Злой гений.
Часть четвертая.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Злой гений. Часть четвертая. Глава II. (старая орфография)

II.

Как юрист, гость Рандаля понимал, что пересказ событий может произвести должное впечатление только при одном условии: его следует начать с начала. Поэтому, передав все, что было сказано и сделано во время посещения им коттеджа, включая и свой первый урок рыболовства, под руководством Китти, он остановился, чтобы налить себе стакан вина - и затем изумил Рандаля описанием плана, составленного им, чтобы обмануть шпионов и переплыть через озеро, воспользовавшись туманом.

-- Что же сказали на это дамы? - спросил Рандаль: - которая первая заговорила?

-- Разумеется, мистрисс Прести! Она протестовала против опасности, которой подвергается её жизнь при переправе через озеро, окутанное туманом. Но мистрисс Линлей выказала твердость, которой я не ожидал. Она думала только о Китти, поняла важность моего предложения и пошла посоветоваться с хозяйкой. Тем временем, я призвал садовника и сообщил ему о моем плане. Он был один из тех солидных англичан, у которых встречаешь такую сообразительность, какой не ожидал, судя по их внешности; судя по его лицу, вы бы подумали, что он спит: точно слушает проповедь пастора, а не военную хитрость, изобретенную юристом. Но когда я кончил, тогда он показал, на что способен. С чисто английским лаконизмом, он задал мне вопрос, который сейчас же возвысил его в моем мнении. - Сколько багажу, сэр? - Как можно меньше, - отвечал я. - Сколько человек? - Две барыни, девочка и я сам. - Умеете вы грести, сэр? - В какой угодно воде, мистер садовник, в соленой или пресной, как хотите. Подумать только, меня, атлета-англичанина, спрашивать: умею ли я грести! Менее, нежели в час, мы уже были готовы сесть в лодку, а любезный туман стал еще гуще.

Мистрисс Прести уступила не без протеста. Китти себя не помнила от радости; мать её была тиха и покорна. Но произошло одно обстоятельство, которого я не совсем понимал: это - присутствие человека с ружьем в руках на набережной.

-- Неужели один из шпионов?

-- Нет; это была выдумка садовника. Он был матросом в свое время... а это такое ремесло, которое приучает человека (если только он на что-нибудь годный человек) думать и действовать одновременно. Он взглянул на негодяев, которые стерегли дом, и узнал в одном из них здешняго жителя, которому отлично известно о том, что при коттедже есть лодка. - Этот малый не так глуп, как кажется, - сказал садовник: - если он упомянет про лодку, то другой шпион из Лондона, пожалуй, чего доброго, догадается. Я почел за лучшее поставить моего сына на набережной с ружьем, на всякий случай. Если он увидит другую лодку (их по этой стороне оэера есть с полдюжины), которая поплывет вслед за нами, то пусть выстрелит; мы, может быть, услышим выстрел и будем предупреждены. Это я придумал, сэр, затем, чтобы нас не захватили врасплох. Вы, может быть, недовольны этим, сэр? - Недоволен! в те дни, когда дипломатия была не одной пустой комедией, какой бы член конгресса вышел из этого садовника! Ну, вот, взяли мы весла в руки и стали гресть, не на удачу, потому что с нами был компас. Наш путь лежал прямо к селению на противоположном берегу озера, называемому Брайтфольд. Первая четверть часа прошла благополучно, а затем, чорт побери (извините за грубость выражения!) мы услышали выстрел!

-- Что же вы сделали?

-- Продолжали грести и стали совещаться. На этот раз я оказался самым сметливым. Шпионы преследовали нас на удачу; им придется догадываться о том направлении, какое мы избрали, и, по всей вероятности (принимая во внимание погоду), они вообразят, что мы изберем кратчайший путь через озеро. По моему совету, мы переменили направление и направились к большому городу, лежавшему выше в берегу и называвшемуся Тоули. Там мы высадились и ждали, что будет. Но никакой лодки вслед за нами не приплыло. Дураки оправдали мои ожидания. Они отправились в Брайтфольд. Оставалось полчаса до первого поезда, который должен был придти в Тоули, а туман начинал разсеяваться на этой стороне озера. Мы пошли по лавкам и сделали одну покупку.

-- Постойте минутку, - сказал Рандаль. - Что, в Брайтфольде нет железной дороги?

-- Нет.

-- А электрический телеграф есть?

-- Есть.

-- Как странно; казалось бы, первым делом, с их стороны, было бы телеграфировать в Тоули.

-- Без сомнения. Но как бы они нас описали, как вы думаете?

Рандаль отвечал: - Средних лет джентльмен; две дамы, одна пожилая, и маленькая девочка. Этого достаточно, чтобы узнать вас в Тоули, если только начальник станции умеет читать.

