Лунный камень.
Первый период. Пропажа алмаза (1848).
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Первый период. Пропажа алмаза (1848). Глава VI. (старая орфография)

ГЛАВА VI.

Оставив при себе мои чувства, я почтительно просил мистера Фрэнклина продолжать. Мистер Фрэнклин отвечал: "Не вертитесь, Беттередж" и продолжал.

Первые слова нашего молодого джентльмэна сообщили мне, что открытия, относящияся к нечестивому полковнику и к алмазу, начались с посещения, которое он сделал (прежде чем приехал к нам) к стряпчему своего отца в Гэмстид. Мистер Фрэнклин случайно проговорился однажды, когда они сидели вдвоем после обеда, что отец поручил ему отвезти мисс Рэчель подарок ко дню её рождения. Слово за слово и кончилось тем, что стряпчий сказал, в чем состоял этот подарок и как возникли дружеския отношения между покойным полковником и мистером Бляком старшим. Обстоятельства так необыкновешгы, что я сомневаюсь, способен ли я как следует рассказать их. Я предпочитаю передать открытия мистера Фрэнклина его собственными словами.

-- Вы помните то время, Беттередж, сказал он: - когда отец мой пытался доказать свои права на это несчастное герцогство? Ну, в это самое время и дядя Гернкастль воротился. Отец мой узнал, что у его шурина есть какие-то бумаги, которые могли быть полезны для его процеса. Он приехал к полковнику под предлогом поздравить его с приездом б Англию. Полковника нельзя было провести таким образом.

" - Вам нужно что-нибудь, сказал он; - иначе вы не компрометировали бы свою репутацию, приехав ко мне." Отец мой понял, что ему больше ничего не остается, как откровенно признаться во всем; он тотчас сознался, что ему нужны бумаги. Полковник просил день на размышление. Ответ его пришел в виде чрезвычайно странного письма, которое приятель мой стряпчий показал мне. Полковник начинал тем, что он имеет надобность до моего отца и предлагает размену дружеских услуг между ними. Случайности воины (выражение, употребленное им) доставили ему обладание одними из самых больших алмазов в свете, и он имел поводи думать, что ни он, ни его драгоценный камень не были в безопасности ни в одном доме, ни в одной части света, если он оставит этот камень при себе. При этих опасных обстоятельствах он решился отдать алмаз на хранение другому человеку. Этот человек не подвергался никакому риску Он может отдать драгоценный камень на хранение в любое место - как например к банкиру или ювелиру - у которых есть особая кладовая для хранения движимостей высокой цены; его личная ответственность в этом деле будет пассивного свойства. Он обязуется получать - или сам, дли через надежного поверенного - по заранее условленному адресу, в заранее условленные дни каждый год, письмо от полковника с простим известием, что он жив. В случае, если письмо не будет получено в условленный день, молчание полковника может служить верным признаком, что он убит. В таком случае, но не иначе, инструкции относительно распоряжения алмазом, запечатанные и хранящиеся вместе с ним, должны быть вскрыты и безусловно исполнены. Если отец мой согласится принять это странное поручение, то бумаги полковника будут отданы в его распоряжение. Вот что заключалось в письме.

-- Что сделал ваш отец, сэр? спросил я.

-- Что он сделал? повторил мистер Фрэнклин: - вам скажу, что он сделал. Он приложил неоцененную способность, называемую здравым смыслом, к письму полковника. Он объявил, что все это - чистая нелепость. Где-то в своих странствованиях по Индии полковник подцепил дрянное стеклышко, которое он принял за алмаз. Что касается опасения был убитым и предосторожностей, придумываемых для сохранения его жизни и этого стеклышка, то ныне девятнадцатое столетие и каждому человеку в здравом уме стоит только обратиться к полиции. Известно, что полковник много лет уже употреблял опиум, и если единственный способ достать драгоценные бумаги состоял в том, чтобы принять бред опиума за факт, то отец мой был вполне готов принять на себя возлагаемую на него смешную ответственность - тем охотнее, что она не навлекала на него никаких хлопот. Алмаз и запечатанные инструкции были отданы в кладовую банкира, а письма полковника, периодически сообщавшия, что он жив, получались и распечатывались стряпчим, как доверенным моего отца. Ни один умный человек в подобном положении не мог взглянуть на это дело другим образом. Нам только то кажется вероятным, Беттередж, что согласно с нашей обыденной опытностью, и мы верим роману только тогда, когда прочтем его в газете.

Из этого я увидел ясно, что мистер Фрэнклин считает мнение отца о полковнике опрометчивым и ошибочным,

-- А ваше какое мнение об этом деле, сэр? спросил я.

