Лунный камень.
Первый период. Пропажа алмаза (1848).
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Первый период. Пропажа алмаза (1848). Глава XII. (старая орфография)

Глава XII.

Ночь четверга прошла и не случилось ничего. В пятницу утром явились две новости.

Первая: прикащик булочника объявил, что он встретил Розанну Спирман, накануне после полудня под толстым воалем пробиравшуюся в Фризинголл по тропинке, которая шла через болото. Странно, что кто-нибудь мог бы ошибиться в Гозанне, плечо которой делало бедняжку слишком заметной - но этот человек ошибся непременно, потому что Розанна, как вам известно, весь четверг пролежала больная наверху.

Вторую новость принес почтальон. Достойный мистер Кинди опять отпустил неудачную остроту, когда уезжал по дождю вечером в день рожденья, и сказал мне, что кожа доктора непромокаема. Несмотря на это, кожа его промокла. Он простудился в эту ночь и теперь лежал в горячке. По рассказам почтальона, он врал вздор в бреду так же бегло и безостановочно, как бывало врал в здравом разсудке. Мы все жалели маленького доктора, но мистер Фрэнклин сожалел о его болезни особенно из опасения за мисс Рэчель. Из того, что он сказал милэди, когда я был в комнате во время завтраки, он кажется думал, что мисс Рэчель - если неизвестность относительно Лунного камня не будет в скорости разрешена - будет иметь надобность в совете самого лучшого доктора, какого только мы будем в состоянии найти.

Вскоре после завтрака прдитла телеграмма от мистера Блэка старшого в ответ сыну. Депеша сообщала нам, что он напал (через своего приятеля начальника милиции) именно на такого человека, который может нам помочь. Звали его пристав Кёфф, а приезда его из Лондона можно было ожидать с утренним поездом.

Прочтя имя нового полицейского чиновника, мистер Фрэнклин вздрогнул. Кажется, он слышал разные любопытные анекдоты о приставе Кёффе от стряпчого своего отца во время своего пребывания в Лондоне.

-- Я начинаю надеяться, что мы скоро увидим конец нашим безпокойствам, сказал он. - Если половина рассказов, слышанных мною, справедлива, то в Англии никто не может сравниться с приставом Кёффом, когда дело идет о том, чтоб разъяснить тайну.

Мы все пришли в волнение и в нетерпение, когда приблизилось время появления этого знаменитого и способного человека. Надзиратель Сигрэв, возвратившийся к нам в назначенное время и узнавший, что ожидают пристава, тотчас заперся в отдельной комнате и взял перо, чернила и бумагу, написать отчет, которого, без сомнения, потребуют от него. Мне хотелось самому встретить на станция пристава. Но о карете и лошадях милэди нечего было и думать даже для пристава Кёффа, а кабриолет был нужен позже для мистера Годфри. Он глубоко сожалел, что принужден оставить свою тетку в такое тревожное время, и любезно отложил час отъезда до последняго поезда, чтобы услыхать, что искусный лондонский сыщик думает об этом деле. Но в пятницу вечером он должен быть в Лондоне, так как дамский комитет по поводу каких-то серьезных затруднений нуждался в его советах в субботу утром.

Когда настало время приезда пристава, я пошел к воротам ждать его.

Извощичъя карета с железной дороги подъехала, когда я стоял у домика привратника, и из кареты вышел седоватый, пожилой человек, так страшно худощавый, что казалось у него нет ни одной унции мяса на костях. Он был одет в приличное черное платье, с белым галстухом на шее. Лицо его было остро, как топор, а кожа такая желтая, сухая и поблекшая, как осенний лист. Глаза его, стального, светлосерого цвета, имели весьма неутешительное выражение, когда встречались с вашими главами, показывая, лак будто они ожидали от вас более того, что было известно вам самим. Походка его тихая, голос меланхолический; длинные, сухощавые пальцы были крючковаты, как когти. Он походил на пастора, на погребального подрядчика - на кого вам угодно, только не на того, кем он был. Большей противоположности с надзирателем Сигрэвом, как пристав Кёфф, и менее успокоительной наружности полицейского для встревоженной семьи вы не могли бы отыскать, как бы ни искали.