-- А сказать ли вам, что увидел начальник станции после того, как прочитал вашу телеграмму? ни пожилой дамы, ни средних лет джентльмена; никого, кроме одной молодой дамы с маленьким мальчиком.

Лицо Раядаля прояснело. - Вы разстались, конечно, и переодели маленькую Китти. Как это вы устроили?

-- Ведь я же вам сказал, что мы ходили по лавкам и я сделал одну покупку: готовое платье для мальчика, которое отлично пришлось для Китти! Мистрисс Линлей переодела девочку на одном пустом дворе и спрятала её длинные волосы под соломенную шляпу. Мы простились и разстались с большими опасениями с моей стороны, которые, к счастию, оказались неосновательными. Китти с матерью пошли на станцию железной дороги, а я с мистрисс Прести в нанятой коляске отправился в конец озера ловить лондонский поезд. Вы знаете ли, Рандаль, что я изменил свое мнение о мистрисс Прести?

Рандаль улыбнулся. - Вы нашли, что у этой старухи есть хорошия качества, которых сначала не заметишь?

-- Случай представился мне в этом убедиться. - ответил юрист. - Когда я предложил разстаться и объяснил свои резоны, я ожидал, что с трудом уговорю мистрисс Прести отказаться от путешествия с дочкой и внучкой. Я напомнил ей, что у нея есть в Лондоне друзья, к которым она может отправиться гостить, и получил щелчок за свою дерзость.

-- Я знаю и без вас, что мне делать. Едем, я готова отправиться с вами. - И для моей проницательности обидно сознаться, что я ожидал услышать от нея, что она соглашается на эту жертву ради дорогой своей дочери и пр. Ничуть не бывало. Она призналась в настоящих мотивах её поведения с откровенностью, которая снискала ей мое глубочайшее уважение. - Я все на свете сделаю, - сказала она, - лишь бы оставить в дураках Герберта Линлея и приставленных им к нам шпионов. - Не могу передать вам, как я был рад, когда она получила свою награду в тот же день. Мы опоздали на станцию и должны были дожидаться следующого поезда. И что же случилось, как бы вы думали? Оба негодяя следовали за нами по пятам, вместо того, чтобы увязаться за мистрисс Линлей. Они, вероятно, осведомлялись о нас на извозчичьем дворе, где мы нанимали экипаж, признали нас по описанию и поехали за нами в Лондон, но остались с носом. Приехав в Лондон, я и мистрисс Прести пожали друг другу руки, как самые короткие приятели, какие когда-либо вместе путешествовали. После этого, надеюсь, что я заслужил еще стакан вина.

-- Разсказывайте дальше и получите еще целую бутылку! - закричал Рандаль. - Что сделала Катя с дочкой после того, как разсталась с вами?

и Дувр, которые наверное стерегли, и отплыть из какого-нибудь местечка на восточном берегу. Мы посоветовались с путеводителем и увидели, что из Гуля в Бремен ходит раз в неделю пароход. После скучного путешествия в Кумберлэнд, несносных перемен вагонов, оне прибыли во время, чтобы сесть на пароход. Первое известие о них было получено мною из Бремена. Там они ждали от меня дальнейших инструкций. Я послал им свои инструкции с безусловно добросовестным и надежным курьером... итальянцем, курьером, которого я знал уже двадцать лет. Сознаться ли в этом? Я думал, что поступил хорошо, доставив мистрисс Линлей покровителя на то время, которое не могу быть около нея.

-- И я так думаю, - заметил Рандаль.

-- Ошибка, безусловная ошибка. Я попал в просак, перехитрил и был наказан. Вы знаете, что я советовал мистрисс Линлей?

-- Да. Вы убедили ее с величайшим трудом просить развода.

-- Прекрасно. Я уже сделал все необходимые для того шаги, когда получил письмо из Германии. Моя прелестная клиентка переменила мнение и отказывалась хлопотать о разводе. Вот как я был наказан за то, что перехитрил.

-- Я вас не понимаю.

"не видела больше основания прибегать к неприятному средству, указанному мною, и которое было противно всем её убеждениям, и так грешно, и позорно". Опыт доказал ей (благодаря мне), что нечего бояться, чтобы Китти открыли и отняли у нея. Поэтому она просила меня написать моему агенту в Эдинбург и уведомить его, чтобы он взял её просьбу назад из суда. Ах, вы понимаете, наконец, мое положение! Упрямая женщина шла на риск, который пробудил всю мою тревогу. С каждой почтой я ожидал услышать, что она наказана за свое безразсудство и что ваш брат захватил ребенка. Погодите смеяться надо мной. Если бы не курьер, так бы оно и было.

Рандаль с удивлением взглянул на него. - Как! но ведь прошло несколько месяцев. Неужели, после такого долгого промежутка времени, мистрисс Линлей не могла разсчитывать на безопасность?