-- Дайте прежде кончить историю полковника, отвечал мистер Фрэнклин. - В уме англичанина есть любопытное отсутствие системы, и ваш вопрос, мои старый друг, служит этому примером. Когда мы перестаем делать машины, мы (в умственном отношении) самый неряшливый народ во всей вселенной.

"Вот оно заграничное-то воспитание! подумал я. "Он, должно быть, во Франции научился подтрунивать над пани."

Мистер Фрэнклин опять взял порванную нить рассказа и продолжал:

-- Отец мой получил нужные бумаги и с той поры не видал более своего шурина. Каждый год, в заранее условленные дни, заранее условленное письмо получалось от полковника и распечатывалось стряпчим. Я видел целую кучу этих писем. Все они написаны одной и той же краткой деловой формой, слов: "Сэр, - это удостоверит вас, что я еще жив. Пусть алмаз остается попрежнему. Джон Гернкастль." Вот все, что он писал, и приходило это аккуратно к назначенному дню. Но шесть или восемь месяцев тому назад форма, письма изменилась в первый раз. Теперь было: "Сэр, - говорят, что я умираю. Приезжайте ко мне и помогите мне написать завещание." Стряпчий поехал и нашел полковника в маленькой подгородной вилле, окруженной принадлежащей к ней землей, где полковник жил один с тех пор, как оставил Индию. Од держал собак, кошек и птиц для компании, но ни одного человеческого существа, кроме женщины, приходившей ежедневно для присмотра за хозяйством, и доктора. Завещание было очень просто. Полковник истратил большую часть своего состояния на химические опыты. Его завещание начиналось и кончалось тремя пунктами, которые он продиктовал в постели в полном обладании своими умственными способностями. В первом пункте он обезпечивал содержание и уход на его животными. Вторым пунктом основывалась кафедра экспериментальной химии в одном из северных университетов. В третьем полковник завещал Лунный камень в подарок на день рождения своей племяннице, с условием, чтобы отец мой был душеприкащиком. Отец мои сначала отказался. Однако, подумав несколько, он уступил отчасти, потому что был уверен, что обязанность душеприкащика не доставит ему никаких хлопот, отчасти по намеку стряпчого, сделанного в виду интересов Рэчель, что алмаз все-таки может стоить чего-нибудь.

-- Полковник не сказал, сэр, спросил я: - по какой причине он отказал алмаз мисс Рэчель?

-- Он не только сказал, но написал эту причину в своем завещании, ответил мистер Фрэнклин. - Я взял себе выписку, которую вы сейчас увидите. Не спешите, Беттередж! Все должно идти попорядку. Вы слышали о завещании полковника, теперь вы должны услышать, что случилось после его смерти. Формальности требовали, чтобы алмаз был оценен, прежде чем завещание будет предъявлено. Все ювелиры, к которым обращались, тотчас подтвердили уверение полковника, что он обладает самым большим алмазом в свете. Вопрос о верной оценке представил некоторые довольно серьезные затруднения. Величина делала его феноменом между алмазами, цвет ставил его в категорию совершенно отдельную, и в добавок к этим сбивчивым элементам, в нем был недостаток в виде пятна в самой середине камня. Даже при этом последнем важном недостатке, самая низкая оценка равнялась двадцати тысячам фунтов. Представьте себе удивление моего отца: он чуть-было не отказался от обязанности душеприкащика, чуть-было не выпустил из нашей фамилии эту великолепную драгоценность! Интерес, возбужденный в нем этим делом, заставил его вскрыть запечатанные инструкции, хранившияся вместе с алмазом. Стряпчий показал мне этот документ вместе с другими бумагами, и этот документ (по моему мнению) подает ключь к заговору, угрожавшему жизни полковника.

-- Стало быть, вы думаете, сэр, сказал я: - что заговор был?

-- Не обладая здравым смыслом моего отца, отвечал мистер Фрэнклин: - я думаю, что жизнь полковника находилась в опасности именно так, как он говорил. Запечатанная инструкция объясняет, отчего он все-таки умер спокойно на своей постели. В случае его насильственной смерти (то-есть в случае, еслибы от него не было получено условленное письмо в назначенный день), отец мой должен был секретно отправить Лунный камень в Амстердам. Там его отдать знаменитому резчику и разбить его на четыре или на шесть отдельных камней. Камни эти продать за то, что дадут, а вырученные деньги употребить на основание той кафедры экспериментальной химии, о которой потом полковник упомянул в своем завещании. Теперь, Беттередж, навострите-ка свой находчивый ум и выведите заключение, к какому ведут инструкции полковника.