-- Это дом лэди Бериндер? спросил он.

-- Точно так, сэр.

-- Я пристав Кёфф.

-- Пожалуйте сюда.

По дороге к дому я упомянул о моем имени и положении в семействе, чтобы дать ему возможность говорить о деле, которое поручала ему милэди. Однако, он ни слова не сказал о деле. Он восхищался местоположением, заметил, что морской воздух очень резок и свеж. Я тайно удивлялся с своей стороны, чем знаменитый пристав Кёфф заслужил свою репутацию. Мы дошли до дома подобно двум незнакомым собакам, посаженным вместе первый раз в жизни на одну цепь.

Спросив о милэди и услыхав, что она в оранжереях, мы обошли кругом сада с задней стороны и послали слугу отыскать ее. Пока мы ждали, пристав Кёфф посмотрел сквозь арку с левой руки, обвитую молодилом, приметил наш разсадник роз и прямо вошел туда, в первый раз высказав нечто похожее на интерес. К удивлению садовника и к моему отвращению, этот знаменитый полисмэн оказался колодезем учености в пустяшном искусстве разведения роз.

-- А у вас здесь настоящее местечко на юг и на юго-запад, сказал пристав, качая своей седоватой головой и с оттенком удовольствия в своем меланхолическом голосе. - Вот настоящая форма для розовой плантации - ничто не может сравниться с кругами, обнесенными квадратами. Да, да, с дорожками между гряд. Но эти дорожки не должны быть посыпаны песком. Травяные дорожки, господин садовник, травяные дорожки между вашими розами; песок слишком жосток для них. Вот какая славная гряда из белых и красных роз! Оне всегда хорошо гармонируют между собою, неправда ли? Вот белая мускатная роза, мистер Беттередж; наша старая английская роза не отстает от самых лучших и новейших. Душечка! сказал пристав, лаская мускатную розу своими сухощавыми пальцами и говоря с ней как с ребенком.

Хорош был человек, который должен отыскать алмаз мисс Рэчель и узнать вора, укравшого его!

-- Вы кажется любите розы, пристав? заметил я.

-- Я не имею времени любить что-нибудь, сказал пристав Кёфф. - Но когда, у меня есть свободная минутка, я всегда посвящаю ее розам, мистер Беттередж. Я начал жизнь между ними в питомнике моего отца и кончу жизнь между ними, если могу. Да. В один прекрасный день (с Божьей помощью) я перестану ловить воров и попробую ухаживать за розами. Между моими градами, господин садовник, будут травяные дорожки, сказал пристав, на душе которого, повидимому, неприятно залегли наши песочные дорожки.

-- Для человека вашей профессии, сэр, это довольно странный вкус, решился я заметить.

как роза и вор, и я тотчас же изменю мой вкус, если еще не поздно в мои лета. Вы находите, что дамасская роза красивая подставка почти для всех более нежных сортов, неправдали, господин садовник? А! я так и думал. Вот идет дама. Это лэди Вериндер?

Он увидал ее прежде, чем я или садовник се увидали, хотя мы знали, в какую сторону смотреть, а он нет, Я начал его считать гораздо дальновиднее, чем он казался с первого взгляда.

Наружность пристава или дело, по которому он приехал - или то и другое - казалось, несколько смутили милэди. Первый раз в жизни приметил я, что она не нашлась, что сказать постороннему. Пристав Кёфф тотчас же вывел се из затруднения. Он спросил, не поручили ли уже кому-нибудь дела о воровстве прежде, чем мы послали за ним, и услыхав, что был приглашен другой человек, который и теперь еще находится в доме, просил позволения прежде всего поговорить с ним. Милэди пошла к дому. Прежде чем пристав последовал за нею, он облегчил свою душу насчет песчаных дорожек прощальным словом садовнику.

