозит нам ваш суровый зять.

Он обратился к мистрисс Линлей.

-- После того, как я видел мою хорошенькую маленькую приятельницу, которая только-что ушла спать (как всем нам было бы гораздо приятнее, если бы и мы тоже могли уйти спать), я думаю, что знаю, как вы ответили на письмо вашего мужа. Но, быть может, я могу взглянуть на ваше письмо? Вы сняли с него копию?

-- Оно было слишком коротко, чтобы стоило снимать копию.

-- Неужели вы помните, его наизусть?

-- Могу повторить его от слова до слова. Вот чт и написала: положительно отказываюсь разстаться с моим ребенком.

-- Только всего?

-- Только.

М-р Саррацин с нескрываемым восхищением взглянул на свою клиентку.

-- В первый раз, во всю мою долгую жизнь, - сказал он, - я вижу даму, которая умеет сильно выражаться в немногих словах. Каким вы будете юристом, мистрисс Линлей, когда женския права распространятся и на мою профессию!

Он сунул руку в карман и вытащил письмо.

Обе дамы с тревожными лицами глядели на него.

-- Я - злополучный вестник худых вестей, - сказал он, - и если я не могу смирно усидеть в кресле, так это по тому самому. Вот письмо, полученное мною от адвоката м-ра Лиилея. Если вы послушаетесь моего совета, то позвольте мне сообщить вам его сущность и затем обратно спрятать его в карман. Я сомневаюсь, чтобы женщина внушила такия жестокия инструкции, мистрисс Прести, а потому сомневаюсь, чтобы женщина продиктовала письмо, в результате которого оне явились. Мистрисс Лиилей, в двух словах вот в чем дело: ваш муж решился взять к себе мисс Китти, и закон, если он обратится к нему за содействием, вынужден будет ему оказать это содействие.

-- Неужели вы хотите сказать, что закон отнимет у меня моего ребенка?

-- Мне стыдно думать, что я - законовед; но должен сознаться, что закон способен на такия гадости. Успокойтесь, прошу и умоляю вас. Наступит время, когда женщины напомнят мужчинам, что мать рождает и кормит дитя, и докажут, что материнския права должны идти впереди отцовских. А пока...

-- А пока, м-р Саррацин, я не подчинюсь закону.

М-р Саррацин терпеливо слушал.

-- Я весь внимание, сударыни, - сказал он с кроткой покорностью. - Объясните мне, как вы думаете это сделать?

Обе дамы поглядели друг на друга. Оне открыли, что одно дело - воевать на словах, и другое дело - действовать. Добросердечный юрист помог им предположением:

-- Быть может, вы думаете тайком уехать с девочкой за границу и скрываться там?

Мистрисс Линлей с жаром ухватилась за этот намек.

-- Первый поезд отходит завтра в половине седьмого, - сказала она. - Мы можем сесть на один из пароходов, отходящих от восточного берега Шотландии.

Мистрисс Прести, не спускавшая наблюдательных глаз с м-ра Саррацина, не могла сделать таких поспешных заключений, как её дочь. - Я боюсь, - заметила она, - что наш достойный друг находить это не совсем удобным. В чем дело?

-- Я не решаюсь высказывать положительного мнения, но полагаю, что м-р Линлей и его адвокат на-стороже. Короче сказать, я боюсь, что шпионы уже приставлены надзирать за нами.

-- Не может быть!

-- Выслушайте. Я ехал во втором классе; жалко денег, знаете, да и всегда найдешь собеседников себе. В том же отделении, куда сел я, находился весьма элегантный молодой человек с огненно-рыжими волосами. Когда мы сели в омнибус на вашей станции, все пассажиры, оказалось, ехали в город, кроме двоих. Один из них был я, другой - элегантный молодой человек. Когда я вышел из омнибуса у ваших ворот, омнибус проехал еще всего лишь несколько ярдов и высадил моего спутника у деревенского трактира. Моя профессия сделала меня хитрым. Я подождал немного, прежде чем позвонить у вашей двери. И когда мог сделать это, не будучи замеченным, перешел через дорогу и заглянул в трактир. Ночь лунная, и я принимал всевозможные предосторожности, чтобы молодой человек меня не увидел. Но сам я увидел голову с огненно-рыжими волосами и пару добродушных голубых глаз над ставней одного окна, и как нарочно то было окно трактира, из которого видны ваши ворота. Простая подозрительность, скажете вы! Не стану спорить, но у меня есть поводы подозревать. Прежде, нежели я оставил Лондон, один из моих клерков поскакал за мной на железную дорогу и поймал меня как раз в ту минуту, как я садился в вагон. "Мы сейчас сделали открытие, - сказал он: - вы и м-с Линлей находитесь на счету". Находиться на счету - это полицейское выражение, означающее, что за человеком учрежден надзор. Конечно, мой клерк повторил, может быть, ложный слух. А мой спутник приехал из Лондона сюда только затем, чтобы глядеть из окна трактира кумберлэндской деревни? Как вы об этом думаете?