Я тотчас навострил свои ум. Он был в медленном английском роде и все перепутал, пока мистер Фрэнклин указал, что следовало видеть.

-- Заметьте, сказал мистер Фрэнклин: - что ценность бриллианта искусно поставлена была в зависимость от сохранения жизни полковника от насильственной смерти. Он не довольствовался тем, что сказал врагам, которых опасался: "Убейте меня - и вы будете не ближе к алмазу, чем теперь. Он там, откуда вы не можете его достать - в кладовой банкира." Он сказал вместо того: "Убейте меня - и алмаз перестанет быть алмазом: его тождество уничтожится." Что это значит?

Тут, как мне показалось, ум мой озарился чудной заграничной ясностью.

-- Знаю! сказал я. - Это значит, что цена камня понизится и злодеи останутся в дураках.

-- Ничуть ни бывало! сказал мистер Фрэнклин. - Я об этом справлялся. Алмаз с пятном, разбитые на отдельные камни, будет стоить дороже, чем теперь, по той простой причине, что четыре или шесть прекрасных бриллианта должны стоить дороже, чем один большой камень, но с пятном. Еслибы воровство для прибыли было целью заговора, то инструкции полковника решительно делали бы алмаз еще привлекательнее для воровства. За него можно было получить больше денег, а продать гораздо легче, еслиб он вышел из рук амстердамских мастеров.

-- Господи помилуй, сэр! вскрикнул я: - в чем же состоял заговор?

документом, который находится при мне в настоящую минуту.

Я теперь увидал, почему появление трех индийских фокусников у нашего дома показалось мистеру Фрэнклину обстоятельством достойным внимания.

-- Я не хочу навязывать вам насильно моего мнения, продолжал мистер Фрэнклин. - Мысль об избранных служителях древняго индустанского суеверия, посвятивших себя, несмотря на все затруднения и опасности, выжиданию удобного случая возвратить их священную драгоценность, кажется мне совершенно согласною с тем, что нам известно о терпении восточных племен и о влиянии восточных религий. Но я человек с живым воображением, и мясник, булочник и собиратель податей не кажутся мне единственной правдоподобной действительностью. Пусть же моя догадка ценится во что вам угодно и перейдем к единственному практическому вопросу, касающемуся нас. Переживет ли полковника заговор о Лунном камне? И знал ли полковник об этом, когда оставлял скоси племяннице подарок ко дню её рождения?

Я начинал видеть, что дело это ближе всего касается теперь милэди и мисс Рэчель. Ни одного слова из сказанного им не ускользнуло от меня.

-- Мне не очень хотелось, когда я узнал историю Лунного камня, продолжал мистер Фрэнклин: - привозить его сюда, но друг мой стряпчии напомнил мне, что кто-нибудь должен же передать моей кузине наследство дяди - я что я могу сделать это точно так же, как и всякий другой. Когда я вынул алмаз из банка, мне показалось, что за мной следит на улице какой-то оборванный, смуглый человек. Я отправился к отцу взять мои вещи и нашел там письмо, неожиданно удержавшее меня в Лондоне. Я воротился в банк с алмазом и опять видел этого оборванного человека. Вынимая снова алмаз из банка сегодня утром, я увидал этого человека в третий раз, ускользнул от него и уехал (прежде чем он успел отыскать мои следы) с утренним, вместо послеобеденного поезди. Вот я здесь с алмазом в сохранности и целости, и какое же первое известие встречает меня? Я узнаю, что здесь были три странствующих индийца и что мой приезд из Лондона и то, что я должен привезти с собой, составляют два главных предмета их розысков в то время, когда они думали, что они одни. Не стану терять время и слова на то, как они выливали чернила на руку мальчика и велело ему увидать вдали человека и нечто в кармане этого человека. Штука (которую я часто видал на Востоке), и по моему мнению, и по вашему, более ничего, как фокус-покус. Вопрос, который мы теперь должны решить, состоит в том, не приписываю ли я ошибочно значение простой случайности, или мы действительно имеем доказательство, что индийцы напали на след Лунного камня с той минуты, как он взят из банка?

Ни он, ни я, казалось, не думали заняться этой частью исследовании. Мы посмотрели друг на друга, потом посмотрели на прилив, тихо заливавший все выше и выше зыбучие пески.

-- О чем вы думаете? вдруг спросил мистер Фрэнклин.

-- Я думаю, сэр, отвечал я: - что мне хотелось бы зарыть алмаз в зыбучий песок и решить вопрос таким образом.

-- Если вы запрятали к себе в карман стоимость этого камня, отвечал мистер Фрэнклин: скажите это, Беттередж, и ладно!