-- Уговорите её сиятельство попробовать травяные дорожки, сказал он, бросив кислый взгляд на дорожки. - Только не песок, не песок!

Почему надзиратель Сигрэв сделался гораздо ниже ростом, когда его представили приставу Кёффу, я не берусь объяснить.

Я могу только заявить этот факт. Они удалились вместе и очень долго сидели запершись и не впускали к себе никого. Когда они вышли, надзиратель был взволнован, а пристав зевал.

-- Пристав желает посмотреть гостиную мисс Вериндер, сказал Сигрэв, обращаясь ко мне чрезвычайно торжественно и с большим одушевлением. - Пристав, может быть, вздумает сделать несколько вопросов. Пожалуйста, проводите пристава.

Пока много распоряжались таким образом, я взглянул на знаменитого Кёффа. Знаменитый Кёфф в свою очередь посмотрел на надзирателя Сигрэва с тем спокойным ожиданием, которое я уже приметил. Не могу утверждать, чтобы он поджидал быстрого появления своего сослуживца в роди осла - могу только сказать, что я сильно это подозревал.

Я повел их наверх. Пристав тихо осмотрел весь индийский шкапчик и обошел вокруг всего "будоара", делая вопросы (только изредка надзирателю и постоянно мне), цель которых, я: полагаю, была равномерно непонятна для обоих нас. Он дошел наконец до двери и очутился лицом к лицу с разрисовкой, известной вам. Он положил свой сухощавый палец на небольшое пятнышко под замком, которое надзиратель Сигрэв уже приметил, когда выговаривал служанкам, зачем оне столпились в комнате.

-- Как это жаль! сказал пристав Кёфф. - Как это случилось?

Он сделал вопрос мне. Я отвечал, что служанки столпились в этой комнате накануне утром и что эту беду сделали их юпки.

-- Надзиратель Сигрэв приказал им выйти, сэр, прибавил я; - чтоб оне не наделали еще больших бед.

-- Правда, сказал надзиратель своим военным тоном: - я велел им убираться вон. Это сделали юпки, пристав - это сделали юпки.

-- Вы приметили, чьи юпки это сделали? спросил пристав Кёфф, все обращаясь не к своему собрату до службе, а ко мне.

-- Нет, сэр.

Затем он обратился к надзирателю Сигрэву и сказал:

-- Вы приметили, я полагаю?

Надзиратель, казалось, был застигнут врасплох, но поспешил оправиться.

-- Я не могу обременять свою память, пристав, сказал он: - это пустяки, сущие, пустяки.

Пристав Кёфф посмотрел на Сигрэва, как смотрел на песочные дорожки в розовом разсаднике, и с своей обычной меланхолией в первый раз сообщил нам о своих способностях.

-- На прошлой неделе я производил одно секретное следствие, господин надзиратель, сказал он. - На одном конце следствия было убийство, а на другом чернильное пятно на скатерти, которого никто не мог объяснить. Во всех моих странствованиях по грязным закоулкам этого грязного света я еще не встречался с тем, что мощно назвать пустяками. Прежде чем мы сделаем еще шаг в этом деле: мы должны увидеть юпку, которая сделала это пятно, и должны узнать наверно, когда высохла эта краска.

Надзиратель, довольно угрюмо приняв это замечание, спросил, надо ли позвать женщин. Пристав Кёфф, подумав с минуту, вздохнул и покачал головой.

В одиннадцать часов? Знает ли кто-нибудь в доме, сыра или суха была краска в одиннадцать часов утра?

-- Племянник её сиятельства, мистер Фрэнклин Блэк знает, сказал я.

-- Он здесь?

Мистер Фрэнклин был очень близко - ожидая удобного случая быть представленным знаменитому Кёффу. Через полминуты он был уже в комнате и давал следующее показание

-- Эту дверь, пристав, разрисовывала мисс Вериндер, под моим надзором, с моей помощью и составом моего изобретения. Этот состав высыхает, с какими красками не употребили бы его, через двенадцать часов.

