Лунный камень.
Первый период. Пропажа алмаза (1848).
Глава XVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Первый период. Пропажа алмаза (1848). Глава XVII. (старая орфография)

Глава XVII.

Ночью ничего не случилось и (с радостью прибавляю это!) никакая попытка к сообщению мисс Рэчель и Розанны не вознаградила бдительности пристава Кёффа.

Я ожидал, что пристав Кёфф прежде всего отправится утром в Фризинголл. Однако он не поехал, как будто хотел сделать прежде что-то другое, Я предоставил его собственным его затеям и, выйдя скоро из дома, встретил мистера Фрэнклина в его любимой аллее у кустарника.

Прежде чем мы успели разменяться двумя словами, пристав неожиданно подошел к нам. Я должен признаться, что мистер Фрэнклин принял его довольно надменно.

-- Имеете вы сказать мне что-нибудь? вот все, что он получил в ответ на свое вежливое желание мистеру Фрэнклину доброго утра.

-- Я имею кое-что сказать вам, сэр, сказал пристав: - по поводу следствия, которое я здесь произвожу. Вы вчера узнали, какой оборот принимает это следствие. Весьма естественно, что в вашем положении вы оскорбились и огорчились. Весьма естественно также, что вы мстите на мне гневное чувство, возбужденное в вас вашим фамильным скандалом.

-- Что вам нужно? перебил мистер Фрэнклин довольно резко.

-- Мне нужно напомнить вам, сэр, что до-сих-пор обстоятельства не доказали, что я ошибаюсь. Помня это, вспомните также в то же время, что я полицейский чиновник и действую здесь по приказанию хозяйки дома. При настоящем положении дела, обязаны вы или нет, как добрый гражданин, помогать мне, если неравно вы можете сообщить мне какие-нибудь особенные сведения?

-- Я не знаю никаких особенных сведении, отвечал мистер Фрэнклин.

Пристав Кёфф не обратил внимания на отит ответ, как будто мистер Фрэнклин ничего ему не ответил.

-- Вы можете сберечь мне время, сэр, продолжал он: - если захотите понять меня и высказаться откровенно.

-- Я вас не понимаю, отвечал мистер Фрэнклин: - и мне нечего высказывать.

Стоя молча возле них, я подумал о полуотворенной двери накануне и о фалдах фрака, которые исчезли в корридоре. Пристав Кёфф, без всякого сомнения, слышал довольно, прежде чем я помешал ему, чтоб возыметь подозрение, что Розанна облегчила свою душу, признавшись в чем-то мистеру Фрэнклину Блэку.

Только что эта мысль пришла мне в голову - когда в конце дорожки у кустарника появилась сама Розанна Спирман. За нею шла Пенелопа, которая очевидно старалась заставить ее воротиться назад в дом. Видя, что мистер Фрэнклин не один, Розанна остановилась, очевидно, в большом недоумении, что ей делать. Пенелопа ждала позади её. Мистер Фрэнклин увидал девушек тотчас же, как и я увидал их. Пристав с своей дьявольской хитростью сделал вид, будто совсем не приметил их. Все это случилось в одно мгновение. Прежде чем мистер Фрэнклин и я успели сказать слово, пристав Кёфф начал как ни в чем не бывало, будто продолжая предыдущий разговор:

-- Вам нечего бояться сделать вред, сэр, сказал он мистеру Фрэнклину громким голосом, чтоб Розанна могла его слышать. - Напротив, я прошу вас удостоить меня вашим доверием, если вы принимаете участие в Розанне Спирман.

Мистер Фрэнклин тотчас же сделал вид, будто также не приметил девушки. Он отвечал, говоря так же громко:

Я посмотрел на другой конец дорожки. Я увидал издали, что Розанна вдруг повернулась, как только мистер Фрэнклин сказал эти слова. Вместо того, чтоб сопротивляться Пенелопе, как она делала это за минуту перед тем, она теперь позволила моей дочери взять себя за руку и отвести в дом.

Раздался звонок к первому завтраку, когда обе девушки исчезли - и даже пристав Кёфф был теперь принужден отказаться от своего желания узнать что-нибудь. Он сказал мне спокойно:

-- Я поеду в Фризинголл, мистер Беттередж, и ворочусь прежде двух часов.

Он пошел своей дорогой, не сказав ни слова более - и мы на несколько часов освободились от него.

-- Вы должны поправить это дело перед Розанной, сказал мне мистер Фрэнклин, когда мы остались одни: - мне как будто предназначено говорить или делать что-нибудь неловкое при этой несчастной девушке. Вы должны были видеть сами, что пристав Кёфф поставил ловушку для обоих нас. Еслибы он мог сконфузить меня или раздражить ее, то она или я могли бы сказать что-нибудь, отвечавшее его цели. Под влиянием минуты, я не видал лучшого исхода, как тот, который я принял. Он не допустил девушку сказать что-нибудь и показал приставу, что я видел его насквозь. Он очевидно подслушивал, Беттередж, когда я говорил с вами вчера.