Любопытно заметить как, когда у вас неспокойно на душе, облегчает вас самая пустая шутка. Нам показалась очень смешна мысль убежать с законной собственностью мисс Рэчель и ввести мистера Блэка, как душеприкащика, в страшные хлопоты, хотя теперь я не могу понять, что тут было смешного.

Мистер Фрэнклин первый навел разговор на настоящий предмет. Он вынул из кармана конверт, вскрыл его и подал мне лежавшую там бумагу.

-- Беттередж, сказал он: - мы должны в виду интересов тетушки обсудить вопрос о том, какая причина заставила полковника оставить это наследство своей племяннице. Вспомните, как лэди Вериндер обращалась с своим братом с того Бремени, как он воротился в Англию, до того, когда он сказал вам, что он будет помнить день рождения племянницы. И прочтите это.

Он дал мне выписку из духовной полковника. Она при мне, когда я пишу эти строки, и я для вас списываю с нея копию:

"В-третьих и в последних, я дарю и завещаю моей племяннице Рэчель Вериндер, единственной дочери моей сестры Джулии Вериндер, вдовы - если её мать, сказанная Джулия Вериндер, будет жива посте моей смерти - желтый алмаз, принадлежащий мне и известный на Востоке под названием Лунного камня, с тем условием, чтобы её мать, вышеупомянутая Джулия Вериндер, была жива в то время. И поручаю моему душеприкащику отдать мой алмаз или ему самому, или через какого-нибудь надежного представителя, которого он выберет, в собственные руки вышеупомянутой племянницы моей Рэчель в первый день её рожденья после моей смерти и в присутствии, если возможно, моей сестры, вышеупомянутой Джулии Вериндер. И я желаю, чтобы вышеупомянутой сестре моей был сообщен посредством верной копии третий и последний пункт моего завещания, что я дарю алмаз дочери её Рэчель в знак моего полного прощения за тот вред, который её поступки со мною сделали моей репутации, а особенно в доказательство, что я прощаю, как я следует умирающему, оскорбление, нанесенное мне как офицеру и джентльмену, когда её слуга по её приказанию не пустил меня к ней в день рождения её дочери."

Еще много было написано распоряжений, если милэди или мисс Рэчель не будут в живых во время кончины завещателя, чтобы алмаз был отослан в Голландию, сообразно запечатанным инструкциям, первоначально положенным на хранение вместе с ним. Деньги, вырученные за продажу, в таком случае следовало прибавить к деньгам, уже отказанным в завещании, для химической кафедры в одном из северных университетов.

Я возвратил бумагу мистеру Фрэнклину, решительно не зная, что ему сказать. До этой минуты я думал (как вам известно), что полковник умер так же нечестиво, как и жил. Я не скажу, чтобы копия с этого завещания заставила меня переменить это мнение; я только скажу, что она поколебала меня.

-- Ну, сказал мистер Фрэнклин: - теперь, когда вы прочли собственные слова полковника, что вы скажете? Привезя Лунный камень к тетушке в дом, служу ли я слепо его мщению, или оправдываю его, как раскаявшагося христианина?

-- Тяжело вымолвят, сэр, отвечал я: - что он умер с гнусным мщением в сердце и с гнусным обманом на губах. Одному Богу известна правда. Женя не спрашивайте.

Мистер Фрэнклин вертел и комкал в руках выписку из завещания, как будто ожидал выжать из нея истину таким образом. В тоже время он замечательно изменился. Вместо живого и веселого, он сделался теперь, совершенно непонятным образом, тихим, торжественным, задумчивым молодым человеком.

-- Этот вопрос имеет две стороны, сказал он: - объективную и субъективную. Которую нам взять?

моей жизни никогда не примечать того, чего я не понимаю. Я выбрал среднее между объективной и субъективной стороной. Сказать попросту, я вытаращил глаза и не сказал ничего.

-- Извлечем внутренное значение из этого, сказал мистер Фрэнклин. - Зачем дядя отказал алмаз Рэчель? Зачем он не отказал его тетушке?

него.

-- Почему мог он знать, что Рэчель также не откажется?

Есть ли на свете такая молодая девица, сэр, которая могла бы устоять от искушения принять такой подарок, как Лунный камень?

-- Это субъективный взгляд, сказал мистер Фрэнклин: - Вам делает большую честь, Беттередж, что вы способны иметь субъективный взгляд. Но в завещании полковника есть еще другая тайна, до сих пор не объясненная. Каким образом объясним мы, что он давал Рэчель подарок в день её рождения только с условием, чтобы мать её была жива?