-- Судите, как хотите! Я могу только передать факты. Да и почему бы этого не могло быть? Сначала удача была на нашей стороне, а затем перешла на другую сторону. Это в порядке вещей.

-- Неужели вы, в самом деле, верите в удачу?

-- Безусловно. Юрист должен во что-нибудь верить. Он слишком хорошо знает закон, чтобы в него верить; а его клиенты (если только он человек с душой) выказывают ему самые отвратительные стороны человеческой природы. Бедняга верит в удачу - все же лучше, чем ни во что не верить. Я вполне убежден, что случай помог лицу, нанятому мужем, открыть местопребывание жены и ребенка. Как бы то ни было, мистрисс Линлей и Китти были узнаны на улицах Ганновера, узнаны и выслежены. Курьер был с ними... опять тоже удача! Слишком тридцать лет путешествовал он по Европе и изъездил в ней все углы и закоулки. Не было ни одного сколько-нибудь порядочного трактирщика, который бы его не знал и не был его приятелем. "Я сделал вид, что не замечал, что за нами следят (писал он мне из Ганновера) и отвел дам в одну гостинницу... У этой гостинницы было два достоинства, с нашей точки зрения: у нея был выход с задняго фасада через конюшни, и её содержатель был мой закадычный друг. Я условился с ним, чт ему говорить, если его станут разспрашивать, и продержал моих бедных лэди три дня взаперти. В конце концов, полисмен мистера Линлея отправился сторожить пароходы, ходившие через канал, а мы спокойно отплыли из Бремена в Гуль". Вот что мне сообщил курьер. Мне остается только прибавить, что бедная мистрисс Линлей испугалась так, что сдалась окончательно. Она согласилась снова подать просьбу о разводе. Если только мы будем настолько счастливы, что дело наше не будет отложено на долгое время, то я не боюсь, чтобы моя клиентка снова ускользнула у меня сквозь пальцы. Когда суд займется нами?.. Рандаль, вы жили в Шотландии...

Мистер Саррацин поглядел на часы.

-- В таком случае, мы напрасно теряем дорогое время. Извините меня, если я отправлюсь в клуб.

-- Вы идете за справками?

-- Да. У нас есть несколько закоренелых игроков в вист, которых всегда найдешь в игорной комнате. Им, сколько мне помнится, приходилось возиться с шотландскими судами. Мне сейчас пришло в голову, что стоит с ними посоветоваться.

Юрист пожал ему руку. - Вы, кажется, так же тревожитесь на этот счет, как и я.

-- Сказать по правде, меня безпокоить мысль о Кате. Если время слишком затянется, то мало ли что может случиться прежде, нежели закон утвердит права матери на ребенка. Позвольте мне послать вслед за вами в клуб одного из здешних слуг. Вы дадите ему записку с извещением о том, когда начнется процесс.

-- С величайшим удовольствием. Покойной ночи.

Оставшись один, Рандаль просидел некоторое время у камина, размышляя о будущем. Оно казалось ему непривлекательным. Чтобы отвлечь мысли от этого неприятного сюжета, он раскрыл портфель и вынул из него два или три письма,

Капитан сделал ту ошибку, которую каждый из нас делал в свое время. Он так увлекался тем, что его занимало в данную минуту, что совсем не заботился о своем здоровье и последнее разстроилось до такой степени, что человек, сильное сложение которого легко перенесло холод и голод в арктических морях, сломился от умственного напряжения в Лондоне.

Эта новость сообщалась в первом письме.

во время отсутствия из города, до тех пор, пока доктор не повидает его. Эти инструкции вызвали необходимость нанять яхту.

В третьем и последнем письме возвещалось, что яхта нанята и описывались планы капитана, когда судно будет совсем готово. В постскриптуме этого письма стояли следующия строки:

"Не слыхали ли вы чего-нибудь нового об этой бедной девушке, дочери моего старого приятеля, Родерика Уэстерфильда, печальная история которой осталась бы мне на веки неизвестной, если бы не вы? Я уверен, что у вас были основательные причины не сообщать мне имени человека, который соблазнил ее, и её адреса. Но со временем, может быть, вы найдете возможным это сделать, и тогда не медлите ни минуты, потому что, как бы ни были велики препятствия на моем пути, они не помешают мне употребить все усилия, чтобы спасти погибающую душу".

Рандаль подошел к письменному столу, собираясь отвечать капитану. Но не успел он написать нескольких слов, как вернулся слуга с обещанной юристом запиской. Новости, сообщенные мистером Саррацином, были успокоительные:

"Я более, чем когда-либо, верю в удачу. Если мы поторопимся, - а я не намерен мешкать, - то можем получить развод, по моему разсчету, в три недели".