Он мало того, что подслушивал, он сделал еще хуже, так думал я; он вспомнил, как я говорил ему, что девушка влюблена в мистера Фрэнклина, и разсчитывал на это, когда обращался к участию мистера Фрэнклина к Розанне - так, чтобы Розанна это слышала.

-- Что касается до подслушиванья, сэр, заметил я (оставив при себе другой пункт): - мы все, как говорится, будем грести в одной лодке, если такого рода вещи продолжатся. Подсматривать, подглядывать и подслушивать естественное занятие людей, находящихся в таком положении, как мы. Дня через два, мистер Фрэнклин, мы все будем поражены немотой - по той причине, что мы все будем подслушивать, для того, чтобы узнать тайны друг друга, и все будем это знать. Извините мою вспышку, сэр. Ужасная тайна, тяготеющая над нами в этом доме, отуманивает мою голову как спиртуозный напиток и сводит меня с ума. Я не забуду того, что вы сказали мне. Я воспользуюсь первым случаем, чтобы поправить дело с Розанной Спирман.

-- Вы еще ничего не говорила ей о прошлом вечере? спросил мистер Фрэнклин.

-- Ничего, сэрь.

-- Так и не говорите ничего. Мне лучше не вызывать признании девушки, когда пристав подстерегает, чтобы застать нас вдвоем. Мое поведение не очень основательно, Беттередж - не так ли? Я не вижу никакого исхода из этого дела, о котором было бы страшно подумать, если только алмаз не окажется у Розанны. А между тем и не могу, не хочу помогать приставу Кёффу уличить эту девушку.

Конечно, это было довольно безразсудно, но я сам то же чувствовал. Я совершенно понимал его. Если хоть раз в жизни вспомните, что вы смертны, может быть, и вы также вполне поймете его.

Положение дела внутри и вне дома, пока пристав ездил в Фризниголл, было вкратце следующее:

Мисс Рэчель ожидала того времени, когда её подадут карету, чтобы ехать к тетке, все упорно запершись в своей комнате. Милэди и мистер Фрэнклин завтракали вдвоем. После завтрака мистер Фрэнклин вдруг принял одно из своих внезапных намерений и поспешно вышел успокоить себя несколько продолжительной прогулкой. Только я один видел, когда он ушел, и он сказал мне, что воротится прежде пристава. Перемена в погоде, предвиденная накануне, настала. За проливным дождем вскоре после разсвета последовал сильный ветер. Но по мере того, как день уходил, дождь перестал. Хотя тучи казались мрачнее прежнего, дождя все не было. Для прогулки день был не дурной, если вы были молоды и сильны и могли вынести сильные порывы ветра, дувшого с моря.

После завтрака я помогал милэди сводить наши домашние счеты. Она только один раз намекнула на Лунный камень и только для того, чтобы запретить упоминать о нем.

-- Подождите, пока воротится этот человек, сказала она, говоря про пристава: - мы должны тогда говорить об этом; мы не принуждены говорить об этом теперь.

-- Я желаю, батюшка, чтобы вы пришли и поговорили с Розанной, сказала она: - я очень тревожусь за нее.

Я тотчас догадался, в чем дело. Но у меня правило, что мущины (будучи высшими существами) обязаны улучшать женщин - если могут. Когда женщина желает, чтобы я сделал что-нибудь (дочь моя или нет, это все-равно), я всегда настаиваю, чтобы узнать зачем. Чем чаще вы заставите их приводить в действие их мозг, отыскивая причину, тем сговорчивее вы найдете их во всех сношениях жизни. Это не их вина (бедняжечек!), что оне прежде действуют, а потом думают; это вина дураков, потакающих им.

Причину Пенелопы в этом случае можно объяснить её собственными словами.

-- Я боюсь, батюшка, сказала она: - что мистер Фрэнклин жестоко оскорбил Розанну без малейшого намерения.

-- Что заставило Розанну пойти в кустарник? спросил я.

-- Её собственное сумасбродство, отвечала Пенелопа: - я не могу назвать это иначе. Она хотела говорить с мистером Фрэнклином сегодня утром во что бы то ни стало. Я употребляла все силы, чтобы остановить ее; вы видели это. Еслибы я могла увести ее прежде, чем она услыхала эти ужасные слова!

-- Полно, полно! говорил я: - не теряй головы. Я не припомню, чтобы случилось что-нибудь такое, что могло бы испугать Розанну.

-- Ничего такого, что могло бы испугать ее, батюшка, но мистер Фрэнклин сказал, чти он не принимает в ней никакого участия и - о! сказал это таким жестоким голосом.

-- Он сказал это, чтобы зажать приставу рот, отвечал я.

-- Я говорила ей это, сказала Пенелопа: - но видите, батюшка (хотя мистера Фрэнклина осуждать нельзя), он уже много недель раздражает ее и огорчает; а потом еще это довершило все! Разумеется, она не имела права ожидать, чтобы он принимал в ней участие. Это просто ужасно, что она забыла о себе и о своем звании до такой степени! Но она, кажется, потеряла всякую гордость и приличие и все. Она испугала меня, батюшка, когда мистер Фрэнклин сказал эти слова. Они как будто превратили ее в камень. Она вдруг сделалась необыкновенно спокойна и продолжает работать с тех пор как во сне.