-- Я не желаю порочить покойника, сэр, отвечал я: - но если он с умыслом оставил в наследство сестре хлопоты и опасность посредством за дочери, то непременным условием этого наследства было то, чтобы сестра его находилась в живых для того, чтобы почувствовать всю неприятность этого.

-- Нет, сэр. А ваше истолкование позвольте узнать?

-- Мне кажется, сказал мистер Фрэнклин: - что цель полковника, может быть, состояла не в том, чтобы сделать пользу племяннице, которую он даже никогда не видал - до чтобы доказать сестре", что он простил ее, и доказать очень любезно посредством подарка, сделанного её дочери. Это совершенно другое объяснение против вашего, Беттередж, и заимствовано из объективной точки зрения. По всему видимому, одно истолкование может быть точно так же справедливо, как и другое.

Доведя дело до этого приятного и успокоительного исхода, мистер Фрэнклин, повидимому, думал, что он исполнил все, что требовалось от него. Он лег на спину на песке и спросил, что теперь делать.

Он был так умен и дальновиден (прежде чем пустился в заграничную тарабарщину) и до такой степени имел первенство в этом деле до-сих-пор, что я совершенно не приготовился к такой внезапной перемене, когда он теперь обращался за помощью ко мне. Я только после узнал посредством мисс Рэчель - которая первая сделала это открытие - что эти странные перемены и преобразования в мистере Фрэнклине происходили от его заграничного воспитания. В том возрасте, когда мы все способны принимать наш колорит в виде отражения колорита других людей, его послали за границу, и он переходил от одной нации к другой, прежде чем пришла пора для того, чтобы какой-нибудь один колорит более чем другой установился в нем твердо. Вследствие этого, он воротился с такими различными сторонами в своем характере, более или менее неоконченными и более или менее противоречащими одна другой, что как будто проводил жизнь в постоянном противоречия с самим собой. Он мог быть и деловым человеком и лентяем, с сбивчивым и ясным умом, образцом решимости и безпомощности в одно и то же время. У него была и французская, и немецкая, и итальянская сторона - первоначальный английский фундамент выказывался иногда, как бы говоря; "Вот я жалко исковеркан, как вы видите, но все-таки во мне осталось кое-что моего". Мисс Рэчель обыкновенно говорила, что итальянская сторона одерживала верх в тех случаях, когда он неожиданно поддавался и просил вас с своей милой кротостью взять с него ответственность на ваши плеча. Вы не сделаете ему несправедливости, я полагаю, если заключите, что итальянская сторона теперь одержала верх.

Мистер Фрэнклин, повидимому, не примечал силы моего вопроса, будучи в таком положении в это время, что не мог видеть ничего, кроме неба над своей головой.

-- Я не желаю пугать тетушку без причины, сказал он: - и не желаю также оставлять ее без надлежащого предостережения. Еслиб вы были на моем месте, Беттередж, скажите мне в двух словах, что сделали бы вы?

Я сказал ему в двух словах:

-- Подождал бы.

Я начал объяснять мою мысль.

-- Как я понимаю, сэр, сказал я: - кто-нибудь должен же отдать этот проклятый алмаз мисс Рэчель в день её рождения - и вы можете сделать это точно так же, как всякий, другой. Очень хорошо. Сегодня двадцать-пятое мая, а день рождения двадцать-первого июня. Перед нами почти четыре недели. Подождем и посмотрим, что случится в это время, и предостережем милэди или нет, как покажут обстоятельства.

-- Прекрасно, Беттередж, сказал мистер Фрэнклин. - Но что нам делать с алмазом до дня рождения?

-- Тоже, что отец ваш сделал, сэр, отвечал я. - Отец ваш отдал его в банк в Лондоне, а вы отдайте его в банк в Фризинголле.

-- Будь я на вашем месте, сэр, прибавил я: - я прямо отправился бы верхом с алмазом в Фризингтолл, прежде чем дамы воротятся.

-- Беттередж, вы золото, а не человек, сказал он. - Пойдем и велите тотчас же оседлать самую лучшую лошадь в конюшне.

Тут, слава Богу, английский фундамент выказался наконец сквозь весь заграничный лоск! Это был опять тот мастер Фрэнклин, которого я помнил, оживившийся по прежнему при мысли отправиться верхом и напомнивший мне славное старое время. Оседлать для него лошадь? Я оседлал бы ему двенадцать лошадей, еслиб он только мог поехать на всех их разом!

стук копыт его лошади в аллее, и когда вернулся на двор и увидал, что я опять один, я почти готов был спросить себя, не пробудился ли я от сна.