Злой гений.
Часть пятая и последняя.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Злой гений. Часть пятая и последняя. Глава VI. (старая орфография)

VI.

Сад гостинницы в Сайденгеме принадлежал первоначально частному дому. Большой по размерам, он был превосходно разбит. Цветочные клумбы и лужайки, красивый фонтан, скамейки, осененные группами высоких и прекрасных деревьев, доканчивали идиллическую прелесть этого места. Извилистая дорожка шла через весь сад от задняго фасада дома. Спекулятор, купивший это место, провел ее дальше, до самой дороги, которая шла по окраине местности, сообщавшейся с Хрустальным дворцом. Посетителям отеля так нравился сад, что многие ради него возвращались сюда, предпочитая его приманкам других местностей. Разнообразные вкусы и разнообразные возрасты находили здесь удовлетворение. Дети радовались тому, что было где поиграть и побегать. Отдаленные прогулки, заключенные среди плодовых садов, привлекали людей скрытных и любящих уединение, приезжавших никому неизвестными и уезжавших ни с кем не познакомясь. Фонтан и лужайка приманивали более общительных посетителей, которые готовы с каждым знакомиться. Даже художники-любители могли позволить себе вольное обращение с природой и найти удобные пункты для снимания видов, на дальних пунктах сада.

На другой день после злополучного обеда, когда один из званых гостей так горько разочаровал Катерину, в Хрустальном дворце происходило какое-то празднество, привлекшее всех жильцов отеля, так что сад оставался почти безлюдным.

С закатом солнца, теплым летним вечером, немногие больные, которые осторожно бродили между цветочными клумбами или сидели под деревьями, стали понемногу расходиться, опасаясь сырости. Катерина с дочкой и нянькой осталась одна в саду. Китти объявила, что "с мамой сегодня не так весело, как вчера". С того рокового дня, когда бабушка произнесла роковые слова, воспрещавшия всякий намек на отца, девочка постоянно капризничала, и жаловалась, если ее не забавляли.

Теперь она стала жаловаться на мистрисс Прести.

-- Мне кажется, бабушка могла бы меня взять с собой в Хрустальный дворец, сказала она.

-- Милая моя, твоя бабушка поехала со своими знакомыми, дамами и кавалерами, которым скучно было бы возиться с ребенком.

Китти приняла это сведение крайне нелюбезно.

-- Ненавижу дам и кавалеров, - сказала она.

-- Даже напитана Бенедека? - спросила мать.

-- Нет; напитана люблю; он милый. И люблю корридорных слуг. Они бы взяли меня в Хрустальный дворец, да им некогда. Я бы желала, чтобы поскорей наступило время идти спать; я не знаю, что мне с собой делать.

-- Погуляй с Сусанной.

-- Куда я пойду?

Катерина поглядела на ворота, выходившия на дорогу, и предложила пойти навестить сторожа в сторожке.

Китти показала головой. Сторож ей не нравился.

-- Он все меня экзаменует; все заставляет складывать цифры; он гордится тем, что хорошо знает сложение, и постоянно уличает меня в ошибках. Я не люблю старика-сторожа.

Катерина поглядела в другую сторону, по направлению в дому. Оттуда доносился шум воды от фонтана.

-- Ступай кормить золотых рыбок, - предложила она.

Это предложение восхитило Китти.

-- Вот это дело! - вскричала она и побежала в фонтану, а за ней поспешила и нянька.

Катерина осталась одна под деревьями и глядела на солнце, заходившее за горизонт на безоблачном небе. Воспоминание о счастливых днях её замужней жизни никогда еще так печально и неотступно не представлялось её уму, как в настоящее время, когда ей надо было решить, выходить ли ей вторично замуж. Воспоминания о прошлом, о котором она сожалела, и думы о будущем, которое представлялось ей не особенно заманчивым, терзали ее. День склонялся к концу. В то время, как она наблюдала за заходящим солнцем, призрак её преступного мужа омрачал для нея небесный свет, прибавлял невыразимую горечь в её недоверию в самой себе, которое пугало ее, не давало сказать: да, и оставляло ее нерешительной и неспособной сказать: нет.