-- Вы помните, сэр, когда было кончено то место, на котором теперь пятно? спросил пристав.

-- Помню очень хорошо, отвечал мистер Фрэнклин. - Это место было окончено последнее. Нам надо было кончить к прошлой середе - и я сам кончил его к трем часам по полудни или вскоре после этого.

-- Сегодня пятница, сказал пристав Кёфф, обращаясь к надзирателю Сигрэву. - Воротимся назад, сэр. В три часа в среду это место было окончено. Состав должен был высохнуть через двенадцать часов - то-есть, к трем часам утра в четверг. Вы производили здесь следствие в одиннадцать часов утра. Вычтите три из одиннадцати, и останется восемь. Эта краска была суха уже восемь часов, господин надзиратель, когда вы предположили, что женския юпки запачкали дверь.

Первый жестокий удар для мистера Сигрэва! Еслиб он не подозревал бедную Пенелопу, я пожалел бы о нем.

Решив вопрос о краске, пристав Кёфф с этой минуты бросил без внимания своего товарища, обращаясь к мистеру Фрэнклину, как к более надежному помощнику.

-- Вы дали нам ключ к тайне, сэр, сказал он.

Когда эти слова сорвались с его губ, дверь спальной отворилась и мисс Речел неожиданно вышла к нам оттуда. Она обратилась к приставу, не примечая (или не обращая внимания), что он был ей совершенно незнаком.

-- Вы сказали, спросила она, указывая на мистера Фрэнклина: - что он дал ключ в ваши руки?

-- Это мисс Вериндер, шепнул я позади пристава.

-- Очень может быть, что этот джентльмен, мисс, сказал пристав, и его стальные серые глаза внимательно изучали лицо моей барышни: - дал нам в руки ключ.

Она повернулась в одно мгновение и пыталась взглянуть на мистера Фрэнклина. Я говорю пыталась, потому что она опять отвернулась, прежде чем их глава встретились. Её мысли, повидимому, были чем-то странно растревожены. Она покраснела, а потом опять побледнела. С бледностью, на лице её появилось новое выражение - выражение, испугавшее меня.

-- Ответив на ваш вопрос, мисс, сказал пристав: - я прошу у вас позволения сделать вам вопрос в свою очередь. Здесь на вашей двери есть пятно. Известно вам, когда оно было сделано или кто его сделал?

Вместо того, чтобы отвечать, мисс Рэчель продолжала свои вопросы, как будто пристав ничего не говорил, или как будто она ничего не слыхала.

-- Вы новый полицейский офицер? спросила она.

-- Как вы думаете, стоит выслушать совет молодой девушки?

-- Очень буду рад выслушать его, мисс.

-- Исполняйте вашу обязанность сами - и не позволяйте мистеру Фрэнклину Блэку вам помогать!

Она сказала эти слова с таким озлоблением и с такой свирепостью, с таким необыкновенным взрывом недоброжелательства к мистеру Фрэнклину в голосе и в выражении ища, что - хотя я знал ее с младенчества, хотя я любил и уважал ее первую после милэди - мне сделалось стыдно за мисс Рэчель первый раз в моей жизни.

Пристав Кефф не отрывал от её лица своих неподвижных глаз.

-- Благодарю вас, мисс, сказал он: - не знаете ли чего-нибудь об этом пятне? Не сделали ли вы его нечаянно сами?

-- Я ничего не знаю об этом пятне.

С этим ответом она отвернулась и опять заперлась в своей спальной. На этот раз я слышал - как Пенелопа слышала прежде - что она зарыдала, как только осталась одна. Я не мог решиться взглянуть на пристава - я взглянул на мистера Фрэнклина. который стоял ближе всех ко мне. Он казался даже еще более огорчен, нежели я, тем, что случилось.

-- Я говорил вам, что я растревожен за нее, сказал он: - теперь вы видите почему.

-- Мисс Вериндер, кажется, не в духе по случаю пропажи её алмаза, заметил пристав: - это вещь ценная... Весьма естественно, весьма естественно!