Легче было, повидимому, спорить с законом, нежели против доводов м-ра Саррацина.

-- Предположим, что я вздумаю ехать путешествовать за границу и возьму с собой своего ребенка, - настаивала мистрисс Линлей: - кто имеет право помешать мне?

М-р Саррацин неохотно напомнил, что отец имеет это право.

-- Ни одна душа в мире, ни даже мать не имеют права изъять ребенка из-под отцовской опеки, - сказал он, - без отцовского согласия. Его власть - верховная власть, если только закон не отнимет у него этого права и не передаст опеку матери. Ага! - закричал м-р Саррацин, повернувшись в кремле и уставившись своими проницательными глазами в лицо м-с Прести: - поглядите на вашу добрую матушку; она видит, к чему я клоню.

-- Я вижу даже больше, чем вы думаете, - отвечала м-с Прести. - Если только я понимаю что-нибудь в характере моей дочери, то вы вскоре станете на жгучую почву.

-- Что вы хотите сказать, мама?

М-с Прести принадлежала к поколению, которое при случае прибегало к метафоре, чтобы выразить свою мысль. Будучи приглашена высказаться, она высказалась метафорически, к собственному полному удовольствию.

-- Наш ученый друг напоминает мне, дорогая Катя, путешественника, изследующого иностранный город. Он идет в одном направлении, в полной уверенности, что оно приведет его в какому-нибудь благополучному исходу... и попадает в тупик, в то, что французы называют (я говорю свободно по-французски) cool de sack. Вы понимаете, что я хочу сказать, м-р Саррацин?

-- Как удивительно! Быт может, меня увлекло мое черезъчур живое воображение. Позвольте мне высказаться яснее, позвольте мне сказать вам, что моя фантазия пророчески усматривает то, что вы собираетесь сделать, и я искренно желаю вам успеха. Пожалуйста, продолжайте.

равно, какой бы ценой ни купить это; я хочу воспользоваться этим законом.

-- Могу я вас сперва спросить, - поставил условием м-р Саррацин: - решились ли вы самым положительным образом не уступать мужу в вопросе дочери?

-- Решилась.

-- Еще последний вопрос, извините. Я слышал, что вы сочетались браком в Шотландии. Правда это?

-- Совершенная правда.

М-с Линлей заразилась от адвоката его возбужденным состоянием.

-- Как я глупа! - воскликнула она. - Ведь существует такая вещь, которую называют "несоответствием в характерах", и женатые люди подписывают бумагу у адвоката и обещают никогда более в жизни не тревожить друг друга. Разве это легче делается в Шотландии, чем в Англии? Вы это разумеете, не правда ли?

М-р Саррацин нашел нужным снова облечься в профессиональный образ.

-- Вовсе нет, сударыня, - сказал он. - Я был бы недостоин вашего доверия, еслибы не предложил ничего лучшого. Вы можете обезпечить за собой опеку над дочерью, только если обратитесь к помощи судьи...

-- И если вы добьетесь, чтобы судья исполнил ваше требование, - пояснил м-р Саррацин: - соберитесь с духом, сударыня. Просите развода.

Наступило внезапное молчание. М-с Линлей встала, вся дрожа, точно она увидела перед собой не добрейшого м-ра Саррацина, но дьявола, искушавшого ее.

-- Слышите вы это? - спросила она мать.

М-с Прести только наклонила голову.

М-с Прести снова наклонила голову.

Адвокат спросил:

-- Ну, чтож, м-с Линлей, что вы на это скажете?

-- М-р Саррацин, она ни за что не согласится.

-- М-с Прести, она согласится.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница