Лунный камень.
Первый период. Пропажа алмаза (1848).
Глава XVI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Первый период. Пропажа алмаза (1848). Глава XVI (старая орфография)

Глава XVI

Мы не нашли другого огня в комнате милэди, кроме лампы, употребляемой ею для чтения. Абажур был опущен так низко, что закрывал её лицо. Вместо того, чтобы поднять глаза на нас с своей обычной прямотой, она сидела возле самого стола и упорно не поднимала глаз с открытой книги.

-- Господин пристав, сказала она: - нужно ли для того следствия, которым вы теперь занимайтесь, знать заранее, не пожелает ли кто в этом доме оставить его?

-- Чрезвычайно важно, милэди.

-- Стало быть, я должна сказать вам, что мисс Вериндер намерена переехать в Фризинголл к своей тетке мистрисс Эбльуайт. Она намерена оставить нас завтра рано утром.

Пристав Кёфф взглянул на меня. Я сделал шаг вперед, чтобы поговорить с моей госпожей - и чувствуя, что у меня не хватает духа (если уж надо признаться), сделал шаг назад и ничего не сказал.

-- Могу я спросить ваше сиятельство, когда мисс Вериндер вздумала поехать к своей тетке? осведомился пристав.

-- Около часа тому назад, отвечала моя госпожа.

Пристав Кёфф опять взглянул на меня. Говорят, что сердце у старых людей не очень скоро бьется. Мое сердце не могло бы биться сильнее, чем оно билось теперь, еслиб мне сделалось опять двадцать-пять лет!

-- Я не имею никакого права, сказал пристав: - контролировать поступки мисс Вериндер, я только прошу вас отложить её отъезд, если возможно. Я сам должен ехать в Фризинголл завтра утром и ворочусь к двум часам, если не прежде. Если мисс Вериндер можно удержать здесь до того времени, я желал бы сказать ей два слова - неожиданно - перед её отъездом.

Милэди приказала мне передать кучеру её приказание, чтобы карета была подана для мисс Рэчель не прежде двух часов.

-- Имеете вы сказать еще что-нибудь? спросила она пристава, когда это было сделано.

-- Только одно, ваше сиятельство. Если мисс Вериндер удивится этой перемене в распоряжении, пожалуйста не упоминайте, что я причиною замедления её путешествия.

Госпожа моя вдруг подняла голову с книги, как будто хотела сказать что-то - удержалась с большим усилием, и опустив глаза опять на открытую страницу, отпустила нас знаком руки.

-- Удивительная женщина, сказал пристав Кёфф, когда мы вышли в переднюю: - еслиб не её самообладание, то тайна озадачивающая вас, мистер Беттередж, разрешилась бы сегодня.

При этих словах истина наконец промелькнула в моей глупой старой голове. С минуту я, должно быть, совсем лишился разсудка. И схватил пристава за ворот и припер его к стене.

-- Чорт вас возьми! закричал я: - с мисс Рэчель что-то неладно, а вы скрывали это от меня все время!

Пристав Кёфф посмотрел на меня - припертый к стене - не пошевелив ни рукою, ни одним мускулом на своем меланхолическом лице.

Я выпустил воротник его сюртука и голова моя опустилась на мою грудь. Пожалуйста вспомните, в извинение моей вспышки, что я служил этому семейству пятьдесят лет. Мисс Рэчель влезала ко мне на колена и дергала меня за усы много и много раз, когда была ребенком. Мисс Рэчель, при всех своих недостатках, была, по моему мнению, самой милой, самой хорошенькой и самой доброй барышней, которой когда-либо служил и которую когда-либо любил старый слуга. Я просил у пристава Кёффа прощения, но боюсь, что я сделал это с влажными глазами и не весьма приличным образом.

-- Не сокрушайтесь, мистер Беттередж, сказал пристав с большей добротой, чем я имел право ожидать от него. - В нашей профессии, еслибы мы были обидчивы, мы не стоили бы ничего. Если это может служить для вас хоть каким-нибудь утешением, схватите меня опять за ворот. Вы не имеете ни малейшого понятия, как это делать, но я извито вашу неловкость, принимая во внимание ваши чувства.

Он искривил углы губ, по-своему, уныло, как-будто он отпустил очень хорошую шуточку. Я провел его в мой миленький кабинет и запер дверь.

-- Скажите мне правду, приставе, начал я: - что вы подозреваете? Теперь жестоко скрывать это от меня.

-- Я не подозреваю, сказал пристав Кёфф: - я знаю.

Мой горячий характер начал опять овладевать мною.

-- Вы кажется просто хотите мне сказать, продолжал я: - что мисс Рэчель украла свой собственный алмаз?

-- Да, отвечал пристав: - я именно это хотел вам сказать. Мисс Вериндер тайно имела в своих руках Лунный камень с начала до конца и доверилась в этом Розанне Спирман, потому что она разсчитывала на то, что мы будем подозревать Розанну Спирман в воровстве. Вот вам все дело как на ладони. Схватите меня опять за ворот, мистер Беттередж. Если вы таким образом облегчите ваши чувства, схватите меня опять за ворот.

Помоги мне Господь! Мои чувства не могли облегчиться таким образом.

-- Объясните мне ваши причины, вот все, что я мог ему сказать.

-- Вы услышите о моих причинах завтра, сказал пристав: - если мисс Вериндер откажется отложить поездку к своей тетке (а вы увидите, что мисс Вериндер это сделает), я буду принужден изложить все дело перед вашею госпожею завтра. А так как не знаю, что может из этого выдти, я попрошу вас находиться при этом и слышать, что произойдет с обеих сторон. Пусть так дело и останется на сегодня. Нет, мистер Беттередж, вы ни слова не услышите о Лунном камне от меня. Вот ваш стол накрыт для ужина. Это одна из многих человеческих слабостей, с которыми я всегда обращаюсь нежно. Если вы позвоните в колокольчик, я прочту молитву. Что касается до того, что нам подадут...

-- Желаю вам хорошого аппетита, пристав, сказал я. - Мой аппетит пропал. Я подожду и посмоерю, как вам подадут, а потом попрошу вас извинить меня, если уйду к постараюсь один совладать с собой.

Я видел, как ему подали все лучшее, я не жалел бы, еслиб он подавился всем этим. Главный садовник (мистер Бегби) пришел в то же время с своим еженедельным Отчетом. Пристав немедленно заговорил о розах и достоинствах травяных и носочных дорожек. Я оставил их вдвоем и вышел с тяжелым сердцем. Это было первое огорчение в течение многих лет, которое я не мог разогнать трубкой табаку и которое было даже недоступно Робинзону Крузо.

Будучи растревожен и несчастен, не имея никакой уединенной комнаты, в которую я мог бы уйти, я пошел прогуляться но террасе и обдумывал все это в тишине и спокойствии сам с собой. Это все-равно, каковы были мои мысли. Я чувствовал себя страшно устаревшим, изнуренным и негодным для моего места - и начал спрашивать себя первый раз в жизни, когда Богу будет угодно взять меня. Совсем этим я все-таки твердо верил в мисс Рэчель. Еслибы пристав Кёфф был сам Соломон во всей его славе и сказал мне, что моя барышня участвует в низком и преступном заговоре, у меня был бы один ответ для Соломона, как он ни был мудр:

-- Вы не знаете ее, а я знаю.

Мои размышления были прерваны Самюэлем. Он принес мне записку от моей госпожи.

Когда я возвращался в дом прочесть эту записку при огне, Самюэль заметил, что в погоде будет перемена. Взволнованное состояние моей души не допустило меня приметить это прежде. Но теперь мое внимание было возбуждено, я слышал, что собаки тревожатся и ветер тихо воет. Подняв глаза на небо, я увидал, что тучи становятся все чернее и чернее и все быстрее и быстрее закрывают бледную луну. Наступала бурная погода. Самюэль был прав, наступала бурная погода.

Записки от милэди уведомляла меня, что фризинголлский Судья написал ей, напоминая о Трех индийцах. В начале будущей недели мошенников надо будет выпустить и дать им волю следовать их затеям. Если мы желаем сделать им еще какие-нибудь вопросы, то времени терять было нельзя. Забыв упомянуть об этом, когда она видела пристава Кёффа, моя госпожа приказывала мне теперь поправить её забывчивость. Индийцы совсем вышли у меня из головы (как, без сомнения, они вышли из Вашей). Я не видал большой пользы в том, чтобы опять затрогивать этот предмет. Однако разумеется, я тотчас повиновался приказаниям, отданным мне.

Я нашел пристава Кёффа и садовника, с бутылкою шотландского уиски между ними, по уши погруженных в разсуждения о разведении роз. Пристав был так глубоко заинтересован, что протянул руку и сделал знак, чтобы не прерывать разсуждения, когда я вошел. На сколько я мог понять, вопрос состоял в том, следует ли белую махровую розу прививать к шиповнику для того, чтобы она расла лучше. Мистер Бегби говорил да, а пристав Кёфф говорил нет. Они обратились ко мне с такой горячностью как мальчики. Не понимая ничего в разведении роз, я выбрал средний способ - точно так, как делают судьи её величества, когда весы правосудия не перетягивают ни на волосок:

Во временном затишьи, произведенном этим безпристрастным приговором, я положил записку милэди на стол, на глаза приставу Кёффу.

В это время я почти уже ненавидел пристава. Но истина принуждает меня сознаться, что относительно находчивости он быль удивительный человек.

В полминуты после того, как прочел записку, он привел себе на память донесение надзирателя Сигрэва, вспомнил то место, которое касалось индийцев, и ответ его был готов. В донесении надзирателя Сигрэва говорилось об одном знаменитом индийском путешественнике, который понимал индийцев и их язык, не так ли? Очень хорошо. Знаю ли я имя и адрес этого джентльмэна? Опять очень хорошо. Не напишу ты я их на обороте записки милэди? Очень мне обязан. Пристав Кёфф заедет к этому джентльмэну, когда поедет в Фризинголл.

-- Вы надеетесь, что из этого выйдет что-нибудь? спросил я. - Надзиратель Сигрэв нашел индийцев невинными как младенцы.

-- До-сих-пор все предположения надзирателя Сигрэва оказались несправедливы, отвечал приставь. - Может быть, стоит того, чтоб узнать завтра, не ошибся ли надзиратель Сигрэв и в индийцах.

За этим он обернулся к мистеру Кегби и продолжал спор с того самого места, на котором он остановился.

-- Вопрос, о котором мы разсуждаем, зависит от почвы и времени года, от терпения и труда, господин садовник. Теперь, позвольте мне представить его вам с другой точки зрения. Возьмите вашу белую махровую розу...

Тут я запер дверь и не слыхал уже окончания спора.

В корридоре я встретил Пенелопу и спросил, чего она ждет.

Она ждала колокольчика своей барышни, когда её барышне вздумается позвать ее укладываться для завтрашняго путешествия. Дальнейшие разспросы показали мне, что мисс Рэчел сослалась, что причиною её желания переехать к тетке в Фризинголл было то, что дом сделался для нея нестерпим и что она не может более переносить гнусное присутствие полисмана под одной кровлей с нею. Узнав полчаса тому назад, что её отъезд будет отложен до двух часов, она ужасно разсердилась. Милэди, бывшая при этом, сделала ей строгий выговор, а потом (желая повидимому сказать что-то дочери наедине) выслала Пенелопу из комнаты. Дочь моя чрезвычайно приуныла от перемены обстоятельств в нашем доме.

-- Все идет не так, как следует, батюшка, все идет не так, как прежде. Я чувствую, что нам всем угрожает какое-то ужасное несчастье.

Я сам это чувствовал, но при дочери я старался придать всему хороший вид. Пока мы говорили, раздался звонок мисс Рэчель. Пенелопа побежала наверх продолжать укладываться. Я пошел по другой дороге в переднюю, посмотреть что говорит барометр о перемене погоды.

Когда я подошел к двери, которая затворялась само собою на пружинах и вела в нижнюю залу из людской, она растворилась настеж с другой стороны и Розанна Спирман пробежала мимо меня с ужасным выражением страдания на лице и крепко прижимая руку к сердцу, как будто страдание происходило оттуда.

-- Что с вами, милая моя? спросил я, останавливая ее. - Не больны ли вы?

-- Ради Бога, не говорите со мною, отвечала она, и вырвавшись из моих рук, побежала на черную лестницу.

Я позвал кухарку (которая была недалеко), чтобы она дошла за бедной девушкой. Два другия лица оказались также недалеко, как и кухарка. Пристав Кёфф тихо вышел из моей комнаты и спросил, что случилось. Я отвечал, что ничего. Мистер Фрэнклин с другой стороны отворил дверь, и заглянув в переднюю спросил не видал ли я Розанны Спирман.

-- Она сейчас пробежала мимо меня, сэр, с весьма разстроенным лицом и с весьма странным обращением.

-- Я боюсь, что я невинная причина этого разстройства, Беттередж.

-- Вы, сэр?

-- Я не могу этого объяснить, сказал мистер Фрэнклин: -

Когда он произносил последния слова, я взглянул на дверь с пружиной и мне показалось, будто она немножко отворена с внутренней стороны.

Неужели там подслушивал кто-нибудь? Дверь затворилась плотно, прежде чем я успел подойти к ней; когда я заглянул через минуту, мне показалось, будто фалды черного фрака пристава Кеффа исчезли за углом корридора. Он знал так же хорошо, как и я, что не может ожидать помощи от меня, теперь, когда я узнал, какой оборот принимает его следствие. В подобных обстоятельствах в его характере было помогать самому себе и помогать скрытным образом.

Не будучи совершенно уверен, что я видел пристава, и не желая наделать еще более вреда там, где уже вреда было довольно - я сказал мистеру Фрэнклину, что должно быть одна из собак вошла в комнаты, и просил его рассказать мне, чти случилось между ним и Розанной.

-- Вы случайно проходили через нижнюю залу, сэр? спросить и: - вы встретились с нею случайно, когда она заговорила с вами?

Мистер Фрэнклин указал на биллиард.

-- Я катал шары, сказал он: - и старался выкинуть из головы это несчастное дело об алмазе; случайно поднял я глаза - и возле меня как привидение стояла Розанна Спирман! Она подкралась ко мне так странно, что я сначала не знал, что мне делать. Увидев весьма тревожное выражение на её лице, я спросил, не желает ли она говорить со мною. Она отвечала: "Да, если смею". Зная, в чем ее подозреваюсь, я мог только одним способом истолковать эти слова. Признаюсь, меня это растревожило. Я не желал вызывать доверия этой девушки. В тоже время, в тех затруднениях, какие теперь окружают нас, я чувствовал бы себя не вправе отказаться выслушать ее, если она действительно желала говорить со мною. Положение было неловкое, и кажется, я вышел из него довольно неловко. Я сказал ей: " - Я не совсем вас поникаю. Не желаете ли вы, чтобы я сделал что-нибудь?" Помните, Беттередж, я говорил с нею не сурово; бедная девушка не виновата в том, что она безобразна - я чувствовал это в это время. Кий еще был в моих руках и я продолжал катать шары, чтобы скрыть свою неловкость. А между тем я только хуже испортил дело. Я боюсь, что оскорбил ее, не имея на это ни малейшого намерения. Она вдруг отвернулась. "-- "Лучше смотреть на все другое, чем на меня!" Прежде чем я успел остановить ее, она вышла из залы. Я не очень спокоен, Беттередж; не возьметесь ли вы сказать Розанне, что я не имел намерения быть неласковым с нею? Может быть я был к ней несколько жесток мысленно - я почти надеялся, что пропажу алмаза можно будет приписать ей. Не из недоброжелательства к бедной девушке, но...