То извинение, которое я сделал за нее (когда она забыла вчера при надзирателе Сигрэве), сделал за нее человек, который не мог в ней принимать такого участия как я, потому что он был посторонним человеком. Холодный трепет пробежал по мне; этого я не мог понять в то время, теперь знаю, что я должен был возыметь мое первое подозрение в новом свете - (и свете ужасном), которое вдруг блеснуло в голове пристава Кёффа - единственно вследствие того, что он видел в мисс Рэчель и слышал от нея в этом первом свидании между ними.

-- Язык молодой девицы имеет свои привилегии, сэр сказал пристав мистеру Фрэнклину. - Забудем то, что было, и прямо приступим к делу. Благодаря вас, мы знаем, когда краска высохла. Теперь остается узнать, когда дверь видели в последний раз без этого пятна. У вас по-крайней-мере есть голова на плечах - и вы понимаете, что я хочу сказать.

Мистер Фрэнклин старался успокоить себя и с усилием перенес мысли от мисс Рэчель к настоящему делу,

-- Кажется, я понимаю, сказал он. - Чем более мы ограничим вопрос о времени, тем более также мы ограничим поле розысков.

-- Именно так, сэр, сказал пристав. - Вы обратили внимание на вашу работу в середу после того, как кончили ее?

Мистер Фрэнклин покачал головой и отвечал:

-- Не могу этого сказать.

-- А вы? обратился пристав Кёфф ко мне.

-- И я также не могу сказать, сэр.

-- Кто был последний в этой комнате вечером в середу?

-- Или может быть ваша дочь, Беттередж, вмешался мистер Фрэнклин.

-- Мистер Беттередж, попросите вашу дочь сюда. Постойте, сказал пристав, отводя меня к окну, где нас не могли слышать; - надзиратель, продолжал он шепотом: - дал мне подробный отчет о том, как он вел дело. Между прочим, он, но своему собственному сознанию, разсердил всех слуг, а для меня очень важно помириться с ними. Кланяйтесь от меня вашей дочери и всем остальным и скажите им, вопервых, что я не имею еще доказательств перед глазами, чтобы алмаз был украден; только знаю, что алмаз провал. Во-вторых, мое дело до слуг просто заключаете и в том, чтобы просить их помочь мне.

Зная, какое действие произвело на женскую прислугу запрещение, наложенное надзирателем Сигрэвом на их комнаты, я поспешил сказать:

-- Могу ли я, пристав, сказать женщинам еще третье? Могу ли я им сообщить, что вы приказали им кланяться и сказать, что оне могут бегать по лестницам взад и вперед и заглядывать в свои комнаты, если это вздумается им?

-- Позволяю, сказал пристав.

-- Ступайте же и сделайте это тотчас, мистер Беттередж.

Я сделал это менее чем в пять минут. Было только одно затруднение, когда я дошел до спален. Мне, как главе прислуги, понадобилось употребить всю свою масть, чтобы не допустить всю женскую прислугу от попытки взлететь наверх вслед за мной и Пенелопой в качестве добровольных свидетельниц, горячо желавших помочь приставу Кёффу.

Приставу, повидимому, понравилась Пенелопа. Он сделался крошечку менее сух и на лице её появилось точно такое выражение, какое явилось в то время, когда од приметил белую мускатную ризу в цветнике. Вот показание моей дочери, взятое с нея приставом. Она дала его, мне кажется, очень мило - но ведь она вся в меня! В ней ничего нет материнского; слава Богу, в ней ничего нет материнского! Пенелопа показала, что она сильно интересовалась разрисовыванием двери и помогала мешать краски. Приметила место под замком, потому что оно было нарисовано последнее. Видела его несколько часов спустя без пятна. Оставила его в двенадцать часов ночи без пятна. Простившись с своей барышней в этот час в её спальной, она слышала, как часы пробили в "будоаре"; она держалась в это время за ручку разрисованной двери; знала, что краска сыра (так как помогала мешать краски, как было выше сказано); она особенно старалась не дотрогиваться до нея; могла присягнуть, что она подобрала подол платья и что тогда не было на краске пятна; не могла присягнуть, что её платье случайно не коснулось двери, когда она выходила; помнила, какое платье было на ней, потому что оно было новое, подарок мисс Рэчели; отец её помнил и мог также это сказать; он мог, сказал и принес платье; отец её признал это платье как то, которое на ней было в тот вечер; юпку понадобилось разсматривать долго по обширности её размеров - и ни одного пятнышка не найдено нигде. Конец показаниям Пенелопы - показания были очень толковы и убедительны. Подписал: Габриэдь Беттередж.