Я начал несколько тревожиться. В рассказе Пенелопы было что-то такое заставившее замолчать мой высший разум. Я вспомнил теперь, когда мысли мои направлены были в ту сторону, что происходило между мистером Фрэнклином и Розанной вчера. Она была тогда поражена в сердце, а теперь к несчастью ее опять уязвили, бедняжку, в самое чувствительное место. Грустно! грустно! И тем грустнее, что девушка не имела права оправдываться, не имела права чувствовать таким образом.

Я обещал мистеру Фрэнклину договорить с Розанной, я это показалось мне самым удобным временем для того, чтобы сдержать слово.

Мы нашли девушку, выметавшую корридор, бледную и спокойную, и опрятную, как всегда, в своем скромном ситцевом платьи. Я приметил странную тусклость в ей глазах - не то чтобы они были заплаканы, но как будто смотрели на что-то слишком долго. Может быть, это был туман, нагнанный её собственными мыслями. Около нея не находилось ни одного предмета, на который она бы уже не смотрела сотни и сотни раз.

-- Развеселитесь, Розанна! сказал я. - Вы не должны тревожиться собственными фантазиями. Я пришел сказать вам кое-что от мистера Фрэнклина.

Но каким-то образом, когда я становлюсь лицом к лицу с женщинами, правила эти (признаюсь) к практике не применяются.

-- Мистер Фрэнклин очень добр и внимателен; пожалуйста поблагодарите его.

Бог все, что она Сказала мае в ответ. Дочь моя уже заметила, что Розанна занималась своею работою как во сне, теперь я прибавлю к этому замечанию, что она также слушала и говорила как во сне. Я сомневался, способна ли она понять то, что я ей говорил.

-- Уверены ли вы, Розанна, что понимаете меня? спросил я.

-- Совершенно уверена.

-- Полно, полно, милая моя! сказал я: - вы как будто, сама не своя. У вас что-то есть на душе. Я ваш друг - и останусь вашим другом, даже если вы сделали что-нибудь дурное. Будьте откровенны, Розанна - будьте откровенны!

Было время, когда говоря с нею таким образом, я вызвал бы слезы на её глаза. Теперь я не видал в них перемены.

-- Да, сказала она: - я скажу все откровенно.

-- Милэди? спросил я.

-- Мистеру Фрэнклину?

-- Да, мистеру Фрэнклину.

Я сам не знал, что сказать на это. Она находилась в таком положении, что не могла понять предостережения не говорить с ним наедине, которое мистер Фрэнклин поручил мне сделать ей. Подвигаясь к целя мало-по-малу, я только сказал ей, что мистер Фрэнклин вышел гулять.

-- Это все-равно, отвечала она: - я не стану безпокоить мистера Фрэнклина сегодня.

Она посмотрела на меня с минуту с серьезным и пристальным вниманием, как будто старалась напечатлеть в памяти мои слова. Потом взяла из рук моих щетку и пошла с нею медленно вдоль корридора.

-- Нет, сказала она, продолжая мести: - я знаю лучший способ облегчит мою душу.

-- Какой?

-- Пожалуйста позвольте мне продолжать мою работу.

-- Нет. Я хочу исполнять свою обязанность. Благодарю вас, Пенелопа.

Она оглянулась на меня.

-- Благодарю вас, мистер Беттередж.

Нельзя было тронуть ее, нечего было говорить. Я сделал знак Пенелопе уйти со мной. Мы оставили ее, как нашли, метущую корридор словно во сне.

Моя дочь напомнила мне о болезни мистера Канди, происшедшей (как вы может быть помните) от простуды вечером после нашего обеда. Его помощник - некий мистер Эзра Дженнингс - разумеется был к нашим услугам. Но его мало знали в наших окрестностях. Он был взят мистером Канди при обстоятельствах довольно странных, и справедливо или нет, но никто из нас не любил его и но верит ему. В Фризинголле были другие доктора, но они не бывали у нас в доме, и Пепелопа сомневалась, не сделают ли, в настоящем положении Розанны, незнакомые врачи более вреда, чем пользы.

Я думал поговорить с милади. Но вспомнив, какое тяжелое безпокойство имела она уже на душе, не решался увеличивать его этой новой неприятностью. А все-таки необходимо было сделать что-нибудь. Состояние девушки, но моему мнению, было просто страшно - и моей госпоже следовало об этом знать. Довольно неохотно пошел я в её кабинет. Там не было никого. Милэди заперлась с мисс Рэчель. Мне невозможно было видеть ее, пока она не выйдет оттуда.

Я ждал напрасно, пока часы на парадной лестнице пробили без четверти два. Через пять минут я слышал, как меня позвали с дорожки перед домом. Я тотчас узнал голос. Пристав Кёфф воротился из Фризинголла.