Машинально завидя ее, она встала с места и машинально же уселась опять. После первой нерешимости волнение её улеглось, и она снова получила способность думать.

Избегать его, после того, как он, по её просьбе, согласился отложить их объяснение - было бы неблагодарностью; принять его - значило снова поставить себя в ложное положение женщины, которая сама не знает, что ей делать. Вынужденная выбирать одно из двух, она, из уважения к Бенедеку, осталась поджидать его. Когда он подошел ближе, она увидела тревогу на его лице и заметила в руках его распечатанное письмо. Он улыбнулся, подойдя к ней, и попросил позволения сесть на стул около нея. В то же самое время, заметив, что она глядит на письмо, торопливо сунул его в карман.

-- Я надеюсь, что вы не получили никаких неприятных вестей? - сказала она.

Он снова улыбнулся и спросил: - не письмо ли, которое он держал в руке, заставляет ее это думать.

-- Это не что иное, как доклад от моего суб-инспектора, которому я поручил заведывание моим приютом. Он - превосходный человек, но боюсь, что его раздражает неблагодарность, которую мы часто встречаем в вашем деле. Он не хочет понять того развращающого действия, какое производят недоверие к себе и отчаяние даже на хорошия натуры. Нет, меня это нисколько не безпокоит. Я забываю все мои заботы, кроме одной, когда нахожусь с вами.

Глаза его сказали ей, что он готов вернуться к тому предмету, которого она всего больше опасалась. Она старалась - как это часто делают женщины в таких затруднительных случаях - выгадать время.

-- Меня очень интересует ваш приют, - сказала она. - Я хотела бы знать, какого рода это учреждение. Очень ли строга в нем дисциплина?

-- В нем совсем нет дисциплины, - горячо отвечал он. - Моя единственная цель быть другом моим несчастным ближним, а единственным способом управления ими служит для меня Нагорная проповедь. Менее всего хотел бы я, чтобы мой приют напоминал им тюрьму. По этой причине - хотя я от всей души жалею закоренелых желчных женщин, но не раскрываю перед ними своих дверей. Для этих грешниц и без того открыто много приютов, где дисциплина неизбежна. Мое убежище предназначается страдалицам другого рода, таким, которые потеряли известное положение в обществе, в которых было воспитано понятие о чести и которым я могу помочь, с Евангелием в руках, переменить образ жизни и вернуться к тем религиозным понятиям, с которыми оне вступили в жизнь. Время от времени мне случается испытывать разочарование. Но я продолжаю держаться системы доверия - как если бы оне были мои дети, и по большей части оне оправдывают это доверие. В тот день - если только он когда-нибудь наступит - когда я признаю, кто без дисциплины не обойтись, будет днем такого для меня разочарования, что я закрою приют.

Ему хотелось бы заговорить с ней о предмете еще более для него интересном, нежели сам приют. Отвечая на её вопросы, он был поэтому разсеян и водил тросточкой по мягкой земле под деревьями.

-- Средства, находящияся в моем распоряжении, ограничены, - сказал он, - и поэтому я был вынужден выбирать между мужчинами и женщинами.

-- И вы выбрали женщин?

-- Да.

-- Потому что потерянная женщина - существо более безпомощное, нежели мужчина.

-- Оне сами приходят к вам? или же вы их разыскиваете?

-- Большею частью оне сами приходят. Есть, однако, одна молодая женщина, которая теперь ждет свидания со мной и которую я сам разыскал. Я очень сильно интересуюсь ею.

-- Что же вас так заинтересовало? её красота?

-- И вы заставляете ее ждать?

Он уронил тросточку на землю и взглянул на Катерину, но не объяснил своего странного поведения. Она была немного разочарована.

-- Вы уже давно не были в своем приюте; когда вы думаете в него отправиться?

Оба замолчали.