стеклом и пробовал разсмотреть в него пятно. На краске не виднелось следа человеческой руки. Все видимые признаки показывали, что краска была размазана чьим-то платьем. Тот, на ком было это платье (сличив показание Пенелопы и мистера Фрэнклина), должен был находиться в комнате и сделать это пятно между полуночью и тремя часами утра в четверг.

Доведя следствие до этого пункта, пристав Кёфф вспомнил, что в комнате еще оставался надзиратель Сигрэв, и в назидание своему товарищу по службе сделал следующий вывод из наведенного им следствия:

-- Эти ваши пустяки, господин надзиратель, сказал пристав, указывая на пятно: - сделались довольно важны после того, как вы видели их в последний раз. В том положении, в каком находится теперь следствие, это пятью должно сделать три открытия. Следует узнать (во-первых), есть ли в этом доме одежда, запачканная такою краской. Узнать (во-вторых), кому это платье принадлежит. Узнать (в-третьих), как объяснит эта особа, что она была в этой комнате и сделала это пятно между полночью и тремя часами утра. Если эта особа не может дать удовлетворительного объяснения, то вам незачем далеко искать руки, похитившей алмаз. Я сделаю это сам, с вашего позволения, а вас не стану дольше отрывать от ваших городских занятии. Я вижу, что у вас здесь есть один из ваших подчиненных. Оставьте его мне на всякий случай - и позвольте мне пожелать вам доброго утра.

Уважение надзирателя Сигрэва к приставу было велико, но его уважение к самому себе было еще больше. Задетый метко знаменитым Кёффом, он отразил удар метко, как только позволяли его умственные способности, выходя из комнаты.

-- До-сих-пор я воздерживался от моего мнения, сказал надзиратель своим воинственнымь голосом, нисколько не изменившимся. - Теперь мне остается сделать одно замечание, оставляя это дело в ваших руках. Из мухи легко сделать слона. Прощайте!

Ответив на комплимент своего собрата в таких выражениях, пристав Кёфф отвернулся и отошел к окну.

Мистер Фрэнклин и я ждали, что будет дальше. Пристав стоял засунув руки в карманы, смотря в окно и тихо насвистывая про себя мотив: "Последняя летняя роза". Позднее я приметил, что он изменял себе только этим свистом, когда мысли его сильно работали и пробирались шаг за шагом к своей тайной цели, причем последняя летняя роза очевидно помогала ему я ободряли его. Верно, она как-нибудь согласовалась с его характером. Она напоминала ему, видите, о его любимых розах, и когда он насвистывал этот мотив, это был мотив самый заунывный.

Отойдя от окна минуты через две, пристав дошел до середины комнаты и остановился в глубокой задумчивости, устремив глаза на спальную мисс Рэчель. Через несколько времени он опомнился, кивнул головой, как бы говоря: "Так будет хорошо!" и обратясь ко мне, изъявил желание поговорить десять минут с моей госпожей так скоро, как только будет её сиятельству возможно.

-- Вы еще не догадываетесь, спросил мистер Фрэнклин: - кто украл алмаз?

-- Никто не украл алмаза, отвечал мистер Кёфф.

Мы оба вздрогнули при таком необыкновенном взгляде на дело и оба стали убедительно просить его объяснить нам, что он хотел сказать,