Тут он замолчал и, воротившись к биллиарду, начал опять катать шары.

После того, что произошло между приставом и мною, я знал, чего не договорил мистер Фрэнклин, так же хорошо, как знал это он сам.

нервное раздражение моей барышни; вопрос шел о том, чтобы доказать её невинность. Еслиб Розанна ни чем не компрометировала себя, надежда, которую чувствовать мистер Фрэнклин, как он признавался, была бы по совести жестокою относительно её. Но дело было не так. Она притворилась больною и тайно ходила в Фризинголл. Она не спала всю ночь или уничтожала что-то такое секретно. И она ходила к Зыбучим Пескам в этот вечер при обстоятельствах чрезвычайно подозрительных, чтобы не сказать более. По всем этим причинам (как не жаль мне было Розанны), я не мог не думать, что взгляд мистера Фрэнклина на это дело был естествен и не безразсуден. Я сказал ему об этом.

-- Да, да, отвечал он. - Но есть еще надежда - конечно, очень слабая - что поведение Розанны может иметь какое-нибудь объяснение, которого мы теперь не видим. Я терпеть не могу оскорблять чувства женщин, Беттередж. Скажите бедной девушке то, что я просил вас передать ей. Если она желает говорить со мною - мне все-равно, попаду я через это в беду или нет - пришлите ее ко мне в библиотеку.

С этими добрыми словами он положил кий и оставил меня.

Наведя справки в людской, я узнал, что Розанна ушла в свою комнату. Она с благодарностью отказалась от предложения помощи и только просила, чтобы ее оставили в покое. Следовательно, в этот вечер нечего уже было ожидать никаких признаний с её стороны (если предположить, что она действительно имела в чем признаваться). Я передал результат мистеру Фрэнклину, который за этим вышел из библиотеки, и отправился спать.

Я гасил огни и запирал окна, когда Самюэль пришел с известием о гостях, которых я оставил в своей комнате. Спор о белой махровой розе, повидимому, кончился наконец. Садовник воротился домой, а пристав Кёфф не отыскивался нигде в нижних областях дома. Я заглянул в свою комнату. Совершенно справедливо - там не было никого, кроме пустых стаканов и сильного запаха горячого грога. Разве пристав сам ушел в спальную, приготовленную для него? Я пошел наверх посмотреть.

и там, свернувшись на трех стульях, поставленных поперек корридора, с красным носовым платком, обвязанным вокруг его седовласой головы, с черным фраком вместо изголовья, лежал и спал пристав Кёфф!

Он проснулся вдруг, спокойно как собака, как только я подошел к нему.

-- Спокойной ночи, мистер Беттередж, сказал он. - Помните, если вы когда-нибудь вздумаете заниматься разведением роз, что белую махровую розу лучше не прививать к шиповнику, что бы ни сказал против этого садовник.

-- Что вы здесь делаете? спросил я: - зачем вы не легли на вашу постель?

вечером было странное стечение обстоятельств между периодом возвращении Розанны Спирман с Зыбучих Песков и между тем периодом, когда мисс Вериндер решилась оставить дом. Что ни спрятала бы Розанна, для меня ясно, что наша молодая барышня не могла уехать, пока не узнала, что спрятано. Обе оне должны были уже сегодня ночью иметь секретное сообщение между собой. Еслиб мне вздумали опять иметь сообщение между собою, когда в доме все стихнет, я хочу помешать им. Браните не меня за то, что я разстроил ваши распоряжения насчет спален, мистер Беттередж, браните алмаз.

-- Желал бы я, чтобы этот алмаз никогда не попадали в наш дом! воскликнул я.

Пристав Кёфф с плачевной миной взглянул на три стула, на которых он сам себя присудил пронести ночь, и сказал серьезно:

-- И я также.